Полная версия
Лазерный гусь
– Достаточно, – заключил он. – На этом закончим, тут все ясно.
– Что ясно? – искренне не понял Боря.
– Молодой человек, не прикидывайтесь простачком, – следователь скривил неприятную гримасу, которая должны была означать улыбку. – Вы уехали на охоту вдвоем?
– Да, вдвоем.
– Возвращались один?
– Один.
– У вас было обнаружено оружие ваше и вашего приятеля. Так?
– Да, но я же объяснял…
– Не перебивать! – брызнул слюной следователь. – Что ты тут комедию ломаешь? Всё, что ты натрепал инспектору, я прочитал. Это полная чушь, годная, разве что, для бульварных детективов. Ученый он, видишь ли! Такими учеными тюрьмы забиты! А-ну, признавайся, где тот, второй, чье ружье у тебя нашли?
Борька онемел. От таких слов у него не нашлось, что ответить. Пульс участился. А следователь поднялся со стула. Стоя он выглядел еще более неопрятно и неприятно. С брюшка посыпались крошки. Нижняя пуговица у рубашки расстегнулась на животе в самом его широком месте. И Борька мог созерцать открывшийся пупок.
– Что? Задергался? – при этих словах следователь подался вперед и живот оказался на столе. Следующая по порядку пуговица приняла на себя весь вес напирающего живота.
Борька ничего не отвечал, он даже не вникал в суть криков следователя. Он смотрел только на живот и думал, выдержит или не выдержит пуговица? Еще мгновение и пуговица не выдержала и с треском отлетела от рубашки, при этом звонко стукнувшись о рядом стоящий стакан. Борька невольно улыбнулся выкатившемуся брюху. Следователь внезапно стих. Теперь он был занят застегиванием пиджака на голом животе. По всему было видно, что для него это впервые. И пока следователь занимался спасение остальных пуговиц, Борька думал, что нужно попросту поменьше есть.
– Ну? Что? – следователь привел свой живот в относительный порядок, спрятав за полами пиджака, но улетевшая пуговица еще пуще его разозлила. Он взял недопитый чай, одни махом вылили его себе в рот, шумно сглотнул, и выпалил: – Тебя раскусили! Скажи, за что ты кончил своего дружка?
– Вы о чем? – Борька совсем был обезоружен.
– Он опять прикидывается дурачком, – хмыкнул взбешенный следователь. – Я устал с тобой. Здесь всё как на ладони. Думал, все остальные глупцы? Ружье чужое с собой прихватил, документы, даже вещи! Даже портки, и теми не побрезговал! Да кто ты вообще такой? Начинающий киллер? Ха! Ну, докладывай, что ты с ним не поделил?
При этих словах Борька украдкой достал из кармана Пеликена, посмотрел в его смеющиеся раскосые глаза. И подумал, что это какой-то неправильный следователь. Что он так на него взъелся? Либо у него всегда такая манера разговаривать с подозреваемыми, вроде "плохого полицейского", либо что-то случилось в жизни. Причем аккурат перед тем, как Борьке оказаться в КПЗ. В любом случае нужно что-то делать. Если уж следователь сам первый начал, то Борьке ничего не остается, как тоже пойти на конфликт, но только другим оружием. Он улыбнулся, вспомнив ночные думы, и решил, что пора бы уже начать осуществлять свой план.
– Что ты лыбишься? – спросил следователь, увидев довольную гримасу на Борькином лице.
– Во-первых, не ты, а вы, – спокойно начал Борька. – Во-вторых, не грубите мне.
– Да, как ты смеешь… – начал возражать следователь.
– Не перебивайте! – здесь Борька был вынужден повысить голос. – Это, в-третьих. А в-четвертых, мне нужно позвонить.
– Да кто тебе позволит!.. – опять начал следователь, но Боря на этом месте внезапно рассмеялся. Следователь замешкался, он не знал, как реагировать. Судя по всему, все в этом кабинете при таком напоре реагируют одинаково. А Боря, увидев его замешательство, внутренне заликовал: "Не так-то он и крут, как хочет показаться". И тут же продолжил:
– Я не знаю, на сколько часов или суток вы имеете право меня здесь задержать, но, думаю, что наш разговор должен был начаться с этого. Зато я точно знаю, что имею право на защитника, адвоката, или кто у вас выполняет эти функции? А также на один звонок! – на последних словах он постарался сделать упор.
Следователь шумно запыхтел, обдумывая. Диктаторскую позицию он сдал, это он понимал. В итоге выдавил:
– Кому будешь… Будете звонить?
– Профессору Громову. Это мой наставник в научных исследованиях.
– Положено звонить только родственникам, – возразил следователь.
– Родственникам, думаю, что вы уже сообщили, а если не сообщили, то должны сообщить, – опять же спокойно продолжал Борька. – А мне нужно позвонить, считайте, что близкому человеку. Да, пожалуй, ближе него у меня не было никого за последние несколько лет.
У следователя на лице появилась ухмылка:
– Что? И девушки не было? Только профессор?
Борька понял шутку. Даже сам улыбнулся:
– Профессор все же ближе, – ответил он.
Ему опять повезло, в камере снова никого не было. Еще на посту ГИБДД отобрали всё, но, каким-то образом, оставили Пеликена. Во время обыска фигурка была в руке и полицейским даже не пришло в голову посмотреть, что у него в ладонях. А потом он машинально отправил статуэтку в карман. И теперь Борька не крутил талисманчик в руках, а внимательно рассматривал. До чего же он похож на того продавца! Да, сейчас он видел это отчетливо. Вон морщинки даже видны, как у него. Или это не морщинки, а трещинки на кости? Не важно, очень натурально вырезано. Настоящий мастер! Уж очень талисман на продавца похож. Правда, продавец был не толстый и не лысый. А вот лицо точь-в-точь. А может, Борьке так просто кажется. Да и продавец этот вечно везде мерещится. С другой стороны, все чукчи на одно лицо. Также, как и все китайцы. Поэтому не сложно и ошибиться. Но уж очень хотелось Борьке верить, что встречал он каждый раз именно того продавца с московской барахолки.
А сейчас он лежал и вспоминал допрос в кабинете. Да, следователь, конечно, тот еще тип. Его методы допроса обескураживают. Многие, наверное, сознались в своих грехах при таком напоре. Но Борьке нечего было скрывать. А все свои грехи он уже рассказывал раньше. И рассказал бы снова и даже с большими подробностями, но ведь следователь ничего и не спрашивал, а значит, и оправдываться было ни к чему. Но теперь Борька осознавал, что его положение гораздо хуже, чем он представлял. Если раньше он думал, что только незаконное хранение и ношение оружия является главной статьей обвинения, то теперь ему уже вешают убийство. Причем доказать обратное будет достаточно сложно. Хорошо, что хоть он смог дозвониться до своего наставника по научной работе. Правда, профессор Громов был достаточно замкнутым флегматичным человеком. Но что касается науки, Евгений Петрович был на коне. К нему можно было обратиться в любой момент, и тот всегда приедет, подскажет, поможет и словом, и делом. А вот по житейским проблемам Боря обращался к нему впервые. Каким-то чутьем он осознавал, что нужно звонить именно ему. Может быть, всему были виной слухи, порой доходившие до Борьки, что Громов Евгений Петрович как-то связан с верховными лидерами нашего государства. Может, это были лишь слухи, а может… В общем, Борька считал, что сделал на первом допросе всё, что мог, и теперь спокойно лежал и рассматривал Пеликена. Других забот не было. Он попросил принести ему тетрадь и ручку из своих вещей, но следователь отказал, сославшись на недостаточную изученность всех его записей.
А в Боре томились чувства, что он упускает время. Что ему нужно очень многое ещё сделать, чтобы вернуть друга к людям. Но для этого нужно находиться в лаборатории, а не здесь. Отсюда ничего не добьёшься. Наверное, это и была истинная причина, почему он позвонил профессору, а не родителям. Желание позвонить Громову было чисто интуитивным, и сейчас Борька боролся с сомнением, а не зря ли он это сделал? Евгений Петрович выслушал всё без эмоций, впрочем, он всегда всё выслушивал, не проявляя особых чувств, по крайней мере, внешне. И в конце разговора ледяным тоном спросил:
– У тебя всё?
Вот так вот просто "у тебя всё?"… Боря, конечно, тут же раскаялся в своей затее с этим проклятым звонком профессору и, естественно, ничего не оставалось ответить, кроме как:
– Всё, Евгений Петрович.
И он даже не стал продолжать беседу, не уточнил, как обычно это бывает, что сможет ли профессор ему помочь и тому подобное. На этом Громов тем же ледяным голосом ответил:
– Я тебя понял, до свидания, Боря.
И даже ничего не пообещал, не ободрил. Повесил трубку. Эх, плохо Боря его знает. А ведь уже почти десять лет с ним знаком!
Во второй половине дня Бориса снова вызвали на допрос. На этот раз в кабинете, кроме следователя, был еще один человек.
– Согласно закону, вам назначается адвокат, – бодро сообщил следователь.
Поскольку в Борькиной голове было очень мало сведений о разных законах, в ответ он просто кивнул, мол надо, так надо. Он даже порадовался, что на этот раз следователь, может, будет более адекватен. Защитник же должен защищать, а значит будет на Борькиной стороне.
Адвокат поздоровался, представился. Но Борьке не запомнились ни фамилия, ни имя. То ли Зарубин, то ли Подрубин. Впрочем, имя следователя тоже не запомнилось. Он по привычке списал это на свою, обычную за последнее время, рассеянность. И переспрашивать не стал.
Следователь начал допрос. Он задавал вопросы уже по делу.
– Итак, вы поехали на охоту вдвоем с другом, неким Волковым Василием Александровичем. Потом у вас что-то произошло, возможно ссора, и вы забрали его ружье, документы, одежду и уехали. Верно?
– Никакой ссоры не было, просто… – начал свой ответ Борька.
– Отвечайте на вопрос, – остановил следователь. – В рассуждения вдаваться не нужно. Ответьте, вы уехали вдвоем, вернулись один с чужим оружием. Так?
– Да. Но… – ответил Борька, но следователь его снова прервал следующим вопросом.
– Когда вы были на охоте, к вам кто-нибудь подходил? Или вы были одни?
– Никого не было. Ну, конечно, рядом и другие постреливали… – но следователь опять не дал договорить.
"Да что ж такое!" – возмущенно подумал Борька, но виду не подал. Следователь ему уже не просто не нравился, он его уже сильно раздражал. Борьке хотелось ответить колкостью, но благоразумие сдерживало.
– Почему вы возвращались один?
– Потому что мой друг в результате моих опытов исчез. Точнее, я думаю, что он трансформировался в гуся. И…
– Достаточно! – в голосе следователя начинало проскальзывать утреннее раздражение и злость. – Свои догадки оставьте при себе. Догадки не ваш конек. А вам бы лучше рассказать, как все произошло на самом деле. При этом ничего не утаивая и не выдумывая. Выдумывать сказки у вас еще будет время. Сокамерникам они понравятся.
Адвокат улыбнулся. И Боря заметил. Наверное, со стороны это, действительно, выглядело смешной шуткой. Но он же должен защищать, а ведет себя, как посторонний. Впрочем, криминальных фильмов Борька не смотрел, детективной литературой про полицейских и преступников тоже не интересовался. Может, так и должно быть. Может, адвокат не имеет права вмешиваться в допрос.
– Ну, что вы опять начали ломать комедию? Признавайтесь, где Волков Василий Александрович?
– Я не знаю, – честно ответил Борька. Ему уже начинала надоедать эта карусель одних и тех же вопросов. – Почему вы считаете, что я говорю неправду? Почему вы мне не верите? Вы же, наверняка, видели все вещи, которые были со мной! Там есть и лазер, с помощью которого я делал опыт. Там и записная книжка, в ней все написано, как и что я делал!
– Ну-ну, спокойнее, молодой человек, – сказал следователь, поднимая свое грузное тело со стула. Пиджак на этот раз был застегнут на животе. Шансов оторваться у пуговиц не было никаких. Он продолжил: – Отсюда вы прямиком направитесь в следственный изолятор. А там уже не будут с вами церемониться как здесь. Поэтому, рекомендую признаться во всем сразу. Честно признаетесь – уменьшите срок. Суд это оценит.
– В чем признаваться? – это вопрос был адресован адвокату, который молчаливо сидел и иногда согласно кивал в такт речам следователя.
Адвокат продолжал кивать, но тут до него дошло, что вопрос задали ему. Он встрепенулся и, запинаясь, ответил:
– Отвечайте, отвечайте. Нужно все рассказать. Здесь все хотят вам только добра. Не думайте, что вас запугивают. Нет! Ни в коем случае! Вам самому нужно как можно быстрее помочь следствию. Если вы ни в чем не виноваты, следствие непременно это выяснит. Рассказывайте.
"До чего же у него слащавый голосок", – брезгливо подумал Боря и в душе махнул на него рукой. А вслух сказал:
– А почему вы мне поверили, что я ездил на охоту вдвоем с другом? Почему поверили, что, допустим, мы не ездили большой компанией? Почему?
– Улики против вас. И ваше первое признание очень ровно накладывается на найденные при обыске вещи в машине, – тут же нашелся следователь. – А сказка про превращение – это вымысел. Может быть, вы и занимаетесь чем-то там научным. Но сами же понимаете, что можно все, что угодно допустить, но только не это. Потому что этим проще всего прикрыться, пытаясь замять преступление.
– Ну так выясняйте дальше. Проводите расследования, изучайте мои записи. Кстати, а вы попытались найти моего друга? Может я настолько все придумал, что и друг-то мой тут совершенно ни причем, а машину я у него угнал. А? Какого предположение? Нравится?
– Довольно! – грубо прервал следователь. – Что нам делать, мы разберемся без вас. Подумайте лучше о своем благополучии.
Он закончил писать протокол и пододвинул его Борьке:
– Ознакомьтесь, распишитесь!
Борька взял протокол, пробежал глазами наискосок. Да что он тут понимает в этих бумагах? Уже хотел поставить подпись, но вспомнил про адвоката, как хорошо, что ему его назначили, избавит от лишних бумаг. Он протянул исписанные листы. Адвокат взял с неохотой. По крайней мере, так показалось Борьке. И быстро просмотрел их. Причем, некоторые он даже не открывал полностью, а как будто пересчитал их. Вернул назад Боре с словами:
– Все в порядке, можете подписывать.
Боря взял ручку и потянулся подписывать бумаги. Но что-то его остановило, и он решил всё же вчитаться в смысл написанного. А что такого? Он в своей жизни уже много всего подписал в спешке. Всегда куда-то надо было торопиться, или же считал неудобным задерживать кого-то долгим чтением. А сейчас куда торопиться? У него времени предостаточно. Может, следователю и нужно домой, может, его там семья ждет. Ничего страшного, подождет. А не успеет, так завтра продолжит свои допросы. А адвокату, видать, и вовсе всё равно. Он даже и не читал толком. И Борька принялся читать.
– Что-то не так? – осведомился адвокат почти скороговоркой.
– Нет-нет. Все нормально, – очень спокойно ответил Борька.
– Вы же уже читали, – продолжал спрашивать тот. А следователь при этом старался не дышать. Но с его грузным телом это давалось совсем непросто. И Борька постоянно слышал сопение.
Борька на реплику адвоката ничего не ответил. Он уже углубился в чтение. Закончив читать, Борька сделал вывод, что ничего не придумано, написано все верно, но вот только не все, что он говорил. Например, не было ни слова о научном эксперименте. А ведь это же ключевой момент! Именно в результате этого и произошло несчастье. Конечно же, такой протокол разбудил много противоречивых чувств в Борькиной душе.
– А где же тут про эксперимент, про лазер? – удивленно спросил он у адвоката.
– Про лазер написано в другом протоколе, у инспектора ГИБДД, – не колеблясь ответил адвокат. – А здесь, в протоколе, только сегодняшний допрос.
"Допустим", – подумал Боря. Всё равно странно, какая-то недосказанность получается. Однобокость.
– Где должна стоять подпись? – спросил он.
– Там, где проставлены галочки, – ответил за адвоката следователь.
– Но ведь тогда останутся пустые строки, – заметил Боря.
Следователь с адвокатом переглянулись. От Борьки это не ускользнуло, но виду он не подал. Ему уже становилось ясно, что здесь что-то не то. Следователь странный с первой встречи. А теперь еще и адвокат.
– Молодой человек, – начал по своему обыкновению раздражаться следователь, – Вы считаете, что разбираетесь в следственных документах лучше нас? Если со всем согласны, то подписывайте.
А Борька вопросительно взглянул в лицо адвоката, мол, что ты скажешь по поводу пустых строк?
Адвокат опять нашелся:
– Понимаете, Борис Сергеевич, это обычная процедура. У сотрудников очень мало времени, а работы очень много. Приходится потом заканчивать оформлять различные бумаги, в том числе и протоколы. Уже после допроса. Чтобы не задерживать и не волновать задержанных лиц. Ведь ваша вина ни в чем доказана, а значит, и нервировать вас не стоит. Вам же лучше, если вас быстрее отпустят из кабинета в… в… – тут он не нашелся что ответить.
– Обратно в камеру? – иронично подсказал Борька. – Я вас понял. Я подпишу. Я уменьшу вашим следователям объем работы.
И он подписал. Свой автограф и число поставил ровно в тех местах, где заканчивался текст следователя и везде, где только мог добавил от себя: "Информация неполная. С текстом не согласен".
Вечером приехала мать. Боря увидел ее усталые покрасневшие глаза. По всему было видно, что она плакала. Все тот же ненавистный следователь был рядом с ней и присутствовал во время всего свидания. Отсутствие адвоката только подтвердило Борькины догадки, что пользы от него никакой.
– Боря, как же так?.. – начала мама и осеклась, комок подкатил к горлу, она не сдержалась, потекли слезы.
– Постарайтесь успокоиться, садитесь сюда, – на удивление очень вежливо предложил следователь. Он налил ей воды.
Мама отпила из стакана, это подействовало, по крайней мере, она перестала плакать.
– Боря, что случилось? Почему ты здесь? – спросила она.
– Мама, не волнуйся. Скоро со всем разберутся и меня отпустят. Это ненадолго, – при этом Борька скосил глаза на следователя. Тот и бровью не повел.
– Боря, мне сказали, что ты совершил, что-то очень… Очень недопустимое, – она снова заплакала.
Борька вопрошающе взглянул на следователя. Но тот сидел с каменным лицом и в ответ на Борькин взгляд вновь пододвинул воды его матери и опять сказал:
– Ольга Павловна, выпейте еще воды. И не спешите делать выводы. Вина вашего сына не определена. Нам требуется еще очень многое выяснить.
"Надо же! Как он вежливо заговорил!" – удивленно отметил про себя Борька. "Хорошо же он умеет перекидываться. Даже и не скажешь, что может превратиться в коршуна и играть, словно с мышью."
– Боря, отец очень волнуется. Здоровье совсем подводит. А тут на беду еще это… – она зажала мокрым носовым платком рот, но удержалась и не разрыдалась. – Ты же его знаешь, он теперь будет только и думать о тебе. Скажи, что нужно, я привезу, или скажу кому, что надо.
Следователь сидел не вмешиваясь, но, разумеется, внимательно вслушиваясь в каждую фразу.
– Отцу скажи, что мой эксперимент, о котором я ему рассказывал, показал удивительные результаты, – сказал Борька. – Он должен помнить об этом эксперименте. Скажи, что это связано с тем лазером через кристалл. Ну, а чем помочь, я даже пока и не знаю. Зависит от того, поверят мне или нет, – и Борька многозначительно посмотрел на следователя.
Следователь хранил молчание и каменное лицо. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Впрочем, лицо было такое оплывшее, что мускулам было сложно на нем дрожать.
– Сынок, всё скажу, – продолжала мать. – Но как это может помочь? Может еще кому-то сообщить? Куда-то сходить?
Борька задумался. Последний разговор с профессором Громовым лежал в памяти тяжелым грузом. Раньше он всегда звонил ему без стеснения, если дело касалось научных изысканий. А сейчас не хотелось снова обращаться по сугубо личной проблеме. Да и чем он может помочь?
– Нет, мам, больше ничего не надо, – сказал он.
Свидание подходило к концу. Следователь поднялся, тем самым приглашая Ольгу Павловну тоже встать и пройти к выходу. Мама опять расплакалась и с приложенным ко рту платком пошла к двери. В дверях она обернулась в последний раз взглянуть на сына. У Борьки защипало в глазах, до того мама показалась ему одинокой, а сам он еще больше одинокий. И вот уходит она. А когда же они снова увидятся? И показалось Борьке, что встреча будет еще не скоро, ох как не скоро. Он в отчаянии крикнул:
– Мама! Громов! Ему скажи!
Дверь закрылась. Мать его не услышала.
Когда Борьку ввели в камеру, там уже находился щупловатый на вид человек с азиатскими чертами лица. Он сидел на нарах. Борька поздоровался и, только взглянув на него, тут же отметил сходство с тем загадочным чукотским продавцом талисманов, разве что бородки не было. Зато усы были такие же. Да и сам азиат оказался общительным и ничуть не угрюмым. Ну, точь-в-точь Борькин Пеликен! Впрочем, в его лице немало было и арабского.
Незнакомец, судя по поведению, уже не в первый раз оказывался в подобных местах. Поинтересовался, как кормят, как охрана, не сильно ли бьют?
– Вообще не бьют, – в ответ удивился Борька. И тут же искренне спросил: – А что? Такое бывает?
И азиат весело расхохотался.
– Эх, дружок, поскитайся с мое, всякое будет. Я сам с Таджикистана. Молодой был, вот как ты. Бедно жили. Потом Союз распался, война началась. Совсем тяжело, не хотел я воевать. Да и где правду сыскать на той войне? Побежали мы в Китай. Казалось, близко, пересидим, переждём войну. Не один я был, много таких. Взяли нас и поместили в лагерь. В палатках жили. Кормили так себе: рис, да лапша. Да и та рисовая, – таджик тут снова рассмеялся. – Потом слух пошел, что упекут на фабрику и будешь там вечно жить. Лучше, чем у себя дома, не будет. Куда же опять бежать? На родине войне и края не видно, а Россия далеко. И что же я сразу сюда не подался?! А в Китае девушку одну встретил, тоже беженка. Сроднились, появился у нас сынишка. Что-то думать надо. И решили, что надо в Россию идти. Дернулись к границе, не получилось, вернули. Возвращали нас, я уже и не помню сколько раз. Потом решил, что одним не уйти. Стал спрашивать, кому хочется. Оказалось, не мало нас. Собрали денег, дали кому надо. И перебросили нас в Киргизию. А тут, говорят, уже вам ближе будет. И оставили среди гор. А мальчонка малой совсем, года еще не было. Так на руках и несли. Жена моя совсем извелась: молока своего мало. В итоге люди разбрелись кто куда. Я решил, что надо переждать, где-то окрепнуть. Пришёл на одну кошару, ферма по-вашему, и попросил работу. Полгода скотину у них пас, а жена по хозяйству помогала. Изредка хозяин приезжал. Хороший оказался человек. Сказал, платить не будет, но сможет отправить в Россию. Но до России не довез. Оставил в Казахстане. И на том спасибо. Но как же тяжело нам было после наших гор в казахских степях! А назад возвращаться глупо. Долго добирались до России потом. Где и кем я только не работал: коров пас, Астану строил… А уже и дочке первый год. Надо где-то оседать, не все же время кочевником маяться.
Борька отметил, что новый знакомый очень хорошо изъясняется по-русски. Совершенно без акцента.
– А кем вы работали на родине? У вас же высшее образование?
– Я на инженера учился, – лучисто и с гордостью ответил он. – Инженером и останусь. Это мне и помогло до России добраться. На стройке заметил меня прораб, когда я однажды помог с материалом.
– Как это: помог с материалом? – заинтересовался Борька.
– Привезли нам много поддонов с гипсокартоном на стены да на потолки. Никто и не считал, сколько их. А старшего куда-то вызвали. Да и зачем нам старший? Мы же работяги с опытом, нам глаз да указ не нужен. И давай мы каждый себе хватать, да резать, как удобнее. Ох и отходов было! А все отходы в кучу кидали, трактор их потом сгребал и увозил. Половину всех листов изрезали да повыкинули. Взялись за вторую половину. Вернулся старший и ахнул. Ну, это среди женщин он бы ахнул, а на стройке да на войне старший так ахнул, хоть уши завязывай. Я и слов-то таких не знал! – таджик развеселился и засмеялся еще громче. Отсмеявшись, продолжил: – Позвал прораба. Все работы остановили. Да и день закончился. Пошли считать, сколько сделали, сколько осталось. Оказалось, что сделали на четверть, а материала осталось только на половину. Дальше ахал уже прораб пуще старшего. А крайнего и не найти. Никто материала не даст, хоть из своего кармана покупай. Смета закрыта. Я-то это понимал. Но мне что? Мне бы быстрее свой участок доделать, материал тоже не экономил. А вот прораб и старший приуныли. И так и эдак считали, не получалось у них, не хватало листов оставшихся. Ладно, думаю, надо выручать. И говорю им, мол, смогу решить вашу проблему. До полуночи решу. Только не мешайте, вам терять нечего. А в подмогу дайте трех человек, которых сам подберу. Вижу, не верят, но куда деваться? И вот пошел я по всем участкам с рулеткой. Всё измерил, записал. Да что там рассказывать, задача по геометрии в школе посложнее будет. Словом, раскрой каждого листа им выдал. Половина поддона еще даже осталась. Ох и доволен я был собой. А прораб меня от работы отстранил. Сказал, что мне не работать нужно, а за раскроем следить. Объект еще не закончили, а он меня к себе в помощники взял. И увидел я другую сторону строительства. Ох и грязно же там, скажу тебе. Я так ему и сказал, что не по мне это. Я честный работяга, а так только хуже будет. Не могу я ребятам, с кем обедом делился, в глаза после этого смотреть. Отпусти.