Лазерный гусь

Не понял он меня. Даже пытался пригрозить. А чем мне пригрозишь? Насильно мил не будешь. Но в Астане оставаться было нельзя. Известен слишком этот прораб был тогда. Взял я жену, детей и уехали мы в Россию. Тогда с этим уже попроще стало. Денег, правда, отдал немало. Да что там, почти все.

Таджик надолго задумался. Борька ему не мешал. Но не терпелось узнать продолжение. Он повозился на нарах, пытаясь невзначай вывести его из оцепенения. Получилось. Таджик встрепенулся и произнес с улыбкой:

– Что, малец, интересно?

– Очень! Мне даже моя история кажется не такой занимательной, как ваша.

– А дальше долго ничего и не было. Россия большая, люди переплетаются, нет индивидуальности. Впрочем, Россия не одна такая. В деревне к тебе будут лучше относиться, нежели, в большом городе. Потому что в деревне знают, чем ты можешь помочь. А в городе чаще придумывают, чем можешь навредить. И не видят в тебе добра. Но я такой же был как ты, поэтому побежал в город. В Москву. Взяли нас сразу же с автобуса. Разделили отдельно женщин с детьми, отдельно мужчин. Уж и криков было, слёз… Таджики, казахи, киргизы, молдаване, все в кучу. Попадались и резвые. Вот тут-то и началось. Я думал: за что? Мы приехали работать, а нас милиция палками. Но сейчас я знаю, что всё правильно, иначе не наведёшь порядка. Толпа большая, что у нас в головах, никто не знает. Ох и напряженные были времена.

А дальше мне повезло. Если бы не жена с детьми, не знаю, что бы сделали. А так сказали, иди, куда хочешь. Правда, выдали бумагу, как временному беженцу. Я не жалуюсь, просто так было. Что же делать дальше? С жильем тяжело, но пристроились. Работу искал долго, но знал, чего хочу. Да, я не русский, да, без документов, но голова же на плечах есть. Главное, в свою голову верить, сынок! Без этого не жизнь. Я всем говорил, что любую профессию за месяц освою, но главное, чтобы профессия меня стоила. Уж так я разгордился этим, что сам поверил. И тут подвернулась удача. Повстречал я дедка одного, думал, наш, оказался чукчей, – здесь Борька напрягся, не каждый про чукчу расскажет, а у него насчет них особые мысли. – Обувь он шил и клеил. Не помню, как об этом заговорили, но сказал он мне: раз ты такой чудной, то есть у меня дело для тебя. Справишься, будешь молодцом, а не справишься, назову хвастуном. Отвел в какой-то гараж. Высокий такой гараж. Даже не гараж, а гаражный бокс. Показывает в пыльный темный угол, а там железяка стоит, высотой под самый потолок. «Что это,» – спрашиваю. А он говорит: «Станок токарно-расточной. Такие, – говорит, – Сотни тысяч стоят. Отремонтируешь – разбогатеешь.» А я ему в ответ: «Что ж ты хочешь за мой счёт, чтобы я тебе станок отремонтировал, а потом еще и работать на нем предложишь?» А он как разозлится: «Пошел вон, – говорит, – Хвастунишка!» – таджик здесь опять рассмеялся, потом продолжил: – Но я гордый был, молодой. Задело. И взялся. А он говорит: «Помощь нужна, обращайся.» А, я, дурак, возьми и ляпни: «Сам управлюсь!» Ох, гордость… – и он опять усмехнулся в усы. И примостившись на нарах, сказал: – Ладно, давай спать. Завтра допросы будут. Потом отпустят.

Борька раздосадовался. Ведь на самом интересном месте рассказ прервал! А спросить продолжения как-то неудобно. Ведь, действительно, ночь уже, заговорились. Может, он сильно устал и тревожить его будет неправильно, может, его завтра и отпустят.

– А меня не отпустят… – эти слова Борька, кажется, произнёс вслух, потому что таджик поднял голову, с интересом взглянул на него и вполне серьезно спросил:

– Что ты знаешь про завтрашний день? Ты его еще не прожил! – и отвернулся лицом к стене.

"Да, он прав", – подумал Борька: "Нужно всегда быть оптимистом. Но как выработать в себе такой характер? Ведь постоянно в голову лезут мысли, что всё, конец."

Он достал своего Пеликена, повертел в руках, но даже гладить не захотел, до того он показался ему ненужным. Обычная безделушка. К тому же некрасивая, и уже вон трещины пошли, скоро, наверное, развалится. Борька с досады на свое положение сжал кулак и ударил по столу. Разжал ладонь, Пеликен выпал на стол с характерным стуком.

Таджик на шум поднял голову, повернулся. Глаза широко распахнулись. Он удивленно спросил:

– Откуда у тебя это? – он указал на фигурку.

– Купил, – ответил Борька. Он не понял, почему эта безделушка возбудила неподдельный интерес.

– Такие не продают, – не поверил его ответу таджик.

– Точнее не купил, – Борька виновато вспомнил, что деньги-то он за него не отдал. – Так дали. На рынке. Деньги хотел отдать, но некому уже было. Продавец исчез.

– Ааа, – довольно протянул таджик. Интерес к талисманчику, казалось, поубавился. – Вот я и говорю: ничего ты про завтрашний день не знаешь, – и Борька отметил под усами улыбку.

Но Борьке было не до веселья.

– Ну, что там у тебя, рассказывай, – зевая, сказал незнакомец и полностью вытянулся на нарах.

Борька не так складно, как получалось у его сокамерника, почти скороговоркой, стал рассказывать свою историю, хотя и не понимал, для чего это делает. Ему хотелось просто излить душу. Иногда он вставал и расхаживал по камере. Потом снова садился, при этом активно растирая Пеликена, и всё говорил и говорил, будто кому-то что-то доказывал. Когда он дошел до момента остановки сотрудниками ДПС, он вспомнил, что рассказывать должен не себе, а слушателю, коим был волей судьбы оказавшийся здесь незнакомец. И Борька остановился. Да и рассказывать было уже нечего. Он взглянул на таджика, который уже отвернулся лицом к стене. Не понятно было, слушал ли тот или давно уже дремал. Боря затих. Спустя минуту, он услышал ровное дыхание безмятежно спящего человека.

Утром таджика увели на допрос. Борька был раздосадован, что даже не спросил имени. Впрочем, он считал, что встреча в изоляторе мимолетная и вряд ли ему представится случай еще пересечься где-нибудь. Но этот незнакомец показался Борьке настолько харизматичным, что хотелось заново окунуться в атмосферу вчерашней беседы. Так ему было легко на душе. Да и рассказчик из таджика великолепный. И все же, почему тот не рассказал историю про себя до конца? И слушал ли он рассказ самого Борьки? В любом случае это уже не так важно. Важно было вчера, а сегодня Боре стало стыдно, он казался сам себе слабым человеком, не способным удержать чувства, роящиеся в душе, и всё выдал встречному-поперечному. Но, с другой стороны, это был ответный рассказ на историю таджика.

Спустя два часа пришли и за Борькой.

– Сыроедов! На выход с вещами! – произнес голос охраны.

"Вот оно", – подумал Борька: "Если с вещами, то что-то новенькое готовят".

Его снова посадили в полицейский "козлик" и повезли, судя по направлению, в сторону Москвы. Боря не на шутку заволновался. Как же его теперь будут искать родственники? Конечно, матери должны сообщить. Но она с ума сойдет, это же новый стресс. А про отца вообще сложно что-либо сказать при его ухудшившемся здоровье, да еще на фоне всех этих событий…

"Козлик" остановился во дворе трехэтажного здания недалеко от центра Москвы. Этот дом раньше наверняка принадлежал какому-нибудь купцу или дельцу. А сейчас здесь поселилась то ли администрация, то ли еще какая-то местная власть. Открылась дверь. Борька увидел снаружи мужчину в штатском. Мужчина произнес:

– Борис Сергеевич? Выходите, – в голосе не было ни нотки строгости, скорее, это был обычный будничный голос вежливого человека.

Боря сильно удивился. Но еще больше он удивился, когда его провели в просторный кабинет на втором этаже, уставленный качественной мебелью и сейфами. Посередине стоял массивный овальный стол, видимо, для проведения совещаний. Борьку оставили одного, просили подождать. При этом дверь не закрыли на ключ, а лишь слегка притворили.

– Что день грядущий мне готовит? – пробормотал Боря себе под нос, не к месту вспомнив Ленского, обескураженный таким неожиданным поворотом. А глубоко в душе затеплилась надежда, но он постарался до времени не давать ей воли.

Вошел всё тот же человек и сказал, что придется подождать некоторое время, и предложил чая или кофе. Боря отказался. Человек ушел. А Борька вдруг подумал, а чего это он отказался, вдруг там чай с печенками будет? Уже и голодно становится. Но не возвращать же вежливого мужчину назад. Эх, скромность когда-нибудь погубит.

Через полчаса в дверь без стука вошел мужчина лет пятидесяти. Деловой костюм был небрежно распахнут, галстук расслаблен, верхняя пуговица у рубашки расстегнута. По всему видно, что к костюму он привык, как многие привыкают к домашним тапочкам. Сразу с порога мужчина внимательно взглянул на Борю и дружелюбно с улыбкой спросил:

– Борис Сыроедов? – мужчина протянул руку.

– Да, – опять же смутившись ответил Борька. Как-то он не привык, чтобы абсолютно незнакомые мужчины сразу же называли его имя, точно им известно всё, а сам Боря, как будто остается с закрытыми глазами. Он пожал протянутую руку.

– Мне про вас многое рассказывали. Да не расстраивайтесь, – заметив тень, пробежавшую по лицу Бори, сказал мужчина. – Мы не сотрудники полиции. Оставим их выполнять свою работу. Кстати, замечу, они ее выполнили блестяще! Что скажете?

А что Борька может сказать? Наверное, блестяще. Он три дня провел в камере, а так толком его никто ни о чем и не расспросил. От следователя один негатив, да и от адвоката тоже. Какую работу они выполняли, пытаясь его только запугать?

– Я совсем не разбираюсь, как проводят расследования, – уклончиво ответил Борька.

Мужчина в ответ улыбнулся приятной улыбкой и сказал:

– Ну-ну, я понимаю. По ту сторону темницы совершенно иначе весь мир представляется. Но, скажу вам по секрету, вы попали на самого удивительного следователя! Если бы не он, то не знаю, разговаривали мы бы с вами сейчас или же наш разговор, может быть, и вовсе не состоялся.

У Борьки на лице отразилось удивление, а мужчина в костюме улыбнулся еще раз также же дружелюбно. Он указал на один из стульев за овальным столом, предлагая сесть. А сам прошёл к удобному креслу во главе стола. Одним привычным движением скинул костюм и таким же движением накинул на спинку. "Сколько раз он так делает за день?" – подумал Борька. И приготовился к дальнейшим неожиданным поворотам сегодняшнего дня.

– Чаю или кофе? – предложил мужчина.

– Да, чаю, если можно, – на этот раз Боря решил не отказываться. Хотелось и пить, и есть. Борька уже начал понимать, что он в кабинете у какого-то чиновника, причем чиновника высокопоставленного, иначе как объяснить всё, что сейчас происходит: вызов из КПЗ, дорогой кабинет, чай тебе приносят и не просто с печенками, а даже с канапе и орешками. Хоть и хотелось смести все с тарелки, Борька удержался и взял только одну канапе, ни к чему больше не притронулся. Он не знал, как поступить, но читал в старых книжках, что показывать себя голодным – плохой признак невоспитанности. Мудрый чиновник, конечно же, это заметил и улыбнулся:

– Не стесняйтесь, время к обеду. Можно и подкрепиться, чем бог послал, – он негромко засмеялся. – А еще, Борис, вы молодец, что догадались позвонить Евгению Петровичу.

Борька оторвался от канапе и взглянул на чиновника.

– Вы его знаете?

– Кто же не знает Евгения Петровича? Его вся Москва знает! Такую светлую голову еще поискать. Разве вы не знаете, что он сделал для всего города? – с нотками удивления спросил чиновник.

– Для Москвы? Нет, не знаю…

– Да если бы не он, мы бы с вами нюхали нашу канализацию в те моменты, когда коллекторы не успевали ее перекачивать. Бактерии плюс химия! – сказал мужчина и с улыбкой поднял указательный палец вверх.

Борька узнал любимую фразу своего преподавателя и наставника профессора Громова. Эти слова он чаще всего повторял при лабораторных экспериментах, когда в результате получался неожиданный эффект: то вдруг спокойная вода забурлит желто-зеленым пламенем, то вдруг капелька цветного вещества, опущенная в активную среду, на глазах превратится в монстра, не убирающегося даже на лабораторном столе. Они вместе рассмеялись. Борька не успел расспросить подробности про канализацию, как дверь открылась, и всё тот же вежливый мужчина, видимо, секретарь, сообщил:

– К вам с кафедры.

– Пригласите, – тут же ответил чиновник, – Уже давно ждём.

В кабинет вошёл профессор Евгений Петрович Громов.

Борька встал. Поистине, сегодня выдался очень богатый день на неожиданности! Чиновник с кресла не оторвался, лишь приветливо махнул рукой и по-простому сказал:

– Чего как долго? Говорил же, давай машину пришлю.

Громов в ответ пробурчал:

– Знаешь же, что не люблю я всю эту казенщину. Да и на метро хоть кости размять можно. Ну, а спешка уже не нужна. Уже всё сделано, – последнюю фразу выделил, кивнув на Борю.

– Здравствуйте, Евгений Петрович, – сказал Борис.

– Здравствуй, Боря, – ответил Громов. – Всё у тебя хорошо? Вещи уже отдали? Прибор? Конспекты?

– В машине лежат, – ответил за Борьку чиновник. – Отвезут сразу на место.

Громов кивнул.

В дверь без стука опять вошел секретарь, неся чашку и чайничек. Поставил на стол перед профессором. Чиновник улыбнулся, посмотрел на Борю и сказал:

– Вот, приходится нам из-за твоего профессора отдельно заварку держать. Не пьёт он, видите ли, ни чая, ни кофе.

– А что там? – спросил Боря.

– Травы, – опередил с ответом Громов. – Из них, между прочим, получается отличный чай. Совершенно не такой, что вы пьете. У вас сплошная химия.

– И бактерии, – подхватил чиновник. Все посмеялись удачной шутке.

Чиновник взглянул на часы и засобирался уходить, опять же ловко одним движением накидывая пиджак.

– А что будет со мной? – решился Борька задать давно мучивший вопрос. Ему очень не хотелось возвращаться в камеру.

Чиновник остановился. Добродушное лицо вдруг стало серьезным. Он внимательно посмотрел в Борькины глаза и сказал:

– С вами? Останетесь работать. Много ли будет пользы, если вас упрятать за решетку? Вы больше сделаете, если будете под нашим наблюдением, но при этом занимаясь нужным делом. Только вот что: о вашей работе я попрошу особо не распространяться. Конечно, следователю вы обязаны были это рассказать и по неопытности также и сокамернику рассказали. Впрочем, с другой стороны, именно поэтому вы сейчас здесь, а не в камере. Но попрошу впредь быть аккуратнее. Обо всем остальном вам расскажет Евгений Петрович.

Он хлопнул по плечу Громова и ушел.

А Борька с уважением подумал, что профессор, оказывается, действительно далеко не последний человек в этой стране. И если этот, явно влиятельный чиновник, не остался дольше, то полностью доверяет Громову, либо они уже успели обо всем договориться. В любом случае доверие к профессору огромное. Оказавшись в более привычном обществе, Боря осмелел и начал задавать вопросы:

– Евгений Петрович, а кто он? – Борька кивнул на пустующее кресло.

– Ах да, ты же, Боря, телевизор совсем не смотришь, откуда тебе знать, – ответил с улыбкой Громов. И продолжил: – Это большой человек, от которого зависит очень многое в нашей стране. Хотя, мне кажется, это не самое главное для тебя. Тебе важнее понимать, что он всегда поддерживал нашего брата, то есть ученых разного рода, да и писателей тоже. Да-да, писателей. А ты попробуй напиши хорошую книгу, такую, чтобы читали и черпали из нее как из источника, что угодно: знания, призывы к действию, чувства, юмор, всё. Сколько трудов нужно! А сколько самому автору нужно знать! Думаю, что не каждый именитый ученый столько в голове сможет уместить. Много! – здесь он помолчал.

– Евгений Петрович, вы так говорите, будто сами взялись за книгу, – с легкой усмешкой сказал Боря.

Громов смутился, но виду старался не подать.

– Да какая книга! – он отмахнулся. – Баловство. Ну, оставим это. Сейчас нужно твой вопрос решать. Давай ты мне расскажешь очень подробно, что именно произошло. Всё без утайки. Естественно, меня больше интересует научная сторона, но, возможно, ненаучная прольёт гораздо больше света на твою историю и наметит нам порядок дальнейших действий.

Борька уныло посмотрел на поднос с канапе и печеньями. Поднос был пуст. Он вздохнул. Но, ничего не поделаешь, придется потерпеть.

– Постой-ка, – не дал заговорить профессор, заметив Борькину грусть. – Я вспомнил, нас же ждет обед. Здесь прекрасная столовая. Хотя, это и не столовая вовсе, а кухня, где есть не менее прекрасный повар. Давай-ка сначала перекусим. Тем более, что платить нам не придется. Наверное, нас уже ждут.

"Сегодня поистине самый счастливый день!" – подумал Боря Сыроедов.

***

К моему радостному удивлению, утренняя битва с Черноклювом прошла для меня без последствий. Ушибы не в счёт, а серьёзных травм не было. Возможно, если бы всё происходило на суше, то результат оказался бы плачевным, не в мою пользу, поэтому до конца дня я держался подальше от них обоих. И от Афродиты, и от ревнивого гусака. Да чёрт с ними и с этой натуралистикой! Пусть влюбляются, сколько их душа пожелает. Моя задача дождаться окончания охоты и улететь к Сыроедову. А для этого мне необходим здоровый организм без переломов и вывихов.

Сегодня гуси не улетели. По непонятной мне причине вся стая осталась ночевать на берегу озера. Они расселись кто где. Граф по-прежнему на самом высоком месте, на кочке. Графиня рядом с ним. Остальные, у кого не было пары, со своими семействами, либо поодиночке. Моё место на мыске уже заняла какая-то пара, и я не стал им мешать. Всё равно бояться некого. Такая крупная стая точно обнаружит кого угодно. У них наверняка же есть сторожевые гуси, по крайней мере так описывают в книжках. Один Граф чего только стоит. И я преспокойненько уселся рядом с кромкой воды на проталину и подвернул голову под крыло. Я был очень доволен, что у меня появился ещё один день на восстановление сил, не опасаясь, что стая опять улетит без меня. И я уснул.

Ночью поднялся сильный ветер. Вода на озере зашумела, Звуки смешались, но гусей, судя по всему, это мало беспокоило. Они, не просыпаясь, инстинктивно повернули свои тела навстречу ветру и продолжали дремать. Но я так не умел. Я проснулся и ещё долго ворочался, пока не нашёл нужное положение, при котором меньше всего задувает. Потом долго не мог уснуть. Мысли лезли в мою голову, как тараканы. А вдруг Сыроедов уже уехал? И как поступят с ним, когда он расскажет, что произошло. Ему же точно не поверят и посадят. Скажут, что мол навыдумывал всё, а следы преступления скрыл. Но, с другой стороны, никто не зал, что я поехал на охоту с ним. Я на работе сказал, что уезжаю на гуся на Кольский. Никто и не спросил с кем. Всем плевать. Вот не вернусь я на работу в первый день после отпуска, разве кто-нибудь меня хватится? Да никто. Разве что начальник позвонит, но ему никто не ответит. И он особо-то и не удивится. Может неделя пройдёт, прежде, чем меня начнут искать. Но мне важен только Борька и его дальнейшая судьба. Нет, нужно во чтобы то ни стало сразу же после охоты лететь к лагерю. Иначе проблем не оберёшься. Осталось меньше недели.

Я огляделся. Все спали. Сторожевых гусей я не увидел. Может, кто-то из них и не спал, а сторожил. Этого я не знал. Почти все гуси находились в положении, засунув голову под крыло. Ветер по-прежнему шумел, перекрывая все шорохи. Вдруг меня обожгла мысль! Ничего же не слышно. Ветер со стороны озера. Идеальная погода для врагов. Я медленно приподнял голову и огляделся. Я знал, откуда его ждать. И он пришёл. Опять тот же настырный лис. Ну, ты у меня сейчас узнаешь по чём фунт лиха!

Лис подкрадывался незаметно, используя каждый бугорок и кустик. Я медленно встал и неспешно побрёл к тому месту, где лис уже не однажды заходил. Каждый раз он использовал свой старый след, чтобы меньше шуметь и меньше уставать. А перед берегом уже действовал по обстановке. Всё это я изучил накануне по его же следам. Сегодня он чует добычу широким фронтом, поэтому, наверняка, не изменит своей привычке. Но всё произошло немного по другому сценарию, нежели я задумал. Лис, как и в прошлый раз подкрался и был уже готов к прыжку. Я опять хотел его напугать неожиданностью и быстро вскочил с гоготом и растопырив крылья. Но лис не испугался. Может быть, он уже ожидал такого поведения или же на то была другая причина. Но он прыгнул, намереваясь схватить меня за шею. Теперь уже неожиданность наступила для меня. Я уже было хотел дать дёру. Но вовремя сообразил, что как только повернусь хвостом, так белый свет для меня и закончится. Поэтому в последующие мгновения я действовал решительно. Лис промахнулся и приземлился на все четыре лапы рядом со мной. Я тут же накинулся на него. Схватил клювом сверху за шиворот, затянул своё тело ему на спину и начал наносить сильные удары сгибами крыльев. Здесь уже было не до выискивания болевых точек. Ударял, куда только мог, но не переставая, не давая врагу опомниться. Лис метался по полянке из стороны в сторону, пытаясь скинуть меня на землю. Достать пастью он меня не мог. А мои удары причиняли ему значительную боль. Иногда даже удавалось попасть по голове.

Хоть я и был поглощён битвой, но заметил, что стая, при первом же шуме, встрепенулась и как-то тихо, без гогота, поднялась на крыло. Я получил ответ на свой первый вопрос, придут ли гуси на помощь, если на кого-то из стаи нападут. Не придут. Впрочем, среди них у меня не было ни друзей, ни, тем более, родственников. Смысла рисковать ради меня не существовало ни для кого. Теперь давай сам за себя борись. Меня такое положение вещей не устраивало. Гуси сюда уже точно не вернутся, они убедились, что озеро небезопасно. Где же мне их потом разыскивать, причём одному? А оставаться на этом озере я уже не хотел.

Я разжал клюв, напоследок вдарив по крупу, и соскочил в снег. Лис был рад этому, отбежал метров на десять и повторно нападать пока не решался. А мне надо было поторапливаться. Я развернулся к врагу спиной и побежал. Вытоптанная гусями площадка оказалось очень удобной для взлёта. Наконец, я оторвался от земли и начал набирать высоту. Гуси улетали на восток с попутным ветром, и я тоже полетел в том же направлении. Мне повезло. Наступало утро, и в утренних едва-едва наступавших сумерках я с трудом, но всё же различал тёмные силуэты удалявшейся стаи.

Гуси летели очень долго. И если бы не рассвет, то я бы потерял их из виду и уже не смог найти. Как экономично расходовать силы на дальние перелёты я не знал, да и не задавался такой целью. Главное для меня – не упустить из виду свою стаю. И я летел, не щадя себя. Но вскоре, как ни старался, гуси начинали удаляться. Всё же, моих умений не хватало, чтобы заявить, что умею также быстро и свободно обращаться со своим телом в полёте, как любой гусь. Пока что любой из них легко мог дать фору, не опасаясь за свою репутацию.

Гуси поднялись выше и летели уже вне досягаемости выстрела. Я тоже поднялся выше. Теперь охотники, если таковые и попались бы на пути, не станут зря тратить патроны. Я бы точно не стрелял. Солнечный свет стал заметнее. Облака начинали понемногу рассеиваться. Ветер по-прежнему оставался попутным. Свою скорость мне определить было сложно. Но пейзаж подо мной менялся достаточно быстро. Так мы летели часа два. Затем я перестал различать гусей вдали, но курса не менял. Чтобы держать верное направление, я наметил ориентир в виде дальней сопки и летел прямо на неё. Зная повадки гусей, я догадывался, что вскоре они должны где-то приземлиться на кормёжку, поэтому постоянно посматривал вниз, не попадутся ли мне на глаза их силуэты. И не спутать бы эти силуэты с охотничьими профилями. Я уже не рвался из кожи. Догонять было некого. Экономя силы, старался изучить технику полёта. Жаль учителей опять не было рядом.

Я достиг намеченной сопки. За ней открылась однообразная заболоченная местность с редко встречающимися деревцами. Снег в этих местах уже значительно растаял, и были видны поляны с мхом и низкорослым кустарником. Где же тут искать гусей? Лететь становилось очень тяжело, я устал. Вдобавок ко всему, ветер сменил направление и скорость упала. Всё же, я решил поднапрячься и подняться ещё на несколько метров выше. И лишь тогда, среди множества луж, смог заметить водоём размером побольше. Направился к нему. Надо же где-то передохнуть. И не ошибся. Внизу я смог различить силуэты гусей. Мне показалось, что даже услышал гогот. И тут же насторожился. А не охотничья ли это уловка? Может это профили? Чтобы не ошибиться и во второй раз не попасть в засаду, я решил покружить на недосягаемой высоте и понаблюдать за отдельно взятым гусем, щиплющим травку. Мне повезло. Гусь мерно похаживал по полянке и иногда вскидывал и встряхивал голову. Гуси настоящие, дикие.

Для посадки я специально искал водную поверхность, поскольку в своём приземлении был недостаточно уверен. А вот приводняться мне уже приходилось, правда кувырком, зато без травм. На этот раз я постарался в точности повторить все движения, которые успел запомнить, наблюдая за другими гусями. И, к моему восхищению, у меня всё получилось. Ну, может быть, брызг было побольше. Но ведь это всё дело практики. Я остался доволен собой.