Последнее сражение Рамиреса

– И куда же?

– Туда, где ты сможешь обсохнуть. По-моему, сейчас этого вполне достаточно…

Я хотел спросить у него о чем-то, но передумал и покорно побрел следом за ним.

Мой странный проводник часто сворачивал из одного переулка в другой. И чем дальше мы уходили от того места, где он нашел меня, тем становилось грязнее. Воздух пронзил смрад гниения, и вскоре я понял, что нахожусь на территории мусороперерабатывающего комбината.

Горы из отходов, облюбованные пребывавшими на вершине блаженства упитанными крысами, громоздились даже у ближайших мегаскребов. Юркие грызуны продолжали копошиться в них, даже когда мы проходили рядом, и только самые любопытные из них поднимали к нам заостренные лоснящиеся мордочки.

Киборги-уборщики, поскрипывая узлами-суставами, сновали тут и там. Но мусора вокруг было столько, что их деловитая активность не приносила видимого результата.

Иногда нам встречались управляющие роботами люди в шипастых респираторах на лицах. Их пустые взгляды не выражали ничего, кроме безразличия.

Из-за переизбытка углекислоты смрадный воздух проникал в мои легкие опасливо, словно вор в чужое жилище, и вскоре я почувствовал усталость.

«Куда ведет меня этот старик? – подумал я, переставляя ноги. – Если все будет продолжаться так и дальше, я вскоре увижу врата ада».

– Уже близко, – не оборачиваясь, сказал мне он. – Потерпи еще немного…

Удивленный его проницательностью, я нашел в себе силы еще на несколько десятков шагов, и вот мы остановились у небольшой двери, ведущей в подвал мегаскреба.

Старик толкнул ее костлявой рукой. Перед нами открылся темный, низкий и узкий проход, ведущий вниз. Прежде чем вступить в его мрак, ему пришлось согнуться вдвое, и я последовал за ним.

Рискуя удариться головой о выступ, ориентируясь на шумное дыхание старика, я брел в темноте, подняв перед собою руку. Вскоре непроницаемая темнота сменилась полутьмой, и мы оказались в комнате, в которой единственным источником света служило небольшое сквозное оконце под потолком, следы копоти вокруг него говорили о том, что оно использовалось и в качестве дымохода.

Подтверждая это, под ним стояла мятая ржавая бочка с прогоревшей решеткой. Из нее едва уловимой струйкой сочился сизый дымок… Видимо, она служила здесь печью, при помощи которой старик обогревал каморку и готовил себе еду.

Сняв дождевик и повесив его на выступ стены, старик кинул в бочку несколько пригоршней мусора из заготовленной рядом с ней кучи. Встав на колени, через дыру в ее основании он раздул тлеющую золу и закашлялся. Пока огонь неспешно разгорался, мы не произнесли ни слова. Но когда пламя набралось сил и в каморке стало светлее, я решил начать разговор первым:

– Как звать тебя, отец?

– Кто знает меня, зовет Простак. – Он приложил ладони к теплому боку бочки. – Хотя, по правде говоря, меня никто не знает…

В свете огненных всполохов я разглядел лежащий рядом с бочкой толстый прямоугольный лист пластика, накрытый одеялом с пестрыми заплатами и, видимо, служащий старику постелью.

– На что же ты живешь? – Я обвел взглядом его жилище. – Судя по этой комнате, ты должен голодать…

– С тех пор как меня перестали пускать в реформистскую церковь на шестой улице, где раньше я обедал, отец небесный питает…

– Почему же тебя больше не пускают туда? – спросил я.

– Да лезет в башку ерунда всякая. Видения…

– Видения?

– Чтоб им пусто было, – грустно улыбнулся Простак. В стеклах его очков отразились красно-желтые языки пламени.

Я заметил, что очки держатся на его голове благодаря затерявшейся среди волос тонкой, связанной узлами засаленной бечевке. Во мне шевельнулась жалость к этому человеку. Он показался мне очень знакомым: обычным использованным жизнью и выброшенным на ее задворки стариком. Таких людей и в моем мире было немало.

– Ты слышал легенду о Прометее? – помолчав, спросил у меня Простак.

– Да, в детстве. Так звали титана, который принес людям огонь…

– И за это разгневанный Зевс, – Простак сел на лист пластика и жестом предложил мне последовать его примеру, – приказал Гефесту приковать Прометея к скале. Каждый день к нему прилетал орел и выклевывал у Прометея печень, но за ночь она восстанавливалась, и его мучения повторялись снова и снова до тех пор, пока не пришел Геракл и не освободил его…

– К чему ты клонишь, отец?

– Мало того, – продолжал он, – что из этой легенды следует вывод о том, что древние греки знали о регенерации клеток печени, хотя у них не было для этого сложных медицинских устройств. Но суть не в этом, а в том, что мне открылось в одном из моих видений… – Старик понизил голос до шепота. – В этой легенде древние греки предсказывали пришествие Иисуса Христа. И мне стало это абсолютно ясно, словно я всегда знал это, а потом забыл. Огонь – истина, которая согреет и накормит всех! Распятый Иисус на Голгофе – это прикованный к скале Прометей, а клюющий его печень орел – копье легионера Лонгина, проткнувшее печень Иисуса!

Не смея прервать этот удивительный рассказ, я, садясь рядом с ним, промолчал, а Простак, захваченный воспоминаниями, продолжил:

– Когда я это осознал, перед моими глазами, словно рожденные из дыма, – он указал на дым, сочившийся из бочки, – ожили образы из Евангелия и легенды о Прометее. Они переплелись и стали неразделимы. Я увидел прикованного к скале Иисуса, из-под его тернового венца сочилось красное вино, и черного орла, сидящего на римском штандарте…

Простак поднялся на ноги и, сложив руки так, будто нес этот штандарт, прошествовал по коморке.

– Мне показалось, что все длилось пару мгновений, – опускаясь рядом со мной, тихим голосом продолжил он, – но когда я пришел в себя, понял, что нахожусь в незнакомом месте. Сколько времени я был в беспамятстве и что все это время я делал, не знаю. Но я к этому уже привык, со мною частенько такое бывает…

– Простак, тебя из-за этого больше не пускают в церковь?

– Да. Я был настолько глуп, что все рассказал нашему настоятелю. Откуда мне было знать, что он из-за этого на меня так рассердится? Он назвал меня еретиком и не велел больше появляться в церкви, дабы я не сбивал его паству с пути истинного…

– И что было потом?

– Потом? Потом я пришел сюда. Лег на этот топчан. – Он похлопал рукой по куску пластика, на котором мы сидели. – И пролежал так дней пять. За это время в моем желудке побывало лишь несколько глотков дождевой воды, которую я собираю в контейнер за окном. Я думал, что так и умру от голода. Но мне не было страшно. Я давно смирился со смертью. Не прошло и дня, чтобы я о ней не думал. Мало ли людей умерло от голода? Чем я лучше их?

Простак пошевелил палкой золу в бочке и, когда огонь вспыхнул с новой силой, продолжил:

– Когда я ослаб настолько, что уже не мог встать, чтобы справить малую нужду, меня захватило новое видение. Оно показалось мне быстрым, похожим на разряд молнии. И в нем мне открылось, что наша жизнь, со всеми ее трудностями и бедами, – шлифовальный круг, а наша душа – алмаз в руках творящего начала. И на этом круге оно шлифует наши души, выводя на них новые грани, совершенствуя их. Помню, я подумал тогда, что, возможно, чтобы мой алмаз стал совершенным, нужна последняя грань и она выводится прямо сейчас?

Простак бросил в бочку еще несколько пригоршней мусора. Огонь усилился, и предо мной из красно-коричневой мглы проступил неясный человеческий образ, чьи очертания были размыты тенью. Отчетливо были видны только его длинные, как у скрипача, пальцы рук, нежно прижимавшие алмаз к шлифовальному кругу, который извергал во вселенскую тьму искры, похожие на звезды.

И вдруг меня пронзила догадка! А что, если старик, оживив видение в своей памяти, смог спроецировать его в мой разум? Ведь этот образ, словно придя извне, возник спонтанно и не принадлежал моему воображению! Так кто же ты такой, Простак?!

– Но умереть мне не дал кот, – донесся ко мне его голос. – Вначале, я подумал, что он предсмертная галлюцинация. Ко мне подошел кот и внимательно посмотрел мне в глаза. Я лежал на боку, не шевелясь и не отрывая взгляда от него. А он, совершенно меня не боясь, обнюхал мое лицо, а затем исчез…

Простак прервался и кивнул, указывая мне на что-то, что находилось за моей спиной. Я обернулся и с удивлением обнаружил большого серого в тонкую белую полоску кота, лежащего вблизи меня на подогнутых лапках.

– Я очнулся от прикосновения чего-то влажного и холодного к моей щеке, – продолжил Простак. – И, открыв глаза, увидел подле себя этого кота, только в этот раз он принес с собой большую дохлую крысу. Но, видя, что я не проявляю к его дару никакого интереса, вскоре исчез, а я снова впал в забытье…

Он поднял кота с пола и, поглаживая его по густой шерстке рукой, похожей на сухую ветку, положил его себе на колени.

– Он пришел, когда проем окошка еще не потемнел полностью, и принес мне большую сырную лепешку. Где он ее взял, какое это имело значение, ведь я умирал от голода? У меня уже не было сил, чтобы сесть, и мне пришлось съесть ее лежа, а он отужинал рядом со мной своей крысой. С тех пор не реже чем раз в день он приносит мне еду, поддерживая тем самым мое существование…

– И как ты его назвал? – спросил я, почесав кота за ушком.

– Кого? – недоуменно переспросил Простак.

– Кота.

– У него уже есть название…

– И какое же?

– Кот…

– Я имел в виду его имя, – рассмеялся я.

– Люди всегда и всему хотят дать название, – не понимая, почему я смеюсь, хмуро пробурчал Простак. – Этот кот – мой спаситель. Он не дал мне умереть и по сей день кормит меня. Это настоящее чудо. Не те шоу, которых так ждет молящаяся паства в церквях, а чудо тихое, касающееся только нас с котом. Зачем ему имя? Я и так знаю, кто он.

– А где твои родные, Простак?

– Сколько себя помню, их у меня никогда не было.

– Ты, как и я, сирота?

– Не знаю. Я помню себя лет с тридцати. В одно мгновение я очнулся на одной из улиц, абсолютно не помня, что было со мной до этого. Будь я кому-то нужен или если бы меня кто-то любил, то непременно бы разыскал меня за это время. И мне не хочется, чтобы память возвращалась ко мне. Кто его знает, кем или чем я был раньше. Иногда не знать этого – благо.

За оконцем стемнело.

– Пора ложиться спать, – посмотрев на него, сказал Простак и, откинув заплатанное одеяло, лег на край топчана.

– Чего же ты ждешь? – подбодрил он меня. – Ложись, под одним одеялом вдвоем нам будет теплее. Ночи здесь довольно холодные.

Сняв обувь и куртку, я устроился с ним рядом и сквозь ткань своей рубашки, спиной, ощутил движение острых лопаток старика.

– Расскажи мне о бессмертных, Простак.

– Да не о чем рассказывать-то…

Его ответ очень меня удивил.

– Как это? Один человек мне рассказывал о людях, живущих вечно.

– Не знаю, поймешь ли ты? – помолчав, сказал Простак. – Но их нет…

Разумеется, ничего не поняв, я решил больше ни о чем его не спрашивать. И спустя какое-то время услышал, как он ровно дышит во сне.

Вскоре я ощутил, как надвигающаяся сонливость стала спутывать мои мысли, и, прежде чем провалиться в забытье, все еще бодрствующей частью сознания на мгновение уловил шлифовальный круг, исторгающий в темное пространство искры, похожие на звезды.

Глава 7

Мое пробуждение было очень и очень странным. Я не открыл глаза, как только проснулся, поэтому мой сон не рассеялся сразу и в нем, словно в зеркале, отразилось лицо человека.

Его губы разомкнулись, и до меня донесся зов, похожий на шелест листьев под порывом ветра:

– Прошедшшший…

Это слишком походило на реальность! Я вскочил на ноги. Таинственное лицо, задрожав, растворилось во мраке.

Вслушиваясь в тишину сквозь резонирующую в барабанных перепонках дробь сердцебиения, я, сдерживая дыхание, озирался по сторонам.

Спасаясь от проникающих через закопченное оконце редких лучей дневного света, тени прятались по углам каморки. Но среди них никого не было.

Тишина, разбавленная звонкими вкраплениями далекой капели, была почти неподвижной. Приняв это видение за игры воображения, я облегченно выдохнул.

Пока я спал, Простак ушел куда-то. Его также можно было принять за игры воображения, однако рядом с топчаном на белоснежном куске материи лежала круглая лепешка, а на выступе стены висела моя очищенная от грязи куртка.

И пускай лепешка была румяной и от нее исходил дразнящий ноздри аромат, а мой желудок давно пребывал в разлуке с пищей, я решил ее не трогать. Забрать последнюю еду у нищего старика я не мог. И если я голоден, тогда мне нужно самому о себе позаботиться.

С этими мыслями, накинув куртку на плечи и ощупью пройдя по темному подвалу, я вышел на улицу.

Не обнаружив Простака и там, я подумал, что, к сожалению, мне придется уйти, не попрощавшись с ним. А впрочем, уместны ли здесь подобные проявления вежливости? Блуждая по своим мирам, старик, скорее всего, уже и не помнит обо мне. Я же должен идти дальше. Куда? Непростой вопрос. Но этому человеку и так слишком нелегко поддерживать свое существование. Он все еще жив благодаря необычайно умному коту. Я не мог злоупотреблять его гостеприимством.

Осмотревшись по сторонам, я решил двигаться в направлении мегаскреба, откуда вчера меня выкинули охранники. Та лужа являлась для меня нулевой отметкой. Началом отсчета моих первых шагов в этом негостеприимном мире. В конце концов, куда мне еще следовало идти, ведь в первую очередь я должен позаботиться о еде? Для этого мне необходимо найти какую-нибудь работу, пускай она и будет оплачиваться лишь тарелкой каши. Для начала сойдет и это. Как мне представлялось, в респектабельном районе достичь этой цели мне будет проще, чем среди мусорных куч.

Глотая перенасыщенный углекислотой воздух, с трудом преодолев несколько километров зловонного пространства, я обнаружил, что иду по гладкой поверхности, которую, применив воображение, можно было назвать асфальтированным тротуаром.

Покрытие этой пешеходной дорожки по своей структуре напоминало укатанную стеклянную крошку. И поскольку она давно не ремонтировалась, в ее паутинообразных трещинах тут и там уже торжествовала зеленая травка.

Почувствовав усталость, я стал подыскивать место для отдыха. К счастью, мне удалось разглядеть поблизости удобный выступ в тени мегаскреба. Обогнув небольшую кучу хлама, я опустился на него с выдохом удовлетворения.

Вдруг куча хлама подала признаки жизни и зашевелилась. Она вытянула ко мне бледную, с синеватыми пятнами руку и попыталась схватить меня за лодыжку. Но в последний миг, чуть не закричав от ужаса, я успел отскочить в сторону.

– Что ты здесссь делаешшшшь? – спросила у меня куча голосом, похожим на шипение змеи.

Не в силах вымолвить ни слова, я следил за ее рукой, готовый к бегству.

Куча хлама вновь пришла в движение. Из ее глубин выдвинулась обмотанная грязным тряпьем голова, чьи черные зрачки глаз, похожие на два бесконечных тоннеля, гипнотизирующим взглядом уставились на меня из центра бескровных белков.

– Что ты зде-есссь делае-ешшшшь? – разомкнув тонкие синие губы, вновь спросило у меня существо, похожее на сюрреалистическую черепаху. – Ведь тебя зде-есссь нет! Нет! Не-ет!!

Повязка соскользнула с головы существа, и мне открылась изогнувшаяся от темени к правому виску под бледной кожей его черепа, похожая на змейку фиолетовая вена.

Меня передернуло от отвращения, и, судорожно глотая смрадный воздух, я предпочел убежать.

– А теперь дай мне пожрать! Пожра-а-ать!!! – раздался у меня за спиной дикий крик.

Кто это был? Что мне пыталось сказать это чудовище, в котором угадывалось человеческое начало? Электрические разряды еще пробегали между моих лопаток, когда я вышел на заполненную людьми улицу.

Царство блаженных и монстров, запустения и отходов таилось в нескольких метрах от них, но его не существовало для этих облаченных в яркие одежды человеческих особей, снующих в узком пространстве, зажатом между похожими на отвесные скалы зданиями.

Они шли, проезжали мимо меня в похожих на ампулы прозрачных модулях, скользили по змеевидным эстакадам, опутавшим нижние уровни мегаскребов.

Грань гендерного внешнего различия между этими людьми была стерта, ведь все они носили одинаковые, различающиеся только цветовой гаммой комбинезоны и одинаково яркую, подчеркнуто неровно нанесенную косметику на лицах.

Они шли, ехали, скользили в полной тишине, уставившись в парящие перед их лицами голограммные экраны, на которых безостановочно вспыхивали яркие картинки, или вглядывались в голограммные витрины секс-портов, где их вниманию предлагались кибернетические копии репродуктивных частей человеческих тел способные, как объявлялось, «сделать их счастливыми».

Я не услышал ни разговоров, ни смеха, обычных для людей, гуляющих по городским улицам, словно могущественный чародей наложил на их уста печать молчания. И если они и раскрывали рот, то лишь затем, чтобы отправить в образовавшуюся пустоту порцию еды.

Однако чистая улица – лучше мусорных куч и прячущихся в них монстров. Сделав шаг и растворяясь в толпе, я ощутил себя окруженным механическими манекенами, скрыть холодность лиц коих яркая косметика была не в силах.

Помню, я подумал тогда: «А что, если я все же погиб там, в тоннеле, и попал в преисподнюю? В конце концов, откуда мне знать, как она выглядит, возможно, это мир, подобный бездонному ущелью и населенному механизмами, которым старательно придали человеческий вид?»

И небо, словно отражая мои мысли, было мрачнее холодного ада. Из-за смога мне оно казалось свинцово-коричневым потолком, по которому черной мошкарой безостановочно сновали бесчисленные боты.

Почувствовав прикосновение к локтю, я вздрогнул. Но, увидев перед собой похожую на подростка девушку, успокоился.

Внешне она сильно отличалась от окружающих нас людей. На ее лице не было косметики, и одета она была не в комбинезон, а в серый поношенный плащ с накинутым на голову глубоким капюшоном, из-под которого выбивались несколько русых косичек, похожих на тонких змеек. Незнакомка обладала живыми и умными глазами, однако ее привлекательность ограничивалась этим.

Наверное, я слишком пристально разглядывал ее лицо и она смогла догадаться о моих мыслях. Строго посмотрев мне в глаза, девушка резким движением сунула мне в руки какую-то листовку.

«ТЫ – РАБ!» – прочитал я на состоящем из гибкой пластичной структуры листе два слова, напечатанные крупным шрифтом. Ниже находился код, похожий на адрес сайта. Я хотел спросить у нее, что это значит, но ее не оказалось рядом, она словно растворилась в воздухе.

– Что здесь происходит? – пробормотал я и побрел дальше, часто оглядываясь в надежде разглядеть ее среди толпы.

На нижних уровнях гиперполиса сумерки наступали быстрее обычного. В стенах зданий один за другим распахивались лючки, из них выплывали похожие на футбольные мячи разноцветные сферы, которые зависали над тротуаром и вспыхивали, заливая улицу радужным светом. Вместе с этим мне приходилось подводить неутешительный итог: я так и не смог найти работу, а также место для ночлега.

Впрочем, у меня не было ни малейшей возможности для этого. Все магазины, рестораны или развлекательные заведения оказались полностью роботизированными. Я несколько раз пытался обратиться с просьбой о помощи к прохожим, но, прежде смерив меня холодным взглядом, они неизменно обходили меня стороной.

Сырная лепешка теперь казалась мне блюдом из рациона гурмана, а каморка Простака – оазисом тепла и уюта. Но сейчас я не мог, если бы даже этого очень захотел, разыскать ее.

– Эй, парень! – донесся до меня чей-то окрик.

Я обернулся и увидел в нескольких шагах от себя странного человека. Он был приземист и толст, а его голову с длинными, зачесанными назад темными курчавыми волосами опоясывала черно-белая повязка.

Однако не из-за этих весьма тривиальных элементов внешности он показался мне странным. А из-за его глаз. Точнее, правого из них: из затянутой тонкой рябой кожей глазницы меня держала под прицелом похожая на короткий сигаретный мундштук маленькая видеокамера.

– Ты выглядишь уставшим, – приблизившись ко мне, сказал он, явив странное сочетание холодного матового блеска камеры и карего цвета здорового глаза.

– И что из того? – горько усмехнулся я.

– Значит, Макки тот, кто тебе нужен! – воскликнул он. – Я могу тебе дать то, что избавит тебя от усталости, если ты устал! Накормит тебя, если ты голоден! Вдохнет в тебя надежду, если ты отчаялся!

«Наверное, торговый агент», – подумал я, однако спросил:

– И что же это?

Макки (очевидно, под этим именем он имел в виду себя), казалось, ждал от меня подобного вопроса.

– Звездная пыль! – возвестил он, извлекая из кармана грязно-коричневых штанов небольшую пробирку с полупрозрачными кристаллами внутри.

– Что это? – не отводя взгляда смотря на пробирку, спросил я.

– Какая разница, как это называть?! – воскликнул Макки. – Это твой билет в другую реальность! Дверь в мир, где ты станешь богом! Причем в первый раз ты отправишься туда абсолютно бесплатно! Андестенд, мля?!

И что-то внутри меня уже поддалось напору Макки, ведь я был голоден, очень устал и был на грани отчаяния.

«Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!» – вопил мой рассудок, но рука уже дернулась, чтобы взять ее…

– Жертвенные овцы! – раздался над нами чей-то хриплый крик.

Подняв голову, я увидел, что примерно в двадцати метрах надо мной, на выступе, опоясывающем конический мегаскреб, стоит мужчина в длиннополом плаще.

Ветер грозил скинуть безумца вниз. Однако тот, держа у покрытого курчавой бородой лица приспособление, служащее ему мегафоном, абсолютно не боялся этого.

– Вот дерьмо! – с досадой воскликнул Макки. – Один из этих долбаных апокалиптиков! Сейчас здесь будет полно копов! Ну, если что, ты знаешь, где найти Макки!

Едва его дородная фигура скрылась в быстро сгущающейся толпе зевак, во мне возникло чувство, что я только что чуть не совершил большую глупость. Но от этих мыслей меня отвлек очередной крик безумца.

– Жертвенные овцы! – освещенный ярко-белым светом зависших вокруг него патрульных ботов, вновь прокричал он толпе. – Бессмертные принесут вас в жертву, они избавятся от вас как от вещи, переставшей быть нужной!

И хотя все происходило в реальности, однако стоящего у края пропасти человека в длиннополом плаще, освещенного полицейскими ботами (словно он находится в излучении театральной рампы), можно было принять за постановку безумного спектакля. Безумного настолько, что казалось, даже ветер, став одним из зрителей, вдруг затих.

Люди вокруг меня уже не походили на механические манекены. На их, словно сошедших с полотен Пикассо, разукрашенных ломаными линиями, поднятых вверх лицах эмоциональное напряжение достигло апогея. Оно мгновенно передалось мне. Я почувствовал, как взмокли мои ладони.

– Немедленно покиньте парапет! – раздался бесстрастный металлический голос. – Вы нарушаете указ правительства номер сто тринадцать параграф пятый…

– Вот вам указ правительства! – плюнул в сторону полицейских ботов человек в плаще. – Люди! – вновь обратился он к толпе. – Вы находитесь в тюрьме, где двери, засовы и решетки невидимы! Выплюньте синтезированные бутерброды, оторвите свои взоры от бесконечных трансляций курсов акций, перестаньте лелеять несбыточную мечту стать одним из бессмертных и обретите свободу, ибо рабство хуже смерти, ведь смерть может нести освобождение.