Атлантический Штамм

Ждал я ее почти два часа, изнывая от нетерпения. Портье сказал, что рано утром она уехала куда-то и взяла с собой фотоаппаратуру.

Наконец я увидел ее, она шла в синих джинсовых шортах и кедах, загорелая, в бейсболке, рыжие волосы мечтательно разметались из-под нее по плечам. В тот момент она показалась мне прекраснее всех на свете.

Несколько испортило впечатление нахождение рядом с ней атлетического вида парня в обтягивающей и подчеркивающей его мышцы футболке. Они что-то щебетали друг другу, как я понял, по-итальянски, и прошли мимо меня.

Я окликнул её.

Она увидела, обернувшись, подбежала, чмокнула в щеку.

– Начо, как я рада! Круто что ты приехал. А мы вот ездили немного поработать на натурной съемке. Это мой партнер по работе, Рокко. Рокко, иди сюда.

Атлет подошел, он ослепительно улыбался и вообще производил впечатление крайне обаятельного парняги.

– Рокко, – он протянул свою крепкую руку. Говорил он с акцентом, причем с очень сильным, – Елена, он тоже из нашей банды? – при этом дружески, как показалось мне ущипнул ее за бедро.

– Начо тут просто проездом, на днях он здорово выручил меня с фотоаппаратом. Начо, Рокко мой продюсер ну и … партнер по съемкам. Я не знала, что ты приедешь так рано и мы решили съездить поработать на природу. Классно поснимали в горах, верно, Ро?

– Ты молодец, звезда моя! – красавец атлет обнял ее за плечи и тоже чмокнул в щеку, – сегодня была шикарная съемка, ты как всегда прекрасна. Ну ладно, мне скоро уезжать, поезд в Милан через три часа. Вы отдыхайте. Елена, увидимся, как вернёшься домой.

Далее он что-то сказал ей по-итальянски, еще раз дружески хлопнул по бедру (или не по-дружески все-таки), попрощался с нами обоими, и подошел к стоявшему неподалёку открытому джипу, битком набитому всяческой съёмочной аппаратурой. Помахав нам, он сел за руль и умчался, весело рыча мотором.

– Классный парень, – оценил я, – явно что он легко сходится с людьми.

– Ты даже не представляешь, насколько, – усмехнулась она, – слушай, я жутко голодна, пошли я тебя угощу в местном ресторане. Тут великолепно готовят рыбку.

– Я… как бы тебе это сказать, терпеть не могу рыбу. Я вырос на рыбачьем острове и меня пичкали этой рыбой с пеленок.

– Не вопрос. Погнали со мной. Пошли, тут можно арендовать авто, сейчас найдем что-нибудь и для тебя.

Райская жизнь продолжилась в самой что ни на есть полной мере. Её ребячество и некоторая мальчишеская удаль завораживали. Она ни грамма со мной не флиртовала, наоборот всеми фибрами души она словно показывала мне что я всего лишь ее друг и останусь таковым в ближайшее время. Я не настаивал, дабы не спугнуть. Она очаровательно заразительно смеялась, закатывая свой огромные глаза, неподдельно наслаждалась общением со мной и откровенно говоря, если бы она в те мгновения поманила меня к себе пальчиком, я не раздумывал бы ни секунды.

Она держала меня за руку, но по-дружески. Я неуклюже как-то сделал попытку прикоснуться к ее губам, но она ловко то ли увернулась, то ли сделала вид что не поняла, что именно я от нее хочу.

В любом случае, мы провели тот день, как я помню, словно старейшие друзья и впечатлений нахватались до предела, во всяком случае я. Мы облазили руины старинного замка Турбийон, построенного аж в XIII веке и разрушенного пожаром в конце 80-х годов XVIII столетия. Со слов Елены, обладавшей немалыми познаниями в этой области, замок сей был признан памятником культурного наследия Швейцарии и всякий кто побывает тут, просто обязан привезти домой кучу фотографий. Мы «щелкались» беспрестанно, я истратил 3 рулона пленки, уже предвкушая как буду всё это дело дома распечатывать и показывать своей новой «семье».

С башен замка мы наблюдали невыносимо прекрасные виды долины реки Роны, после, спустившись, гуляли взявшись за руки, по ее берегам, плавали на лодке и ели мороженое. Наша юная жизнь была неимоверна солнечна и мне в тот момент представлялась некоей смесью из удовольствий и развлечений. Я сполна вознаграждал себя за все лишения детства и такой порядок вещей мало того, что меня устраивал, я был готов его защищать, не желая сил. Седой Луи купил меня с потрохами, кинув кость в красивой обертке, а я счастливый, её радостно схватил, виляя хвостиком.

Я прогулял свой поезд обратно в Аскону и виновато хлопал глазами.

– Я конечно могу уехать за рулем, правда, совсем не знаю тут дорог, – я напропалую кокетничал, и мне показалось что она приняла мои правила игры.

– Брось ты, куда ты на ночь глядя. Тут горные дороги, заплутаешь еще. Погнали ко мне, – ее молодежный стиль общения крайне подкупал меня, – у меня кровать там что твой аэродром.

Горячая итальянка окончательно свела меня с ума и я, совершенно очарованный её неподдельной искренностью, направился вслед в ее скромный по сравнению с моим номер, в котором действительно стояла на удивление просто гигантская кровать в окружении множества погашенных ламп на треногах.

На мой немой вопрос она рассмеялась.

– Я ж фотограф, поэтому у меня столько барахла. Давай, не смущайся, беги в душ.

Я помчался как ошпаренный. Еще бы, роскошная итальянка с рыжими волосами приводит меня в отель и просит поскорее сходить в душ, чего уж размышлять. Все было и так понятно.

Я мылся с наслаждением горячей водой с множеством гелей, дабы мое тело абсолютно не издавало никаких посторонних запахов. Насмотревшись американских фильмов с постельными сценами, в которых главные герои всегда посещали душ перед тем как возлечь с возлюбленной, я копировал их поведение и сам того не заметил, как похоже, чрезмерно увлекся процессом.

Выйдя из душа, я подпоясался полотенцем, подобно Бельмондо, одному из моих любимейших актеров героического кино, и на цыпочках прошествовал в спальню. На мое удивление, тут было темно, лишь слабый свет ночника освещал ту сторону кровати, где судя по всему должен был спать я.

Елена спала крепким сном, завернувшись в одеяло и уже сладко посапывала. Никакого романтизма, никакой ожидаемой страсти.

Конечно же, я все списал на себя и на свою адскую медлительность в душе. Выругав себя последними словами за этот идиотский поступок, я прилег рядышком и тотчас же провалился в глубочайший сон.

Помню, что наутро она разбудила меня веселыми итальянскими песнями, несшимися из динамика её небольшого магнитофона. Я спал как убитый и ярчайшие лучи света, проникающие в спальню, заставили меня крепко жмуриться.

– Начо, соня! Уж кофе весь остыл. Вставай! – она бегала туда-сюда по комнате, собирая небольшой рюкзачок.

Я откинул одеяло и чуть не сгорел со стыда. Я ведь забыл вчера надеть нижнее белье и всё мое мужское великолепие мгновенно вырвалось на волю вольную.

Она словно не заметила моего конфуза, кинув мне халат. Либо она была фригидной, либо не интересовалась мужчинами. Я был несколько обескуражен и с некоторым подобием раздражения надел его на себя. Видать, я переоценил вчера свое мужское обаяние.

– Начо, сегодня предлагаю забраться повыше в горы, – она снова не замечала моего настроения, – нахватаемся свежего кислорода, чтоб голова кружилась. Давай, шевелись.

Через минуту я уже забыл про свое раздражение, затянутый в водоворот ее неподдельного оптимизма.

Не имеет смысла описывать все последующие дни моего отпуска. Скажу лишь что провел я их полностью с ней, не расставаясь ни на минуту. Мы объездили все фантастические места Швейцарии, естественно за мой счет, ибо я не скупился на свой отдых в компании столь прекрасной леди. Побывали в Базеле, на Рейнском водопаде, на Цугском озере. Отсняли километры фотопленки. Снимали недешевые отели, и опять же, всегда Елена делала вид что мы с ней не более чем друзья. Мы спали вместе, и даже в обнимку, но каким-то магическим способом она не позволяла мне заходить далее этой обозначенной ею границы. Она разрешала себя обнимать, целовала меня в щеку и даже ходила при мне совершенно обнаженной, сводя меня с ума своей совершенной фигурой римской богини. Но далее ни-ни.

А я сам в тот момент был слишком неопытен, дабы «брать быка за рога» и молча зло сопел в подушку.

Ей иногда звонили на ее большой черный мобильник с выдвижной антенной, и она лопотала что-то на своей космически быстром прекрасном языке. Я ничего не понимал, но старался внимательно вслушиваться в незнакомые распевы, стараясь уловить по ее интонации суть разговоров. Тогда же я твердо решил, что по возвращении домой займусь изучением итальянского вместо твердолобой латыни, коей нас пичкали на факультете.

Наконец, она уехала в Италию, в Комо. Мы долго прощались на вокзале и мне хотелось плакать. Рыжая бестия завладела моим сердцем, и я страстно умолял её дать мне свой адрес.

Она подумала минутку, потом начеркала мне на бумажке номер телефона.

– Это номер Рокко, если захочешь увидеться, звони ему. Он знает график моей работы. Кстати, через месяц я буду в Бордо, можешь приехать туда, адрес он тебе подскажет.

На прощание, о боги, она одарила меня длинным и невероятно божественным поцелуем в губы! Я испытал нечто фантасмагорическое, широчайшую гамму эмоций, мощнейший энергетический разряд; то, что ранее никогда не чувствовал. На меня извергся водопад ярких ощущений, мозг словно пронзила молния, ушедшая куда-то в землю под моими ногами.

Она махала мне из окна вагона, а я бежал следом словно умалишенный, пока поезд не набрал скорость. Рыжая богиня умчалась в страну муз и поэтов, оставив меня на перроне удрученным и несчастным.

На пейджер вечером того же дня мне пришло сообщение от Луи: «возвращайся, есть работа».

Усталый безмерно после своего насыщенного событиями и чувствами отпуска я медленно шествовал по вокзалу Нанта с небольшим рюкзаком за плечами. Меня встретил Эдмон, мой напарник.

Кстати, об Эдмоне. Он был польским евреем и настоящие его имя и фамилия были Эдвард Валишевский. Пятнадцать лет назад его родители вместе с ним-школьником эмигрировали из Польши из-за репрессий тогдашнего коммунистического правительства, во всяком случае так он рассказывал мне. Осев здесь, отец стал здесь доктором философии, насчет матери же он молчал. В мафиозные структуры юного Эдварда, успешно превратившегося тут в Эдмона Валири́, занесла любовь к приключениям и драйву. Уйдя от своего тирана ученого-отца, Эдмон крайне быстро примкнул к делам седого Луи и за шесть-семь лет работы на него поднялся от простого водителя до его практически правой руки.

Эдмону было двадцать шесть лет, он курил толстые египетские папиросы и был развит интеллектуально: свободно владел четырьмя языками, включая арабский, был крайне очарователен с женщинами, хорошо разбирался в вине и самое главное, был до мозга костей предан Седому.

Я сел в его черный блестящий «ситроен» с кожаным салоном. Рывком взяв с места, он помчался среди потока машин, виртуозно объезжая пробки.

– Пока едем, расскажу вкратце суть, – начал он вместо приветствия, – пару дней назад в районе Дервальер полиция накрыла целый, ты не поверишь, склад драга. Почти пятнадцать килограммов. В самом что ни на есть неожиданном месте, рядом с мостом Жюля-Сезара, что через реку Шезин. Там стоял автомобиль без номеров, жандарм подошел, стал стучать, а внутри никого. Парковка там запрещена, он и вызвал эвакуатор.

– И что далее? – я тоже закурил, проклятая привычка начала засасывать меня в свои дебри.

– А далее машина простояла три дня, решили ее открыть и узнать кто владелец по номерам на двигателе. Ну и что ты думаешь, под капотом лежало несколько пакетов, все под завязку забиты. Явно что это подкинули с целью развязать кампанию в преддверии выборов мэра. Ты ведь знаешь, кто метит на место Эро́?

– Лидалю́? – я показал свою политическую грамотность.

– Именно. Седой давно с ним делает хороший бизнес, и естественно, в наших интересах, поддержать этого фашиста. Если он выиграет, то мы можем получить прекрасную схему по импорту табака и алкоголя с минимальными пошлинами, причем совершенно легально. Ну, Седой тебе сам расскажет.

Разговор с боссом был продолжен спустя полчаса в его кабинете.

– Я так понимаю, ты отдохнул прекрасно. Я рад за тебя, – Луи меня обнял за плечи и крепко пожал мне руку своей молодцеватой хваткой.

– Благодаря Вам. Я искренне благодарен Вам за столь прекрасную возможность повидать рай на Земле.

– Эээ, парень, благодарить будешь делом. Что ж, я верю тебе, что твой отдых пошел тебе на пользу. Впереди крупное дело, Эдмон как я понимаю, уже посвятил тебя?

– Да, я знаю про историю про находку у моста.

– Садись, – Луи кивнул на стул рядом. Это всегда означало, что разговор будет серьезный, – итак, сейчас агенты из парижского отдела по борьбе с наркотиками роют землю носом, да-да, сюда прилетела целая команда из столицы. Ты же знаешь, что главный комиссар города мсье Дрюо наш хороший друг, особенно когда эта дружба сдабривается хорошей регулярной зарплатой от нашего скромного стола. Он мне слил всю информацию и далее также будет держать нас в курсе. Но этого мало. Есть подозрения, что этот огромный груз появился тут не случайно, что его привез с Антильских островов наш второй друг Франсуа Лидалю́.

– Для чего столь огромная партия?

– Потому что Лидалю немного дурак, или же олух, как тебе удобнее назвать. Он столь поверил в себя и в свою победу на предстоящих выборах, что решил привезти сюда товар для будущей торговли, как только станет мэром. Иными словами, будущие прибыли затмили ему глаза, мой юный друг.

– Но ведь выборы только через три месяца.

– Но борьба за избирателя идет уже сейчас. Олух Лидалю даже не смог нормально спрятать товар, либо же его просто кинули проклятые пуэрториканцы, а я уверен, что он именно их нанял для логистики. Возможно, они забрали часть товара и сбежали, или же их кто-то спугнул, и они просто не успели вернуться за товаром. Вариантов масса. Наша задача установить истину. Иначе ищейки из Парижа раскокают весь наш бизнес под горячую руку, словно корзину с яйцами!

Он постепенно начинал злиться, это было видно по тому как он жестикулировал. Явно этот груз был не к месту и не ко времени и нарушал планы могущественного старика.

– Босс, я готов, – я хотел встать по стойке «смирно», но он успокаивающе положил руку мне на плечо, буквально придавив к стулу.

– Найдите с Эдмоном владельца груза. Или узнайте хотя бы кто осуществлял логистику. Я должен знать, кто привез этот сюрприз к нам в город и рушит нам все планы на этот год. Ведь это явная провокация, черт подери.

Я сказал, что всё понял и вышел. Нам предстояло распутать сложнейший клубок, однако ж трудностей мы не боялись.

На прощание Луи не преминул конечно же, в очередной раз меня шокировать своим всезнанием:

– Кстати, та рыжая девка из Комо, она хоть позволила тебе взять её врата рая штурмом? – его юмор был порой до невозможного натуралистичен.

– Откуда Вам известно, босс? – я был в самом что ни на есть совершенном удивлении.

– Неужто ты думал, что мы тебя отпустили бы так надолго одного? Конечно же, ты был под нашим пристальным вниманием. Честно скажу, я искренне переживал за тебя, когда ты начал болтаться с этой Еленой Гримальди.

Старик был могущественен безмерно, всё знал и давал мне понять, что мне от него не скрыться нигде.

– Мсье, я… мы… у нас была дружба. Елена как я понимаю, слишком чиста для быстрых отношений. Я очень хочу ее снова увидеть.

– Чиста?? – Седой Луи хмыкнул, – я навел тут справки касаемо нее. Ты ведь надеюсь, не обижаешься на это, все-таки я твой босс и должен знать с кем ты проводишь время. В общем, подумай неоднократно, прежде чем захочешь снова встречаться с этой мадемуазель. Если тебе интересны детали, то напомни мне попозже, обещаю тебе все рассказать. А теперь иди работай.

Седой Луи не был «классическим» мафиози в прямом смысле этого слова. Он вообще к криминалу пришел достаточно поздно, в зрелом уже возрасте. Мне об этом рассказывал Эдмон в один из приступов вдохновения за стаканом бренди.

Луи не был членом какой-то образованной преступной семьи, не принадлежал ни к какому из известных кланов, всегда держался особняком. Смолоду он был самым что ни на есть левым социалистом, ходил с красной повязкой на руке, голосовал за Де Голля на всех его выборах, а его отец был известным во время войны командиром партизанских бригад.

С его же слов, все изменил 1968 год, когда вся Франция встала на дыбы против диктатуры состарившегося к тому времени прославленного президента Шарля де Голля. Миллионные демонстрации по всей стране, бастующие предприятия и толпы мигрантов, заполонивших города и коммуны как следствие крушения французских колоний, заставили Луи свернуть на путь правого фундаментализма. Он достаточно быстро забыл о своем социалистическом прошлом, стал наводить связи с националистами, при этом оказался хорошим коммерсантом, создав ресторан «Чат нуар», ставший прибежищем его сторонников. Деловая хватка, дипломатичность, умение лично очаровывать людей и находить нужные решения в экстренной ситуации – все это вывело Седого Луи (кстати, седым он был с юности) в когорту самых могущественных людей Атлантической Франции. Бизнес его процветал еще в пору моего детства, интересы Седого простирались от обычного ресторанного питания (всего по побережью Бискайского залива было почти двадцать его заведений, насыщавших туристов прекрасной кухней) до опиума и пиратского копирования фильмов. В его команде только в Нанте было свыше сотни постоянных членов, и каждый отвечал за свой фронт работы, которой было просто валом.

Мы все ощущали себя частью монолитной и могучей империи Седого Луи Гудфруа (его предок был дворянином) и это здорово ласкало наше самолюбие.

К чести нашего босса, его бизнес никогда не пересекался с такими вещами как работорговля, детская порнография, заказные убийства конкурентов. Даже сейчас ему пришлось связаться с опиумом только по причине того, чтобы, с его слов, контролировать его импорт в страну. Последние десять лет наркотрафик из Пуэрто-Рико вырос до небывалых высот, не в последнюю очередь по причине колоссальной коррупции среди насквозь прогнившего морского чиновничества. Практически все они были социалистами, что не мешало им торговать здоровьем наших сограждан направо и налево.

Луи подключился к этому грязному делу и сумел приостановить ввоз опиума сначала в Нант, а потом и на всей территории Атлантики. Это было примерно за четыре года до моего прихода в его империю. Конечно он понимал, что полностью искоренить столь грязное дело невозможно, особенно когда в стране такое огромное количество мигрантов, которые и являлись основными перевозчиками и потребителями отравы.

Но взяв под свой контроль ввоз драга, он свел его к ничтожно малым крохам, перенаправив основные потоки в соседние Германию и Италию. На грандиозной сходке нарко-баронов, произошедшей на острове Йе департамента Вандея за два года до моего появления у него, опять же слов Эдмона, Луи договорился о том, что «его земли» не будут плацдармом для торговли ни среди мигрантов, ни среди французов. В обмен на это он договорился помогать с транзитом в соседние страны, и наши люди регулярно ездили туда, рискуя собой, провозили драг через итальянскую и немецкую границы. Это был рискованный бизнес, но Луи оправдывал этот риск тем что таким образом он защищает Атлантику.

– Пусть лучше передохнут итальяшки с фрицами, – говорил он нам на собраниях в своем огромном кабинете, – но здоровье наших людей, честных и трудолюбивых бретонцев не должно страдать. Мы все – люди единой белой расы, мы любим свою страну и свой народ. Немцы уже давно не немцы, у них всем заправляют турки и арабы, в их школах немецкой речи даже не слыхать. Они проиграли эту войну, зачем их нам защищать?

В его голове удивительным образом сочетались интернационализм (в нашей команде работало полно арабов), левый социализм (все мы зарабатывали примерно одинаково, дабы в «Семье» не возникало зависти друг к другу) и правый самый что ни есть махровый экстремизм, граничащий с фашизмом. Он вовсю привечал в «Чат-нуар» различных политиков правого толка, особенно частыми гостями у нас были члены Национального фронта, созданного в 70-х годах знаменитым Жан-Мари Ле Пеном. Луи безо всякого зазрения совести именовал их своими друзьями, несмотря на то что многие из них придерживались откровенного фашизма и были потомками пособников германских нацистов, как уже упомянутый мною Лидалю́.

Нант стал для меня мощнейшим стартом карьеры, за первые два года жизни здесь и работы на Седого Луи я узнал столько, сколько не мог даже рассчитывать узнать на своем острове среди чаек и рыбной чешуи. Сердце мое горело яснейшим факелом надежды исправить мир – это сказывались гены отца, ну и наказать виновных во всех бедах нашей многострадальной страны. Каким же образом это сделать, я естественно, не знал и полностью доверил свою судьбу в руки стального старика с белыми волосами, в котором видел спасителя отечества и мудрейшего из смертных.

Через день после разговора с боссом мы с Эдмоном и пятью нашими ребятами выехали на поезде в бретонский Брест на встречу с представителем наркокартеля из Пуэрто-Рико, доном Мигелем Эспиноса по прозвищу Краб. Мы везли к нему вопросы, на которые очень хотели получить своевременные ответы.

Мы ехали два часа, во время поездки Эдмон усиленно просвещал меня касаемо предыдущих переговоров.

– Ты помалкивай, говорить буду я. Если будут что-то спрашивать, ссылайся на меня.

– Я еду туда учиться, я прав?

– Именно. Старик наш в тебе очень уверен и просил меня дабы я натаскал тебя как следует в дипломатическом искусстве. Поэтому слушай и запоминай.

За окнами проносились чарующие пейзажи Атлантической Франции.

– Этот Краб, или Эспиноса, еще тот тёртый калач. Ему шестьдесят лет, из которых сорок он занимается торговлей драгом, работорговлей, производством порно и еще черт его знает, чем. Он мафиозо самого высокого пошиба, причем учти, что последние пятнадцать лет он сидел в тюрьме Мо в Шоконене, и при всем при этом умудрялся держать в своих руках весь свой бизнес, не упуская ничего. Его выпустили по амнистии пару-тройку лет назад, и он как бы отошел от дел, но это не так. Официально главой его клана стала его старшая дочь Ирма, еще та стерва. Она была с ним на той самой сходке на острове Йе, я тоже ездил туда в свите Седого.

– Почему Краб, кстати?

– Он обожает крабов на завтрак, обед и ужин. Жрет их как не в себя. Несмотря на то что у него проблемы с желудком, он тем не менее не отказывает себе в этом удовольствии ежедневно.

Далее Эдмон рассказал, что именно Эспиноса первый поддержал Луи в его начинании очистить Атлантическую Францию от наркотиков, несмотря на то, что был главным поставщиком в эти края много лет. Он рассудил, как типичный прагматик, приняв доводы Луи: если продолжать ввозить драг такими же темпами, тогда через пять лет его некому будет тут продавать.

С 80-х годов, когда страну захлестнула очередная экономическая депрессия, вызванная во многом откровенно популистской политикой Франсуа Миттерана, опирающегося на самые трущобные низы, наркотрафик расцвел здесь небывало. По рассказам Седого Луи, в те годы каждая школа, каждый интернат, каждый университет страны были рассадниками заразы. Никакая борьба полиции с наркодилерами не давала результата и прежде всего из-за чрезмерной коррумпированности местных управленцев, глав департаментов и коммун, морских чиновников и даже высших офицеров морского флота. Все пытались нажиться неимоверно на столь огромном потоке наркотиков, но благодаря той самой встрече на Йе, которую мы все про себя именовали «Стальным пактом», дело постепенно выправилось.

Эспиноса согласился перенаправить потоки антильского опиума в Германию и Италию, а Седой взял на себя все вопросы логистики по территории Франции до немецкой и итальянской границ. Мало того, пуэрториканец согласился инвестировать миллион долларов в строительство клиники для лечения наркозависимых в Париже, и скорее всего, во всяком случае, мы так думали, его выпустили из тюрьмы именно после этого.

И вот к этому человеку меня вез мой старший товарищ Эдмон, для того чтобы мы задали вопросы прожжённому жестокому мафиози.

Да, мы рисковали. Но со слов Седого, нас никто не смел бы и тронуть пальцем, так как нарушить «стальной пакт» было бы равнозначно объявлению войны. А этого не хотел никто. Эспиноса болел, у него был, по слухам, рак кишечника, ну или же некая иная тяжелая болезнь. Мучающая его долгими запорами. Из-за которых он, опять же по слухам, не мог «облегчиться» неделями, что вызывало у него дикую агрессию. Эдмон даже пошутил, что мол, надеемся, что приедем к тому моменту, когда «Краб просрется».

Нас встретили люди Эспиносы, поголовно все смуглые парни с серьгами в ушах и банданах. Молча они разместили нас в четырех своих огромных джипах и помчали к морю.

Ехали молча. У самого побережья, в уютной бухточке нас ожидал катер. Мы выгрузились из автомобилей, сопровождавшие нас мафиози вежливо, но настойчиво пригласили нас пройти на него.