Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Не Лондон, конечно, – посетовал мистер Тейлор. – Но что имеем, тому и рады.

Он отряхнул свой чемодан.

– Здесь в сто раз лучше, чем в мерзком Лондоне, – ответил Юлиан.

Лиам Тейлор улыбнулся и похлопал юношу по плечу.

– Такси ждёт, – сказал он. – Едем в академию.

Юлиан коротко кивнул.

Должен ли он был ощутить чувство ностальгии из-за возвращения в то место, что недавно покинул? Юлиан не знал. Не знал и Тейлор, потому оставалось лишь додумывать самому.

Ностальгию ощущают тогда, когда скучают по каким-то местам, людям или событиям, но не тогда, когда возвращаются. Юлиан же был уверен, что именно ностальгию сейчас он и должен ощущать.

Он отряхнул снежные ботинки и уселся на заднее сиденье старого чёрного автомобиля.

Это не отнять ни у Лондона, ни у Свайзлаутерна – абсолютно все таксисты водили чёрные и неприметные машины, будто другие были под строжайшим запретом.

Всю дорогу до Академии Юлиана преследовали знакомые места. Он наткнулся и на цветочный магазин «Прелести Анны», и на пепелище дома Золецкого, и на злосчастное депо. Каждое из этих мест отправляло его в прошлое и било по самому больному месту.

Повезло, что по пути им не встретились ни особняк Ривальды, ни дом Лютнеров. Юлиан знал, что не выдержал бы и пустил слезу. Увы, он пока не готов к этому.

Такси остановилось, не доезжая до академии.

– Ваша дорога окончена, герр Мерлин, – сообщил спереди мистер Тейлор.

Юлиан думал, что у машины спустило колесо.

– Мы приехали в общежитие вашего факультета, – преподаватель показал пальцем в сторону высокого кирпичного здания. – Дела в академии решим завтра.

Юлиан замялся.

– До свидания, мистер Тейлор?

– Это вопрос?

– Я имел в виду… Я один? Вы не пойдёте со мной?

Юлиан не видел лица Тейлора, но знал, что прямо сейчас он улыбается.

– Мне незачем. Встретимся утром в академии.

Юлиан кивнул и открыл дверь, потому что не хотел лишний раз нервировать задерживающегося водителя.

Он покинул автомобиль – без чемоданов и прочих вещей, имея при себе лишь пальто, ботинки, брюки, шарф, паспорт и несколько фунтов.

Он не так представлял себе переезд с попутным заселением в общежитие. Это всегда было нервным, неспокойным и торопливым. Не как теперь.

Он отправился по вымощенной красным камнем дорожке в сторону общежития. Справа и слева располагалась замёрзшие фонтаны, каменные фигуры драконов, фениксов и лебедей, росли зелёные ели, опавшие осины и вечнозелёные заколдованные омелы.

Здание общежития было высотой в семь этажей. Крыльцо было наполовину закруглённым, столь парадным и длинным, что Юлиан ощущал себя по меньшей мере графом. Резная и тяжёлая дверь светилась зелёным цветом и её невозможно было не найти в темноте.

Юлиан постучал. Дверь открылась не сразу.

Консьерж – низкий старик с ниспадающими с боков остатками седых волос, с жидкой бородой и в круглых очках на десять диоптрий, открыл её.

– Мерлин, – незамедлительно сообщил Юлиан. – Юлиан Андерс Мерлин, первый курс.

Консьерж напряг глаза и попытался всмотреться в лицо гостя. Словно не верил, что это действительно Юлиан Мерлин и пытался прочитать правду в его глазах.

– Герр Мерлин, – буркнул он спустя добрых тридцать секунд. – Да, конечно, был предупреждён о вашем приезде. Простите, не думал, что вы нагрянете так поздно.

Похоже, Лиам Тейлор был более чем уверен в согласии Юлиана на поездку.

Он шагнул внутрь помещения. Внутреннее убранство парадной общежития в стиле эпохи Возрождения в единый миг напомнило Юлиану, что он находится в ретро-городе Свайзлаутерне, а не где-то ещё.

– Вещи можете оставить здесь, – кивнул в сторону своей каморки консьерж. – Утром доставлю вам.

Юлиан осмотрел с себя с головы до ног, давая понять старику, что никаких вещей у него с собой нет.

Консьерж всё понял, и принялся метаться по своей каморке.

– Прошу прощения, – сказал он. – Думаю, вам доставят их завтра. Возьмите ваши ключи.

Он положил связку на стол перед Юлианом. Тот медленно взял в свои руки позолоченный ключ с гравировкой «737».

– Комната семьсот тридцать семь, – пояснил консьерж.

На зазеркаленном изнутри лифте Юлиан поднялся на самый последний этаж общежития. Двери открылись, но никого внутри он не увидел. Что, впрочем, совсем не было удивительным, учитывая столь поздний час.

В нос Юлиана ударил запах домашней и тёплой еды. Он сделал шаг ему навстречу. Невольно он осознал, что давно уже испытывает голод, потому что в последний раз Юлиан и Лиам посещали буфет поезда, когда ещё было светло.

Студенческая часть общежития была под стать и внешнему виду, и парадной. Честно говоря, Юлиан ожидал увидеть совершенно другое, а именно – голые стены, пыль и запах отходов жизнедеятельности. Но, по крайней мере, обёртка у этой конфеты выглядела очень и очень вкусно.

Он прошёл мимо общей кухни, справа от которой находилась большая гостиная, заставленная мягкими креслами и украшенная многочисленными гобеленами и картинами. На потолке, прямо над Юлианом висела огромная люстра с десятком несгорающих свечей, что играли тёплым светом едва ли не по всему коридору.

Следы прошедшего Рождества ещё не исчезли из академии принца Болеслава. И справа, и слева коридор был украшен ёлочными ветвями, оттого запах еды был смешан в равных пропорциях с еловым ароматом.

Так и не встретив ни единой души, Юлиан добрался до конца блока, где и находилась дверь с заветным номером «737».

Он попытался открыть её ключом, однако понял, что это не требуется, потому что дверь была не заперта.

Приоткрыв её, Юлиан сделал неловкий шаг внутрь.

Он не мог сказать точно, какой запах ощутил там, но наиболее стойкую ассоциацию вызвала лаборатория.

Большая комната, которую освещал лишь тусклый огонёк настенной лампы, была заставлена всевозможными банками, склянками и микстурами. Хаотично по всей площади помещения валялись различные книги – приоткрытые и нет, старые и новые, толстые и тонкие.

Над домашней лабораторией хлопотал повёрнутый к Юлиану спиной высокий и худощавый тёмноволосый паренёк.

Не ожидая кого-то увидеть в своей комнате, Юлиан кашлянул в знак привлечения внимания.

Парень обернулся. Судя по всему, занятия микстурами настолько увлекли его, что он полностью забыл про стрижку, потому что его чёрные волосы доставали едва ли не до плеч.

Нос соседа был слегка длиннее, чем следует, равно как и уши торчали больше, чем должны.

– Могу ли я узнать, кто вы? – вежливо спросил Юлиан.

Услышав речь живого человека, парень встрепенулся и подскочил к Юлиану.

– Ты очень вовремя, – сказал он.

Юлиан не нашёл, что ответить.

Сосед открыл ещё дымящуюся микстуру и, поморщившись, залпом выпил.

– Подержи, – протянул он Юлиану колбу и застыл в ожидании результата.

Юлиан держал в руках микстуру и не мог понять, что происходит. Он мог считать Лиама Тейлора кем угодно, но никак не шутником, который мало того, что подселил его к кому-то, а не выделил отдельную комнату, так ещё и сосед оказался пугающим чудаком.

– Зелье? – спросил Юлиан.

Сосед не ответил, ограничившись тем, что поднял вверх указательный палец правой руки. Юлиан ожидал ответа, но не дождался, потому что парень неожиданно закрыл глаза и упал на пол.

Юлиан не заметил, как микстура выскользнула из его руки и разбилась вдребезги. Он буквально подлетел к лежащему телу и принялся бить его по щекам.

– Эй! – кричал он. – Очнись!

Юлиан попытался растолкать его, но попытка была тщетной.

– Не говори, что ты умер, – апатично произнёс он.

Аккуратно положив соседа вверх лицом, он открыл дверь и позвал во весь голос на помощь. Но, судя по всему, все спали и ничего не слышали.

– Вот дела, – сказал Юлиан и присел на пол, упёршись спиной в стену. – Едва успел вернуться в Свайзлаутерн, а тут уже такое…

Он бросил взгляд в сторону парня и отчётливо рассмотрел, как поднимается и опускается его грудь – парень дышал. Приблизившись к соседу вплотную, он понял, что тот всего лишь тихо и сладко спит.

Юлиан подобрал остатки колбы и понюхал их. Пахло каким-то лекарством.

Он мог бы обыскать домашнюю лабораторию и попытаться найти лекарства, но в алхимии он был настолько слаб, насколько это только было возможно.

Оставалось только ждать.

Прошло два часа прежде чем любитель алхимии очнулся. За это время Юлиан успел перенести его хоть и худощавое, но весьма тяжёлое тело на кровать. Уже было часа три, не меньше, но Юлиан и не пытался уснуть, потому что знал, что это невозможно.

Он итак очень плохо спал в последнее время, а теперь, рискуя проснуться в одной комнате с трупом, не смог и вовсе.

Когда сосед открыл глаза, Юлиан облегчённо вздохнул. Похоже, Свайзлаутерн решил пожалеть его и не вовлекать немедленно в злоключения.

– Кто ты? – спросил парень у Юлиана.

Он приподнял тяжёлую голову, но тут же откинул назад. Юлиану были знакомы его чувства, потому что ещё осенью он просыпался в больнице святых Павла и Петра после аварии.

– Я Юлиан Мерлин. Судя по всему, твой новый сосед.

– Быстро же они нашли нового, – усмехнулся парень. – Ты не подумай, Юлиан Мерлин, я не сумасшедший и не пытался покончить с собой. Дело в том, что я чрезмерно увлечён алхимией.

– Я понял, – усмехнулся Юлиан и указал на лабораторию. – Желаешь стать первым, кто создаст философский камень?

– Это невозможно, – отрезал сосед. – Я лично доказал невозможность существования этой субстанции, но увы… Никто не принимает всерьёз эти расчёты.

– Тогда что ты выпил? И главное – зачем?

Парень попытался засмеяться, но смех вышел слишком глухим, отдалённым и сиплым.

– Тестировочный вариант моего нового зелья, – сказал он. – Не буду объяснять его действие, потому что рассчитываю, что вскоре вы увидите всё своими глазами.

– Если часто пить это, можно плохо закончить. Вплоть до летального исхода.

– Прости, но подопытных нет. Хочешь им стать? Плачу хорошо.

Сосед ожидал, что шутка окажется удачной, но Юлиан даже не улыбнулся.

– В деньгах не нуждаюсь, – сказал он.

Было наивно верить, что сосед поверит в это. Потому что ненуждающиеся в деньгах никогда не переезжают в общежитие.

– Я пошутил, – сказал сосед. – Меня зовут Гарет Тейлор, и поздравляю. Теперь моя комната и твоя тоже.

– Тейлор? – встрепенулся Юлиан. – Серьёзно, Тейлор?

– Что не так с моей фамилией?

– Буквально два часа я разошёлся с одним Тейлором. Тебя связывает что-то с Лиамом Тейлором?

Гарет снова попытался изобразить смех, и, в этот раз вышло куда успешнее.

– Совсем немного, – ответил он. – Лиам Тейлор – мой отец.

Юлиан мог бы удивиться, услышав эту новость. Но осознание того, что он находится в Свайзлаутерне – городе, в котором возможно всё, не позволило ему это сделать.

Внешнее сходство Гарета и Лиама ограничивалось только цветом волос и формой подбородка. Всё остальное – глубокие серые глаза, тонкие скулы, слегка растопыренные уши и длинная шея явно достались сыну от матери.

– Тебя удивила эта новость? – спросил Гарет после недолгого молчания. – Ты его студент, да?

– Да, он мой учитель. И, я бы сказал, что друг.

Гарет улыбнулся и приподнялся.

– Не знал, что у отца есть друзья. Можешь подать воды?

Юлиан осмотрел комнату в поисках воды. Задача была очень сложной, потому что для этого помещения лучше всего походило определение «анархия». Даже Юлиан – человек, который об уборке никогда в жизни не думал, не мог позволить себе такого в Грунндебайтене.

– Ты привыкнешь, – сказал Гарет. – Здесь не всегда так, но в последнее время… Одним словом – алхимия.

– Как так вышло, что сын преподавателя живёт в общежитии? Почему ты живёшь не с отцом?

Гарет поджал губы, словно вспоминая что-то не очень приятное для себя. В любом другом случае Юлиан извинился бы и постарался изменить тему разговора, но не в этом. Никакая проблема Гарета не сравнится с тем, что пережил Юлиан пару месяцев назад.

– Слышал когда-нибудь о конфликте отцов и сыновей? – спросил Гарет.

– Слышал о конфликте дедов и внуков.

– Значит, отлично понимаешь меня.

Гарет нашёл в себе силы приподняться и отправился к графину с водой. Когда он пил её, Юлиан начал остерегаться повторения того случая, но всё обошлось. Вода и впрямь оказалась всего лишь водой.

– Я творческая личность, Юлиан, – сказал Гарет. – Не пишу стихи или картины, как ты мог бы подумать. Моё творчество в другом. Как ты уже мог понять, я практикуюсь в алхимии. Меня интересует радиотехника. Хочу изобрести что-то новое, как-то показать себя, но отец… Как выяснилось, он готовил меня к юридической академии. А я сказал, что скорее уйду из дома, чем соглашусь с ним. И, знаешь ли, он… Оказался не против.

– Не очень похоже на мистера Тейлора.

– Ты многого не знаешь, Юлиан Мерлин. Ни о том, что далеко, ни о том, что под самым носом. Уясни это и ничему не удивляйся.

– И никому не верь, – дополнил Юлиан.

– В точку, – согласился Гарет и налил себе второй стакан.

– И на каком факультете ты сейчас учишься? – осторожно поинтересовался Юлиан.

– На историческом, конечно. Не видишь логики? Я тоже. Но я готов учиться где угодно, но не на юрисприденции. Я ненавижу законодательство. Ненавижу политику. Ненавижу гуманный суд, который существует только на бумаге. Что уж скрывать, я ненавижу общество. Как можно заниматься тем, что больше всего на свете ненавидишь, день изо дня, год за годом?

– Нельзя, – кивнул Юлиан.

Он хотел спать. Завтра может случиться что угодно. Более того, неожиданность может прийти в любое время суток. Неизвестно, сколько ему позволят поспать.

– О себе расскажешь завтра, – сказал Гарет. – У нас будет много дней для того, чтобы познакомиться ближе. Пока обживайся. Ты попал в королевство под названием «общежитие». С этого дня твоя жизнь изменилась.

Юлиан посмотрел на свою кровать. К сожалению, постель представляла из себя лишь голый матрац и жёсткую подушку. Скорее всего, уже завтрашним утром консьерж любезно выдаст Юлиану комплект постельного белья, но сегодня придётся обходиться тем, что есть.

Он и сам не заметил, что за этот и предыдущий дни здорово отвлёкся. Может быть, жизнь не заканчивается и впереди ещё много интересного?

Свайзлаутерн неизведанный город. Таинственный город, словно наделённый душой. Жители для него – не более чем шахматные фигуры, которыми он умело манипулирует.

Кого-то возводит из пешек в королевы, а кого-то с доски и вовсе убирает. Никому не дано знать, какая роль ему уготована и какая ожидает впереди. Остаётся только верить в то, что следующий ход не окажется последним.

Юлиан открыл глаза. Поначалу ему казалось, будто он всё ещё в Грунндебайтене, и прямо сейчас отправится в гостиную, где его уже ожидает горячий кофе. Но, увы, в таких местах кофе не появляется сам по себе, и придётся здорово похлопотать для того, чтобы приготовить его.

Туман в глазах рассеялся, и Юлиан вспомнил вчерашний день. Очередной побег от деда, поездка на поезде до Свайзлаутерна, консьерж, сын Лиама Тейлора, едва не отравившийся своим же зельем всё это казалось безумием.

Последние два месяца каждый новый день был полной копией вчерашнего. Пробуждение, прогулка, нахождение наедине с самим собой, сон. Юлиан был загнан в эту петлю, но всё изменилось, когда через порог их дома переступил Джампаоло Раньери – виновник всех бед и благ.

Гарет уже не спал. Он сидел за столом и, как понял Юлиан, чинил радиоприёмник.

– Который час? – сквозь сон спросил юноша.

– Скоро полдень, – не обернувшись, отреагировал Гарет. – Не думал, что ты так здорово спишь.

– День тяжёлый был, – Юлиан протёр глаза. – Почему ты не на занятиях?

– Ты всегда такой растерянный или только спросонья? Сегодня воскресенье, у нас нет занятий.

– Воскресенье? – встрепенулся Юлиан и вскочил в кровати. – Но твой отец сказал, что мы сегодня пойдём в академию решать мои проблемы. А если сегодня воскресенье, значит она не работает.

– Не говорил с отцом по этому поводу.

Только что Юлиан обнаружил, что спал в одежде. Его рубашка безнадёжно помялась, а к брюкам прилипли перья.

– Кофе есть? – спросил Юлиан.

– Есть чай, – указал в сторону беспорядочной кучи столовых приборов Гарет.

Юлиан практически никогда не пил чай, поэтому отказался от этой идеи. Он не был знаком с соседями, поэтому решил отправиться на поиски кофе на городские улицы.

Несмотря на обильный снегопад, на улицах Свайзлутерна было тепло. Снег падал на волосы Юлиана, но быстро таял, оставляя после себя лишь капли воды.

Ему до боли были знакомы эти улицы. Несмотря на то, что ныне каменные дороги были белыми, а не жёлтыми из-за листьев как прежде, каждый шаг заставлял Юлиана вспоминать что-то новое.

Тоска мешалась с ностальгией. Они создавали друг с другом единое целое и словно олицетворяли эмоциональное состояние Юлиана на данный момент.

Он очень боялся делать то, что делает сейчас, но понимал, что начинать стоило именно с этого.

Если предыдущие места касались души Юлиана лишь поверхностно, то цветочный магазин «Прелести Анны» смог дотянуться до самого сердца. Он не мог ассоциироваться у Юлиана с кем-то другим, помимо Пенелопы Лютнер и неувядающего аметистового стебля, с которым Юлиан больше не расставался.

Но купил он два букета, а не один. Совсем неважно, что принять цветы сможет только один из тех двух людей, которым они уготованы. Другой заслужил ничуть ни меньше, и Юлиан будет считать себя последней сволочью, если не окажет знак внимания ушедшим.

Спустя несколько минут он покинул магазин, сжимая в каждой руке по букету: в правой находились жёлтые хризантемы, а в левой – синие астры.

Свайзлаутерн не был маленьким городом, но Юлиану и мысль не приходила воспользоваться услугами такси, троллейбуса или другого общественного транспорта.

Он должен вкусить этот город полностью. Надышаться его воздухом и кожей ощутить его холод. Поприветствовать его и извиниться за неожиданное прощание.

К тому моменту, когда Юлиан наконец увидел вывеску «Улица Златокудрого Орла», снегопад наконец прекратился. Юлиан отряхнул голову и пальто и сделал несмелый шаг в сторону дома, в котором оставил так много воспоминаний.

Особняк Ривальды Скуэйн остался прежним. Та же крыша, те же стены, та же веранда и всё те же балконы, тот же высокий забор и уютный сад. Если бы Юлиан не знал, что хозяйки дома уже три месяца нет в живых, посчитал бы, что жизнь тут продолжается как и раньше: из окна выглядывает стригущий ветви домашних растений Джо, за столом понуро и угрюмо допивает порцию глинтвейна Ривальда, а наверху летают надоедливые феечки.

Но увы, это было не так. Особняк был мёртв настолько же неотвратимо, как и его владелец. Не нынешняя таинственная незнакомка по имени «Клаудия Бартон», а настоящая – эксцентричная, лицемерная и раздражающая Ривальда Скуэйн.

Ворота внутрь были закрыты. Признаться, Юлиан и не ожидал другого, потому что мертвые дома никогда не приглашают за порог.

Юлиан положил хризантемы прямо у ворот. Он знал, что в таких случаях цветы приносят на могилу, а не к дому, но не мог следовать тем правилам, которые придумал не сам.

Потому что чем является могила? Всего лишь куском камня с высеченным на нём именем и ничем более. Душа человека не может привязаться к нему, потому что кладбище не было тем местом, с которым человек себя связывал.

Юлиан был более чем уверен, что после смерти душа Ривальды Скуэйн вернулась домой – в трёхэтажный особняк на улице Златокудрого Орла.

И он был не сторонником религиозных убеждений. На самом деле смерть является полным окончанием всего. Все биологические процессы в организме приостанавливаются, после чего начинается бесконечное и безысходное небытие. Увы, но рассказы о бессмертной душе не имели за собой никакого логического обоснования.

Но во что же Юлиан верил сейчас? Скорее всего, ни во что. Сейчас он скорее пытался верить в загробную жизнь, потому что ничего другого не оставалось. Он не мог принять тот факт, что кого-то нет не временно, не для него лично, а совсем.

Капля потекла по его щеке. Он не мог понять – слеза это или всего лишь снег, но хотелось верить во второе.

Юлиан не смог выдавить из себя ни слова. Все эпитафии и некрологи остались лишь в его мыслях – сумбурных и нездоровых, но откровенных и честных.

Он слишком долго находится здесь. Ещё немного – и прошлое снова поймает его в свои сети и оставит там навсегда.

Юлиан только что нашёл ту ниточку, что могла обрасти и стать канатом к желанию жить и двигаться дальше. Но прошлое – всепоглощающее и тёмное прошлое изо всех сил пыталось эту нитку оборвать, окончательно превратив Юлиана в безвольную оболочку.

Он развернулся и зашагал прочь. Призрак Ривальды преследовал его, но он не оборачивался.

Юлиан громко и отчётливо сказал прошлому, что у него больше нет над ним власти. Пусть прошлое и было против, но Юлиан взглянул ему в лицо и привёл один неоспоримый довод. Он заключался в том, что Юлиан шагал в сторону Сверчковой улицы – месту, хоть и связанному с прошлым, но с прошлым светлым и радужным, а не угнетающим и безликим.

Первый шаг всегда самый сложный. Стоит преодолеть его и станет куда легче, но многие так и не находят в себе смелости, из-за чего разворачиваются назад.

Юлиан не должен быть таким слабым. Время слабого Мерлина прошло, и настало время заменить его новым.

Он нервно теребил букет астр в руке. Юлиан не был уверен, что Пенелопа любит эти цветы, но зная, что синий цвет – её любимый, не придумал лучшего варианта.

Вдруг дверь откроет не она, а её грозный отец герр Моритц Лютнер? Что он сделает с Юлианом? Отсечёт его этим же букетом астр или мощным ударом депортирует обратно в Грунндебайтен?

Вдруг на пороге будет стоять её мать – фрау Флеерта Моритц, что проклянёт род Юлиана до седьмого колена? Несмотря на рациональный склад мышления Юлиана, для него не было секретом существования в этом мире проклятий.

Что, если Пенелопа нашла себе нового парня, и именно он откроет дверь старому? Как поведёт себя Юлиан? Проснётся ли в нём внутренний демон или он просто развернётся и уйдёт, только усугубив свою депрессию?

Ни один из перечисленных вариантов не смотрелся радужным, но все они не шли в сравнение с последним – самой Пенелопой. Её гнев – вполне себе обоснованный, переплюнул бы жалкие потуги остальных кандидатов.

Юлиан потрогал шуршащее во внутреннем кармане письмо и наконец-то сделал первый шаг. Но его путь до входной двери – всего каких-то пара десятков футов, казался зелёной милей.

Он шёл на добровольную смерть.

Юлиан нажал на кнопку звонка и замер в ожидании. Рука дрожала так сильно, что астры едва не вывалились из неё.

Прошла минута, может, вечность, и Юлиан услышал звук ключей. Его судьба решится прямо сейчас.

На пороге стояла Пенелопа – с растрёпанными волосами и в неуклюжей мятой пижаме. На её лице висели очки. Юлиану стало стыдно за то, что он не знал, что она их носит, но сейчас это волновало его меньше всего.

Молчание длилось несколько секунд. Оба боялись начинать первыми.

– Юлиан? Юлиан Раньери? – осмелилась спросить Пенелопа.

Она нагло осматривала его с ног до головы, словно видела перед собой призрак.

– Я, Пенелопа, – заикаясь, ответил Юлиан.

Он боялся потерять сознание прямо здесь.

Пенелопа глубоко вздохнула, наверняка, борясь с желанием ударить Юлиана.

– Зачем ты пришёл?

– К тебе, Пенелопа. Это всё ради… Я вернулся из-за тебя. И это тебе, – Юлиан протянул дрожащей рукой цветы.

– У тебя хватило смелости и наглости?

– Прости меня, Пенелопа.

В последний раз столь растерянным и жалким Юлиан ощущал себя после родительских собраний в школе.

– Не могу простить, Юлиан Раньери. Ты сделал мне очень больно.

– Знаю, Пенелопа. То, письмо, которое ты написала мне… Я прочитал его только вчера.

Пенелопа не принимала цветов. Она принципиально скрестила руки на груди, ясно давая понять, что астры так и останутся в дрожащей руке Юлиана.

– После чего что-то внутри тебя растаяло?

Юлиан кивнул и убрал руку. Другой рукой он вытащил письмо и аметистовый стебль.

– Это напомнило мне, что я ещё жив и принадлежу тебе.

– Никогда не принадлежал, – решительно отрезала Пенелопа. – Поэтому уходи.

– Я не могу, Пенелопа…

– Уходи.

Юлиан был готов упасть на колени, но никуда не уходить. Готов был замёрзнуть и превратиться в живую льдину, но ждать её у этого порога столько, сколько придётся. Эмоции переполняли его, но оставляли все возможные действия лишь в мыслях.

– Уходи отсюда, Юлиан Мерлин! – воскликнула Пенелопа, пустив тонкую слезу.

Юлиан не мог уйти. Он словно прирос к полу и его судьбой было остаться навсегда статуей на крыльце дома Лютнеров. Увидев слёзы Пенелопы, Юлиан ощутил, как его глаза начали намокать. Но он сдержал слёзы. Он не должен плакать.