Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Да, – сказал Юлиан. – Я не сомневаюсь.

– И как ты справился с ним?

– Ты считаешь, что я справился? Да, я пытался, но в конечном итоге мне оставалось лишь лежать в снегу и наблюдать, как моё отражение проводит над телом Хелен какой-то ритуал.

– Выходит, то что ты видел в кабинете отца, не было галлюцинацией? Существует твой двойник, который проводит какие-то ритуалы над твоими друзьями?

– Или кто-то, кто в меня перевоплощается. Да, Гарет, мне кажется, что ты тоже в опасности. Если боишься, можешь перестать общаться со мной. Попроси мистера Тейлора выделить тебе отдельную комнату.

Гарет посмотрел на Юлиана как на сумасшедшего.

– Ещё чего, – сказал он. – В жизни не боялся, и бояться не собираюсь.

Юлиан молчал.

– Почему он не убивает их? – нарушил тишину Гарет.

– Ты бы хотел этого?

– Конечно, нет. Но мне кажется это странным. Такие красочные представления в виде элементалей, а в конечном счёте всё заканчивается нелепым ритуалом.

– Ты так хорошо разбираешься в ритуалах? Что, если в магической книге заклятий так и написано – не убивать, иначе не сработает? Мы не знаем наверняка.

– Но Густав Забитцер был убит.

– Тоже верно. Мы можем строить десятки предположений. К примеру, с Хелен и Йохан наш враг просто промахнулся и посчитал, что они мертвы. Или, убийство герра Забитцера было всего лишь совпадением. Может, на Йохане просто репетировали, а на мэре воплотили план в жизнь. Правда в том, что сколько бы мы версий не придумывали, ни одна не окажется правдивой. Потому что тот, кто это делает, куда умнее и сильнее нас. И это он манипулирует нами, а не мы им. Ведь мы даже не знаем, кто наш враг. Нам остаётся только молиться, чтобы мы пережили то, что ожидает нас впереди. У меня нет сомнений в том, что ничего ещё не закончено, и самое интересное впереди.

Меланхоличная речь не впечатлила Гарета.

– Ты намерен сдаться? – спросил он.

– Может быть. Я не знаю. Но всё, что я пытался сделать, заканчивалось провалом. Не смог доказать в суде, что Сорвенгер – сподвижник Молтембера, а не жадный до амбиций комиссар. Не смог выяснить, как убийство Густава Забитцера связано со мной. В конце концов, не смог найти проклятые «Откровения Меркольта». Я могу продолжать этот список бесконечно. У нас была хотя бы одна победа?

– Все наши друзья живы, а это – уже победа.

Гарет похлопал Юлиана по спине, но это не заставило его улыбнуться.

Ток-шоу в телевизоре внезапно оборвалось, и послышался серьёзный и размеренный голос диктора:

– Внимание! Срочный выпуск новостей! Повторяю – срочный выпуск новостей!

Прямо сейчас скажут, что ледяной элементаль убил ещё одного политика. Юлиан не удивился бы этому, потому что отследил бы закономерность.

– И кто такой этот…

– Потише, Гарет. Давай посмотрим.

Диктор ещё дважды повторил своё послание, после чего действие переместилось в телевизионную студию. Красивая девушка с убранными назад белыми волосами, одетая в строгий серый костюм, с каменным лицом вещала:

– Срочный выпуск новостей на телеканале «Берлин плюс», здравствуйте. Два часа назад, по сообщениям исландской полиции, из особо охраняемой тюрьмы Хьормурд был совершён массовый побег. По сообщениям источников, тюрьму покинуло около двадцати восьми заключённых, включая некоторых особо опасных, осуждённых на пожизненное заключение. Подробности происшествия не сообщаются. В связи со сложившейся обстановкой убедительно требуем быть вас максимально бдительными, потому что всё ещё неясен масштаб произошедшего. С вами была Эмилия Хинц, передаю слово корреспонденту.

Юлиан совершенно забыл про город, о котором столь филосовски размышлял несколько минут.

– Сорвенгер, – прошептал он.

– Что? – удивился Гарет. – Причём тут Сорвенгер?

– Он сбежал вместе с ними…

– Ты про Ганса-чудака из лавки «Аттила»? Как он мог сбежать из Хьормурда, если был здесь?

– Не время для шуток, Тейлор, – резко ответил Юлиан. – Якоб Сорвенгер, убийца Ривальды Скуэйн только что бежал из тюрьмы и… И я не знаю, что будет.

Лицо Юлиана выражало невероятные по разнообразию гримасы – от откровенно негативных до полных безумия, но Гарет делал вид, что искренне не понимает, о чём он.

– Ты что-то недоговаривал мне? – спросил Тейлор-младший. – Кто такой Якоб Сорвенгер? Почему ты думаешь, что он бежал? Почему я только что узнаю о том, что он убил Ривальду Скуэйн, а не…

– Якоб Сорвенгер – бывший комиссар полиции, соратник Молтембера, помогал ему убить присяжных, чтобы тот смог выбраться из Эрхары, а в завершение он… Хотя кому я это рассказываю? Тебе же весело, не так ли? Люди умерли, а ты смеешь шутить?

Юлиан ударил кулаком по подоконнику, и, почувствовав сильную боль, героически сдержал её в себе.

Он демонстративно развернулся и отправился в сторону выхода, оставляя за собой лишь сполохи из ненависти ко всему окружающему.

– Юлиан, куда ты? – крикнул Гарет. – Клянусь тебе, я впервые слышу про человека по имени Якоб Сорвенгер!

– Я в полицию. К Уэствуду!

Он хлопнул дверью и со всех ног пустился вниз по лестнице.

Юлиан ворвался в полицейский участок, напоминая самому себе Ривальду Скуэйн. Несомненно, ему было далеко до неё – она заходила в кабинеты без стука, бестактно занимала кресло инспектора и не стеснялась выговорать полицейским всё, что думает о них. Но и она, наверняка, с чего-то начинала.

Пыл Юлиана потух, когда его остановил дежурный. Поначалу его хотели прогнать, но он, будучи невероятно мотивированным, уговорил сотрудника позвонить мистеру Глесону.

К счастью, Уэствуд был на работе. Временами казалось, что у него не бывает выходных, потому что всякий раз, когда Юлиан оказывался здесь – по своей воле или против, он встречал инспектора.

Глесон сидел за столом и дул в чашку с горячим чаем. Запах бергамота распространился по всему помещению – душному и тёмному, в котором уже долгое время не убирались.

– Мистер Глесон, – сообщил о своём прибытии Юлиан.

Уэствуд покашлял в кулак, после чего поприветствовал гостя в ответ:

– Доброго вечера, Юлиан.

– Я войду?

– Заходи, только… Не ожидал тебя увидеть здесь так поздно.

Юлиан закрыл за собой дверь и сел напротив инспектора. Ему тоже захотелось чая, но он не решился попросить.

– Я по очень важному делу, – сказал он. – Вы смотрели последний срочный выпуск новостей?

С лица Глесона исчез всякий позитив. Он понял, что Юлиан прибыл сюда не для того, чтобы поинтересоваться, как дела у старого инспектора и как поживает его лабрадор.

– Слышал, Юлиан. Ты поэтому здесь?

– Да, именно поэтому. Думаю, вам известно о произошедшем больше, чем мне. Был ли Сорвенгер в списке сбежавших?

Уэствуд погладил свои усы, обдумывая вопрос Юлиана. Тому стало не по себе, потому что он понял, к чему движется дело.

– У меня нет полных списков, – сказал инспектор. – Ты же понимаешь, что Свайзлаутерн не будет вести это дело?

– Но о нём вы должны знать.

– Позволь попытаться вспомнить. Сорвенгер… Ганс Сорвенгер, который притащил тебя сюда в феврале? Нет, он не сидел в Хьормурде.

Внутри Юлиана рухнул целый мир.

– Я не о нём, мистер Глесон. Я спрашиваю вас о Якобе Сорвенгере, вашем бывшем непосредственном начальнике.

Уэствуд молчал. Он явно не понимал, о чём говорил Юлиан и выглядел примерно так же, как Гарет.

– Я не знаю, о каком из Сорвенгеров ты говоришь, поэтому, может быть, обсудим то, что случилось с твоей подругой…

– Нет, – Юлиан решительно встал со стула. – Это ваша совместная шутка, не так ли? Поверить не могу, что вы сговорились с Гаретом Тейлором! Откуда вы вообще знакомы?

Юлиан развернулся и зашагал прочь. Ещё немного, и все станут считать его сумасшедшим. А когда пройдёт ещё пара дней, он и сам поверит в это и добровольно отправится в лечебницу.

– Стой, Юлиан, – остановил его Уэствуд. – Что случилось? Я понять не могу. У тебя стресс из-за того, что случилось около общежития? Я понимаю, это действительно страшно.

Слухи в Свайзлаутерне расползались со скоростью света, что ещё раз подтвердило теорию Юлиана о том, что город не такой большой, каким кажется.

– Стресс? – развёл руками он. – Конечно, у меня стресс, мистер Глесон. За последний месяц на моих глазах едва на куски не порвали двух моих друзей. Как бы вы себя чувствовали на моём месте? А ещё три месяца назад Якоб Сорвенгер вырвал сердце Ривальды Скуэйн. И сбежал сегодня из тюрьмы! А вы – второй человек, который говорит, что мне это всего лишь показалось.

Юлиан и сам не понимал, хочет он уходить или нет. Водиночку он может не перенести свалившуюся на его шею инфрмацию.

– Успокойся, Юлиан, – тоном армейского офицера произнёс Уэствуд. – И присядь.

Юлиан послушался.

Он не ожидал от себя подобной дерзости. Но эмоции переполняли его изнутри – день выдался невероятно насыщенным, и ни одно из свершившихся событий не радовало.

– Что случилось? – голосом воспитателя детского сада спросил Уэствуд.

Юлиан попытался успокоиться. Он должен рассказать кому-то о своих воспоминаниях, иначе сойдёт с ума.

Собравшись с духом, он спросил:

– Вы действительно не помните Якоба Сорвенгера?

– Я знаю Ганса Сорвенгера, – ответил Уэствуд. – Он недавно приехал в город для того, чтобы продавать тут антиквариат. Ты точно не имеешь в виду его?

Юлиан посмотрел в глаза Уэствуда. Сквозь пелену вечной усталости он рассмотрел там неумелого психиатра.

– Я имею в виду его старшего брата Якоба. По-вашему я болен? Или глуп? Ривальду Скуэйн вы тоже не знаете? Агнуса Иллиция?

– Остановись. Я знаю этих людей, и смерть миссис Скуэйн – ужасная катастрофа.

– Как она погибла?

– Она погибла, пытаясь предотвратить террористический акт.

– Кто его устроил?

– Наш бывший комиссар Феликс Зальцман.

– Что? Какой ещё Зальцман? По-моему, вы путаете его с Якобом Сорвенгером!

– Я не мог за столь короткий срок забыть имя комиссара, с которым работал восемь лет.

– Как всё было? Из-за чего он устроил террористический акт и зачем убил Ривальду Скуэйн?

Лицо Уэствуда было напряжено. Юлиан прочитал в его глазах полное непонимание и отрицание малейшей вероятности того, что всё произносимое – правда.

У Юлиана было то же ощущение, только он был на другой стороне баррикад, и восприятие действительности было совершенно противоположным.

– У меня есть газетная статья на эту тему. Сейчас сам всё увидишь.

Глесон осторожно поставил чай на стол и направился в сторону своего сейфа. Порывшись там, он вытащил выпуск «Экспресса Свайзлаутерна», зачитанный и замасленный, и протянул Юлиану.

Тот неуверенно взял газету. Искать нужную статью не пришлось – всё самое интересное было расположено на первой же полосе.

Четверть страницы занимала крупная фотография Феликса Зальцмана. Юлиан никогда ранее не видел этого человека – он не сомневался в этом. Бывший комиссар ничем не был похож на Сорвенгера – это была его диаметральная противоположность. Белые волосы, округлый тип лица и тонкая полоска усов не напоминали настоящего виновника даже приблизительно.

«Экспресс Свайзлаутерна» никогда не славился достоверностью. Но то, что Юлиан видел, было перебором даже для них. Он мельком пробежался по тексту, не надеясь увидеть там ничего интересного. История, рассказанная газетой, подозрительно напоминала ту, которую Юлиан озвучил в интервью Магдалене Хендрикс. Было только одно отличие, пусть и самое принципиальное – имя виновника торжества.

Обычно такие имена берут себе звёзды шоу-бизнеса или актёры большого кино – для звучности и придания яркости образу. Подобная фальшь только усиливала чувство неестественности происходящего.

– На фоне большой загруженности герр Зальцман начал страдать расстройством личности, – пояснял Уэствуд. – Маниакально-депрессивный психоз усиливался до тех пор, пока он не начал убивать. В один момент Зальцман решил взорвать главную достопримечательность нашего города, и одному Богу известно, какие мотивы им тогда двигали. Покойная Ривальда Скуэйн смогла разоблачить его, но предотвратить преступление у неё не вышло. Она смогла спасти тебя и Пенелопу Лютнер, но во время взрыва погибла. Как и Феликс Зальцман.

– Так он мёртв? Он не отправился в Хьормурд?

– Я могу проводить тебя на его могилу, чтобы ты поверил.

– Какая чушь… А я? Что я делал на этой крыше?

– Ты был приманкой для Ривальды Скуэйн. Она сознательно делала вид, будто подозревает тебя для того, чтобы виновный выдал тебя. План сработал. Скажем ей за это спасибо и почтим её память.

Ровно так, как Юлиан рассказывал Магдалене. Справедливости ради, это не делало её подозреваемой. Юлиан официально считался заложником ещё до того, как преступления Сорвенгера загадочным образом были забыты.

– Как вы можете ничего не помнить, мистер Глесон?

– Я помню всё как вчерашний день. И, думаю, не забуду даже тогда, когда окажусь в старческом маразме.

– Почему я помню совершенно другие события?

– Это невозможно, Юлиан.

– Как вы можете считать это невозможным, если я прямо здесь и сейчас утверждаю обратное? По-вашему, я сошёл с ума?

– Ты не сошёл с ума, – ответил Уэствуд и забрал газету у Юлиана. – Я думаю, тебе стоит пообщаться…

– С Грао Дюксом?

– Грао Дюкс мёртв.

– Хоть что-то в этом городе осталось неизменным.

У Юлиана было одно логичное объяснение происходящему – он спит. Сны бывают разными – приятными и кошмарными, реалистичными и не очень, но то, что он видел сейчас, было новым, ранее неизученным типом сновидений.

– Тебе не стоит так много нервничать.

Попытки Уэствуда привнести спокойствие возбуждали Юлиана ещё сильнее.

– Полагаю, Густав Забитцер тоже всё ещё мёртв? – спросил он.

В сложившейся обстановке было необходимо проверять любую информацию.

– Мёртв.

– Вы нашли оружие, из которого в него стреляли?

– Нет, – неловко ответил Уэствуд.

– Кольт Уокер, – выпалил Юлиан.

– Уокер? – удивился Уэствуд. – Я не большой знаток оружия, но мне кажется, что у этого револьвера слегка другой калибр.

– Это эксклюзивная модификация для отстрела оборотней. Не собираюсь никого обвинять, но буквально недавно один экземпляр был куплен Людвигом Циммерманом. Если, конечно, такой человек существует в этом обновлённом мире.

Глесон вскочил с места, едва не расплескав чай.

– Откуда у тебя эта информация?

– Получил от Ганса Сорвенгера на днях. Простите, что не сказал сразу. А как ваши успехи? Продвинулись вперёд?

Судя по всему, Уэствуду было стыдно отвечать на этот вопрос. В душе Юлиан легонько порадовался.

– Ганс Сорвенгер, говоришь? – спросил инспектор. – Ты уверен?

– Что, он тоже перестал существовать?

– Брось поясничать. Ганс Сорвенгер продал коллекционный кольт Людвигу Циммерману, который, на секундочку, помощник мэра. Я правильно тебя понял?

Юлиан изначально планировал придержать эту новость втайне, потому что не было никаких доказательств её правдивости. Но теперь, когда большая часть была сказана, отпираться было поздно.

– Со слов Ганса Сорвенгера, – поправил Юлиан. – Я был у него и показал фотографию пули. Возможно, будь я полицейским, как вы, он бы рассказал мне больше.

– Я непременно навещу его.

– Я не хочу быть тем, кто обвиняет помощника мэра в убийстве.

– Никто его ещё не обвиняет. Но я обязан проверить.

Уэствуд вытащил из-под стола блокнот, который, судя по всему, служил ему в качестве ежедневника, и что-то там отметил. У Юлиана не возникло никакого желания подсмотреть. Он и без этого догадывался, что Глесон включил в список ближайших планов посещение продавца антикварных безделушек. Наверное, память стариков имеет свойство ухудшаться, и это провоцирует использовать «резервный носитель».

– С тобой точно всё в порядке? – спросил Глесон. – Отвезти тебя домой?

– Нет, я поеду к Сорвенгеру и спрошу его о брате. Уж он-то должен пролить свет на случившееся.

– Ничего не случилось.

Головой Юлиан понимал, что ни Уэствуд, ни Гарет не виноваты в том, что не помнят Якоба Сорвенгера. Но разве можно было переубедить горячее юношеское сердце, которое всё ещё надеялось, что это глупый розыгрыш?

– До свидания, мистер Глесон.

– Шёл бы ты лучше домой. Время уже позднее.

Он постучал пальцем по наручным часам.

– Это не займёт много времени.

Юлиан демонстративно улыбнулся и вышел из кабинета.

Он не знал, какие отношения были между братьями Сорвенгерами. Не догадывался, дружили ли они в детстве. Не было предположений, поссорились ли они когда-то или вражда друг к другу была у них в крови. Вполне возможно, они и вовсе состоят в сговоре.

Всё плохое, что случилось с Юлианом в этом году, началось именно с появления в городе Ганса Сорвенгера. Банальные совпадения, несмотря на кажущуюся порой потрясающую неестественность, в природе встречались довольно часто. Юлиан предпочитал верить в это – математика редко врала, но он так же не отрицал, что существует и нечто большее, чем статистика.

Частота, с которой Юлиан начал посещать Сорвенгера-младшего, вызывала у него улыбку. В первый раз он зарёкся, что точно больше сюда не вернётся, во второй раз с осторожностью заметил, что не хотел бы возвращаться, но ничего исключать нельзя, а в третий раз был готов попрощаться фразой «до скорой встречи».

Было уже поздно, но Юлиан рассчитывал успеть на последний троллейбус, следующий к общежитию. Если же этого не случится, он не сильно расстроится, потому что в последнее время не только привык к пешим прогулкам, но и начал получать от них некоторое удовольствие.

Юлиану очень повезло – Ганс Сорвенгер не успел закрыть магазин. Приблизившись к месту, он заметил горящий свет, и внутри у него отлегло. В окне Юлиан увидел шимпанзе, сидящего на подоконнике, и невольно задумался о том, что же перед ним на самом деле – антикварная лавка или зоопарк.

Не торопясь, Юлиан вошёл внутрь. Он старался не делать резких движений, потому что понимал, что его появление может несколько шокировать Сорвенгера. Вряд ли хозяин лавки будет рад третьему появлению надоедливого юноши, с которым у него связаны не самые тёплые воспоминания.

На подоконнике уже не было никакого шимпазе. Ганс Сорвенгер тихо и непринуждённо сидел за своим столом и благополучно почитывал газету.

– Я закрываюсь через пять минут, – сообщил он, не поднимая глаз.

Наверняка, он рассчитывал, что это отпугнёт посетителя, и он отправится домой. Но гость был не из тех.

– Выходит, у нас ещё много времени, – сказал Юлиан.

Увидев лицо гостя, Сорвенгер подорвался и резко убрал свою газету.

– Снова вы? – спросил он.

Юлиан приподнял голову, чтобы рассмотреть содержимое первой полосы газеты, но, к несчастью, по отношению к нему она лежала вверх ногами.

– У меня есть очень важный вопрос.

– Ещё важнее предыдущего? Повторяю вам ещё раз, как добропорядочный гражданин – я не продаю орудия убийства! О чём думают ваши родители! Передайте им, что нехорошо разрешать своим детям гулять в столь поздний час! Опасные преступники, напоминаю вам, бродят на свободе!

– Я живу без родителей. А ещё Исландия – это остров, и оттуда трудно добраться до Свайзлаутерна.

Ганса Сорвенгера эти слова совершенно не убедили. Он поднял свою газету и ткнул ей в лицо Юлиану.

– Посмотрите! – говорил он, не заботясь о том, что Юлиан не мог рассмотреть ни единой буквы из-за того, что ежесекундно газета двигалась из одной стороны в другую. – Ростислав Успенский – советский маньяк и серийный убийца, среди жертв которого были и дети! Джеймс Хатчерсон – один из выживших членов преступной группировки Акрура Молтембера, чернокнижник! Джошуа Пройс – изменник родины! Майкл Гилберт – американский шпион! И это далеко не полный перечень, мой дорогой друг!

– Среди них был ваш брат Якоб Сорвенгер? – решительно спросил Юлиан.

Возможно, стоило действововать несколько деликатней, но он больше не мог терпеть монологов Сорвенгера.

Хозяин лавки осёкся, услышав имя брата, и, бросив газету на стол, кинулся на Юлиана. Сначала казалось, что Сорвенгер схватит юношу за грудки, но в итоге он сдержался.

– Как ты смеешь, дерзкий мальчишка?

Определённо, имя Якоба Сорвенгера что-то значило для него, из чего можно было сделать вывод, что Юлиан не был последним, кого не коснулась изменённая реальность.

– Выходит, вы знаете его?

– Знаю ли я его? Выметайся из моей лавки, пока я не позвонил в полицию!

Если Юлиан помнил Якоба Сорвенгера, значит, должен был помнить кто-то ещё. Противного попросту не могло было быть – Юлиан никакой не избранный и не особенный.

– Я готов сам сдаться в их руки, но я прошу – скажите, что вы знаете о нём.

– Я не знаю, каким образом в твои руки попала информация об этом имени, но предупреждаю – это неудачная шутка.

– Буквально на днях вы не стеснялись говорить о нём. Из ваших уст звучали слова о том, что Якоб – пятно на репутации семьи и ваш личный позор.

– Этого не могло быть, потому что я рос один.

Возможно, после этой фразы разговор потерял любой смысл.

– Выходит, вы не помните своего брата? Выходит, в вашем понимании его тоже не существует?

– Вон отсюда. Магазин закрылся!

– Дайте мне ещё минуту, герр Сорвенгер. Вы не можете не помнить его. Я ещё могу принять тот факт, что не помнят другие, но вы – родной брат! Вы не могли быть не посвящены в его планы.

Настойчивость Юлиана перешла через все рамки приличия.

– Вы очень странный юноша, – сказал Сорвенгер. – Раз за разом вы врываетесь в мой магазин и задаёте странные вопросы. Я не обязан отвечать вам на них.

– Я больше никогда не вернусь сюда, если вы скажете мне, что вас связывает с Якобом Сорвенгером. Вам знакомо это имя – я вижу.

– А я вижу, что вы перешли рамки дозволенного. Кто дал вам право копаться в прошлом моей семьи?

– В прошлом? Выходит, вас связывало что-то с Якобом Сорвенгером? Когда-то давно, в прошлом?

– Мой брат родился мёртвым! – не выдержал Ганс Сорвенгер.

Он с силой топнул ногой, и в голове Юлиана отразились отзвуки этого удара.

– Этого не может быть, – прошептал он.

– Из какой больницы вы сбежали? Думается мне, только пациенты подобных мест могут поддерживать связь с мертворождёнными. Сорок пять лет назад, за два года до моего рождения, у моей матери случился выкидыш на позднем сроке беременности. Мальчику дали имя Якоб. Если бы не эта трагическая случайность, я бы не стоял сейчас напротив вас, потому что родители планировали завести только одного ребёнка.

Ганс говорил очень убедительно. Настолько убедительно, что Юлиану не оставалось ничего иного, кроме как поверить в то, что он слышит правду. С другой стороны, репутация Якоба Сорвенгера тоже была безупречной, и никому не приходило в голову допустить вероятность его лжи.

Возможно, способность искусно лгать была семейной чертой Сорвенгеров. Потому, несмотря на всю убедительность изложенного, Юлиан не мог довериться полностью. Ничто не может заставить поверить его в то, что память о событиях, которые он помнит, будто они были вчера, является ложной.

– Вам знакома ситуация, когда никто не верит вам, но вы знаете, что правы? – спросил Юлиан.

– Я уже ответил на все ваши вопросы.

– Можно ли помнить то, чего не было?

– Можно. Это называется шизофрения. Настоятельно рекомендую обратиться вам в психиатрическую больницу.

– Спасибо за совет.

– Прощайте. Я до сих пор не могу понять, как вы узнали имя моего нерождённого брата, но искренне надеюсь, что и не узнаю. Мы же больше не увидимся, не так ли?

– Даю слово, – ответил Юлиан и скорой поступью отправился в сторону выхода.

Он непроизвольно громко хлопнул дверью.

Одинокие автомобили временами проезжали мимо Юлиана, заставляя его задуматься о том, иллюзорные они или настоящие. Ещё недавно ему не приходилось сомневаться в истинности того, что приходится лицезреть, но картина изменилась за один вечер.

Теперь уже ничто нельзя считать настоящим. Весь опыт, накопленный в течение жизни, мог оказаться всего лишь подделкой – весьма грамотной, но никогда не существовавшей.

Именно подделкой Юлиан себя и ощущал. Все вокруг него жили в том мире, к которому привыкли – он был для них родным и единственным, который мог существовать.

В отличие от Юлиана Мерлина, который оказался в чужом и незнакомом мире.

Сумасшествие сложно охарактеризовать, когда в этом совсем не смыслишь. Но одно Юлиан знал точно – сумасшедший никогда не признает, что болен. Сколь нереален был бы мир, который он видит, он будет казаться ему чем-то обыденным.

Юлиан же допускал возможность того, что последние события пошатнули его неокрепшую психику, повредив какие-то части мозга, отвечающие за воспоминания.

Но вероятность этого была крайне мала. Да, «маловероятно» и «невозможно» – это разные понятия, в какой-то мере даже противоположные, но чувства подсказывали Юлиану, что его душевное состояние такое же, как и большинства.