Нить жемчуга. Книга первая. Стихия – Тьма.

Козерогу становилось все сложнее находить чистую питьевую воду. Но застоявшиеся мутные озера и высыхающие реки не были бы таким кошмаром, если бы не природа вокруг. Упорно не желавшие помогать изможденным путникам, иссохшие и опустевшие леса давно не рождали ни ягод, ни грибов. Лишь звенящая тишина сопровождала их повсюду, а девушке она казалась страшнее любого звука. Но не ночами, когда приходилось останавливаться на ночлег вблизи от бывшего человеческого жилья.

***

– Вероника?! – обеспокоенный, бьющийся в голове голос козерога заставил ее открыть слипающиеся от усталости глаза и торопливо вскочить на ноги. Девушка, как обычно дремала, свернувшись калачиком в высокой траве, которая не спасала ни от ветра, ни от поднимающегося с земли холода.

Ее сонная полудрема улетучилась мгновенно, такое странное обращение вместо уже знакомого «дитя» сильно её встревожило. Вероника нашла козерога на берегу маленького застоявшегося озерца с мутной темной водой.

Сильваер казался напряженным и неподвижным, словно фантастическая статуя.

– Что-то случилось? – Когда ее голос успел осипнуть? Не стоило спать на холодной земле.

– И да, и нет… Ты же знаешь, что мы ищем Врата… – Козерог все еще напоминал серебряную статую, но в его глазах блеснуло нескрываемое беспокойство. Вероника тоже испуганно замерла, прислушиваясь к поглотившему тишину шуршанию ветра и гулкому звуку биения собственного сердца.

– Они погасли. Я видел их, как солнце на небе. Сегодня они сомкнулись, подобно высыхающим листьям, и ветра унесли их.

Сильваер глубоко и печально вздохнул, но, поймав испуганно-вопрошающий взгляд девушки, все-таки пояснил:

– Врата закрылись, их хранитель ушел вместе с ними. Мы можем продолжить наш путь и найдем тлен. Но, знаешь, есть еще одни, я вижу их отчетливо. Они ближе, но почему-то не похожи ни на одни другие… Врата не закрыты и не открыты. И рядом с ними я чувствую живое существо… Человека. Придется изменить нашему пути, если мы решим отправиться туда. Возможно, это приманка Неведомой, но мы обязаны знать.

– Зачем туда идти? – Девушка с мольбой глядела на своего встревоженного спутника. – Если ты считаешь, что это ловушка? – Она искренне не понимала, из-за чего Сильваеру понадобилось так рисковать.

– Потому что каждый день за нами пристально следят тысячи глаз, через них наблюдает Неведомая. Она не решила, опасны мы для нее или нет. Иначе мы бы уже столкнулись не с серыми полчищами, а с кем-то опаснее. Нельзя испытывать судьбу бесконечно, нам следует покинуть этот мир, чем быстрее, тем лучше, подойдет любая возможность.

– Если мы уйдем, то будем в безопасности?

– Мы нигде не будем в безопасности, дитя. Но мы получим время. – Козерог громко втянул ноздрями воздух и нервно топнул ногой, брызги полетели во все стороны. Девушка склонилась над водой, которая выглядела намного чище, чем минуту назад, и нахмурилась.

– Зачем ты это делаешь? – Она уже знала, что Сильваер не только умеет находить свежую воду, но и каким-то образом очищает ту, что непригодна для питья. И кто знает, каких сил это ему стоит. Только зачем делать это, если она никому не понадобится? Зачем впустую тратить свои силы на то, что уже не спасти?

– Я не могу по-иному, – ответил серебряный зверь, выбираясь на берег.

– Ладно, – сдалась Вероника и быстро проговорила, – идем?

Раз Сильваер считает, что им нужно свернуть с пути, значит, они так и поступят. Человек или нет – не все ли равно, кто встретит их у Врат, если они спасутся?

В прошлый раз их провожала орда серых тварей и Ферро, позволивший им уйти. Почему? Наверное, девушка никогда не сможет понять этого. Раньше она наверняка утверждала бы обратное… Маленькая, глупая, наивная, она видела только красивое лицо и изысканные манеры и не замечала странностей, не подозревала, не старалась разобраться, просто доверилась…

Чудесные истории случаются только в сказках. А теперь, кажется, она во всем готова видеть двойное дно. Это так чудовищно – никому не доверять, даже себе самой. Особенно себе… Козерог – единственная надежда ее родных и многих, многих других людей. А она поможет ему. Хватит уже быть обузой!

Кто сказал, что она не может стать сильней? Шальная мысль возникла сама собой, и уверенность в том, что другого выхода нет, крепчала с каждым днем. Но что-то все-таки не давало ей переступить через себя и исполнить задуманное… то единственное, в чем Сильваер ей не помощник. Девушка не знала, плакать ей или смеяться, может, у нее могла быть другая судьба, но что поделаешь, раз так вышло?

Вероника старалась как можно больше ходить и меньше позволять козерогу нести себя. Хоть это и отнимало драгоценное время дневных переходов, но Сильваер совсем не был против ее новой идеи.

Путники шли на запад больше трех месяцев, а теперь резко поменяли направление, свернув на юго-восток. Девушка потеряла счет дням, она бежала и думала только о своем дыхании. Весь мир сузился до двух простых и естественных вещей: дышать и переставлять ноги. Через некоторое время она могла идти рядом с козерогом несколько часов без отдыха и остановок. Позже ее успехи стали более очевидны: Вероника смогла приумножить свои достижения вдвое, а потом и втрое.

Девушка бежала, прихватив рукой серебристую прядь из гривы, и чем больше она двигалась, тем увереннее и сильнее чувствовала себя. И все больше убеждалась в том, что сможет бежать так далеко и быстро, как захочет сама, и тело не подведет ее. Но с этой уверенностью пришло и осознание полнейшей беспомощности перед лицом настоящей угрозы, от которой нельзя бежать вечно. Жизнь Вероники до сих пор зависела от силы и скорости козерога, только на него она могла надеяться.

II Ветер, камень и смерть

Ventus, lapidem et mortem

Сильваер глядел вдаль, на чернеющие впереди очертания крыш, колоколен и шпилей, прорезающих серое предрассветное небо.

Они шли так долго, стараясь быть незаметными, словно тени, вдалеке от ледяных и тяжелых взглядов, а теперь снова лезут в это страшное место. Называть ловушку из кирпича и бетона городом язык не поворачивался. Да и козерог казался обеспокоенным, хоть и не стал сворачивать перед холодными неприветливыми громадами.

Вероника не смогла бы сказать наверняка, по каким признакам она пыталась угадывать настроение своего удивительного спутника, но за последние несколько дней они не обмолвились друг с другом и парой слов, а это, по мнению девушки, могло значить лишь одно – Сильваер что-то знал, но не хотел говорить, чтобы не напугать ее.

Девушка встала рядом с козерогом, стараясь выглядеть спокойной, но вряд ли у нее это хорошо получалось, Вероника никогда не умела притворяться.

– Что тебя волнует?

Сильваер совсем по-человечески вздохнул:

– Там, где мы проходили, земля просыпается, это происходит тихо и незаметно, но тот, кто смотрит, может увидеть это.

Козерог замолчал на секунду, словно бы раздумывая над чем-то, но потом продолжал:

– Что-то надвигается, и быстро. У нас нет времени обходить этот город. Я вижу, что ты не согласна, но сейчас придется поступиться своими правилами и принять мою помощь. Садись, дальше я понесу тебя сам.

Девушка безропотно повиновалась. Она старалась быть самостоятельной, а в конечном итоге только вновь подвела их обоих. Упрямо опустив глаза, Вероника забралась на спину козерога. Какая же она маленькая и неуклюжая! Неужели все, что она делала, пропадет впустую? Кажется, ей никогда не быть такой, какой она бы хотела себя видеть. Если только…

Опасная мысль не шла у нее из головы с того первого дня, когда началось их путешествие. Во тьме, под скрывшими тусклый солнечный свет облаками, в окружении бездушных тварей, алчущих лишь теплой крови, она узнала, что такое настоящий страх. В тот раз ее выручили скорость и сила козерога. Но что если этого будет недостаточно? Возможно, она никогда бы не смогла причинить вред человеку, даже если он не выглядит как человек. Но насчет других существ, гнавших ее через лес, словно стая волков, девушка не была так уверена…

Ее непродолжительные раздумья прервал шорох и навязчивое клацанье металла о металл. Вероника вздрогнула и мгновенно обернулась на звук. Ничего необычного не происходило, просто холодный ветер играл оборванными проводами и встопорщившимися листами жести на крышах. Поглощенная своими мыслями, девушка не заметила как Сильваер преодолел пригородные кварталы. Ступив в бесконечный лабиринт высоких многоэтажных домов и улиц, козерог перешел на крупную рысь. Здесь, среди железокаменных руин, звуки его торопливой поступи многократно усиливало вездесущее эхо.

Город, в прошлом красивый и величественный, обступил настороженных путников неприветливыми высокими стенами. Многоэтажные дома, некогда гордо возвышавшиеся на фоне гранитной набережной, сковавшей широкую реку, выглядели хмурыми. По сухим паркам и скверам гулял холодный пронизывающий ветер. Ржавые фонарные столбы, оборванные провода, крошащийся асфальт, прорезанный там и тут длинными трещинами, с торчащими из них пучками сухой травы, – все города в этом неприветливом мире были похожи один на другой и отличались лишь размерами. И этот город обещал стать крупнейшим из всех, по которым они проходили.

На улицах, как всегда, не было ни души, кроме разбросанных в беспорядке прогнивших автомобилей, мусора и пыли. Сильваер свернул в переулок и остановился словно вкопанный, обеспокоенно прядая ушами. Дорогу перегораживал лежащий на боку двухэтажный автобус – коричнево-желтый, подточенный эрозией огромный железный скелет.

Веронике тоже стало не по себе. Ей почудилось, словно в вымершем городе путались все пути, он засасывал в себя, как черная дыра. Эти опустевшие улицы и дворы, вымершие серые кварталы ждали их и не желали выпускать… Весь город – огромный и холодный, он жаждал заполучить их себе каждой клеточкой своих облупившихся башен и всей глубиной сырых подвалов. Без них он мертв. Жизнь ушла, она покинула его навсегда. Без людей старый город становится просто пустыми руинами.

– Вернемся. – Сильваер повернул назад. Девушка на его спине напряженно молчала. Казалось, если она проронит хоть слово, разорвется жадная и вездесущая тишина, сковывающая мертвые стены, и город уже никогда их не отпустит.

Козерог вынырнул из переулка на набережную, тут же попав в объятия пронизывающего до костей ледяного ветра. Ветер гулял повсюду: взвывал в трубах, гонял мусор по улицам, хлопал распахнутыми дверьми и оконными рамами, цеплялся за одежду, норовя сорвать с девушки капюшон, бросал в лицо серую удушливую пыль, забирал тепло, толкал в спину, трепал гриву козерога, не давал дышать.

Иногда ветер доносил тихий шепот, заставляя Веронику вздрагивать и глубже кутаться в капюшон. Они с Сильваером могут так много: дышать, жить, бежать, бороться, у них есть выбор, у них есть воля выбирать. Как страшно, когда ты привязан к одному месту навечно. Ни человек, ни зверь, никто… Эти злосчастные создания… Монстры, бывшие людьми, они останутся здесь. До конца. Что поселится в этом городе, когда даже их не станет?

Девушка закрыла лицо ладонями. На ум с навязчивым постоянством лезли совсем другие мысли и совсем другие руины: знакомые, приветливые настолько, насколько могут быть приветливы камни. Да и не камни вовсе! Вероника тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Девушка слишком хорошо запомнила их с Ферро последний разговор, чтобы питать хоть какие-то надежды.

Правду говорят, что любовь слепа и глуха? Раньше эти слова вызвали бы у Вероники язвительную улыбку, сейчас она, кажется, была готова подписаться под каждым из них и добавила бы, что ее любовь еще и очень жестока, глупа и бесконечно несчастна. Но вот что странно: она помнила то, что пыталась забыть, и напрочь забывала то, что забывать было опасно. Жестокие слова улетучивались из памяти сразу же после того, как были произнесены вслух, а на их месте оставалась гнетущая пустота. Всегда только пустота, которую медленно, но верно заполняло незабываемое жгучее дыхание солнечного летнего дня.

Козерог ступал еле слышно, он часто останавливался и подолгу стоял, замерев, прислушиваясь и вглядываясь в видимые только ему одному очертания, таящиеся очень далеко, где-то за стенами неприглядных руин. Вероника закашлялась, закрываясь рукавом изрядно потрепанной куртки – порыв ветра принес серую удушливую пыль, она скрипела на зубах и заставляла слезиться глаза. Девушка задержала дыхание.

Внезапно ветер стих, слегка удивленная, Вероника медленно отняла руки от лица и так и замерла на месте. Она смотрела и не верила своим глазам: промозглый серый день осветило яркое солнце. По новенькому асфальту через перекресток мчались автомобили, перемигивались светофоры, чистые витрины магазинов пестрели яркими вывесками, надписи на которых девушка не могла разобрать, как и звуки множества чужих голосов были не в состоянии пробиться сквозь окружившую ее плотную, словно кисель, тишину. Кое-где в окнах домов уже зажегся свет. И повсюду были люди. Толпы людей: одни спешили по делам, другие прогуливались. Сколько же их здесь, смеющихся, разговаривающих, задумчивых, веселых, грустных… Непременно счастливых, и не подозревающих об этом.

Никто не замечал пару необычных путешественников: огромного рогатого зверя и маленькую девушку, замершую на его спине. Вероника вздрогнула, когда козерог снова зашагал под ней. Морок исчез, растворился в шорохе ветра.

– Что с тобой, дитя?

– Не знаю… – Девушка повела озябшими плечами. – Мне показалось… я увидела людей, и город был совсем другим.

– Ты видела воспоминания, и только. Не печалься о них, всего этого больше нет. Ничего не происходит само собой и просто так не исчезает. Мы засиделись здесь, все мы. Неведомая не зря выбрала эти миры. Можно назвать ее нашей незаслуженной карой, а может, она наш единственный шанс на спасение?

– На что? – Вероника не верила своим ушам.

– У каждого свой путь, но… – Взгляд больших темных глаз козерога скользнул вверх по улице и устремился куда-то к серому, без единого просвета небу. – Возможно, тьме уже пора отойти и уступить место свету?

Девушка неуверенно улыбнулась, слова козерога одновременно настораживали и воодушевляли ее. Но что отвечать своему непонятному собеседнику, она не знала.

Сильваер миновал несколько кварталов, широкий проспект, на который они свернули, прорезал вымерший бесконечный город насквозь и вел их на запад. Белый солнечный диск, прорезавшийся сквозь пелену облаков, светил прямо в глаза путешественникам. Вероника устала от постоянного напряженного ожидания, она перестала смотреть под ноги и по сторонам, устремив свой взгляд вверх. Ледяной порывистый ветер гнал по небу серые дождевые тучи. Девушка могла лишь гадать, когда же пасмурная пелена станет настолько плотной, что скроет землю от света и даст монстрам возможность выбраться из своих глубоких темных убежищ. Сегодня путникам везло, но чувство беспокойства не отпускало ни на минуту.

Они миновали широкий мост и обширную, загроможденную истлевшим мусором площадь. Сначала девушка уловила запах: удушливый и тяжелый, отвратительно сладковатый. Гнилой и навязчивый, он усиливался с каждым шагом козерога, с каждым порывом ветра.

Сильваер молчал. Вероника впервые за долгое время обвела взглядом пустую грязную улицу и чуть не вскрикнула: впереди, на куче полуистлевшего мусора, она увидела распластанное неподвижное тело, за ним еще одно и еще…

– Сильваер, там! Смотри! – Девушка вцепилась в гриву козерога так, что побелели костяшки пальцев. Но ее ужас быстро сменился горестью.

– Здесь нет живых, – голос козерога гудел и бился в голове. – Прошу, не слезай на землю. Не жалей о прошлом, они теперь свободны.

Вероника не шевелилась, она хотела бы закрыть глаза или отвернуться, но не могла не смотреть. Девушка вглядывалась в заостренные серые лица, распахнутые в немой мольбе рты, с какой-то потаенной грустью. Не люди, не звери. Они жили во тьме, но умирать выходили на свет.

Теперь, проходя сквозь это кладбище в сердце опустевшего города, смотря на безобразные морды и устремленные в небо невидящие глаза, Вероника поняла, что не может испытывать ничего, кроме жалости и скорби. Это чувство захватило ее целиком, оно оказалось пронзительнее, глубже и давило на нее во много раз сильнее страха. Её мама и сестры… она не нашла их, потому что они стали монстрами, позабыв все на свете.

Девушка скривилась, молча глотая горячие слезы пополам с горькими мыслями. В последнее время она так опасалась за себя, что забыла, ради чего начала свой путь. Что для Вероники будет значить собственная жизнь, когда у нее никого не останется? Если она каким-то чудом вернется назад и найдет одни только кости?

Обезображенные трупы заполонили улицу, казалось, этому жуткому кладбищу не будет конца. Нет, мертвецы ее не пугали. Теперь больше всего на свете девушка боялась опоздать! Что бы ни говорил козерог, такое освобождение никому не нужно!

III Живое пламя

Viva flamma

Сильваер шел дальше, быстро и ловко переступая через тела и кости. Путники покинули город в сумерках, покружили немного, путая следы, и наконец растворились серым туманом среди темнеющих полей.

Напряжение, не оставляющее Веронику весь день, постепенно спадало. Козерог, перешедший в шаг, перекусывал на ходу сухой пожелтевшей травой и ветвями. Девушка же отчаянно нуждалась в отдыхе, она то шла рядом с козерогом, чтобы отогнать дремоту, то ехала верхом. Но, несмотря на это, ее то и дело клонило в сон, глаза закрывались сами собой и не желали открываться. Вероника медленно клонилась в сторону, теряя контроль над собственным телом, и просыпалась, заставляя себя бодрствовать еще какое-то время, но затем все повторялось.

– Держись, дитя, скоро мы придем. Ты поймешь сразу, как только увидишь. – Сильваер широко шагал по поросшему кочками лугу.

День подходил к концу. Солнце, садящееся за ширму облаков, окрасило небо алыми полосами. Прошел еще один долгий день, еще один камень, брошенный на дорогу, ведущую из ниоткуда в никуда. Вероника пыталась сосчитать, сколько недель или месяцев они находятся здесь, в этом замершем разрушающемся мире, и не могла. Иногда ей казалось – они идут вечно…

Вероника оторвала взгляд от каменистой серо-коричневой земли да так и застыла, восторженно любуясь ярким алым заревом, вспыхнувшим прямо перед ней. Девушка открыла и закрыла глаза, не веря в то, что видит. Но потом, приосанившись и высоко вскинув голову, с улыбкой на губах принялась разглядывать горизонт, где в обе стороны растекалась живая ярко-огненная полоса. «Пламя» волновалось, отдельные, самые высокие «языки» его клонились и раскачивались из стороны в сторону под напором гуляющего в вышине ветра. Но этот текущий, объявший желтеющие холмы огонь не жёг, не пугал и не резал глаз. Как же иначе, ведь эта благоговейная картина не имела ничего общего с настоящим пламенем, ни с отсветами догорающего позади заката, а была всего-навсего осенней рощей. Но для Вероники эти яркие краски казались олицетворением надежды, которая пылко дышала и неукротимо жила, несмотря ни на что. Жила за весь этот серый, иссохший, сломанный мир!

Пусть огонь был лишь тесным строем деревьев с золотой и багряной листвой. Но этот пронзительный свет, который он излучал, казался самым ярким и живым за все время, проведенное в чужих краях, где черная смерть и ледяная тоска буквально витали в воздухе. Здесь и сейчас они отступили перед вечной силой жизни.

– Этот лес прекрасен. Он живет вопреки всему, – глубокий голос козерога звучал особенно проникновенно. Кажется, он не меньше Вероники радовался этому зрелищу.

– Почему? Ты же сказал, что Неведомая все уничтожила.

– Граница проходила здесь… Мир изменился, но земля помнит. – Сильваер высоко вскинул рогатую голову, громко втянул ноздрями воздух, и Вероника неосознанно повторила его движение.

До настоящего времени ветер приносил с собой только удушливую серую пыль и запах тления, а яркие и уютные кущи хранили в себе давно забытые ароматы. Живые деревья дарили странникам надежду на то, что этот мир оживет и новая жизнь прорастет из семян, брошенных в землю. Может быть, это уже происходит прямо сейчас?

Вероника так замечталась, что чуть не свалилась от неожиданности, когда козерог вдруг всхрапнул и крутанулся на месте, высоко вскинув хвост.

– Что случилось? – встрепенулась она, вглядываясь в темнеющий горизонт.

– За нами следят…

Вероника смотрела во все глаза, но так и не смогла ничего увидеть на посеревших сумеречных равнинах. Почему, стоит ей вздохнуть полной грудью, ощутить радость, забыться хоть на миг, отвратительный и скользкий ужас, который, кажется, только и ждет подходящего случая, накатывает вновь?!

Сильваер рванул с места, он направлялся в сторону леса. Живое пламя потухло, распадаясь на отдельные всполохи – древесные кроны со светло-желтой, коричневой, оранжевой и багряной листвой.

Вскоре козерог миновал первые деревья, ворвавшись под сень золотистого живого полога, где царила теплая осень. На высоких пышных кронах переговаривались встревоженные птицы. Сильваер замедлил бег, теперь он шел крупной рысью, высоко и гордо подняв рогатую голову, над ним в потемневшем воздухе вилась столбиками мошкара. Лес был полон звуками и жизнью, ароматы осенних трав и листвы кружили голову, манили вглубь, в тенистую чащу.

Солнце окончательно скрылось в серых тучах, а поднявшийся ветер быстро разогнал их по всему небу и угомонился, легко играя в кронах деревьев. Листья сыпались непрерывным дождем.

Вероника посмотрела вверх: сквозь листву и обрывки облаков на черном небе проклевывались первые звезды, складываясь в незнакомые созвездия. Видимо, они решили напомнить ей, чужестранке, о том, что, обойди она хоть все миры вдоль и поперек, для нее дом может быть лишь один. И он слишком далек, чтобы туда вернуться.

Блеклая луна, светящая из-за облаков, прошла половину своего пути, прежде чем усталые скитальцы остановились у высокой и совершенно гладкой стены.

– Ты отдохнешь сегодня, дитя. – Сильваер напряженно обнюхал черную каменную громаду и после недолгих размышлений приблизился к ней практически вплотную. – Залезай. Там тебе ничего не угрожает.

Вероника недоверчиво посмотрела вверх, она встала в полный рост на спине козерога и попыталась достать до свисающих вниз древесных корней.

– Никак… не получается. Слишком высоко! – Ноги девушки предательски затряслись. Зачем Сильваеру понадобилось загонять ее на эту скалу? Если за ними гонятся, нужно бежать, а не сидеть на одном месте!

– Попробуй еще раз! – Прежде чем Вероника успела хоть что-то ему возразить, козерог резко поддал задом. Его спина мгновенно вскинулась и ушла из-под ног девушки. Вероника стремительно подлетела вверх и каким-то чудом успела ухватиться за один из свисающих в пропасть корней. Упираясь ногами и подтягиваясь на руках, она полезла выше, пока не выбралась на небольшое круглое плато, полностью покрытое лесом.

– Как же ты?! – Она свесилась из своего убежища, взволнованно рассматривая оставшегося внизу козерога.

– Я отведу погоню и вернусь до рассвета. Поспи, не жди меня. Ты должна быть сильной, чтобы выдержать переход. И ни в коем случае не слезай вниз! Что бы ты ни увидела и ни услышала! Обещай, что останешься там до утра! – Сильваер быстро развернулся, подняв вихрь из опавших листьев, и исчез в лесной чаще.

Вероника поежилась, она не привыкла оставаться в одиночестве. В темноте, посреди надвинувшегося вплотную сумрачного леса девушке стало не по себе. Но любопытство все-таки заставило её подняться и осмотреть свое новое убежище. Сверху необычная скала напоминала широкий стол более тридцати шагов в поперечнике и в высоту не менее пяти метров. Деревья, чудом укоренившиеся на голом камне, росли не столько ввысь сколько вширь. В темноте их толстые узловатые стволы и перекрученные корни напоминали змей, замерших в ожидании утреннего тепла и света.

Девушка бесшумно прошлась вдоль обрыва и не нашла ни одного подходящего пути вниз, но и наверх, кроме как со спины козерога, забраться не было никакой возможности. Сидеть здесь, высоко на скале, даже посреди дикого леса, казалось действительно безопасным. Никто просто так не сможет залезть по отвесным гладким стенам, а если и сумеет, то обязательно выдаст себя: под скалой, как и на ней, полным-полно сухих ветвей и листьев. Вероника обязательно услышит шум.

Луна показалась из-за вершин деревьев, ее бледный свет проникал сквозь листву длинными голубоватыми нитями. Внимание девушки привлекло необычное раскидистое дерево, росшее посередине плато. Ствол его треснул у основания, и корявые ветви оказались практически лежащими на земле. Но, главное, на этих ветвях висели, поблескивая восковыми боками, довольно крупные плоды. Недолго думая, Вероника подошла ближе и сорвала один. Пряный сладковатый запах напоминал о чем-то очень знакомом и вместе с тем далеком. Без сомнения, это кривое и раскидистое дерево – яблоня, а на ней полным-полно крупных яблок!