Нить жемчуга. Книга первая. Стихия – Тьма.

По-звериному заостренная морда, полуоткрытая пасть с крупными клыками, глаза, принадлежащие скорее ночному созданию, – эти чудовища… люди совершенно потеряли человеческий облик, и не только его. Память, чувства, сознание исчезли, остался только животный голод…

Ошеломленная своим страшным открытием, позабывшая всякий страх, девушка наклонилась над неподвижным телом. Без сомнения, это был человек, такой, как она… Он жил, любил, страдал, во что-то верил, у него наверняка была семья, планы, чувства, в конце концов…

Выходит, её родные тоже стали монстрами, они забыли ее, они все забыли! И она, Вероника, должна была уйти с ними, а вместо этого осталась. Одна. Сейчас она может только смотреть и содрогаться от ужаса и омерзения. Она не в состоянии им помочь. Зато теперь она знает, что нужна. Не только своей семье – она нужна всем, кто потерялся в темноте. Судьба подарила ей такой шанс, она обязана продолжать путь не ради себя, а ради них. А сейчас она дотронется до того, что раньше было лицом, а теперь внушало ей только страх, и тогда, возможно, поймет…

Девушка протянула дрожащую руку и… почувствовала под своими пальцами не шерсть, не грубую щетину, а обычную кожу, теплую и живую. Чудовище распахнуло глаза, уставившись невидящим взглядом в серое небо. Вероника не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, настолько была удивлена, настолько все происходящее казалось ей нереальным. Её транс прервал громоподобный голос козерога:

– Оставь это создание, дитя. – Сильваер, взъерошенный, вымокший до нитки, но совершенно невредимый, вырос словно из-под земли. – Ты не поможешь ему сейчас, только окажешь дурную услугу. Идем!

Вероника вздрогнула, отдергивая руку, и, не помня себя, побежала вверх по крутой насыпи. Боясь, что при одном только взгляде на этого монстра, бывшего человеком, ее бедное сердце разорвется на куски!

Мгновение назад девушке казалось – она может все, даже прогнать темноту, засевшую в сердцах этих несчастных, а теперь она не в состоянии даже обернуться. Не пойми откуда выползший страх среди промозглого, но уже совсем просветлевшего дня прогнал всю решимость. Что ей остается, застрявшей между ужасом и смертью? Только бежать…

День подходил к концу, Сильваер с девушкой на спине стремглав летел вдоль сухих перелесков, проселочных дорог, одиноких ветхих домов и запустения. Они пережили свой первый день в пути. Сколько еще будет таких дней?

Вероника припала к гриве козерога, она смертельно устала. Девушка ни о чем не спрашивала, потому что сама не понимала, было ли правдой то, что она видела. Или это все лишь плод ее чересчур разыгравшегося воображения? Она боялась надолго закрывать глаза, боялась заснуть и упасть со спины козерога. Но каждый раз, стоило ей хоть на миг прикрыть слипающиеся веки, перед ней возникало истинное обличие монстра – незнакомое человеческое лицо.

VII Безысходность

Desperatio

Козерог ворвался под защиту вымокшего леса. Последние полночи он кружил, путая следы, отходил и вновь возвращался. Весь их путь превратился в одно стремительное и безнадежное бегство. И все эти ночные метания – ради каких-то нескольких часов относительно безопасного отдыха…

Сильваер бежал, он торопился, Вероника дремала на его спине. Девушка смертельно устала, она уже давно нормально не спала и почти ничего не ела. Она очень ослабла и постоянно мерзла, а когда наконец ей удавалось спуститься на землю, ложилась пластом, как убитая, и мгновенно засыпала.

Вероника не могла в точно утверждать, как долго продолжается их путь: неделю или месяц, а может быть, всего пару дней? Давно ли она бродит между сном и явью? Стоило на секунду прикрыть глаза, как перед девушкой всплывали знакомые лица, ей чудились голоса: то тихие, то невыносимо громкие, вырывающие ее из дремотной пучины. Она слышала чьи-то неторопливые разговоры, иногда ее окликали по имени. Вероника вздрагивала и просыпалась, и конечно, не видела никого, кроме своего неизменного молчаливого спутника. Козерог то и дело останавливался, оборачиваясь к ней, когда чувствовал, что девушка, задремав, сползает с его спины. Он не мог ей помочь, только нести все дальше и дальше в серую и промозглую неизвестность.

Девушка все явственнее осознавала, что ее тело в конце концов не выдержит, да оно уже не выдерживает, а она балансирует над пропастью, смотря ничего не выражающим взглядом в холодное и серое ничто. Она так устала от этой серой унылости и сырой одежды, ночного холода и постоянного, вездесущего голода.

Девушка видела чистое небо всего раз – перед тем как они с Сильваером двинулись в путь, в ту ночь, когда ее посетил Ферро – её спасение и ее проклятье. С той встречи прошло уже много времени, а он больше не возвращался… ни разу. Но Вероника не знала, радоваться этому или печалится. Ей и правда не место среди всего этого безумия, ужаса и пустоты…

Пустота – главное и, пожалуй, единственное ощущение, которое преследовало изнуренных путников всюду. Козерог молчал… В последнее время он вообще был чересчур молчаливым и, как казалось самой Веронике, встревоженным. Конечно, Сильваер не вздрагивал от каждого шороха, подобно своей растерянной спутнице, но порой скакал так стремительно, словно они все еще находились в заброшенном городе, застигнутые врасплох бурей.

Козерог долго бродил по сумрачным зарослям. Вероника уже знала, что он хочет отыскать: Сильваер безошибочно находил чистую питьевую воду. В запущенном захолустье или дремучем лесу, везде, где они проходили. Не для себя. В отличие от ослабевшей девушки он мог не пить и не есть по нескольку дней и идти без отдыха сутки напролет. Наверное, он бы так и поступал, если бы не Вероника… Неужели они и вправду связаны, и он действительно не может ее оставить?

Козерог остановился на склоне небольшой лощины, где из-под переплетения корней бил родник. Девушка неловко соскользнула с его спины и, присев на колени, зачерпнула искрящуюся влагу. От прикосновения ледяной воды её начала бить дрожь. Несмотря на это, она умылась и легла прямо на землю, не заботясь о том, чтобы хоть немного отойти от пропитанного водой берега.

Они так долго шли сегодня. Опасность могла скрываться где угодно. Хотя уже так много времени прошло с того ужасающего происшествия в заброшенном городе, и девушка сомневалась, что кто-то мог идти по их следам. А козерог все чаще молчал. Он как-то сказал ей, что не знает наверняка, следят ли за ними. Но Вероника услышала совсем другое: Сильваер просто не хотел ее пугать. Она понимала, как они рискуют, теряя драгоценное время, обходя десятой дорогой любое жилье на своем пути, но рисковали бы еще больше, заходя в города. Пусть они потеряют время, но смотреть в глаза затаившемуся там голодному ужасу путники больше не станут!

Вероника неподвижно лежала на спине, глядя в черное беззвездное небо, ее глаза слипались, но сон не шел. Слишком холодно, чтобы заснуть. Девушка почувствовала теплое дыхание на своем лице – козерог тяжело опустился рядом с ней, он тоже очень устал.

– Дитя, тебе плохо? – голос Сильваера, глухой и далекий, звучал отовсюду и ниоткуда. – Почему? Скажи, почему люди страдают?

– Не знаю. – Вероника пожала худыми плечами. – Наверное, потому что им бывает холодно, больно, или от голода. А иногда – если они считают, что их не понимают или не любят, или относятся несправедливо.

– У твоего народа есть разум, но вы до сих пор не научились понимать. – Козерог устало вздхнул. – Вы придумали много слов, чтобы называть свои чувства, но упрямо не желаете взглянуть дальше. Вы научились называть добром то, что радует, и злом то, что вас огорчает, но почему вы решили, что это – истина? У тебя есть глаза, ты смотришь и не видишь, у тебя есть уши, ты слушаешь и не слышишь.

– Чего я не слышу? – удивилась девушка. Возможно, ее бы смутили такие обвинения, но она слишком устала, для того чтобы спорить и раздражаться. Кроме того, ей было любопытно послушать своего чудесного спутника.

– Веления Вселенной, – послышался ответ. – Оглянись по сторонам, она вокруг нас, она разумна и умеет отвечать на любые вопросы, если ты будешь достаточно терпелива, чтобы услышать ее. А для начала научись слышать себя, тогда ты наверняка поймешь, что должна делать, никогда не заблудишься, и не ошибешься.

Вероника села, придвигаясь ближе к козерогу, и замерла, припав к теплому, мерно вздымающемуся боку. Сильваер так долго молчал, а сейчас завел этот странный разговор… Зачем?

– Ты должна успокоиться, не мучай себя, дитя.

– Я не могу. – Девушка дрожала всем телом, но уже не от холода, вернее, не только из-за него. Как она может рассказать козерогу о том, что убегать бесполезно? Вероника давно перестала понимать, куда и, главное, ради чего они идут. Все исчезло: любовь, привязанности, радость, воспоминания. Взяли верх страх и нужда. В душе, как и перед глазами, мир слился в одну серо-черную полосу, без начала и конца. – У меня не получается…

– Слова, которые ты произносишь, не просто звуки – они отражение тебя. – Козерог положил голову на землю так, что его ноздри почти касались воды. – Ты и твои слова беспокоят меня. Просто назвать что-то и не задумываться о причинах. Проще жить, когда в твоей беде виноват кто-то другой, но что если причина только в нас самих? В пути, который нам нужно пройти, и всех испытаниях, которые мы должны преодолеть? Ты обязана бороться с ними, пока ты жива, и смириться с тем, что они существуют и будут всегда.

– Я не могу с этим смириться…

– Ты слишком горда, подобно большенству людей. Ты собираешься погибнуть ради своих уветов? – Козерог тихо вздохнул. – Посмотри на этот родник, что ты видишь?

Вероника устало взглянула на весело скачущий по камням, чистый, как слеза, поток и покачала головой:

– Я не знаю, что должна увидеть.

Но Сильваер продолжал, даже не взглянув на нее:

– Вода – сильная стихия, она способна проникнуть всюду, она точит горы и землю. Разве вода останавливается, встречая на своем пути камень? Маленький она понесет с собой, большой – обойдет и в конце концов сточит его. Камень станет гладким и круглым, а потом превратится в песок. Ты хочешь больше того, что предлагает тебе жизнь, и поэтому ты несчастна. Но это неверный путь. Смирись с тем, что тебе неподвластно. Мы все достойны того, что имеем: своей жизни, прошлого, будущего и своего конца. Как бы это ни пугало тебя, для всех живущих смерть – всего лишь неотъемлемая часть жизни. Большие или малые, мы все часть вселенной. А вы, люди, всегда видите лишь то, что хотите видеть, так вам проще… Так пожелай увидеть что-то большее и лучшее. Пока ты живешь, в этом и есть твоя сила и награда.

– А что потом? Что с нами происходит после? – Девушка положила голову на теплый, мерно вздымающийся бок, ощущая исходящее от козерога тепло и еще свое непонятное волнение, вызванное его голосом и не всегда понятными словами.

– Ты хочешь сказать – после смерти? – Козерог поднял голову и смерил ее долгим взглядом. В ночной тьме его глаза казались загадочными черными озерами. – Кто знает… Мы можем стать светом солнца или звезд, можем летать над облаками подобно ветру или возвратиться обратно и продолжить свой путь новыми и живыми. Кто знает…

Сильваер замолчал и больше не произнес ни слова, улегшись на бок, он вытянул свои длинные ноги и прикрыл глаза. Может быть, он решил отдохнуть или не хотел больше говорить с ней, но девушка так и сидела, замерев в ожидании. Время шло, журчала вода, из оврага тянуло холодом и сыростью, а истина, как обычно, ускользнула от нее.

Вероника подтянула под себя замерзшие ноги и поближе прильнула к шелковистому серебряному боку. Несколько недель в пути избавили козерога от густой зимней шубы, и теперь при каждом движении его шкура блестела, словно мокрая рыбья чешуя и отливала множеством оттенков: от грифельно-серого, почти черного, до жемчужно-белого.

Девушка хотела сказать что-то еще, но, взглянув на своего мирно спящего спутника, передумала и, последовав его примеру, прикрыла глаза. Может быть, Сильваер прав? Она сгущает краски, а на самом деле не все так уж и плохо и надежда есть?

Глава 4

I Звезда

Stella

Вероника проснулась раньше обычного. Странно, но она не могла припомнить, когда в последнее время чувствовала себя так хорошо. Чаще она просыпалась, подскакивая среди ночи от очередного страшного звука, и после не могла уснуть до утра.

Её часто мучали кошмары, но хуже всего был не сам сон, а его предчувствие. Девушка каждый раз оказывалась в одной и той же маленькой сумрачной комнате. Раньше она бы не испугалась, раньше она считала комнату своей.

Вероника сидела на кровати в полутьме, за запертыми дверями и ждала своей участи. Что-то надвигалось на нее, выползало из черных закоулков, из-за стен, из темных углов. Отовсюду! Темнота говорила с ней: «Ты хотела быть рядом с ними? Скоро, скоро я заберу тебя! Ты будешь с ними… ты останешься со мной».

От шелеста неживого жестокого голоса бросало в дрожь, и ноги сами несли ее к двери. Но стоило девушке сделать хоть шаг – становилось еще хуже: она словно попадала в тягучий сироп и бултыхалась в нем, тщетно пытаясь сбежать. Она сопротивлялась изо всех сил и медленно, словно через трясину, ползла к выходу. Но чем яростнее была эта борьба, тем сложнее становилось двигаться, тем быстрее ее настигали. Она пугалась до полусмерти и мгновенно просыпалась, так и не взглянув в лицо своему страху.

Но в этот раз все было по-другому. Во сне она видела солнце, огромное и жаркое. Ярко-синее небо и море, ему под стать: бескрайняя водная гладь, спокойная, прозрачная, как стекло. Маленький островок, весь из белого мрамора, словно плыл по поверхности воды. Откуда он взялся посреди безбрежной синевы, где не разглядишь ни дна, ни суши? Но бездонная глубина морских вод совсем не пугала. Напротив, она оставалась спокойной и прекрасной. Высокие колонны переливались на солнце перламутром. Но сколько бы ни старалась, она не могла дотянуться до них – девушка была слишком высоко. Она летела над водой, словно птица.

Вероника проснулась, улыбаясь, впервые не испытывая жгучего и вездесущего голода. Выстывший за ночь лес леутывал сумрак.

Стараясь не разбудить козерога, Вероника поднялась на ноги и бесшумно спустилась вниз по берегу ручья. Как необычно – она посреди дремучего ночного леса, а привычного страха как не было, так и нет. Конечно, он обязан прийти вместе с холодным ветром и принесенными им пугающими звуками, но и они будто бы растворились в темноте, уступив место лишь мерному журчанию родника.

Живая, поблескивающая в темноте вода, весело бегущая по камням, заполняла небольшую запруду. Ее непроницаемо-черная гладь сверкала и переливалась. Девушка подошла ближе и, присев на моховую кочку, опустила руки в прохладную глубину. Вода, казавшаяся ей черной, в действительности была такой прозрачной, что Вероника могла различить очертания камней, лежащих на дне, и пучки длинных, легко колышущихся водорослей.

Недолго думая, девушка скинула с себя отсыревшую за ночь одежду и окунулась в воду с головой. Холод не обжигал, она почти его не чувствовала. Её окружало лишь ощущение легкости и свежести. Девушка перекувырнулась в воде и замерла, раскинув руки, словно крылья в полете. Так же, как в своем прекрасном сне.

Вероника открыла глаза и взглянула через прозрачную толщу воды. Что это ярко вспыхнуло над ней, ведь небо закрыто тучами? Может, она приняла за свет отблески ряби на воде?

Нет, это зажегшаяся в вышине звезда. Единственная и потому такая яркая. Белый свет путался в переплетении черных ветвей. Облетевшие кроны мертвых деревьев, словно когтистые лапы, тянулись к белому огоньку. Не достанут, нет у них такой силы, она слишком высоко…

Девушка вынырнула на поверхность, лес встретил ее сумраком и тишиной. Никаких звезд на небе не было и в помине, но эта мелочь просто не могла поколебать ее в такое прекрасное утро. Небесный свет исчез… ну и что с того? Звезда наверняка осталась на своем месте, просто девушка перестала ее видеть. Дождевые облака снова закрыли небо, но это не мешает звезде светить. И откуда она взяла, что это утро прекрасное или чем-то отличается от множества других? Просто ей было спокойно и радостно – вот и весь секрет.

Девушка вернулась назад, к устью ручья, и устроилась рядом с козерогом. откуда она взяла, что это утро прекрасное или чем-то отличается от множества других? Просто ей было спокойно и радостно – вот и весь секрет.

Будто не замечая льющейся с нее воды, она медленно разбирала мокрые волосы. Так странно… раньше Вероника боялась замерзнуть. Почему? Она вся мокрая, но ей совсем не холодно. Наоборот, руки и ноги буквально пылали жаром. Девушка тряхнула мокрой головой и тихо засмеялась.

Сильваер навострил уши:

– Я боялся за тебя, дитя, теперь я спокоен. Ты выбрала верную тропу. Я могу тебе помочь, только если ты позволишь мне это сделать. Теперь тебе станет лучше.

Вероника не понимала, когда и что она выбрала, но после вчерашнего разговора с козерогом ей действительно стало легче. Невидимые тиски, сковывающие ее, медленно разжимались, она практически ощущала это движение. Она почувствовала себя такой свободной… если бы не…

Покопавшись в своих вещах, девушка выудила из кармана резной черепаховый гребень. Она долго вертела его в руках, разглядывая замысловатую резьбу, зеленоватые и золотистые переливы на тонкой, безупречно выполненной вещице. Гребень – единственное, что она забрала с собой из крепости, не считая кольца с алым камнем и своих глупых воспоминаний.

Ведь она могла быть там счастлива, почему осознание этого пришло так поздно? А теперь… Конечно, теперь ей есть с чем сравнить… И есть чего бояться… Девушка торопливо расчесала волосы, заплела их в косу и оделась.

Все ее вещи, изорвавшиеся и промокшие, давно пришли в негодность, тяжелые зимние ботинки были слишком жаркими и неудобными, и, судя по их состоянию, Вероника вскоре останется босиком. Но заменить испорченную одежду и неудобную обувь было нечем. Она не станет копаться в грудах истлевшего мусора, разбросанного у дорог, и уж точно не зайдет ни в один из этих жутких домов… От одних только мыслей об этом ей делалось нехорошо.

Девушка быстро взглянула на козерога, а потом подняла с земли длинную серебряную прядь его гривы.

– Хочешь, я буду расчесывать тебя? – спросила она тихо, вынимая листья и веточки из струящейся в ее руках серебряной волны.

– Зачем? – Сильваер поднял голову и взглянул на Веронику. Казалось, впервые за все время их знакомства в его глазах, кроме неисчерпаемой безмятежности, читалось еще и нескрываемое удивление.

– Ты заботишься обо мне, носишь на своей спине, охраняешь меня, когда я сплю. Я бы давно пропала без тебя… – Девушка деловито встряхнула серебристую прядь, разбирая пальцами тугие косы, облепленные цепкими комками сухого чертополоха. – Я хочу позаботиться о тебе, как умею. Я больше ничего не могу.

Вероника подняла руку к лицу, разглядывая пару выпавших серебряных нитей. В ее новой опасной жизни, в этом страшном мире ей необходимо обзавестись каждодневными обязанностями, выполняя которые, она будут ее успокаивать. Кажется, одну она только что нашла.

Сильваер прикрыл глаза и потянулся.

– Знаешь, меня еще не касался человек, никто, кроме тебя. Это необычно, но приятно. – Козерог резко вскинул свою великолепную голову, заставив девушку вздрогнуть. – Я согласен, дитя, ты можешь заботиться обо мне, если этого хочешь.

– Спасибо, что доверяешь мне, – воодушевленно проговорила Вероника, принимаясь за работу, которая обещала отнять не меньше двух часов и стоила нескольких зубьев ее гребню. Конечно, девушка могла бы отдохнуть, ведь до утра оставалось еще много времени, но спать ей совершенно не хотелось.

Темное небо просветлело, на горизонте вспыхнули и погасли зеленоватые полосы. Веронику утомляла и вместе с тем радовала ее работа. А главное, нй не нужно было думать ни о чем, кроме серебрящегося шелка в собственных руках. Дело помогало отогнать ненужные мысли и вернувшееся вместе с непонятным душевным подъемом, чувство томительной пустоты.

Наконец, она отступила на пару шагов, критически разглядывая плоды своих стараний. Сильваер грациозно вскочил на ноги, окутав себя блестящими серебряными волнами. Он выглядел великолепно.

– Мне нравится, благодарю тебя. Я чувствую себя таким… свободным!

– Что делать с этим? – Девушка кивнула на комок серебристых нитей у своих ног.

– Оставь, отдадим их земле. Лес оживет. Не сразу. К тому времени нас уже здесь не будет, но этот мир навсегда запомнит это дар. – Козерог взглянул на удивленную Веронику и добавил серьезно, словно отвечая на невысказанный вопрос: – Разбудить спящее не то же самое, что воскресить мертвое. Некоторые явления не имеют обратного хода. Иногда огню недостаточно одной искры, чтобы разгореться, а цветку – одного солнечного дня, чтобы зацвести. И с этим ничего не может поделать даже хранитель Врат.

– Тогда, кто может? – Девушка проявляла упрямство, когда дело касалось всего неизведанного и потому такого притягательного. Тем более что этим утром ее фантастический провожатый пребывал в хорошем расположении духа и отличался несвойственной ему разговорчивостью.

– Не пытайся это понять, не все можно и нужно называть словами, – строго отрезал Сильваер, припадая на передние ноги перед девушкой. – Садись. Продолжим наш путь. Живущие на этой земле в свое время могли сделать для нее много больше, чем мы сейчас.

Девушка безропотно повиновалась, возможно, она бы продолжила свои расспросы, но тон, которым отвечал козерог, заставил ее замолчать.

***

Серые промозглые дни тянулись один за другим. Темные мокрые перелески, перемежающиеся заброшенными пашнями и тревожно вырисовывающимися на фоне серого неба деревеньками, поселками, городами, – им не было числа. Мрачные закоулки, растрескавшиеся, обвалившиеся стены и крыши, заросшие сады, окна, чернеющие сквозь серую пелену дождя, – вот то, что окружало путников первые бесконечные месяцы их новой жизни. И тягучее страшное ощущение постоянного присутствия: холодные кровожадные взгляды желтоватых глаз, вспыхивающие в темной глубине руин, следящие неотрывно за каждым шагом.

Веронике начинало казаться, что она улавливает тихий хриплый шепоток, от звуков которого всякий раз ее бросало в дрожь. Девушка не понимала, о чем говорят запертые в темноте существа. Назвать их людьми не поворачивался язык, но почему-то ей начинало казаться, что говорят они именно с нею.

– Не слушай. – Козерог летел серебристым вихрем, вскоре маленький хутор в несколько домов скрылся за холмом, но неприятные шелестящие звуки долго преследовали девушку. – Этих людей поглотила Неведомая, она забрала их чувства, воспоминания и жизни, и говорят они ее голосом. Темнота, голод и пустая оболочка – это все, что у них осталось. Этим созданиям можно только посочувствовать. Но как ты, наверное, заметила, у них еще есть шанс вернуться.

– Как? – Девушка чуть не поперхнулась от удивления. – Ты знаешь, как вернуть людей?

– Не знаю… – козерог будто бы с раздражением топнул ногой. – Сейчас еще рано говорить об этом. Тем более что не я, а ты их надежда. Жизнь вновь оказалась мудрее меня. Ты обязана жить, дитя. Вспомни об этом, когда к тебе вновь подступит туман.

Туман – Уныние… так говорил зверь, наделенный разумом, а теперь и она начала его понимать.

– Ты считаешь, я смогу? – Вероника беспокойно встрепенулась на спине козерога.

– Да, ты поймешь, когда придет время. Но пока ты еще очень слаба и не должна выдать себя. Я не знаю, можешь ли ты поколебать нить, но хочу, чтобы ты вела себя осторожно. Неведомая знает о нас.

– Она гонится за нами? – Девушка с силой сжала в кулаке серебристую прядь.

– Вряд ли, ведь здесь уже нет для нее пищи. Неведомая не пойдет за нами, она не так глупа, чтобы оставить целый мир ради нескольких надоедливых мошек. По нашим следам будет пущена охота, если это уже не случилось. – Сильваер замедлил ход. – Кроме тех, что прячутся днем в темноте, есть и другие. Тьма разбудила множество разумных и опасных существ, все они так или иначе враждебны нам.

Враждебны и голодны! Она сама чуть не потеряла голову, когда металась по лесу в поисках хоть чего-то съедобного! Вероника уже готова была, по примеру козерога, грызть ветки и жевать траву… Счастье, что до этого не дошло. Голод просто исчез, а у девушки совершенно не осталось времени, чтобы решить, хорошо это или плохо. Сильваер мчался из ниоткуда в никуда. Не так быстро, чтобы нельзя было разглядеть умирающий, пустой и крайне недружелюбный мир, в котором каждый день, каждый час мог оказаться последним.

Девушка не знала, как они будут возвращаться назад и вернутся ли вообще. Козерог мало говорил об их путешествии, он ничего не обещал, но в любом случае понимал больше нее и… молчал. Сильваер знал, что делает, но что здесь забыла маленькая и хрупкая девушка, и так ли она необходима ему? Какова будет ее судьба? Пройти весь путь, чтобы в конце оказаться жертвой? Ну уж нет, если Вероника выживет сейчас, то, как ей казалось, сможет противостоять чему угодно!