Сибирская кровь

Смерть жены Матвея Данииловича пришлась, когда их младшему сыну Георгию было всего одиннадцать лет, а единственной оставшейся в живых дочери Капитолине – меньше года, и через два с половиной месяца он женился вновь. Мачехой его детям стала сорокаоднолетняя крестьянская вдова Анна Николаевна Шелковникова из Алексеевской деревни. Она наверняка была рождена либо в одном из поселений прихода Бирюльской Покровской церкви, метрические книги которой за 1866–1872 годы не сохранились, в семье венчавшегося там в 1858 году Николая Васильевича Калмакова из Подкаменной деревни, либо – в семье Николая Логгиновича Колмакова из Большеголовского селения[378]. Восемнадцатилетняя Анна Николаевна Калмакова из того селения в первый раз вышла замуж в 1888 году за алексеевского крестьянина Матвея Афанасьевича Шелковникова[379], и у них было не менее четырех детей, двое из которых умерли младенцами. А рожденные в 1895 и 1902 годах дочери Пелагея и Мария могли остаться живы и тогда были Матвею Данииловичу Черепанову падчерицами.

В сохранившихся метрических книгах верхнеленских церквей после своей второй женитьбы кутурхайский крестьянин Матвей Даниилович упоминается лишь единожды – 26 июня 1912 года, когда он был восприемником Петра – сына Исидора Ивановича Карасева[380] из Тутурской волости. И затем исчезает навсегда. Его нет ни в записях об умерших, о восприемниках и поручителях верхнеленских церквей, ни в исповедных росписях 1915–1916 годов прихожан Качугской Вознесенской церкви и Верхоленского Воскресенского собора. Нет там и его жены (или вдовы) Анны Николаевны Черепановой.

То ли он вскоре после лета 1912 года умер за пределами приходов верхнеленских церквей, то ли в одном из таких приходов в период 1912–1916 годов, за который церковные метрики не сохранились[381], то ли куда-то переехал с новой женой, то ли произошло что-то еще, мешающее выяснить его судьбу, я до сих пор узнать не смог. Но его сын и мой дед Георгий Матвеевич Черепанов говорил своим детям, что стал воспитываться не отцом, а старшим братом с двенадцати лет.

У Матвея Данииловича и Любови Адриановны было семеро детей. Первый сын Степан, родившийся через полтора года после их свадьбы, прожил чуть больше месяца, и весть о его смерти застала Матвея Данииловича в армии. Спустя семнадцать лет умер в четырехлетнем возрасте от дифтерии еще один их Степан, а точно между ними – их годовалая дочь Евдокия.

Свои семьи завели три сына и дочь: Василий[382], Георгий и Матвей Матвеевичи женились на крестьянках Евдокии Семеновне Даниловой из Кистеневской деревни, Елизавете Ивановне Скорняковой из Макарово (вторая жена Георгия Матвеевича – Екатерина Васильевна Имбрикова была из якутской Усть-Маи) и Марии Васильевне Шеметовой из Кутурхая. Капитолина выходила замуж дважды. Все они, кроме Матвея Матвеевича, в самом конце 1930-х годов перебрались из Кутурхая в Усть-Майский район Якутии.

Жена Матвея Матвеевича была почти на три года старше своего мужа, и, если верить в правильность возрастов по исповедной росписи 1916 года, один или двое их детей родились еще до венчания родителей (метрики о рождении Михаила и Анны не найдены, и судьба Михаила не известна. Может, его вообще не было, и церковнослужители ошиблись). Сам же Матвей Матвеевич служил в 1918 году прапорщиком 9-го Сибирского стрелкового запасного полка, а затем, со слов его внука Николая Васильевича Черепанова, был в колчаковских войсках, дезертировал, скрывался от большевиков в лесах вблизи Кутурхая. Но что-то мне эта причина «скрывания» не представляется достаточно убедительной, и она могла называться для того, чтобы его детям не попасть под репрессии. Вполне вероятно, Матвей Матвеевич Черепанов воевал в крестьянском повстанческом отряде против советской власти. Его в 1921–1922 годах или несколько позже выследили и убили кистеневские чоновцы. Спустя несколько недель тело, распухшее до того, что лопнул поясной армейский ремень, родственники отыскали в глухом лесу и тут же захоронили, а вернувшийся с фронта Великой Отечественной войны Василий – сын Матвея Матвеевича не смог найти места погребения отца.

Всего мне стало известно с точностью двадцать одно имя внуков и внучек Матвея Данииловича и Любови Адриановны: по шесть от каждого из их сыновей и трое – от дочери. Но Матвей Даниилович успел увидеть только одного или двоих из них, Любовь Адриановна – вряд ли[383]. Пять внуков и девять внучек завели свои семьи.

В Великой Отечественной войне участвовал старший внук Матвея Данииловича и Любови Адриановны Василий – отец моего троюродного брата верхоленца Николая Васильевича Черепанова. Он в декабре 1941 года состоял в обороне Москвы под городом Клином, в феврале 1942 года – защищал Калинин, в 1943–1945 годах наступал под Курском, Орлом, Минском, брал Кенигсберг и Пилау, получил ранение. Награжден боевыми орденами Славы III степени и Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги», трудовым орденом «Знак Почета» и медалью «За освоение целинных земель», юбилейными наградами участника войны.

Его старший сын Владимир, рожденный в 1947 году, – красноярец, и у него есть сын Денис. Средний – Николай, 1950 года рождения, живет в Верхоленске, а рожденные от него сыновья Александр и Сергей – в Иркутске, но у них своих сыновей пока нет. Младший – Геннадий, 1954 года, – иркутянин, у него сын Александр. Дочери Василия Матвеевича – Вера, Галина и Надежда.

А о потомках других детей Матвея Данииловича и Любови Адриановны Черепановых, временно или навсегда ставшими якутянами, – в следующем разделе.

Георгий Матвеевич и Елизавета Ивановна

Мой дед Георгий Матвеевич Черепанов родился 21 февраля 1900 года в Кутурхае, когда его родителям-крестьянам было по тридцать два. Стал по очереди пятым из их семи детей и третьим из четырех выживших. Он потерял свою мать в возрасте одиннадцати с половиной лет, и отца, вероятно, еще через год. Воспитывался старшим на девять лет братом Василием, который незадолго до смерти матери женился. Имел четырехклассное образование. Приняв эстафету, скорее всего, от своего деда, а не от рано умершего отца, был во главе фамильной ветви с конца 1912 года, ровно полвека из которых пало на период правления советских вождей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева.

Моя тетя Римма Георгиевна Михеева утверждает, что в 1919 году – начале 1920-х годов Георгий Матвеевич вместе со своим братом Василием скрывались в лесах от призыва то ли в армию Колчака, то ли в Красную Армию, то ли и в ту, и в другую. Но лично я смею предположить, что они были в отряде, воюющем против советской власти. Позднее мой дед наверняка признавался кулаком, либо отказывающимся вступать в колхоз. Иначе трудно объяснить июньский 1935 года протокол заседания исполкома Верхоленского сельсовета с вопросом о рассмотрении обращения Черепанова Георгия Матвеевича восстановить его право голоса и постановление «воздержаться до расследования»[384]. Это предполагает его прежде состоявшееся лишение избирательных прав вследствие каких-либо «провинностей» вроде сопротивления советской власти или кулацкого прошлого.

В первый раз Георгий Матвеевич женился 15 ноября 1922 года на Елизавете Ивановне Скорняковой, ставшей матерью всех его детей. Я нашел имя Елизаветы в ее возрасте тринадцати лет в исповедной росписи Качугской Вознесенской церкви за 1915 год. Она там – старшая дочь крестьянина Макаровской деревни Ивана Ивановича Скорникова и его жены Домники Иннокентьевны212. Затем обнаружились метрические записи о рождении Елизаветы 20 октября 1901 года и бракосочетании ее родителей, которое состоялось за девять месяцев до того, 17 января 1901 года.

Георгий Матвеевич Черепанов с первой женой Елизаветой Ивановной. Кисловодск, 12 марта 1950 года

Первая из этих записей помогла выяснить происхождение моей прабабушки Домники. Восприемницей, то есть крестной матерью ее дочери, оказалась девица Мария Иннокентьевна Ратькова, что, по совпадению отчества матери и восприемницы, с большой долей вероятности предполагало ту же девичью фамилию Домники. И нашлось тому множество подтверждений, включая нахождение имени вдовы Агафии Николаевны с фамилией Ратькова над списком семьи «моих» Скорняковых в исповедной росписи 1915 года и, главное, обнаруженную вышеуказанную метрику о бракосочетании. Согласно ей, невеста тоже была Ратьковой. А позже выяснилось, что Агафия Николаевна Ратькова была и матерью Домники, и урожденной Черепановой. Ее отец Николай Николаевич – сын моего четырежды прадеда Николая Ивановича Черепанова. Значит, Елизавета оказалась четырехюродной сестрой своего мужа Георгия, и, может, неспроста та же Римма Георгиевна Михеева прежде удивлялась похожестью своих родителей друг на друга[385]. Но вот в какой семье родился отец Елизаветы, мой прадед Иван Скорняков, долгое время было для меня полной тайной.

В метрике о бракосочетании в январе 1901 года Ивана Скорнякова и Домники Ратьковой жених приведен как «Исетской деревни[386] незаконнорожденный крестьянский сын, Йоанн, по восприемному отцу Васильев Скорняков» в возрасте двадцати четырех лет (значит, он родился в 1876 году или в самом начале 1877 года). Я досконально изучил все сохранившиеся метрические книги верхнеленских церквей с конца 1860-х годов и за 1870-е годы в поиске записи о рождении внебрачного Ивана. «По дороге» подсчитал, что из двадцати пяти незаконнорожденных и крещенных в Качугской Вознесенской церкви в 1870-х годах целых шестнадцать случаев пришлось на матерей из Исетского селения. И в том был какой-то феномен Исети: незаконнорожденные оттуда были в два раза чаще, чем из всех других поселений качугского прихода вместе взятых, хотя со своими менее чем тремя с половиной сотнями прихожан Исеть не дотягивала и до шестой части всего этого прихода. Из чего можно бы сделать вывод, что в те времена исетские девицы оказались в десяток раз грешнее своих сверстниц. Только такая статистическая выборка непрезентативна, ведь не все рожденные вне брака от прихожанок Качугской Вознесенской церкви были крещены именно в ней. Да и не все рожденные были крещены: имелись случаи, когда в сокрытие своего «грехопадения» молодые мамаши умертвляли новорожденных. К счастью, иногда безуспешно. И мне встретился один страшный случай попытки убийства девицей незаконнорожденного дитя. Он произошел в бирюльском приходе – в первый день июня 1877 года протоиерей Бирюльской Покровской церкви Лавр Коноулин без восприемников покрестил под именем Митрофана малыша. И вот что было записано о нем в метрическую книгу213: «Едва зарытый на кладбище в старую могилу только что новорожденный младенец, был вырыт и принесен в Мирскую избу… при самом тихом дыхании был мною окрещен кратким крещением и миропомазан. По дознанию, младенец оказался рожденный от крестьянской дочери, Бирюльской слободы девки Марфы Ивановой Чемякиной[387]».

Но возвращусь к Исети, жительницы которой, стоит полагать, своих незаконнорожденных не убивали. И за вышеуказанное десятилетие были «девки», имевшие по два-три рожденных вне брака и крещенных ребенка, а у Ирины Кожевниковой их было даже четверо. Десять незаконнорожденных детей оказалось у семи крестьянских дочерей Скорниковых. Но из них не было ни одного Ивана. Зато сын с таким именем появился у Александры Кожевниковой и как раз в 1876 году, а его восприемниками названы Гавриил Скорняков и вдова Матрена Черепанова из Куржумово. Я уж было посчитал, что тот Иван и стал моим прадедом, взяв фамилию своего крестного отца, однако после изучения записей об умерших выяснилось, что он не пережил уже следующий, 1877 год.

Не удалось найти сведений в искомые годы о незаконнорожденных Иванах и в сохранившихся метриках других верхнеленских церквей, что предполагает крещение Ивана Скорнякова в Белоусовской Иннокентиевской или в Бирюльской Покровской церкви, метрические книги которых за 1876 г. не обнаружены. Но неожиданно мне повезло, и я все-таки «отыскал» своего прадеда: в исповедной росписи Качугской Вознесенской церкви за 1877 год – а она была самой последней из сохранившихся перед 1915 годом, и без нее я бы уже ничего не узнал, – приведена запись «Софии сын Йоанн /незаконнорожденный/ родился 24 августа 1876 года». Эта запись завершает перечень семьи крестьянина Исетского селения вдовца Федора Дмитриевича Скорнякова215. В нем среди пяти детей Федора Дмитриевича – его старшая дочь София, тридцати одного года.

Последующим изучением архивов установлено, что женой Федора Дмитриевича и матерью Софии была Матрона Кондратьевна, урожденная Черкашенина, и она умерла, вероятно, в 1869 году[388]. Иван оказался первенцем Софии Федоровны, но далеко не единственным ее незаконнорожденным ребенком. Вне брака она рожала еще не менее шести раз в 1878–1887 годах, однако из тех детей пережила младенчество лишь появившаяся на свет в январе 1878 года дочь Ксения.

В конце 1887 года Софья Федоровна Скорнякова в возрасте сорока одного года вышла замуж за тридцатисемилетнего качугского поселенца Пуда Захаровича Устинова и уже в браке, в 1892 году, родила еще одного ребенка, не прожившего и полутора лет.

Показательно, что в 1899 году при замужестве Ксении, внебрачной дочери Софии, и при крещении в 1901 и 1909 годах детей Ксении, а также в исповедной росписи 1915 года она записывалась по восприемному отцу Ивану Никифорову с отчеством Ивановна, но при крещении в 1900 году своего первенца – Филипповной. Это ошибка или ее родной отец носил имя Филипп?

Родным же отцом моего прадеда Ивана Скорнякова наверняка был Иван, если он ни разу при крещении своих детей не именовался, как это было принято, по восприемному отцу Васильевичем, а всегда – в 1901, 1903, 1904, 1906, 1908, 1912, 1914, 1916 и 1920 годах – только Ивановичем. Но вот происхождение его родного отца Ивана остается загадкой, поэтому предки моей бабушки Елизаветы Ивановны могут быть установлены лишь по ее матери и матери ее отца. И таковыми, кроме Ратьковых, Скорняковых, Черепановых и Черкашениных, из ставших мне известными были Аксамитовы, Ашлаповы, Белоусовы, Бутаковы, Витецкие, Воробьевы, Елизаровы, Злобины, Зуевы, Кистеневы, Козловы, Куницыны, Куроптевы, Лагиревы, Лебедевы, Нечаевские, Никоновы, Обеднины, Пермяковы, Пироговские, Пронины, Протасовы, Рудых, Сенотрусовы, Татариновы, Титовы, Толмачевы, Тюменцовы, Чемякины.

От Георгия Матвеевича и Елизаветы Ивановны рождено шестеро детей (по три сына и дочери), но первые два их сына умерли от кори в один и тот же январский день 1935 года. Михаилу было одиннадцать, Георгию – почти семь лет. И случилось это за полторы недели до появления на свет моей тети Риммы. Задолго перед ней, в 1925 году, родилась ее старшая сестра Анна, а после нее, в 1937 году, Надежда и в 1941 году – мой отец Владимир.

В речную навигацию 1938 или 1939 года состоялся переезд Георгия Матвеевича и Елизаветы Ивановны с тремя их дочерьми в поселок Усть-Мая[389], что расположен в юго-восточной Якутии на берегу реки Алдан – притоке Лены, напротив впадения в него Маи. Чуть раньше или одновременно с ними там же обосновались семьи Василия и Капитолины – старшего брата и младшей сестры моего деда. Точно не известно, но, по всей вероятности, Василий и Георгий Матвеевичи добирались до Усть-Маи с пристани судостроительного завода в Качуге или Киренске, самостоятельно управляя свежеизготовленными грузовыми газоходными плавсредствами (карбасами), доставили их на новое место дислокации.

Желание моего деда и его брата перебраться в 1930-х годах из-под Верхоленска в какую-нибудь иную местность мне понятна. Они, бывшие крестьяне-единоличники, вряд ли хотели работать на пашне уже не как ее владельцы и самостоятельно, а в коллективном и поэтому обреченном на деградацию хозяйстве. Однако почему для искомого места жительства был избран берег далекой северный реки, с точностью узнать вряд ли удастся. Но можно строить догадки, и я думаю, что им Мая была известна давно. И дело не только в том, что еще в 1935 году Василий и Георгий Матвеевичи впервые перегоняли газоходы из Киренска в Усть-Маю217 для образованной незадолго до того, в 1932 году, в составе треста «Востокзолото» транспортной организации «Лензолотофлот».

Наверняка все началось значительно раньше, и на Мае жили уже многие десятилетия родственники верхнеленских Черепановых, вели с ними переписку, приезжали (приплывали) друг к другу в гости. Некоторые из тех родственных связей мне удалось обнаружить[390]. Так, в датированном 26 декабря 7195 (1686) года архивном документе сказано о направленном из Майского зимовья в прежнее Майское ясачное зимовье казаке Никите Силином. А летом 1852 года в период организации якутско-аянского грузового и почтового тракта из Степновской деревни, что в непосредственной близости к Верхоленску, в поселение Аим в верховьях реки Маи переехало семейство Ивана Петровича Черепанова, правнука Ивана малого и его жены Матрены Яковлевны, урожденной Силиной. Да и девичья фамилия жены самого Ивана Петровича Агафии Терентьевны тоже оказалась Силина. Вместе с ними была шестилетняя дочь Анна. Она и, предполагаю, впоследствии рожденные у Ивана и Агафии уже на новом месте дети приходились троюродными сестрами и братьями Адриану Яковлевичу – деду Василия и Георгия Матвеевичей Черепановых по линии их матери Любови Адриановны. И майско-верхнеленские родственники вполне могли общаться, хорошо знать о местах жительства и условиях жизни друг друга. Поэтому как в 1852 году Иван с Агафией, так и в конце 1930-х годов Василий и Георгий Матвеевичи со своими семьями ехали в известную им местность, прежде обжитую их довольно близкими родственниками.

Кроме того, примерно в пятистах километрах от Усть-Маи вверх по течению Алдана в поселке Чагда (Учура) жило семейство Толмачевых. Оно, по информации моего троюродного брата Владимира Васильевича Топоркова, вело родство от верхоленцев Якова и Пелагеи, урожденной Черепановой (ее происхождение я не выяснил). Их потомок Иннокентий Павлович Толмачев стал в 1972–1977 годах председателем Якутского горисполкома, по-нынешнему – мэром города, затем – министром жилищно-коммунального хозяйства Якутской АССР. И уже я помню, что мой отец во второй половине 1970-х годов несколько раз летал с ним на вертолете на рыбалку в низовья реки Алдан (вроде, на его приток Келе). Так что на берегах Алдана были родственники верхоленцев и под другими фамилиями.

За год-другой до моего деда и его старшего брата в Усть-Мае обустроилась семья их двоюродного брата Ивана Гаврииловича Черепанова (он – сын Гавриила Данииловича старшего). Его мать и вторая жена[391] также происходили из Черепановых: Наталия Николаевна и Анна Филипповна были своим мужьям соответственно семи- и шестиюродными сестрами. Позднее сын Ивана Гаврииловича Иван Иванович работал начальником речных пристаней в Усть-Юдоме и Эльдикане[392], от него пошла линия Аркадия и Виктора, и они мои четырехюродные братья.

А по линии Василия Матвеевича – брата моего деда – фамилию Черепановых продолжили два его сына – старший Петр и младший Василий: потомки Петра Васильевича живут в Москве (по сыну Валерию, бывшему прокурору), в алданском городе Томмоте (по сыну Олегу) и в Томске (по дочери Виктории); потомки Василия Васильевича – в Усть-Мае (по сыну Александру) и в Орле (по дочерям Галине и Ирине).

Его дочь Лариса вышла замуж за Василия Топоркова, но девичью фамилию Черепановых не сменила. Родившийся в их семье 1 января 1943 года сын Владимир Васильевич Топорков после семнадцати лет комсомольской и партийной работы был в 1984–2008 годах председателем Усть-Майского райисполкома, заместителем руководителя секретариата Верховного Совета Якутской АССР, главой администрации Усть-Майского улуса, министром по делам народов Республики Саха (Якутия), первым заместителем постоянного представителя Якутии при Президенте Российской Федерации, руководителем муниципального образования «Усть-Майский улус».

Со слов моей тети Риммы, Капитолина Матвеевна – сестра моего деда – со своим вторым мужем (первый умер в Усть-Мае) перебралась в Мухтую[393], поселок, расположенный на реке Лене примерно на полпути между Кутурхаем и Якутском, затем – в крымский Бахчисарай и, наконец, в Новосибирск. Ее трое детей, рожденных еще до переезда в Якутию в первом браке с Соловьевым, были в Мухтуе вместе с ней. Но один из сыновей – Геннадий – в возрасте шестнадцати или семнадцати лет застрелился. Второй – Виктор – завел свою семью и остался в Мухтуе (Ленске). Римма – дочь Капитолины Матвеевны жила с матерью и отчимом в Новосибирске. Моя тетя и ее тезка Римма Георгиевна как-то у них гостила.

Георгий Матвеевич Черепанов. На реке Алдане

Совсем ненадолго остался в Усть-Мае и мой дед Георгий Матвеевич. Он перебрался на две с половиной сотни километров выше по течению Алдана в основанное в 1931 году село Белькачи, где был крупный затон[394] для зимнего отстоя и ремонта судов, купил в селе просторный деревянный дом.

В ходе моего исследования выяснилось, что в 1955 году в Белькачах оказалась семья еще одного бывшего кутурхайца Степана Гаврииловича Черепанова и его жены Агафии Николаевны. Он – по одной линии четырех-, по другой – семиюродный брат моего деда и еще – племянник (уже третий из перечисленных в настоящей книге) Адриана Григорьевича Черепанова, возглавлявшего в 1918–1922 годах под Верхоленском вооруженный отряд против советской власти[395]. Стоит полагать, что опасность преследования за близкое родство с повстанцем могло инициировать переезд Степана Гаврииловича на Алдан раньше его кутурхайских земляков[396].

Не знаю, как Степан Гавриилович Черепанов, но Иван Гавриилович, Василий и Георгий Матвеевичи Черепановы сразу же по обустройству в Якутии поступили на работу в якутский «Лензолотофлот».

Василий и Иван ходили в должностях капитанов грузовых газоходов, а мой дед Георгий числился в затоне рабочим, но в течение сезонов навигации был лоцманом по пассажирским перевозкам между населенными пунктами рек Алдан, Мая и Юдома (приток Маи). Пассажирами были золотодобытчики и члены их семей.

Он мастерски проводил большие суда по низкой воде, и длина его маршрутов по извилистым фарватерам стремительных якутских рек измерялась многими сотнями километров. Видимо, из-за специфики работы на судах, когда в замкнутом пространстве нельзя размять ноги, у Георгия Матвеевича были в них серьезные боли, и Елизавета Ивановна периодически возила мужа на салазках в больницу.

В выходные дни Георгий Матвеевич Черепанов любил порыбачить, и у него, конечно же, была лодка и самодельные сети разных калибров, вязать такие сети научился у него и мой отец. Зимой он ловил из-подо льда на «крюки» крупных тайменей и налимов, летом растил овощи на приусадебном участке, то есть с удовольствием делал то, что делали несколько поколений его предков. Эта тяга к рыбалке и собственноручно выращенным продуктам была передана «по наследству» его потомкам – моему отцу и мне.

Он был не очень разговорчивым человеком и, со слов хороших знакомых моего деда, вел беседы, как все мужики его возраста и круга, преимущественно о рыбалке, охоте, лаптежниках[397], перекатах на Алдане и уровнях воды в нем. Однако Георгий Матвеевич обладал удивительным талантом сочинять своим детям сказки захватывающих сюжетов. Вероятно, и мне их рассказывал, когда приезжал навестить своих детей и внуков в Якутск.

Георгий Матвеевич Черепанов со второй женой Екатериной Васильевной. 1957 год

Судя по всему, был он физически крепким и привлекательным для женского пола, и мой отец рассказывал, что иногда возникали семейные конфликты из-за подозрений Георгия Матвеевича в его супружеских изменах. Потом не избежал того же в Якутске и сам мой отец, ведь и Белькачи, и Якутск не столь крупны, как Москва, чтобы слухи – достоверные и не очень – не доходили до жен.

Анна, старшая дочь Георгия Матвеевича и Елизаветы Ивановны, в 1940 или самом начале 1941 года уступила настойчивым ухаживаниям сотрудника милиции из Усть-Маи Зосима Топоркова[398] и в свои пятнадцать лет вышла за него замуж. Но ее семейная история завершилась быстро и трагично – в конце осени 1941 года она умерла при родах, рожденная ею девочка прожила всего два дня. Вскоре Зосим женился повторно.

В то время Елизавета Ивановна Черепанова была на последнем месяце беременности своим последним ребенком – моим отцом – и даже не смогла поехать в соседний поселок на похороны дочери. А сразу после Великой Отечественной войны случилась еще одна тяжелая для Елизаветы Ивановны утрата: ее мама Домника Иннокентьевна Скорнякова (Ратькова), отправившаяся из Качуга погостить к дочери в Белькачи, где-то по дороге бесследно исчезла. Было ей тогда около семидесяти лет.

Как рассказала мне тетя Римма, моя бабушка Елизавета страдала врожденным пороком сердца и проблемой с желудком, у нее была постоянная потребность есть речной песок (возможно, то был известный сейчас симптом дефицита в организме железа), и она его запасала на каждую зиму чуть ли не по паре ведер. А вечерами насыпала песок на тарелочку и степенно проглатывала чайными ложками. Похоже оттого и умерла она рано, 13 февраля 1953 года, на пятьдесят втором году жизни от декомпенсированного порока сердца, сердечно-сосудистой недостаточности и цирроза печени. Осенью того же года мой дед Георгий привел в дом новую подругу жизни – Имбрикову Екатерину Васильевну, 1902 года рождения, красавицу-мордовку из Усть-Маи. Они оформили брак через три года, 27 ноября 1956 года, и говорили, что мой дед стал по счету восьмым или девятым ее мужем[399]. Но зато, как он гордо заявлял, – последним, на котором ее поиски суженного наконец-то прекратились.