Письма к незнакомцу. Книга 4. Любовь

Дни любви посвящены,

Ночью царствуют стаканы,

Мы же – то смертельно пьяны,

То мертвецки влюблены.

В вульфовских дневниковых записях Пушкин назван Мефистофелем. И то верно! В любви и ненависти Пушкин был подлинным Мефистофелем – дерзким, греховным, ненасытным, но, правда, не всемогущим. А то разделил бы граф Воронцов судьбу глупого мышонка; Геккерены были бы обращены в двух тараканчиков: старого парализованного и молодого кастрированного.

Читаем дневник Вульфа:

«В Крещение приехал к нам в Старицу Пушкин… Он принёс в наше общество немного разнообразия. Его светский блестящий ум очень приятен в обществе, особенно женском. С ним я заключил оборонительный и наступательный союз против красавиц, отчего его и прозвали сёстры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен (Катенька Вельяшева263), несмотря ни на советы Мефистофеля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною: все старания были напрасны».

Ну так а что же с нашим расширенным списком пушкинских страстей и привязанностей? Из донжуанского списка возьмём имена М.Н. Волконской (Раевской) и Е.К. Воронцовой. Именно их отметил Пушкин как наиболее знАчимые для себя, проводя перед женитьбой инвентаризацию наиболее дорогих для сердца женщин. Телеграфной строкой остальное: Арина Родионовна Яковлева, Татьяна Дмитриевна Ларина, лира, море, осень.

А вот учиться любви мы (я и Серкидон) у Вас, Александр Сергеевич, не будем. Мне – поздно, Серкидону – вредно. Поищем учителя в иных местах.

Извините, Серкидон, что я не согласовал с Вами сию эскападу, но, надеюсь, Вы моё решение поддержите.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-45-

Приветствую Вас, Серкидон!

Ну что же, продолжим наши поиски!

Побежала мышка-мать,

Стала Гёте в гости звать:

– Приходи к нам, дядя Гёте,

Серкидона обучать.

Чему обучать – ясно. Искусству любить женщину. «А почему, собственно, Гёте?» – спросите Вы. Позвольте в качестве рекомендации огласить единственно знакомое мне одностишие Льва Николаевича Толстого, взятое из дневника писателя: Читаю Гёте, и роятся мысли…

Не знаю, Серкидон, может ли один классик написать о другом классике нечто более комплиментарное. Тут, правда, не сказано, что мысли эти о женщинах. Поэтому ваш вопрос: «А почему именно Гёте?» продолжает быть актуальным.

Метнёмся к Генриху Гейне: «В Гёте мы находим во всей полноте ту гармонию внешности и духа, которая замечается во всех необыкновенных людях. Его внешний вид был так же значителен, как и слова его творений; образ его был исполнен гармонии, ясен, благороден, и на нем можно было изучать греческое искусство, как на античной скульптуре. Этот гордый стан никогда не сгибался в христианском смирении червя: эти глаза не взирали грешно-боязливо, набожно или с елейным умилением: они были спокойны, как у какого-то божества. Твердый и смелый взгляд вообще – признак богов. Этим свойством обладали и глаза Наполеона; поэтому я уверен, что он был богом. Взгляд Гёте оставался таким же божественным в глубокой старости, каким он был в юности. Время покрыло снегом его голову, но не могло согнуть её. Он носил её все так же гордо и высоко и, когда говорил, он словно рос, а когда простирал руки, то казалось, будто он может указывать звёздам их пути на небе. Высказывали замечание, будто рот его выражал эгоистические наклонности; но и эта черта присуща вечным богам, и именно отцу богов – великому Юпитеру, с которым я уже сравнивал Гёте. В самом деле, когда я был у него в Веймаре, то, стоя перед ним, невольно посматривал в сторону, нет ли около него орла с молниями. Чуть-чуть я не заговорил с ним по-гречески, но, заметив, что он понимает немецкий язык, я рассказал ему по-немецки, что сливы на дороге от Йены к Веймару очень вкусны. В длинные зимние ночи я так часто передумывал, сколько возвышенного и глубокого передам я Гёте, когда его увижу. И когда наконец я его увидел, то сказал ему, что саксонские сливы очень вкусны. И Гёте улыбался. Он улыбался теми самыми устами, которыми некогда целовал Леду, Европу, Данаю, Семелу… Фридерика, Лили, Лотта, Ульрика – разве это не были те же Семела, Европа, Леда, Даная».

Из этого описания становится ясно, почему Гёте нравился женщинам. Не завести ли и Вам, Серкидон, орла с молниями?..

Теперь Илья Мечников, из «Этюдов оптимизма»: «Главным стимулом гениальности Гёте была любовь. Всем известны любовные истории, переполняющие его биографию. Многих они возмущали, другие искали им оправдания. Указывали на потребность его делиться своими чувствами и искать симпатии других; утверждали также что его влечение к женщинам было проявлением чисто художественного чувства, не имеющего ничего общего с настоящей любовью».

Нет, думается, нет. Гетё не стремился к женщине, как цветку, женщина его интересовала как прекрасный плод. Красоты и витамины этого плода очень возбуждали поэта.

Философ Ортега: «…чтобы жить, он, великий муж, дышал женщиной, ему это было необходимо».

И наконец, соотечественник Гёте психоаналитик Фриц Риман264 писал: «Говорить и писать о любви должны, собственно, только влюблённые и поэты, то есть те, кто её понимает. Ибо если за любовь берётся наука, то от любви не остаётся ничего, кроме влечений, рефлексов и воспроизводимых стилей поведения, кроме биологических данных, зарегистрированных физиологических реакций и результатов психологических тестов; всё это, конечно, имеет какое-то отношение к любви, но не позволяет её понять».

Вот почему так интересны для изучения влюблённые поэты: Пушкин, Гейне, Гёте, Шиллер265. Не забудем и поэта Владимира Ленского, который, как мы помним, «с лирой странствовал на свете//Под небом Шиллера и Гете».

И пусть потратилось пол-утра, но верю, что я убедил Вас, почему именно Гёте.

А теперь история первой любви.

Гёте шёл двадцать второй год, когда он встретил своего ангела – Фридерику Брион266. Это было в деревушке Зеземгейм. Зелёные луга, быстрые ручейки, резвые ножки, колеблющиеся ветви, крутые тропки, живительное дыханье гор, сладостное дыханье девятнадцатилетней девушки, травы, усеянные разноцветными цветами, и среди них самый яркий и трепетный цветок – Фридерика. То цветок, то порхающая бабочка.

У нас поётся: «Тогда был просто месяц май…»267, а Гёте сложил песню про свой месяц май – не просто май, а самый яркий, солнечный и памятный во всей длинной жизни поэта.

Строчки из «Майской песни» Гёте:

Любовь, роскошен

Твой щедрый пир!

Твоё творенье –

Безмерный мир!

Ты всё дАришь мне:

В саду цветок,

И злак на ниве,

И гроздный сок!..

Скорее, друг мой,

На грудь мою!

О, как ты любишь!

Как я люблю!268

Учтите, Серкидон, по-немецки это звучит просто бесподобно. Если овладеете немецким языком, не пожалеете. Будете читать книгу воспоминаний Гёте в оригинале. А пока довольствуйтесь переводом:

«Фридерика на людях была обворожительна. На прогулках она порхала, как животворящий дух (даром что дочь сельского пастора С.П.), заполняя собой то здесь, то там возникающую пустоту. Мы уже славили лёгкость её движений, но бегая, она выглядела ещё грациознее. Как лань, мчась над прорастающими посевами, всем существом исполняет своё предназначение, так и очарование Фридерики яснее всего выступало, когда она, едва касаясь земли, бежала по полям и лугам, чтобы принести кем-то забытую вещь, окликнуть отставшую парочку, исполнить чьё-нибудь поручение. При этом она всегда легко дышала и не утрачивала равновесия…»269

Когда влюблённые ступали по травам зеземгеймских лугов, когда Фридерика собирала цветы, а Вольфганг читал стихи, как они были похожи на Орфея и Эвридику! А когда рассвет солнца совпадал с рассветом их большого чувства, любовь двух «детей ничтожных мира»270, споря с небесным светилом, озаряла окрестность… И не было на немецкой земле ничего прекрасней этой пары!..

История любви молодого Гёте вдохновила Легара271 на прекрасную музыку. Композитор известен публике в основном своей «Весёлой вдовой», а вот невесёлая опера «Фридерика» у нас почти неизвестна, и очень жаль.

Давайте, Серкидон, хоть начало послушаем. Вот звучат первые такты, поднимается занавес, и мы видим дом пастора в Зеземгейме, каким знаем его по рисункам Гёте. На сцену выходит Фридерика и звучат мечтательные, трогающие сердце слова: «Бог дал прекрасный день.// Миром дышат поле и роща…» Ария не уступает по своему проникновенному лиризму песне Сольвейг из «Пер Гюнта…»

В опере разлуку с любимым Фридерика перенесла стоически, в грубой реальности было не так: девушка едва не лишилась жизни… Гёте уехал, тяжёлое раскаянье преследовало его. Белокурая Фридерика навсегда осталась чёрным пятном на совести поэта.

Сердце, чистое как золото,

Верное сердце было моим.

И любовь его была сладка,

Как весеннее солнце.

О блаженное время, как ты далеко!

Теперь поет птичка в соловьиной роще:

«Мимо! мимо! мимо!"272

Что же было делать? Она была Хлоей, а Гёте не готов был стать Дафнисом, потому что «через магический кристалл»273 неясно, но уже различал своё предназначение. Об оставленной им на произвол судьбы Хлое несостоявшийся Дафнис вспоминал до последних дней.

Из орлиной своей старости (термин Льва Гинзбурга274) пишет поэт о самой первой любви, о дочери деревенского пастора – белокуром и простодушном создании природы:

«Стройная и лёгкая, она двигалась, словно не имея веса, и две толстые белокурые косы, ниспадающие с изящной головки, казались слишком тяжёлыми для её шейки. Её блестящие голубые глаза смело смотрели на мир; хорошенький вздёрнутый носик так живо и мило втягивал воздух, словно не существовало на свете никаких забот. На руке у неё висела соломенная шляпа…Я имел счастье с первого взгляда охватить и познать её ласковую прелесть…»275

Своим «волшебным садом» назвал поэт Фридерику Брион.

Белокурым волосам поэт изменил лишь, когда стало меркнуть в глазах: «Посмотрите, какая прелестная женская головка в чёрных локонах на чёрном фоне!»

Неисправимый женолюб умер, влюблённым в силуэт, который привиделся. Мудрая душа поэта никогда не придавала особого значения ни славе, ни почестям, ни наградам, тому, что остаётся на земле. А прекрасный девичий профиль, а образы любимых можно запечатлеть в душе и унести с собой в заоблачные выси…

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-46-

Приветствую Вас, Серкидон!

Обо всех сердечных привязанностях Гёте писать не буду. Это материал для отдельной книги. О первой любви мною худо-бедно написано, обратимся к любви последней.

Слово питерскому Хатему276 – Виктору Ширали277:

Не называй любимых имена,

Была и есть любимая одна,

А имена ей разные дают.

– Ну здравствуй!

Как теперь тебя зовут?

На этот раз её звали Ульрика278. Нашему Ромео семьдесят четыре года. Вот тут и раздались литавры последней любви, а затем – ушиб души. Решительно прекратим зубоскалить и, подобно паяцам, смеяться над погибшей любовью. Выделим заинтересованных, уважительных, понимающих авторов-исследователей и расскажем печальную историю цитатами.

Наши рассказчики: Илья Мечников «Этюды оптимизма», Юрий Нагибин «О, ты последняя любовь» (тютчевская строка ) и Стефан Цвейг279 «Мариенбадская элегия» из цикла «Звёздные часы человечества».

Следует отметить, что биолог и медик с мировым именем Илья Мечников обратился к последней страсти Гёте с научными целями. Его интересовало влияние поздней эротической заинтересованности на общее состояние организма.

Отрывок из «Этюдов оптимизма»:

«Во время своего пребывания в Карлсбаде Гёте знакомится с хорошенькой семнадцатилетней голубоглазой брюнеткой, пылкой, доброй и весёлой. Первые два летних сезона проходят без всяких приключений. Но на третье лето, в Мариенбаде, Гёте страстно влюбляется в девятнадцатилетнюю Ульрику, в полном расцвете её женской красоты. Любовь эта возвращает ему молодость. Он проводит целые часы с девушкой и принимается танцевать, как юноша».

Стефан Цвейг «Мариенбадская элегия»:

«Пятнадцать лет назад он любил её мать, ещё год назад лишь отечески подтрунивал над «дочуркой», но теперь привязанность внезапно превращается в страсть, и этот новый недуг, всецело овладев им, потрясает его вулканической силой чувств, как ни одно переживание за долгие годы. Семидесятичетырёхлетний старик влюблён, как мальчик: едва заслышав смеющийся голос в аллее парка, он оставляет работу и без шляпы и палки спускается вниз к беспечной молодой девушке».

«Пожилой Вертер» безумствует и Юрий Нагибин пишет об этом так:

«…музыка и стихи слезили ей уголки широко расставленных глаз, а когда Гёте прикасался губами к её ароматной головке, она вздрагивала, прижималась к нему лёгким телом, сжимала отвороты его сюртука и полуоткрытым, прерывисто дышащим ртом искала его губы. Если бы он меньше любил Ульрику, то сделал бы своей, но зачем ему ворованное наслаждение…»

Илья Мечников:

«Страсть Гёте принимает такой серьёзный оборот, что друг его, герцог Саксен-Веймарский280, просит для него руки Ульрики фон Левенцов…»

Юрий Нагибин:

«Его королевское Высочество!.. – голос Фридриха, грубо ворвавшись в очарованную тишину, будто подавившись самим собой, – знать, принц оттолкнул слугу от двери.

– Я никудышный сват! – вскричал Карл-Август. – Напрасно вы доверились мне.

– Простите, Ваше королевское Высочество…

– Ох, старина, хоть в такую минуту – без китайских церемоний! – с досадой сказал Карл-Август.

– Слушаюсь, Ваше королевское Высочество…

– Несносный старик! – в сердцах сказал Карл-Август. – Так получайте: вам отказали.

– Что это значит? – отшатнулся Гёте…»

И постарел… Моложавый, с юношескими замашками вельможа разом обрёл положенный ему астрономический возраст: взор потух, спина ссутулилась, кожа пожелтела. Точно волшебной палочкой взмахнул злой волшебник…

Мать Ульрики провела большую работу. Она не захотела выдавать дочь замуж за бывшего любовника, не захотела пересудов вокруг этой свадьбы, не захотела кривых усмешек в церкви… Будь сердечным поверенным Гёте человек не столь высокий по званию, она поиздевалось бы над посланником вдоволь. Спросила бы: мол, ничего ли он не перепутал? Не ошибся ли он персоной? Может быть, великий поэт хочет её видеть своей женой?.. А может быть, жених согласен подождать: Ульрика выйдет замуж, родит девочку, та подрастёт, и уж тогда…

Так или иначе, Гёте потерпел жестокое поражение в войне полов. Слишком часто до этого поэт побеждал, не встречая сопротивления. Стоило только прочесть стих или блеснуть глазами. Постоянные победы делают мужчину излишне самоуверенным…

Гёте мог победить, мог принудить «старую хрычовку»281 к этому браку. Но для этого он должен был действовать, как ведомый Мефистофелем пушкинский Фауст:

Агнец мой послушный!

Как жадно я тебя желал!

Как хитро в деве простодушной

Я грёзы сердца возмущал!

Любви невольной бескорыстной

Невинно предалась она…282

Нет! Этот вариант не для Гёте, лучше отступиться, но не встать на путь коварного соблазнения. Это поэт считал ниже своего достоинства…Оказавшись в сложной ситуации, отвергнутый Гёте действовал безошибочно. Ошибки остались в молодости.

Первое: уехал от мест, где всё напоминало о Ней.

Второе: выразил свою скорбь, свои чувства в стихах, по мнению Цвейга, «самых задушевных, самых зрелых, поистине осенним багрянцем пламенеющих стихах семидесятичетырёхлетнего поэта».

Стефан Цвейг:

«Пятого сентября 1823 года дорожная коляска медленно катится от Карлсбада к Эгеру… с самого Карлсбада, где молодые женщины и девушки толпились с прощальными приветствиями и поцелуями вокруг стареющего поэта, уста его хранят молчание. Он сидит, не шевелясь, и только задумчивый, углублённый взгляд говорит о душевном волнении. На первой же почтовой станции Гёте выходит из коляски, и спутники видят, как он торопливо набрасывает что-то карандашом на случайно попавшемся под руку клочке бумаги; то же повторяется на протяжении всего пути до Веймара… В Веймаре, у цели путешествия, закончено и стихотворение; это не что иное, как «Мариенбадская элегия», самая проникновенная, глубоко лиричная, а потому и самая любимая песнь его старости…»

Что принесёт желанный день свиданья,

Цветок не распустившийся доселе?

В нём ад иль рай – восторги иль страданья?..

Перекличка с единственным дошедшим до нас стихотворением поэта Ленского – «Что день грядущий мне готовит…»283.

Уже, холодным скована покоем,

Скудела кровь – без чувства, без влеченья,

Ах, эти гениальные поэты, как все они похожи – «В глуши, во мраке заточенья, // Тянулись тихо дни мои // Без божества, без вдохновенья…»284

Но вдруг могучим налетели роем

Мечты, надежды, замыслы, решенья.

Ещё бы, ведь «душе настало пробужденье…»

И я узнал в желаньях обновлённых,

Как жар любви животворит влюблённых.

То, что и хотел узнать любопытствующий учёный Илья Мечников. Обидно только, что узнал на чужом примере… Трагическая развязка:

Прощальный миг! Восторги обрывая,

Последний раз ты льнёшь к устам любимым.

Идёшь – и медлишь – и бежишь из рая,

Как бы гонимый грозным Серафимом…

«Свидание закончено, марш назад в одиночную камеру», – командует шестикрылый надсмотрщик. Наконец байроновская концовка:

Я счастлив был, с прекрасной обручённый,

Отвергнут ею – гибну, обречённый.

Всё по знакомой схеме: гибнет лирический герой, а автор выживает. С каждой написанной стихотворной строкой избывалась чёрная доминанта.

Вот чем заканчивается рассказа у Юрия Нагибина:

«Любопытно, – сказал Гёте секретарю. – Возраст всё-таки чего-то стоит. В юности понадобился «Вертер», чтобы уцелеть, сейчас обошлось одним стихотворением».

Буйные побеги чувств из последнего произведения старательный автор любовно законсервировал: три дня он переписывал элегию витиеватым каллиграфическим почерком, затем сшил рукопись последних любовных устремлений шёлковым шнуром и переплёл красным сафьяном. Так девочки-отроковицы оформляли свои дневники с первыми любовными проблесками…

А Гёте, чтобы погасить последние любовные проблески, «Мариенбадскую элегию» – перечитывал. И с каждым разом сердечная боль его становилась меньше. Так упорный ученик удаляет кляксу из тетради. Стареющий поэт удалял сожаление, возвращал свои энергии, возвращал чужие. Наконец, благоразумие вернулось.

А может быть, любовные увлечения Гёте – лишь поводом к написания художественных текстов?

Если это, хотя бы отчасти, так, то Аннеты, Лизхены, Фридерики, Лотты-Шарлотты, Элизабеты, Минны, Кристины, Марианны-Зулейки, Беттины, Ульрики и прочие не названные девушки, и женщины, заставлявшие чаще биться сердце многолюбивого поэта, внесли неоценимый вклад в мировую литературу. На протяжении всей своей жизни Гёте то и дело подключался к этой коллективной любимой и работал «от сети», не растрачивая себя чрезмерно.

Любовь к женщине не истощала творческий потенциал поэта, не подрывала жизненные ресурсы, а, напротив, превращала его в жизнелюбивого исполина с неистощимой фантазией.

А вот поэт Пушкин работал от батарейки, которой являлась его душа. Вяземский назвал душу Пушкина «кипучей бездной огня», но и такой мощный по накалу источник имеет свой срок… прогорает… остывает…

Не повторите, Серкидон, ошибку русского классика. Учитесь любить по Гёте, когда любовь в женщине становится парусом, влекущим мужчину к новым открытиям и свершениям.

И всё о любви.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма, до следующей темы.

Примечания

1

Арагон Луи (1897-1982), французский поэт, прозаик, член Гонкуровской академии.

2

А.С. Пушкин.

3

Автор – Сухоруков Леонид Семёнович (р.1945), русский, украинский писатель.

4

Пришвин Михаил Михайлович (1873 – 1954), русский писатель, вошёл в литературу как вдохновенный певец природы, подобно Бунину всю жизнь вёл дневники, которые ныне представляют как человеческую, так и историческую ценность.

5

В.В.Маяковский.

6

Эрих Мария Ремарк (1898 – 1970), немецкий писатель.

7

Это не проходят в школе. Это из не вошедшего в роман.

8

Александр Аронов.

9

Глюк Кристоф Виллибальд (1714 – 1787), знаменитый австрийский композитор, реформатор оперы.

10

Опера Глюка, первое исполнение 1762 год, Вена.

11

Ойстрах Давид Фёдорович (1908 – 1974), скрипач, дирижёр, профессор Московской консерватории.

12

Ренан Жозеф Эрнест (1823 – 1892), французский писатель, историк, филолог, член Французской акамедии с 1879 года.

13

Франс Анатоль Тибо (1844 – 1924), французский писатель и литературный критик. Член Французской академии с 1896. Лауреат Нобелевской премии, 1921.

14

Бёртон Роберт (1577 – 1640), английский писатель. «Привязанность не должна быть слишком зоркой… Любовью не занимаются в очках».

15

Рюриков Юрий Борисович (1929 – 2009), писатель, критик, исследователь. Его книга о любви «Три влечения» стала в СССР бестселлером в конце шестидесятых годов двадцатого века.

16

Караваджо Микеланджело (1571 – 1610), итальянский художник, один из крупнейших мастеров барокко.

17

Виктор Эмиль Франкл (1905 – 1997), австрийский психиатр, психолог, невролог, бывший узник концентрационных лагерей.

18

Неточно. В оригинале: "Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесете свое внимание на другие вещи, Оно придет и тихонько сядет вам на плечо".

19

Тибулл Алабий (55 – 19 до н. э.), римский поэт, мастер любовной элегии.

20

Дворкин Эдуард Вульфович (р.1947), русский писатель, с 2002 года проживает в Мюнхене.

21

Полное название: «Парадокс страсти: она его любит, а он её нет».

Дин Делис – клинический психолог, профессор психиатрии Калифорнийского университета, психолог Медицинского центра Сан-Диего.

22

Агранович Евгений Данилович (1918 – 2010), кинодраматург, сценарист, поэт, прозаик, бард.

В песне «Сабля любовь» всё немного не так, как об этом вспоминает Отправитель писем.

Любовь стараясь удержать,

Как саблю тянем мы ее:

Один – к себе – за рукоять,

Другой – к себе – за острие.

Любовь стараясь оттолкнуть,

На саблю давим мы вдвоем:

Один – эфесом – другу в грудь,

Другой – под сердце – острием.

А тот, кто лезвие рукой

Не в силах больше удержать,

Когда-нибудь в любви другой

Возьмет охотно рукоять.

И рук, сжимающих металл,

Ему ничуть не будет жаль,

Как будто он не испытал -

Как режет сталь, как ранит сталь.

23

Страхов Николай Николаевич (1828 – 1896), философ, публицист, литературный критик.

24

Кони Анатолий Фёдорович (1844 – 1927), юрист, государственный и общественный деятель, литератор, выдающийся судебный оратор.

25

Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865 – 1941), русский писатель, поэт, критик, историк.

26

Одоевцева Ирина Владимировна (1895 – 1990) – поэтесса, прозаик.

27

Довлатов Сергей Донатович (1941 – 1990), писатель, журналист.

28

Льюис Клайв Стейплз (1898 – 1963), английский писатель, философ, теолог.

29

«Всё смешалось в доме Облонский» – второе предложение романа «Анна Каренина».

30

Николь Мэри Кидман, р. 1967, американская актриса.

31

Друбич Татьяна Люсьеновна, 1960, российская актриса театра и кино.

32

Софии Даниэль Сильвия Марсо, 1966, французская актриса.

33

Определение Ф.А. Искандера.

34

Определение Д.С. Мережковского.

35

У Мережковского Достоевский назван «тайновидцем духа».

36

Определение Ф.А. Искандера.

37

Соловьёв Владимир Сергеевич (1853 – 1900), религиозный мыслитель, мистик, поэт, публицист, литературный критик.