Лестница в небо, или Рассказ очевидца

А отец Николай разъяснил:

– Господь не дал огню уничтожить святыни.

– Бог забрал иконы к себе. Благодари Бога, Варвара.

Пожарные машины покидали двор, а следователи прокуратуры все еще опрашивали свидетелей и очевидцев происшествия.

Когда два санитара поднесли носилки с телом Федора, Варвара заплакала и, упав на колени, простилась с сыном.

Общения с Варварой у меня больше не получилось.

То ли она меня больше не видела, то ли не хотела, но диалог с ней наладить мне не удалось. После пожара ее приютила одна из ее подруг, и они вместе проводила остатки своего времени в молитвах.

Глава 15.

Мое пребывание в новом для меня мире продолжалось, и я замечал, что оно проходило не бесследно. Менялся я, менялось мое мировоззрение, менялось все, что меня окружало. Теперь я экономно расходовал свою энергию и разумно подходил к своим желаниям и возможностям. Я больше задумывался и слушал мир, в котором находился сейчас. Землю я посещал редко, настолько редко насколько мне было позволено сверху. Интерес к людям у меня пропадал. Уж слишком много в них было темного и безнадежного. Помочь или исправить что-то в них было трудно, а подчас невозможно. Нужен был контакт и общение, но получить этого мне, пока не удавалось. Мне не верили, и я часто вспоминал слова Алексея: «Они Богу не поверили, а ты хочешь, чтобы поверили тебе…». Это меня угнетало, и я подолгу проводил время в бездействии, сидя у порога небесной лестницы.

За последнее время я много встречал таких, как я и много выслушал от них историй и покаяний. Рассказы были разными; веселыми и драматичными, скучными и поучительными, но они все были в прошлом, которого уже нельзя было вернуть.

Выслушивая истории рассказчиков, мне попадались и такие, которые мне были знакомы. И я, не дослушав повествование до конца, на удивление самому себе, легко завершал его финальную часть. Мне это было любопытно и я, увлеченный таким открытием, пытался найти себе единомышленников. Но сделать это мне не удавалось. Кто-то посмеивался над моими догадками, кто-то ухмылялся, а кто-то молчал, уходя от ответа. Я не обижался потому что, видел, как многие, понимая свою безысходность, томились в ожидании развязки. Одни опускали руки, а другие метались в пространстве, не находя себе места. Но попадались мне и такие, которые своими историями давали мне повод для новых размышлений и даже открытий.

Помнится, как прогуливаясь по ночному городу, мне повстречался человек, вернее, не совсем человек. Это была его душа, тело которого находилось в глубокой коме. Он еще не был таким, как я, но вполне мог слышать и даже видеть меня. Меня это заинтересовало, и я приблизился к нему. Он не сильно удивился моему появлению и предложил место рядом. Мы долго молчали, сидя у какого-то полуразрушенного здания, и даже мысленно не могли начать разговор.

Когда из окна соседнего дома вдруг донесся звонок будильника, незнакомец вздрогнул, и будто проснувшись, спросил:

– Который час?

Я удивился вопросу и пожал плечами.

– Меня Виктором зовут, – представился я, а незнакомец, не поднимая головы ухмыльнулся, и ответил:

– Меня тоже!..

После небольшой паузы он спросил:

– А скажи мне, Виктор, у животных душа есть?

Я удивился вопросу, но все же ответил:

– По-моему душа есть у всех.

– И у крыс? – Спросил он, а я вздрогнул и переспросил:

– У кого?

– У крыс, – повторил он свой вопрос и посмотрел на меня.

Я увидел далеко не молодое лицо мужчины с глубокими морщинами и холодным колючим взглядом.

– Ну, так есть у них душа или нет? – Допытывался тезка.

Я немного помялся и ответил:

– Душа-то есть у всех, только я слышал, что у животных она умирает вместе с телом.

Мой собеседник безнадежно махнул рукой и сказал:

– Значит мне нет места среди вас…

Я хотел было ему возразить, но он продолжил:

– Крыса я последняя! Воровал у людей, которые мне доверяли и верили. Предавал дружбу и любовь, ради своего благополучия.

– Нет мне прощения, – казнил себя незнакомец.

– И не смотри на меня так, Виктор. Меня много раз прощали и на многое закрывали глаза, но как это бывает, я все-таки нарвался на справедливость и со мной обошлись, как с последней крысой… Вот я теперь и подыхаю в реанимации. Только вот беда, что-то никак не помру, что меня еще держит в этом мире?..

Утешить его мне было нечем, а он спросил:

– А вот скажи мне, Виктор, почему все-таки – крыса?

Я пожал плечами, не понимая вопроса, а он продолжил:

– Вот меня, например, спасла крыса. И заметь, ни друг, ни брат, не иной человек, а вот этот серый и грызун, которого все презирают…

Я слушал своего собеседника, стараясь не перебивать его вопросами, которые появлялись у меня после каждого его заключения. А он рассказывал мне, как когда-то давно остался один без всяких средств для существования и, как он утверждал сам, это было ему по заслугам. Как потом, преданный женой и друзьями он стал бомжом, как нищенская жизнь довела его до мысли о самоубийстве.

– Я купил крепкую веревку, – рассказывал Виктор, – купил бутылку водки, хлеб и пошел искать место, чтобы свести счеты со своей непутевой жизнью. На память пришел разрушенный дом на окраине города, где я, будучи еще мальчишкой, играл в защитников Брестской крепости. Этот дом помнил и бомбежки, и страшную войну, и немецких фашистов. Он был полуразрушен, кровля сгорела, перекрытия упали, а его крепкие стены устояли и сохранили большой подвал. Там я играл в детстве, туда я и пришел чтобы закончить свою жизнь.

Здесь Виктор сделал небольшую паузу и, ухмыльнувшись своим воспоминаниям, продолжил свой рассказ:

– Выпил я стакан водки, закусил хлебом и стал готовиться… Нашел подходящий крюк, ящик и потянулся за веревкой. Гляжу, а на ней лежит крыса – большая, с длинным хвостом и черная. Она не испугалась меня, а я отскочил в сторону. С минуту мы смотрели друг на друга и я, осмелев, присел к своему импровизированному столику.

Я выпил для храбрости и обратился к своей неожиданной гостьи:

– Водки не предлагаю, а хлебом угощу.

Краюху она съела, но веревку так и не отдала.

Тогда я налил себе еще стакан и рассказал ей всю свою невеселую историю. Как мы расстались я не помню – уснул. Только точно помню, что дослушивала она мой рассказ уже у меня на коленях.

Я ухмыльнулся, а он продолжил:

– Утром я похмелился и вспомнил для чего нахожусь здесь в подвале этого разрушенного дома. Посмотрел я на крюк, подвинул ящик, а веревке-то и нет. Осмотрелся, а на месте, где была веревка, на алюминиевой тарелочке, лежит большой золотой перстень. Метаморфоза! Я, конечно, немного удивился, но догадался, что это моя «Мышильда» шутки шутит… Так окрестил я свою случайную подругу.

– Мышильда? Эта та, что в «Щелкунчике»? – Спросил я.

– Ну, да! Балет смотрел? – Спросил Виктор, а я покачал головой.

– Много потерял. А я смотрел. В большом театре смотрел…

Тезка задумался и мечтательно произнес:

– Были же времена!..

Он еще долго мне рассказывал о своей дружбе с крысой.

О том, как она его сделала богатым, таская ему золото из-под развалин, о том, как он баловал ее изысканными яствами, о том, как он хотел ее забрать себе в квартиру и, как упорно она сопротивлялась переселению. Все это, конечно, было любопытно и интересно для меня, но я ждал финала, стараясь предугадать конец этой истории.

А между тем мой собеседник продолжал:

– Как-то после очередного посещения казино, где я оставил все свои деньги, я вспомнил о Мышильде. Последнее время я ее редко навещал. То одно дело меня закрутит, то другое, да и она уже не так щедро одаривала меня своими дорогими подарками. Но иногда, когда на меня находила блажь, я приезжал, как правило, с бутылкой водки и булкой черного хлеба. По пьяни я ее благодарил и даже признавался в любви, но к финалу своего визита, когда заканчивалось спиртное, я начинал ругаться и упрекать ее в скупости. Мне казалось, что она стала мало радовать меня своими золотыми сюрпризами. Я привык к легкой наживе и приезжал затем, чтобы забрать очередной подарок, приготовленный мне Мышильдой. Забирая гостинец, я зачастую забывал благодарить бескорыстную подругу, и уезжал не попрощавшись.

В этот раз я приехал к ней, чтобы получить золото, которым рассчитывал расплатиться в казино. Но Мышильда меня не встретила, а алюминиевое блюдце было пустым. Я разозлился и стал ругать ее неприличными словами. Но она не появлялась, и я стал отчаянно бить стену, за которой скрывалась крыса. Труба в моей руке согнулась, а из норы вылезла Мышильда. На шее у нее была массивная золотая цепочка и большой золотой крест. Я принял подарок и отбросил трубу. Та ударила по стене, а с потолка свалился большой кусок бетонного перекрытия. Мышильда запищала, и я заметил, что камень раздавил ей череп. Она издохла, а я ушел, не освободив ее из-под обломков.

Довольный подарком я выбирался из подвала. Засмотревшись на золотой крест с распятием, я зацепился за проволоку и упал, сильно ударившись головой о металлическую трубу. В голове зазвенело, а со стены на меня вдруг упал кирпич и стало темно. Потом быстрое падение, лампы операционной, снова упала труба и запищала Мышильда.

Виктор посмотрел на меня, а я спросил:

– А, что было дальше?

– А ничего!.. Это конец, Витя, – заключил он, а я возразил:

– Это не конец! Ты еще живой и это значит, что у тебя есть шанс.

– Какой? – Спросил он и махнул рукой.

– Исправить что-то к лучшему. Ты же каешься, я же вижу…

Мы с минуту помолчали, и я спросил, указывая на развалины:

– Это тот самый дом?

– Да, – ответил он и продолжил:

– И этот дом, и эта проволока, и этот кирпич…

– А знаешь, Виктор, лети-ка ты лучше в больницу и помоги своему телу вернуться к жизни, – посоветовал я ему, а он спросил:

– Зачем?

– Затем, что ты человек, Витя, а не крыса! Подумай о будущем…

Он взглянул на меня и вдруг не попрощавшись исчез.

Я усмехнулся своим воспоминаниям и вернулся к своей теме, которая не давала мне покоя. Я не мог поверить в свою ненужность и поэтому искал свое предназначение в этом мире.

– Если я не могу помочь себе, – размышлял я, – значит я должен помочь другим. Тем, кому еще под силу что-то изменить.

Так я думал и все сходилось к одному.

Я должен был донести людям всю правду о жизни после смерти, о жизни после жизни. Донести ее ненавязчиво, как интересную мысль, о которой стоило задуматься. Это должно выглядеть никакой-то грандиозной сенсацией или открытием, которая удивит и напугает людей, ни каким-то новым законом, это должна быть тема для размышления.

– Эх! Если бы я был писатель! – Мечтал я. – Я бы смог написать большую книгу. И если бы хоть один человек мне поверил – я бы был счастлив. Но я не писатель и не журналист, – сожалел я.

Но я не унывал и не опускал руки. Я продолжал собирать интересные факты и случаи из жизни людей и своих наблюдений. Я не верил в свою ненужность в этом мире, я не верил и в то, о чем говорил Алексей. Я не хотел быть простым наблюдателем, я хотел помочь тем, кому это еще было возможно. Я был очевидцем реальных событий, которые на земле считали выдумками. Я видел и знал то, что простому человеку было не доступно и поэтому я должен был найти способ донести людям свой рассказ. Донести так, чтобы человек помнил не только о смерти, а и о настоящем, которое готовит его будущие.

Глава 16.

Сегодня утром после традиционного облета города, я остановился во дворе родительского дома. Обычно я пролетал это место и приземлялся на крыше высотного здания, откуда передо мной расстилалась красивая панорама приморского города. Но сегодня меня что-то остановило в знакомом дворе и я, расположившись на детской площадке, с грустью посмотрел на «раскопки» коммунальщиков.

– Ну, как всегда, – произнес я, – идут холода, а мы трубы меняем.

У подъезда остановилось такси и хриплый голос Высоцкого пропел мне в открытое окошко:

«Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.

Мы спросили: «Зачем?» – Он в ответ:

Мол, коридоры кончаются стенкой,

А тоннели выводят на свет!» …

Я ухмыльнулся и, глядя на ржавые трубы у разрытого котлована почему-то вспомнил случай из далекого детства.

Это случилось еще тогда, когда мы с родителями проживали в новом районе, на окраине города. Мне было тогда лет девять, а может и того меньше. Помниться за нашим домом укладывали большие трубы, то ли это был газопровод, то ли они были под воду, но диаметр у них был большим, и мы с мальчишками без особого труда пролезали через них, собирая всю ржавчину, хранившуюся у них внутри. Трубы были метров по восемь – десять в длину, но, когда секции начали сваривать между собой, длина трубы заметно увеличивалась. Теперь далеко не каждый мальчишка мог справиться с тоннелем длинною в пятьдесят – шестьдесят метров. Я тоже не решался преодолеть это расстояние, ссылаясь на запреты родителей. Но себя не обманешь и мне становилось стыдно за свою трусость.

Я долго ходил над трубой и, меряя ее шагами, обещал себе, что обязательно пролезу через нее. Каждый раз я оттягивал свою попытку, в надежде, что не сегодня – завтра, ее сбросят в траншею и моим обязательствам будет оправдание. Но время проходило, а труба по-прежнему оставалась лежать на насыпи у траншеи.

И вот однажды, возвращаясь из школы, я заметил, как к траншее подогнали трубоукладчики, а рабочие готовили трубу к спуску.

В душе что-то неприятно заныло, и облегченно вздохнуть не получилось. Наоборот – мной овладела непонятная тревога.

– Дождался. Завтра ее закопают, – произнес я и невесело улыбнулся, – я не выполнил свое обещание. Я струсил, – упрекнул я себя.

И хотя ребята давно уже потеряли интерес к трубе и забыли о моем обещании, мне было грустно и стыдно. Подавленный и совсем невеселый я ушел домой. Всю ночь я думал о своем поступке. Я понимал, что обманул сам себя, ожидая такой развязки.

– Я струсил. Я трус! – Ругался я.

Пол ночи я казнил себя за свою слабость, а к полуночи я уже был готов пролезть через трубу. Я не мог дождаться утра, я боялся, что трубоукладчики опередят меня и сбросят ее в траншею.

В шесть утра я уже был на ногах.

Я сообщил родителям, что решил заняться спортом и отныне по утрам буду бегать по районному скверу. Они приятно удивились, а я вышел из дома. Обнаружив трубу на месте, я облегченно вздохнул и не раздумывая полез в нее. Я прополз метров десять, не ощущая усталости. Мне казалось, что ползти было совсем нетрудно и я, продвигался вперед, мысленно отсчитывая метры.

– Думаю, что две секции я прополз, – рассуждал я. – А вся труба будет где-то метров шестьдесят. Значит мне осталось еще метров пятьдесят. – Подумал я и остановился, чтобы немного передохнуть.

Вдруг по трубе что-то громко стукнуло и глухой грохот, будто выстрел из пушки, пролетел у меня над головой.

– Это рабочие, – догадался я и прислушался.

За стенками трубы было тихо, а я решил, что надо спешить.

– Сейчас ее опустят в траншею, и я не успею вылезти.

Я пополз дальше и заметил, как больно заболели локти на моих руках. Дышать стало трудно, а в трубе почему-то стало тесно. Мне показалось, что с продвижением труба становилась только уже и уже. Движения мои затруднялись, а пульс сильно застучал в висках.

Через пять метров я остановился и обреченно произнес:

– Все, я застрял…

Я не мог поднять головы и не мог пошевелить руками. Тело мое, будто взбухло, превратившись в живую пробку. Меня окружала полная темнота, а зловещая тишина резала слух. Безуспешно дернувшись вперед, мной овладела паника и я закричал. Я не слышал сам себя и не видел своего тела, я весь дрожал, а холодный пот заливал мне глаза.

Сделав еще несколько хаотичных движений, я услышал, как сильно заколотилось сердце в моей груди. Оно стучало так громко, что его звук вылетал наружу и, ударяясь о стенки трубы, долгим эхом пролетал по тоннелю. Я положил голову на холодное дно трубы и закрыл глаза. Вдруг в голове закрутились радужные круги, и в цветном калейдоскопе я разглядел родных мне людей. Это была мама в своем красивом красном платье и отец, который строго погрозил мне пальцем. Я открыл глаза, и темный занавес закрыл от меня родителей.

Я испугался и поспешил прикрыть веки.

Где-то в небе просвистел жаворонок, а мамин голос меня позвал:

– Сыночек!..

Я протянул к ней руки, а сильные руки отца, минуя расстояние, подхватили мои ладони и потянули меня к концу тоннеля.

– Сыночек! – Звала меня мама.

– Держись, сын!.. – Говорил мне отец.

Так я и полз по трубе с закрытыми глазами, боясь потерять из вида родных мне людей. Когда я выбрался на свободу, то еще долго валяясь на земле, боялся открыть глаза. Но солнечные лучи помогли мне преодолеть страх, и я увидел небо. С голубой высоты звонкий голос жаворонка оповестил о моей победе…

– Удивительно интересно, – произнес я, – но спустя столько время, я так и не оставил привычки закрывать глаза в полной темноте. Закрывая два глаза, я будто бы открывал другой – третий.

Глава 17.

После посещения могилы Булгакова я почему-то медленно набирал высоту. Большую часть расстояния до своего родного города, я пролетел над землей, цепляя линии передач и пролетая стены высотных зданий. То ли это было от посещения Новодевичьего кладбища, где лежали останки великих людей, то ли от размышления о будущем, то ли от того, что вспомнил о людях, которые в своих произведениях напоминали человечеству о вечном. Конечно же, Михаил Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» затронул большую тему о потустороннем мире. Конечно, он знал больше чем, написал, но почему он этого не сделал? Потому, что не знал? Или же не хотел? Почему Гоголь – его кумир, не написал, что скрывает от нас смерть? Он тоже не хотел? Или все-таки не знал? Они могли только догадываться об этом. Они, только коснулись края этого мира. Они понимали, что он есть и, что это непременно будет. Но они прекрасно знали и другое, что представлять и догадываться, это слишком мало для того, чтобы писать об этом в своих произведениях. И даже их большое познание в литературе и философии не могло им помочь передать того, что видел и знал тот, кто побывал в этом мире. Это мог сделать, только очевидец!

– Эх! Как жаль, что я не писатель! – Опять пожалел я.

На небе уже появились первые звезды, и я подумал:

– Я могу подняться так высоко, что даже земля станет маленькой планетой, но дотянуться до заветной звезды мне было невозможно…

* * *

Как-то ночью, когда я гонялся за маленьким облачком, поднявшегося с земли, я столкнулся с бывшим своим другом и сослуживцем. Столкнулся в буквальном смысле этого слова. Увлеченный погоней, я не заметил, как навстречу мне опускался такой же небожитель.

Мы остановились, и незнакомец недовольно произнес:

– Тебе, что места мало?

– А ты что не видишь куда, летишь? – Огрызнулся я.

Какой же была наша радость, когда мы узнали друг друга?!

– Витек, это ты?

– Валерка! – Воскликнул я.

– Вот так встреча?!

– Не ожидал тебя здесь встретить, – удивлялся он.

Когда-то на земле мы были хорошими друзьями.

Мы служили в одном батальоне и многое повидали за это время. После службы он приехал ко мне в гости и остался в городе. Я знал, что дома у него не было, что он сирота из детского дома. В приюте ему дали имя, и он стал Валерой Белкиным. Белкой его называли сослуживцы и друзья, Белкой называл его и я. Так он и остался жить в нашем городе. Работал на механическом заводе и учился в техникуме. Потом, как-то дороги наши разошлись, и дружба стала заметно проходить где-то рядом. То ли время нас поменяло, то ли еще что, но со временем все перешло в редкие встречи и телефонные звонки. Вскоре от дружбы остались одни «приветы», а в дальнейшем и вовсе обходились без них. Первым женился я на Татьяне, а он следом на Светке, но что-то у них не получилось, и он уехал на войну в Афганистан. Вернулся он с орденом, но почему-то всегда оставался в тени.

Рассмотрев друг друга мы начали разговор с вопросов.

– Ты как попал сюда? – Спросил меня Валера. – Что со мной случилось, ты наверняка знаешь?..

– Да, не скажи, Белка! Знаю, что воевал в Афганистане, слышал, что и в Чечне побывал, а о смерти твоей разное говорили…

– А ты и про Афганистан знаешь?

– Муха рассказывал, как вы душманов мочили.

– Муха! – Воскликнул Валерка. – Да, этот точно мочил, только не духов, а штаны… Этого он тебе не рассказывал? – Ухмыльнулся Валерий. – А, как он «Звезду» получил, тоже рассказывал?

– Да, но ты же ее тоже получил?

– Орденоносец хренов! – Ругался Валерка и было непонятно на кого он обрушивал свой гнев. То ли на себя, то ли на сослуживца.

– Да, ты не злись, Белка! Он мне много хорошего рассказывал о тебе, – говорил я, пытаясь смягчить его гнев.

А Валерий продолжал:

– Хотя тебя понять можно, вы же с ним вроде, как дружили или, как там у вас, у «Новых русских» – компаньонами были?!

– Было такое дело, – признался я, – начинали вместе, а потом он ушел к афганцам. Там льготы большие. «Ветеран» – так называлось то общество, наверное, слышал о таком?

– Не только слышал, я и членом этого общества был. Насмотрелся я на этих ветеранов – афганцев, – ответил он и махнул рукой.

– Я слышал, что ты и в Чечне побывал?

– Что, тоже Муха рассказывал?

– Нет. Русик, – ответил я, а он воскликнул:

– Да, ты чего! Вот это мужик, вот это парняга! Где он сейчас?

– В Нальчике. Директор детского дома. Он же еще до армии педагогическое училище закончил. Что забыл?

– Ты, когда его видел? – Спросил Валерка, а я ответил:

– Да, приезжал он ко мне, как-то за год до моей смерти.

– А ты, Витя, давно здесь?

– Убили в сентябре нулевого года.

– А я чуть раньше. Умер, как собака, – произнес он и задумался.

Я, конечно, помнил о его жалком существовании. Он бомжовал и попрошайничал, а умер он где-то на стройке в подвале. Я даже как-то видел его в переходе, он просил милостыню, но я не подошел к нему, так как был тогда о себе большого мнения. Теперь мне было стыдно признаться ему в этом и я промолчал, ожидая очередного вопроса.

Он не заставил себя долго ждать и спросил:

– А ты-то чего не поделил со своими? Бизнес?

– Да, я и сам не знаю, но думаю, что бизнес здесь не причем.

– Вот послушай меня, Моряк! Объясни мне, что такое бизнес?

– Бизнес? – Переспросил я. – Ну это собственно – экономическая деятельность, система зарабатывания денег. Бизнес – это работа!

– Ага! Значит вы все работяги – пахари вы!

Он ухмыльнулся и продолжил:

– Что же вы бизнесмены хреновы – работяги, убиваете друг друга? Вы что работу не поделили? Или у нас в России работы больше не осталось? А может все-таки деньги, Витя?.. А я тебе так скажу, – заявил Валерий. – Не рабочие вы, не работяги, а жулики и бандиты! Вы же за деньгами ничего не видите. Для вас человек пыль.

Он махнул рукой и закончил:

– Работяги они…

Помолчав, Валерий продолжил:

– Витек, я не могу понять, как ты, нормальный мужик с бандитами связался? Или это тоже бизнес?

– Ну, во-первых, я не бизнесмен, – оправдывался я, – а, во-вторых, с бандитами я не работал. Может за это и пострадал.

Наступила пауза, и своим молчанием мы увеличивали время для размышления. Валерий что-то рассматривал на небе, а я смотрел вниз, где лежал большой город, светящийся разноцветными огнями.

– Смотри, Ангелы! – Вдруг произнес Валерий.

Над нами пролетели две серебристые птицы и я подумал:

– Это они забрали Алексея, это они заберут и меня…

Я вздохнул, а Валерий, прочитав мои мысли, сказал:

– Не горюй, Витек! За нами тоже прилетят.

– Скорей бы. – Ответил я, а он закончил: «Всему свое время»!

* * *

Мы сидели на крыше высотного здания и вспоминали былые дни.

Наша беседа заполняла пробелы в нашей земной жизни. Но вдруг яркая вспышка осветила город и прогремел взрыв. Через мгновение мы были на месте происшествия. Горел большой торговый центр. У его входа свисала вывеска с надписью – «Торговый дом Гришина».

Из разбитых окон вырывались клубы дыма и языки пламени обжигали припаркованные машины и рекламные щиты. Огонь разгорался и уже скоро вся площадь у супермаркета была объята огнем.

И хотя в магазине не было покупателей, жертв оказалось много. Ими стали прохожие и случайные люди, рассматривающие витрины магазина. В огне кричали люди, звенели стекла и рушились перекрытия постройки. Когда провалилась кровля я заметил, как несколько человеческих душ, выскочив из огня, промелькнули перед нами. Я видел, как черные тени ходили по пепелищу в поиске своих жертв.

Пожарные оттеснили народ, продолжая бороться с огнем. Вскоре им на помощь пришел дождь и сильный ливень затушил пожар.