Лестница в небо, или Рассказ очевидца

– Опять бизнес не поделили, – заявил Валерий.

Он махнул рукой, а я усомнился:

– А может это теракт?

– Какой теракт, Витя? Вон стоят твои бизнесмены.

Он указал на группу мужчин, стоящих поодаль от пожара.

Всем своим видом они показывали свое превосходство над остальными. В костюмах и охраной, они стояли у своих дорогих автомобилей и о чем-то оживленно беседовали. Одного из них я узнал. Это был «Грыня» – хозяин этого магазина. Он был не последним человеком в городе и его уважали и ненавидели одновременно. В свое время он хорошо поднялся и открыл два ресторана и несколько точек с игровыми автоматами. Я, конечно, был далек от его дел, но знал, что он дружил с Артуром и часто пользовался его услугами. Дела Грыня вел нечистоплотно и частенько игнорировал советы местных авторитетов, что и привело его к конфликту с конкурентами. Многим он перешел дорогу и вполне возможно, что это была чья-то месть.

Я понимал, что в городе теперь станет неспокойно и подумал:

– Это – разборки. Грыня этого так не оставит. Это – война!

Прочитав мои мысли, Валерий воскликнул:

– Война? Да, что ты знаешь о войне?

Он махнул рукой и стал молча подниматься в небо.

– О войне я знаю немного, – крикнул я ему вдогонку.

– Но и здесь мало не покажется, – закончил я.

Глава 18.

Я искал Валерия в пространстве, а нашел на крыше соседнего дома. Заметив меня, он выдвинулся ко мне и протянул руку.

– Ты куда подевался, заблудился что ли?

Я пожал плечами, а он продолжил:

– Ты прости меня за резкость – осадок еще с прошлой жизни…

– Да, ладно тебе, Валерка! Ты лучше расскажи, чего ты так на бизнесменов взъелся? Что плохого они тебе сделали?

– Какие они бизнесмены? – Опять взорвался он. – Бандиты они!

– Все, Валера! Меняем тему. Успокойся! Лучше расскажи о себе, я ведь о тебе толком ничего и не знаю, все понаслышке. Знаю, что вы уезжали куда-то, потом вернулись. То жили, то развелись. Думаю, что нам есть о чем поговорить, – сказал я и посмотрел на товарища.

Помолчав, он ответил:

– Рассказать можно, только история моя длинная получается.

– А куда нам спешить?

– С чего начать-то?

– С начала и начинай, – подсказал я ему.

Он согласился и начал свой рассказ.

– Светку мою помнишь, бывшую жену?

– Обижаешь, Валера. А кто на свадьбе у тебя гулял?

– Ах, да! Помню, как вы с Русиком вытанцовывали…

Он улыбнулся и тут же невесело продолжил:

– Так вот, Светка моя была классной девчонкой. Красивая, умная, все старалась из меня человека сделать. В универ меня пыталась определить, ко всем своим знакомым водила, чтобы я мог понять, как надо жить. Но я был какой-то не такой. «Простачок» – называла она меня. В институт я не поступил, а ее знакомым не понравился. В общем все пошло не по плану. Тут-то и начались наши ссоры и скандалы.

Валера рассказывал, а я припоминал его бывшую жену. Она мне не понравилась. Властная, строгая и всегда правильная женщина. Даже красота у нее была какой-то необыкновенной и правильной – ничего лишнего. Свадьба, конечно, у них была шикарной; лимузин, ресторан, тамада и все остальное, что надо в таких случаях. Но уже на банкете мы с Русланом заметили, что выглядели очень блекло на фоне роскошных дам и богатых кавалеров. На нас посматривали с высока и мы, отсидев торжественную часть, ушли с праздника незамеченными.

Предавшись воспоминаниям, я много пропустил из рассказа Валерия и, когда он спросил меня о жене, я ответил ему невпопад:

– Все хорошо! Расскажи лучше, как ты в Афган попал?

– Да, ты меня не слушаешь, – упрекнул он.

Я извинился, а он продолжил:

– В общем жизнь у нас со Светланой пошла наперекосяк. Мы жили, как соседи и дело шло к разводу. Но тут я познакомился с одним отставником, и он предложил мне службу по контракту. Я подумал, что разлука все расставит по местам и поехал в Афганистан.

На войне был снайпером, стрелять я умел – сам знаешь. Так что на моем счету не одна человеческая жизнь.

Валерий задумался, а я спросил:

– А как ты «Звезду» – орден «Красной Звезды» получил?

– Если честно, я и не знаю, – ответил Валерий, – был бой как бой. Таких на войне много, только в этот раз нас осталось двое из всего взвода. Колонна наша была разбита и если бы не вертушки, то лететь нам с Арсеном в «Черном тюльпане». Слыхал о таком транспорте?

– Как-то у тебя, Валера, все просто получается, – упрекнул я товарища, – как-то все легко и гладко – «был бой, колонну разбили» …

– Да, нет, Витек, нелегко! Очень нелегко. Знаешь, как тяжело товарищей терять и пацанов хоронить? Ладно я контрактник, а почему эти мальчишки, вчерашние школьники – они-то за что?..

Валерий опустил голову и долго молчал.

Я понял, что допустил оплошность и решил исправиться:

– Я не в том смысле. Очень уж бегло ты все рассказываешь.

– А чего говорить? – Ухмыльнулся Валерий. – Надо помнить и понимать. Я бы этим пацанам всем давал ордена. Давал бы только за то, что они побывали в этом аду. Только дело не в наградах.

После небольшой паузы я спросил:

– Валера, а плен?

– Плен? А был ли он? Пробыл я у духов часов восемь – десять.

Валерий как-то криво ухмыльнулся и продолжил:

– Только этот случай перевернул всю мою дальнейшую жизнь и не потому, что хромой стал, а потому, что Бога узнал.

– Это как? – Удивился я.

– А я тебе сейчас расскажу. Как-то на зачистке в одном ауле, приметил я на одном убитом душмане, золотой перстень. Красивый такой – дорогая штуковина. А я уже домой собирался, контракт мой заканчивался. Ну, думаю, чего добру пропадать, надо бы снять с пальца. Но, как? Взводный рядом, но я и пошел ночью. Благо мы тогда недалеко стояли. Предупредил товарища и как стемнело пошел в аул. Нашел я убитого духа сразу, да только не успел я и нагнуться к нему, как получил прикладом по голове. Очнулся в кругу душманов. Посмеялись они надо мной и стали допрашивать. Привели переводчика, то ли узбека, то ли таджика, но парень не глупый, наверное, из наших. Он-то и посоветовал мне быть поразговорчивее, мол тебе же лучше будет…

Старания духов не давали результатов и не потому, что я молчал, как партизан, а потому, что они сами не знали, чего хотели. Тогда они начали меня избивать. Это им доставляло удовольствие и они били меня чем попало. С начало было больно, а потом, когда я потерял сознание, мне было все равно. После второго допроса ко мне подошел бородатый душман и дулом автомата сорвал мой нательный крестик.

– Ты, что в Бога веришь? – По-русски спросил он.

– Да, верую, – ответил я и поднял крестик с земли.

– Вы, неверные, позволили убить своего Бога. Зачем и почему? – С усмешкой спросил бородатый и забрал у меня крест.

Я потянулся за его рукой, но тут же получил удар по затылку. На меня посыпались удары со всех сторон, и я опять потерял сознание.

Позже, когда избиение повторилось, я сказал переводчику:

– Передай своим, если они меня сейчас не убьют, то я убегу.

Это рассмешило духов и они привели меня к своему командиру.

Бородатый душман подошел ко мне и предложил:

– Беги!

Я удивленно посмотрел на него, а он повторил:

– Беги, беги!..

Я побежал, а афганцы громко смеялись мне вслед. Я сильно хромал, спотыкался, хватался руками за воздух, падал и снова вставал. Автоматная очередь уложила меня на землю, и мои ноги загорелись огнем. В полусознательном состоянии я пополз дальше.

Духи смеялись, а переводчик по-русски ухмыльнулся:

– Ну, ты даешь, русский – вылитый Маресьев…

Когда ко мне подошел бородатый душман, я обнял землю и ожидал контрольного выстрела. Но афганец не стал стрелять, он нагнулся ко мне и раскачивая крестиком сказал:

– Молись своему Богу, христианин. Может он тебе и поможет.

Он бросил крест мне на спину, и они ушли.

Из последних сил я перевернулся на спину и вздохнул.

Большое звездное небо расстилалось передо мной. Оно было таким же, как и в России и мое сердце больно заныло. Ноги горели огнем, а душа выскакивала из тела. Силы оставляли меня, и я стал проваливаться в забытье. Потом на меня упала звезда и я открыл глаза.

Рядом стоял человек в белом балахоне. Его серебристые одежды переливались при свете звездного неба. Седовласый старец с длинной бородой был в ореоле неземного свечения. От него исходил запах цветущего сада и моей Родины. Я заметил, что боль отступила, а сердце замедлило ход на столько, что в голове мелькнули мысли о смерти.

Старец приблизился ко мне и сказал:

– Я твой Ангел хранитель.

– Я, что умер? – Спросил я незнакомца, а он ответил:

– Ты не умер и находишься на земле афганской.

Я спросил незнакомца:

– Ты мой Ангел? Но я не верю в Бога.

– Неправда. В Бога верят все, – заявил незнакомец, – просто люди забывают о Нем, хотя каждый день упоминают Его имя. Кто-то Его боится, кто-то скрывает в сердце, а кто-то выставляет свою веру напоказ. Бога не надо бояться. Его надо любить. Любить так, как Он любит нас. Придет время и каждый предстанет перед Ним. Каждый поймет, но не каждый войдет… Зачем ты здесь? Почему ты убиваешь этих людей, защищающих свою Родину? – Спросил меня старец. – Ты ищешь смерти? Но смерть – это невыход. Смерть – это вход в новую и вечную жизнь. Но без Бога туда дороги нет. Ты грешен, но ты еще молод и в тебе горит искра Божья. Поэтому я здесь и поэтому помогу тебе. А теперь послушай меня, – строго сказал он. – Уезжай домой, разберись со своими проблемами и найди себя. Будет нелегко, но все принимай как должное. Помни всегда об этом и люби Бога, и Он спасет тебя!

– Вот возьми, – старец протянул мне мой крестик, что сорвал с меня бородатый афганец и продолжил. – Носи и помни, пока он с тобой – с тобой Бог! А теперь иди с Господом, тебя уже ищут твои друзья. Уезжай домой и никогда больше не возвращайся сюда.

– Я же ранен? Как я смогу? – Проговорил я, а старец махнул полой плаща и оросил меня живительной влагой.

Маленькие серебристые пылинки упали на мое израненное тело.

Голова у меня закружилась, ноги загудели, а раны на них стали затягиваться, выбрасывая свинец.

В полусознательном состоянии я услышал слова старца:

– Люби Бога и не забывай мой наказ!

Когда я проснулся, то на небе уже ярко светило солнце.

Его лучи слепили мне глаза, и я поднес руку к лицу, чтобы укрыться от света. Когда я разжал кулак, то на грудь мне упал мой алюминиевый крестик, который мне вернул загадочный старец.

– Это сон или видение? – Подумал я.

Я приподнялся с земли и посмотрел на свои ноги.

Через дыры окровавленной одежды я увидел несколько свежих шрамов. Рядом я нашел три сплющенных пули.

Надев крест на шею, я поднялся на ноги и, прихрамывая, двинулся в путь. Меня слегка качало, кружилась голова, но я улыбался солнцу и радовался жизни. Очень скоро меня подобрали наши. Они уже искали меня, потому что Арсен – мой товарищ и друг, поднял тревогу. Жалко, что после войны мы с ним так и не встретились ни разу.

Валерий задумался, а я спросил:

– А, что было дальше?

– Дальше был лазарет, спецотдел и психушка…

– Как психушка? – Удивился я.

– А так! Никто не поверил моему рассказу о старце. Врачи диагностировали у меня нарушение психики и отпустили со справкой на волю. А что, Витя, на войне так бывает, разве ты не знал?

Валерий вздохнул и закончил:

– А вот дома был настоящий дурдом…

Моя бывшая проявила ко мне массу внимания и заботы. Она водила меня и в военкомат, и в госпиталь, и в общество афганцев, и даже на прием к мэру. Она добилась чего хотела, мне дали квартиру и пенсию. И все бы ничего, если бы не одно «но»! Изменяла Светка мне. Да ты, наверное, и сам знаешь продолжение этой истории.

– Немного слышал, – ответил я, припоминая, как кто-то из моих друзей рассказывал, что Валерку жена сдала в психушку, квартиру забрала, а сама вышла замуж за одного из «новых русских».

– Вот видишь, ты и сам все знаешь, – прочитав мои мысли, сказал Валерий и, помолчав, продолжил, – вот так я попал на улицу. Ни жилья, ни работы, ни денег. Пытался устроиться по специальности, не берут – кому нужен псих? Начал обживать улицу; вокзалы, переходы и подвалы. Было трудно да, что поделаешь? Жить-то надо.

– Обожди, Валерка! А пенсия? У тебя же группа?..

– Была пока малолетки не избили меня в подворотне. Да, ладно бы побили, ладно деньги забрали, но документы зачем?..

Валерий тяжело вздохнул и сказал:

– Жить не хотелось, но я жил и еще надеялся на хорошее. Я часто ходил в церковь и здесь я чувствовал себя в безопасности. Люди не обижали меня и жалели. Кто денег даст, кто продуктов, а кто добрым словом успокоит. Они считали меня сумасшедшим, так как видели, что я разговаривал сам с собой. А я не с собой – я с Богом говорил…

Потихоньку я стал привыкать к своей участи, часто вспоминая слова старца – «И принимай все как должное!». Я терпел и принимал жизнь такой, какой она была. Я радовался солнцу и снегу, дождю и улыбкам людей, я радовался тому, что все еще мог мечтать. Но бывало и такое, когда я задумывался и спрашивал у себя: «А было ли все это? Был ли седовласый старец? Был ли Ангел? И был ли Афган?».

Валерий замолчал, и мне показалось, что он закончил рассказ.

Сокращая паузу, я спросил:

– А как же Чечня? Это же тоже война?..

– Чечня? – Переспросил он. – Чечня, Витек, это совсем другая история и тоже невеселая. Так уж получилось, что радоваться мне в прошлой жизни особо было нечему. Ну да, ладно!

Валерий перевел дух и продолжил свой рассказ:

– Как-то один мой приятель из таких же как я, сказал мне, что есть хорошая работа в Ставропольском крае. Что можно было немного приподняться, заработать денег и начать новую жизнь.

– А чего мне терять, – подумал я тогда, – там хоть тепло и со жратвой полегче. Так я и попал на Северный Кавказ.

Поначалу все было хорошо. Платили исправно, кормили неплохо, жилье и все такое… Хозяин у нас был чеченец – хороший мужик – работяга. Работал наравне с нами. Но потом к нему зачастили родственники, друзья и всякие сомнительные покупатели, которые очень недружелюбно посматривали на нас. В наших отношениях появился холодок, а потом и вовсе дружба наша сошла на нет. Но мы не сильно придавали этому значения, так как уже собирались уезжать домой.

Но события так быстро развивались, что мы даже не заметили, как из батраков превратились в крепостных. Больше с нами не чикались и на наше заявление об уходе хозяин только посмеялся и сказал, что уже продал нас другому. Наш протест обвернулся нам тяжелыми последствиями. Нас жестоко избили и увезли выше в горы. Мы даже не знали, что теперь находились на территории восставшей Ичкерии и, что совсем рядом пылала война. Мы варили бензин и нам за это платили деньги. Подозревая что-то неладное, мы стали собираться домой. Но, как же мы ошибались, когда мечтали о скорой поездке.

Наш новый хозяин Магомед грубо нам объяснил, что все вопросы здесь решает он и, что ему лучше не перечить. В этом мы очень скоро убедились, когда самостоятельно задумали уйти от хозяина. Нас избили и бросили в подвал. Теперь мы работали за кусок лепешки. Но это было не самым большим горем. Беда пришла, когда в ауле появились люди с оружием. Мы стали работать от зари до зари без перерыва. Мы почти не ели и не отдыхали. Зато били нас с регулярной периодичностью. Били за все. За работу, за перекур, за разговоры и за молчание. Это становилось невыносимым, и мы решили поговорить с хозяином. На это решился Димка, один из последних, кто к нам примкнул после переезда в горы. Это был молодой парень из Рязани, в прошлом десантник и молчун. Он был неразговорчивым, и мы не лезли к нему в душу, порешив, если захочет – сам все расскажет.

Дима был не из робкого десятка и без страха высказывал свои недовольства хозяину, за что частенько получал очередную порцию побоев. Но это его не сломило, и он пошел к Магомеду на переговоры. Выбрав удобный момент, когда тот был в хорошем расположении духа, Дмитрий подошел к нему и начал разговор.

Мы наблюдали со стороны, а Дмитрий спросил:

– Почему эти люди в форме так ненавидят русских?

Магомет отвечал абстрактно. Он говорил, что и сам толком не знает, что идет война и, наверное, отсюда и эта ненависть. Он даже сетовал на вояк, мол за бензин не платят, а овец режут без разрешения.

Наблюдая со стороны, как мирно проходили переговоры, у нас появлялась надежда. Но мы опять обманулись и все пошло не так…

К двум взрослым подошел подросток – кавказец и стал отчитывать Магомеда. Тот, что-то говорил в свое оправдание, указывая пальцем в нашу сторону. Мальчишка по-взрослому выругался и, плюнув в сторону Дмитрия, стукнул его ногой. Дмитрий поймал мальчишку за грудки и, оторвав его от земли, погрозил пальцем. Молодому джигиту это не понравилось, и он бросился на обидчика с кулаками. Ему на помощь поспешили еще двое подростков. Завязалась драка. Дмитрий сбрасывал с себя озверевших пацанов, а те поднимались и снова бросались в бой. Выстрел взрослого чеченца остановил свару.

Что-то крикнув подросткам, он обратился к Дмитрию:

– Давай драться! Давай, как мужчина с мужчиной!

Он стал снимать с себя доспехи и вскоре оголил волосатый торс.

– Ну давай, русский! – Становясь в стойку, кричал чеченец.

Образовался живой круг из зрителей, ожидающих поединок.

Дмитрий не успел еще сообразить, что к чему, как чеченец ловко сделал подсечку и сбил его с ног. Зрители радостно закричали, предвкушая красивый исход поединка. Чеченский боец ходил над поверженным противником и приглашал продолжить поединок. Но встать на ноги сопернику он не дал. Сильно ударив Дмитрия по лицу, он закончил свою комбинацию ударом под сердце. Дима корчился от боли, а толпа шумела, и уже праздновала победу. Окрыленный победой чеченец, решил красиво завершить поединок и приблизился к Дмитрию.

Он схватил его за волосы, произнес:

– Ну все, русский! Сейчас я буду тебя убивать!

Он опустил свою вторую руку к голове противника, чтобы применить смертоносный прием. Но вдруг поверженный Дмитрий изловчился и ударил чеченца кулаком в кадык. Тот отпустил противника, и ухватившись за горло присел на землю. Чеченец задыхался, а разгневанная толпа набросилась на Дмитрия. Его бы убили если бы бородатый боевик не успокоил толпу. Мы подошли к Дмитрию, а тот же чеченец приказал нам троим грузиться в его грузовик. Магомед пытался ему возразить, но начальник грубо оттолкнул земляка и ушел прочь.

Ночью нас увезли высоко в горы, в маленький и убогий аул. Здесь мы уже не работали, здесь мы были просто узниками глубокой и вонючей ямы. Время от времени нас избивали, но больше всех доставалось Дмитрию. Чеченец по имени Махмуд, не мог простить ему своего поражения и поэтому Дмитрия пытал с особой жестокостью.

Как-то под вечер, когда солнце уже опустилось за гору, нас вытащили из темницы и стали допрашивать. Эта процедура была нам знакома, и мы по привычке отвечали на уже знакомые вопросы. Не добившись от нас ничего нового, нас избили и приговорили к смерти. Натерпевшись за это время мучений, мы были рады приговору.

– Слава Богу! – Произнес я.

– Наконец-то! – Сказал Дмитрий.

Мучителей это сильно разозлило, и они решили привести приговор в исполнение немедля. Нам связали руки и поставили на колени. Через минуту к нам подошел Махмуд и вытащил из ножен свой клинок. Он посмотрел на своего командира и тот одобрительно кивнул. Чеченец схватил Дмитрия за волосы и полоснул лезвием ему по горлу. Кровь брызнула фонтаном на сухую землю, а Махмуд, напрягая силы, пытался отрезать ему голову. Вскоре обезглавленное тело упало на землю, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Палач ликовал, поднимая голову Дмитрия над собой, а мы ожидали своей очереди. Но к нашему удивлению, нас не тронули. Казнь почему-то отложили и мы опять оказались в своей вонючей тюрьме. Моего товарища по несчастью звали Иваном. Это был уже немолодой и неунывающий одессит, который тоже, как и я, решил немного подзаработать денег.

Как-то после налета федералов, когда вертушки хорошо взрыхлили лагерь боевиков, наступила тишина. К нашей тюрьме никто не подходил, никто не ругался и не кидал в нас камни. «О нас забыли», – думали мы, а нас просто оставили умирать…

По ночам нам снился один и тот же сон. К яме подходил обезглавленный Дмитрий и пытался нам что-то объяснить. Мы переглядывались с Иваном и в недоумении пощипывали друг друга. Он приходил к нам каждую ночь, а мы никак и не могли понять его жестов.

Но вот однажды, когда обезглавленное тело Дмитрия стояло у края нашей тюрьмы, мы услышали его трубный голос. Откуда-то издалека нам сообщили, что пора покидать яму и что лучшего случая для побега не будет. Дмитрий невидимой рукой развел нас по углам и тут же с треском, цепляясь за неровные стены ямы, упала тяжелая деревянная решетка. Она служила не только неприступной дверью нашей тюрьмы, но была и нашим единственным окошком на волю.

– Оба-на, – тихо произнес Иван, – а если бы мы не отошли?..

– Не уже ли ты не понял, Ваня. Он дал нам отойти.

– Понял – не дурак, был бы дурак – не понял.

Иван заметно повеселел и спросил:

– Как он это сделал, решетка-то тяжелая?

– А упала-то как?.. – Удивлялся я.

– Посмотри, Ваня. Это же лестница на волю.

Деревянное сооружение одним краем лежало на дне ямы, а его другой край оставался наверху за пределами нашей тюрьмы.

Осмотрев лестницу, Иван произнес:

– Ну, и Димон!.. Головы нет, а соображает!..

– Ты, Ваня, шутишь нехорошо, – упрекнул я товарища.

– Ну, извини – трудное детство, деревянные пистолеты…

– Все! Хорош болтать, надо выбираться.

Мы посмотрели вверх и увидели звездное небо. Без решетки оно было таким большим, что мы удивились его величию…

Первым полез я. Три метра подъема мне показались вечностью. Сильно болели раны, не хватало воздуха и кружилась голова. Выбравшись на волю, я распластался на земле и долго не мог отдышаться.

Вскоре появился Иван и произнес:

– Ура-а, свобода!

– Свобода? – Усомнился я. – До свободы, Ваня, еще очень далеко.

Он меня не слушал и продолжал:

– Ты посмотри какое небо!

– Небо как небо.

– Ты, Валера, скучный человек. Посмотри, какое оно большое! – Восхищался Иван. – Послушай, оно же еще и звенит!

– Это у тебя в голове звенит, от голода, – равнодушно ответил я.

Где-то далеко взлетела сигнальная ракета и застрочил пулемет.

Потом все стихло и на аул опустилась тишина.

– Ну, что пошли, Ваня, – предложил я, а он спросил:

– Куда?

– Вниз по тропинке и пойдем.

Мы шли между разрушенных строений аула и спотыкались о камни и рытвины, оставленные после бомбардировки. Всюду попадались разбросанные вещи, останки убитых животных и тела боевиков.

– Хорошо вертушки поработали, ты не находишь, Валера?

– А чего они своих не похоронили? – Продолжал разговор Иван.

– Видать это не свои – наемники. Да и некогда им было…

Мы продолжили свой путь, а тишина выдавала новые звуки. Где-то прокричала ночная птица, а в одном из домов, замяукала кошка.

Вдруг у разваленного дома нас окликнул голос.

Мы переглянулись, а кто-то чуть слышно позвал:

– Пацаны!

– Это кто? – Испуганно прошептал Иван.

– Пошли, посмотрим, – предложил я.

Мы вошли в дом и осмотрелись.

Рядом никого не было, а на разбитой кровати лежал черный кот.

Мы вернулись на тропинку, и Ваня произнес:

– Смотри на заборе!..

Я подошел ближе и увидел голову Дмитрия, надетую на столбик штакетника. Глаза были выколоты, а на щеках застыли ручейки крови.

– Вот, гады! – Выругался я, снимая голову с забора.

– Его надо похоронить.

– А, где тело искать? – Спросил Иван.

– Где ты его сейчас найдешь? Похороним, что есть.

Иван снял с себя рубашку и, завернув голову, пошел по тропинке.

– Ты куда ее понес? – Спросил я, а он ответил:

– За аулом закопаем – не оставлять же ее здесь?..

Я согласился, и мы медленно пошли по дороге.

Небо на востоке уже посветлело, а мы все искали место для захоронения товарища. За деревней было много всяких канав и углублений и мы, обходя буераки, подбирали место для могилы. Вдруг Иван споткнулся и упал. Голова Дмитрия выскочила у него из рук и скатилась на дно небольшой траншеи. Поднявшись на ноги, он поспешил за ней, и я вскоре услышал его излюбленную фразу:

– Оба-на!..

Он остановился на пороге неглубокой ямы и позвал меня.

Я удивился увиденному и произнес:

– Однако, Дима, ты даешь!..

На дне траншеи лежало обезглавленное тело Дмитрия, а на груди между его рук расположилась голова. Со стороны можно было подумать, что, поймав голову, он крепко прижимали ее к себе.

– Ну вот и прекрасно, – сказал Иван, – теперь все на месте…