Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Что вы такое говорите? Как это всё возможно? Я просто бедная служанка в доме моего господина. Зачем вы так поступаете со мной?

Он снова стал очень серьезным.

– Рози, я ни в коей мере не пытаюсь как-то принуждать тебя. Если я тебе совершенно не симпатичен или даже вызываю отвращение, просто скажи мне об этом прямо и я тут же уйду. Но мои намерения честны и благородны и я думаю, что не заслуживаю каких-то упрёков.

Она снова испугалась. И теперь кажется того что он и правда может уйти.

– Я вовсе не говорила что вы… ты, – она глубоко вздохнула и решительно сказала, – что ты мне не симпатичен. Но я не представляю, как я могу уплыть с вами в Новый Свет.

Он шагнул вперед и взял её за руку. В первое мгновение она хотела высвободиться, но тут же передумала.

– Мы сядем с тобой на корабль и переплывём через Западный океан, – проникновенно сказал он, мягко сжимая её ладонь.

Она почувствовала, что у неё путаются мысли. И словно бы весь этот нежный свет заходящего Солнца, бездонное наливающееся с запада темной синевой небо, порхающие белые бабочки, сладкий запах рододендронов, весь этот вечер какой-то нереальный, несуществующий, порождение сна и вымысла.

– Но как же я оставлю моих родителей? – Пробормотала она и очень несмело, в ответ на его пожатие, едва-едва сжимая его пальцы. – Я должна заботиться о них.

– Ты же говорила твой старший брат плетет из лозы корзины, короба и мебель и хорошо зарабатывает тем.

– Да, но у него своя семья. Он не может думать только о родителях.

– А те триста ливров? Вы уже истратили их?

Рози отвела глаза в сторону.

– Я их потеряла, – тихо сказала она и покраснела, прекрасно понимая, что ему очевидна её ложь.

Он поднес её руку к губам и поцеловал.

Девушка покраснела еще больше.

– Не волнуйся, Рози, мы оставим твоим родителям ещё денег и позаботимся чтобы они не потеряли их. Я найду надежного рантье, который будет им выплачивать определенную сумму каждый месяц.

Он выпустил её руку, подошел к седлу и взял шляпу.

Девушка внимательно следила за ним.

– Но почему именно Новый Свет? – Спросила она. – Почему так далеко?

– Потому что я не могу оставаться в этой стране. Я не должен. – Он поглядел на неё, неуверенно сжимая свою шляпу и сказал: – Рози. Я понимаю, что свалился тебе как снег на голову и конечно же не в праве требовать от тебя какого-то решения прямо сейчас. Я остановился в гостинице "Два гуся" и приеду на этот холм завтра вечером в это же время и буду ждать тебя и твоего ответа.

Он ещё помедлил, помялся, словно собираясь сказать еще что-то, затем решительно надел шляпу и взялся за луку седла, но Рози вдруг сказала очень взволнованно и пронзительно:

– Но разве вы любите меня, сударь?!

Гуго застыл. Затем посмотрел на девушку и сказал:

– Да, сударыня, я люблю вас. С того самого момента как увидел ваши чудесные глаза, полные сочувствия и сострадания к незнакомому вам человеку. Вы прикоснулись ко мне теплом вашего чистого доброго сердца и словно исцелили меня. И я уже тогда знал, что обязательно вернусь и попрошу вашей руки. Доброй вам ночи, сударыня.

Он взобрался в седло и развернув коня, поскакал прочь. А Рози еще долго стояла на месте, глядя в сгущающийся сиреневый сумрак и пытаясь хоть как-то унять и разобраться в той буре что бушевала в её сердце.

73.

Верховный командор Шон Денсалье, граф Ливантийский, прибыл в Фонтен-Ри в некотором раздражении.

Ему казалось, что все позабыли о нём. Последние дней десять он провел в военном лагере, далеко от столицы, занимаясь комплектацией войск и подготовкой новых полков для отправки на границу с Италией. Однако вся эта привычная и по-своему приятная для него армейская суета почему-то сейчас совершено не увлекала его. Все его мысли были о Марии-Анне. И чем больше он торчал в этом, теперь не иначе как "чёртовом" лагере, тем всё более ему казалось, что королева намеренно услала его прочь, с глаз долой, чтобы как-то зачеркнуть и нивелировать то что произошло ночью между ними в Реймсе во Дворце То, накануне церемонии в соборе. Но Шон Денсалье был полон решимости продолжить своё наступление на этом фронте, уверенный что та ночь была только началом его нового пути к славе и власти. Часами он обдумывал создавшееся положение, прикидывая как ему поступить дальше. Без конца задавался вопросами: влюблена ли Мария-Анна в него и если да, то насколько сильно; как далеко он может зайти в своих требованиях и как правильно использовать тайну узника Сент-Горта. Правда Шон и сам до конца не верил, что этот нелепый Гуго Либер в самом деле умерший давным-давно король Джон Вальринг, но ведь кое-какие совпадения всё же определенно имели место быть, а значит Мария-Анна вне всяких сомнений очень не захочет, чтобы эта гипотеза стала широко известна. И потому Шон считал, что у него сильные карты. Вот только ему совсем не нравилось в такое важное для него время быть не в Фонтен-Ри, а где-то среди лесов, в диких полях, в палатке, в окружении грубой солдатни и матершинников офицеров. Да, это была его стихия. Но сейчас ему было не до неё. И потому, как только он кое-как уладил все дела и в каком-то приблизительном виде исполнил королевские приказы, он тут же покинул военный лагерь и помчался во дворец.

Мария-Анна и Роберт, в компании кардинала Равалле, графини Бонарте, маркиза Ринье, лейтенанта Ольмерика и трех лакеев, державших подносы с напитками и фруктами, прогуливались по изумрудным лужайкам Нижнего сада Фонтен-Ри. Шон Денсалье сбежал по лестнице и решительным шагом направился к гуляющим, по пути резким жестом сняв шляпу и отбросив её в сторону.

– Ваше Величество! – Громким басом сказал он и низко поклонился.

Затем поклонился принцу, но уже не так низко:

– Ваше Высочество.

И затем слегка обозначил поклоны остальным:

– Ваше Высокопреосвященство. Ваша Светлость. – Поглядев на сияющую, улыбающуюся ему Луизу Бонарте, он не выдержал и тоже слегка улыбнулся: – Графиня.

Девушка вся лучилась от счастья. Она с нетерпением ждала встречи со своим, как она уже не сомневалась, возлюбленным и все эти дни после возвращение из Реймса, когда Верховный командор был отправлен королевой куда-то в военные лагеря на востоке страны, очень страдала и переживала.

– Граф, мы совершенно заждались вас, – радостно воскликнула она, подбегая к нему и хватая его за руку. – Это совершенно возмутительно заставлять нас ждать так бесчеловечно долго.

Она глядела на командора счастливыми глазами и казалось вот-вот бросится ему на шею и начнет целовать.

Все присутствующие, за исключением наверно только принца, конечно же обратили внимание на столь непривычное и несдержанное поведение Первой фрейлины. Но влюбленная Луиза, полагавшая что граф сделает ей предложение уже в самое ближайшее время, не считала необходимым как-то излишне усердно скрывать их отношения. Правда сам Шон Денсалье был несколько смущен поведением девушки и насмешливыми взглядами королевы, кардинала и маркиза.

– Я и не знала, милая Луиза, что вы столь изрядно скучаете по-нашему отважному командору, – сказала Мария-Анна. – Что ж, тогда вы должны в первую очередь обвинять меня, ибо командор отсутствовал по моему приказу.

Графиня Бонарте, также немного смущенная насмешливым тоном королевы, отпустила руку Шона Денсалье и отошла от него.

– Война и любовь дело молодых, – с улыбкой сказал Жан-Арман Равалле, – и становится на их пути – безумие.

– Вы хотите сказать, кардинал, что я старая? – С шутливой угрозой произнесла Мария-Анна.

– Боже сохрани, Ваше Величество. Над вашей красотой время не властно. Я лишь хотел сказать, что возможно нам лучше оставить наедине этих юных людей, дабы не мешать их счастливому воссоединению.

– Это совершенно ни к чему, Ваше Высокопреосвященство, – сказала покрасневшая Луиза. – Я прошу прощения за моё поведение.

– Не стоит, дитя моё, просить прощение за радость сердца, – благодушно произнес кардинал, – то есть небесное сокровище и Господь радуется ему.

Мария-Анна посмотрела на своего сына. Роберт был очень молчалив последние дни и выглядел, если не подавленным, то каким-то чересчур задумчивым. И она всё чаще спрашивала себя: не совершила ли она ошибку, позволив одиннадцатилетнему мальчику стать свидетелем жестокой казни Этьена де Вэлоннэ.

И пытаясь расшевелить его, она весело сказала:

– Ну а вы, Ваше Высочество, почему молчите? Разве вас не беспокоит, что Верховный командор завладел сердцем вашей любимицы и в скором времени украдет её у вас?

– Почему это должно меня беспокоить, Ваше Величество? Если графиня Бонарте и Верховный командор находят своё счастье друг в друге, я только рад за них.

Столь серьезный и рассудительный ответ ребенка слегка озадачил взрослых.

– Слова не мальчика, но мужа, – сказал Королевский секретарь. – Браво, Ваше Высочество.

Но Марию-Анну почему-то расстроил такой ответ сына. Ей хотелось снова увидеть того светлого радостного мальчишку, который с горящими глазами говорит о путешествиях Ибн Баттуты, о Полярной звезде и удивительных каравеллах, способных идти против ветра, о громадных крокодилах Нила и поющих минаретах загадочного Тимбукту и еще о чем-то таком же сказочном и притягательном, по крайней мере когда тебе лет десять от роду. И она произнесла всё с той же веселой лукавой интонацией:

– Но признайтесь честно, Ваше Высочество, вы ведь тоже немного влюблены в нашу прелестную Луизу и будете ревновать её к командору?

Роберт повернул голову и поглядел на мать каким-то странным, как той показалось неприязненным взглядом.

– Не более чем вы, Ваше Величество, влюблены в Верховного командора и будете ревновать его к Луизе.

Улыбка Марии-Анны резко сошла на нет. Она смотрела в серые глаза сына и ей чудилось что она смотрит в лицо чужого незнакомого человека. Остальные присутствующие растерянно молчали, чувствуя некоторую напряженность момента. Кардинал попытался разрядить обстановку.

– Ваше Величество, ну право слово, зачем вы так настойчивы. Его Высочество в таком возрасте, что думаю ему ещё мало интересны прелестные белокурые создания. Я полагаю, Ваше Высочество, вас больше увлекают походы и сражения, ретивые кони, ревущие трубы, лязг мечей, славные деяния Ганнибала, Александра Великого, царя Леонида и Эль Сида Кампеадора. Не так ли?

Мальчик посмотрел на кардинала.

– Полагаю, что так, Ваше Высокопреосвященство. Только из великих мужей прошлого, увенчавших себя славою непобедимых полководцев, мне более всего интересен Сципион Африканский. Я восхищаюсь его мудростью, проницательностью, справедливостью и великодушием.

– О, я согласен с вами, Ваше Высочество, – серьезно произнес кардинал, – это достойный человек. И даже разбив гениального Ганнибала и захватив Карфаген, он в первую очередь думает не о своей славе, хотя ведь он спас Рим, а о своём Отечестве и долге перед ним. Легче разрушить город, чем победить себя. Но Сципион победил. Петрарка в своей "Африке" возносит его доблесть до небес и пусть конечно здесь есть доля поэтического преувеличения, нет сомнения что Сципион достоин всех этих похвал.

– Говорят Сципион был очень красив, – с улыбкой сказал маркиз Ринье, – чуть ли не самым красивым среди всех римлян. Его даже сравнивали с греческим Алкивиадом. И говорят, что Сципион очень любил женщин.

– Что ж, это тоже достойно похвалы, – сказала Мария-Анна. – Не так ли, командор?

– Конечно, Ваше Величество.

Роберт посмотрел задумчиво на Шона Денсалье и спросил:

– Вы приехали с войны, граф?

– Нет, Ваше Высочество, скорее с подготовки к войне.

– Как говорится: "Хочешь мира,…", – улыбнулся кардинал.

– Я тоже хочу научиться воевать, – сказал Роберт. – И хочу научиться владеть мечом как Эль Сид. Скажите, командор, в искусстве фехтования вы достигли больших высот?

Граф усмехнулся.

– Ваше Высочество, мне не легко об этом судить, но думаю сам факт того, что я стою перед вами живой и здоровый, говорит уже о многом.

– А если бы в поединке сошлись вы и, скажем, лейтенант Ольмерик, кто бы победил?

Повисла обескураживающая тишина.

Командор посмотрел на протиктора, который стоял не слишком далеко от беседующих и конечно же слышал вопрос принца.

– Вы желаете, Ваше Высочество, чтобы мы выяснили это на деле? – Медленно произнес Шон Денсалье, не сводя глаз с Ольмерика.

А затем почему-то посмотрел на Марию-Анну.

– Конечно же Его Высочество этого не желает! – Взволновано сказала Луиза. – Ведь правда, Ваше Высочество? – Она пристально посмотрела на ребенка.

Роберт пожал плечами.

– Нет, не желаю.

– Может этого желаете вы, Ваше Величество? – Проговорил Шон, глядя королеве в глаза.

– Граф, прекратите! – Сердито воскликнула Луиза, вся уже пунцовая от волнения. – Здесь никто этого не желает. Не хватало ещё чтобы вы тут устраивали побоище как все эти кровожадные римляне и греки.

Мария-Анна холодно посмотрела на свою Первую фрейлину и та тут же сникла. Мария-Анна посмотрела на Шона. Ей нестерпимо захотелось сказать, что конечно она уверена в том, что победит Ольмерик. Но она понимала, что это будет ребяческая выходка и уж точно не в присутствии секретаря и кардинала.

– Нет, граф, я тоже этого не желаю, – сдержанно ответила она. – Кто бы из вас не победил, проигравшей всё равно останусь я.

74.

Весь день граф Ливантийский пытался встретиться с королевой наедине. Но Мария-Анна была всё время занята, по крайней мере для него, и командору приходилось довольствоваться либо равнодушным ликом лейтенанта Ольмерика, либо протокольно-вежливым обращением Королевского секретаря маркиза Ринье.

Но видимо Мария-Анна понимала, что встречи не избежать и командору уже в вечернюю пору было велено ждать в липовой аллее у западного крыла дворца.

В темную прохладную аллею Мария-Анна вошла одна, приказав протикторам ждать её у лестницы одного из боковых входов во дворец. Увидев возле скульптуры Дианы-Охотницы томящегося в ожидании командора, она направилась к нему. Увидев предмет всех своих чаяний, Шон бросился ей навстречу.

Быстро подойдя к королеве почти вплотную, он спросил:

– Ты не рада меня видеть, Мари?

Мария-Анна сделала шаг в сторону и даже отвернулась.

– Прошу вас, граф, – сухо произнесла она, – не будьте так фамильярны со мной. Держите себя комильфо [фр. comme il faut – как должно, как подобает, как надлежит].

– Еще совсем недавно вы были совершенно не против того, чтобы я не слишком-то соблюдал манеры, – с улыбкой проговорил командор.

Мария-Анна, поглядев на него без особой приветливости, сказала:

– То был минутный порыв, не более. Он ничего не значит.

– По-моему он длился гораздо больше чем минута, – самодовольно усмехнувшись, сказал Шон.

Мария-Анна вздохнула.

– Как мужчина вы выше всяких похвал, граф. Вы это хотели услышать?

– Не только это.

– Что же еще?

– Мари, ты же понимаешь, что теперь всё не может быть как раньше.

– Что это значит?

Он сделал шаг вперед и еще один, и замер менее чем в футе перед королевой. Протянул руку и провел пальцами по женской шее.

– Мари, неужели ты не понимаешь, что со мной происходит, когда ты рядом?! – С трепетом произнес он. – У меня внутри всё горит от любви к тебе.

Он стремительно обнял её за талию, притянул к себе, другая его рука легла на её затылок и он принялся целовать её лицо. Но Мария-Анна принялась упираться ему в грудь и уклонятся от его поцелуев. Шон, не обращая на это внимание, еще сильнее прижал её к себе. Силы были абсолютно не равны, железные руки командора легко сминали хрупкое женское тело. Но Мария-Анна, задыхаясь от натуги, всё же как-то взбрыкнула, резко дернулась, крутанула головой, заехав графу по носу и затем чуть освободившись еще и звонко припечатала ему пощечину. Шон выпустил женщину и та, отскочив назад, со сбитой прической и помятым платьем, сердито прошипела:

– Уймитесь, граф!! Я вам не Луиза Бонарте! Милая и доверчивая девочка! Ей рассказывайте, как вы сгораете от любви! Может она и поверит.

Шон Денсалье усмехнулся и потер заалевшую щеку.

– И всё-таки я вынужден повторить: теперь всё не может быть как раньше, Мари.

Королева поправила платье, пригладила волосы и с раздражением сказала:

– Я кажется просила вас перестать быть фамильярным со мной, граф. Не называйте меня по имени. И потрудитесь наконец объяснить: почему всё не может быть как раньше.

– Потому что теперь я знаю кто такой Гуго Либер, – очень четко и значительно проговорил Шон.

Мария-Анна уставилась на него с удивлением.

– Вы всё ещё носитесь с этой глупой басней?!

– Перестань, Мари. Здесь никого нет кроме нас, к чему это комедия?

Мария-Анна, вроде бы совершенно успокоившись, задумчиво поглядела на него, затем отошла с дороги к деревьям и прикоснулась пальцами к гладкому кожистому темно-зеленому листку липы. "Как же легко быть листком", подумалось ей, "колышешься себе на ветру и никаких забот".

Она повернулась к наблюдавшему за ней мужчине и устало произнесла:

– Я не понимаю о чем вы говорите, граф.

– Я говорю о вашем супруге, Джоне Вальринге, нашем законном короле, которого вы десять с лишним лет продержали в подземельях Сент-Горта.

– Какой вздор! Почему я вообще всё это должна выслушивать?

– Наверно потому что это правда.

– Это не более правда, чем та нелепая бессмыслица, о которой когда-то кричал Филипп дю Тьерон, о том что я якобы отравила Джона чтобы захватить трон. Впрочем должна признаться, что вы перещеголяли герцога, ваши домыслы гораздо более абсурдны и нелепы чем его.

Шон Денсалье усмехнулся и спокойно произнес:

– Если всё это, как ты говоришь, нелепые абсурдные домыслы, то почему же тогда ты позволила мне раздеть тебя, уложить на кровать и делать с тобой всё что мне вздумается.

– Причем здесь это? – Равнодушно спросила Мария-Анна.

– То есть это просто совпадение, что ты отдалась мне сразу же после того как я рассказал тебе что знаю кто такой Гуго Либер?

Мария-Анна пристально глядела на него, ничего не отвечая.

– И ты совсем не встревожилась, когда я сказал тебе, что вокруг дворца мои солдаты, которые если понадобятся освободят короля?

– Я отказываюсь вас понимать, граф. Конечно же я не встревожилась, я не допускаю и мысли что вы можете направить своих солдат против меня. А касаемо того что произошло между нами, то вы ведь признались что любите меня и я, до глубины души взволнованная вашим признанием, поддалась чувствам и позволила вам увлечь меня в ваши объятия. Но как я уже говорила ранее это был просто порыв. И теперь он прошел.

– Как же так? – Усмехнулся он. – Вы же только что сказали что не верите в мою любовь к вам и что мне со своей любовью лучше обратиться к милой и доверчивой графине Бонарте.

– Не верю. Но каждая женщина готова обманываться, когда дело касается любви. И я не исключение. Тем более когда в любви тебе признается такой мужчина как вы, граф. В ту ночь вы добились своего. Но этого больше не повторится.

Шон со странным выражением на лице долго разглядывал стоявшую перед ним женщину.

– Что ж, Мари, если ты не хочешь слушать меня, или слышать, то тогда я найду тех, кто захочет. Посмотрим, что скажут маршалы, адмиралы, канцлер, министры, пэры, высшая знать, когда узнают, что их король не умер одиннадцать лет назад, а был насильно заключен в жуткую тюрьму на Бычьем острове. Посмотрим, что скажут августейшие братья и сестры короля Джона по всей Европе, когда узнают, что он жив и что трон отнят у него коварством и обманом. Посмотрим, что скажут в Ватикане, когда Его Святейшество узнает о том немыслимом злодеянии что было совершенно над одним из его детей.

Мария-Анна побледнела. Сумерки в этой темной аллее постепенно сгущались, но Шон еще легко увидел эту яростную бледность на лице своей собеседницы.

– Вы угрожаете мне, граф? – Её начало слегка трясти.

– Нет, Мари. Я пытаюсь достучаться до тебя.

– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня.

– Я хочу, чтобы ты стала моей.

– Чтобы я ещё раз ублажила тебя? – Уточнила она.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Чтобы ты стала моей навсегда.

– О чем ты говоришь? – Удивилась она.

– Сделай меня своим супругом.

Мария-Анна окаменела. Но затем усмехнулась.

– Ты хочешь, чтобы я сделала тебя королем? – Насмешливо проговорила она.

– У тебя нет выбора. Ты уничтожила одного короля и теперь тебе придется создать другого.

Мария-Анна тяжело вздохнула.

– Я устала тебе повторять. Весь этот твой бред не имеет смысла. Король Джон Вальринг, мой супруг, умер одиннадцать лет назад. Его отпели в церкви в Бревуа и он был упокоен в Сен-Керке. Тому есть сотни свидетелей. И если вскрыть его усыпальницу, то ты увидишь его тело. А все эти твои фантазии про какие-то там песни и шрамы это чистой воды либо безумие, либо подлость. Господи, да если бы Гуго Либер был Джоном его узнали бы десятки людей. Хотя бы тот же Жан Левандор, смотритель охотничьего дома в Зовущем логе. А главное: какой бы для меня в этом был смысл – прятать Джона в Сент-Горте? Зачем бы я это делала. Если ты, как и этот старый осел дю Тьерон, считаешь меня злодейкой, то разве не проще мне было просто убить Джона?

Она выразительно посмотрела на него.

И он признавал её правоту. Он уже и сам нисколько не верил в свою нелепую идею, но цеплялся за неё, видя в ней свой сказочный шанс. И решил идти до конца.

Шон пожал плечами.

– Откуда мне знать, какой для тебя в этом был смысл. Возможно ты побоялась убить его, пролить священную кровь Вальрингов, кто знает. Это сейчас не важно. Но если он вернется и кто-то поддержит его, если кто-то поверит ему, всем этим шрамам и песням, которые ты называешь безумием, что тогда будет с тобой? Что скажут северные бароны, что скажет герцог Лионский, что скажут владетели Галии и Руана? И самый главный вопрос: что скажет весь твой народ, когда узнает что их законный король жив, а его трон был отобран молодой коварной графиней из Саноры?

– А что он может вернуться? – Насмешливо спросила она.

Шон усмехнулся.

– В ту ночь во Дворце То ты испугалась что я освобожу его. Ведь я знал, что он во дворце. А сейчас ты так уверена в себе, потому что его больше нет здесь. Этот монах-доминиканец растворился в толпе и уже наверно плывет в свой Новый Свет. Ведь так ты думаешь?

– А ты как думаешь?

– А я думаю, что ты ошибаешься, Мария-Анна Вальринг урожденная де Савойе, – торжествующе сказал он. – Ты совершила большую ошибку отпустив его. Мои люди проследили за ним и схватили его на западе от Реймса. Теперь твой король у меня, Мари. И тебе нужно хорошо подумать, как тебе поступить правильно.

Мария-Анна долго смотрела ему в глаза, ощущая как отчаянье и ледяной страх сдавливают ей сердце.

– Гуго Либер у вас, граф? – Спокойно, с легким недоумением спросила она.

– У меня.

– И что же он вам сказал? Что он король Джон?

Шон растерялся.

– Н-нет. Вернее я не спрашивал его об этом.

– Почему?

– А зачем мне его об этом спрашивать, если я и так это знаю.

Мария-Анна покачала головой.

– Ясно. И что вы намерены делать дальше?

– Вопрос в том, что вы намерены делать дальше, – Шон насмешливо улыбнулся и со значением произнес: – Ваше Величество.

– Нет, граф, вопрос именно в том, что будете делать вы, если я не стану делать ничего. – Она смотрела на него убийственно холодным взглядом. Но при этом как будто совершенно спокойным.

– Я отвезу его в Ватикан. Предоставлю Его Святейшеству все доказательства и посмотрим, что он решит.

– Но если королем станет Гуго Либер, то вы вряд ли что-то от этого выиграете, граф. – Чуть помолчав, она насмешливо добавила: – Или вы надеетесь, что он сделает вас своей королевой?

Шон Денсалье нахмурился.

– А я и не собираюсь ничего выигрывать. Мне будет достаточно того что я восстановлю справедливость.

– Вот как. Что ж, это делаем вам честь. Но что если Гуго Либер откажется признавать себя королем Джоном перед Папой, что тогда?

– Почему бы он стал это делать? Он ненавидит вас и сделает всё чтобы вас уничтожить.

– Это он вам так сказал?

– Да! – Твердо ответил Шон.

Мария-Анна приблизилась к нему.

– Скажите, граф, почему вы всё это делаете со мной. Разве я не была к вам добра, разе не я сделала вас Верховным командором вопреки мнению всех остальных? И вот как вы меня благодарите?

Шон пожал плечами.

– Это здесь ни при чем. И на самом деле я пытаюсь помочь тебе, Мари. Ты всё-таки просто женщина и тебе нужен мужчина. А этой стране нужен король. И мне кажется я достоин быть и первым и вторым. Ты так не считаешь?

– Но у этой страны уже есть король. Это мой сын. Что ты намерен сделать с ним, если окажешься на троне?

Вопрос застал командора врасплох.

– Ничего. Я ничего не сделаю Роберту, клянусь Богом. И в своё время он станет королём.