Озябший ангел

– Хорошие ботинки. Только зимой в них замёрзнешь. Уже снегом пахнет.

– Ты сегодня ещё на дворе не была?

– Нет. А что?

– Им не только пахнет, он уже идёт вместе с дождём.

– Ужас! – воскликнула девочка. – А ведь под магазином в нашей обуви долго не постоишь.

Мальчик снял ботинки и в шерстяных носках, подаренных тётей Марией, прошёл к табурету.

– Галка, а помнишь того дядьку на чердаке?

– Конечно. Неприятный тип. До сих пор обидно, что он не за что накричал на нас.

– А ведь он оказался лазутчиком.

– Как? – Галя растерянно схватилась за ворот кофточки. – Этого не может быть. Он же так беспокоился за нас.

– За свою рацию он беспокоился, – пояснил Вовка. – Но теперь его поймали, и вредить он больше не будет.

– Так он что, самый настоящий фашист?

– Не знаю. Может быть, и не самый настоящий, но что он немецкий агент, это точно. И знаешь, что его погубило?

– Что? – затаила дыхание девочка.

– То, что он на нас наткнулся.

– Ты рассказал о нём в милиции?

– Да. Правда, не сразу. Потому что некогда было думать о нём. А потом в какой-то момент я вдруг понял, что это враг. И уже на следующий день он попался.

– Ты молодец, Вовка. Умеешь думать.

– И ты молодец, – сказал мальчик. – Ведь мы вместе были, когда его увидели. И если бы не ты, всё могло бы кончиться иначе. Короче, начальник милиции передал тебе свою благодарность и ценный подарок.

– С-спасибо, – неуверенно сказала девочка. – А ты не разыгрываешь меня?

– Тю. С какой бы стати я тащил сюда вещмешок? – Подарок в нём.

– Покажи, – подалась она вперёд.

– Он твой, сама и вытаскивай, – нарочито равнодушным тоном сказал мальчик.

Девочка подошла к вещмешку, оставленному у порога, проворно развязала его и медленно вынула из него один валенок. В глазах её начал разгораться восторг. Вынула второй. Жадно осмотрела оба валенка.

– Это мне? – прижала она их к груди.

– А что, и у вашей кошки сегодня день рождения? – улыбнулся Вовка.

– Боже мой! Прямо не верится. Я морозов этих пуще огня боялась. А тут такие валеночки. И подшиты как здорово. Чудеса какие-то.

– У меня теперь тоже такие валенки, – сказал мальчик. – А в подшивку их отдавал я.

– Спасибо, Вовка! – Девочка порывисто подошла к нему и чмокнула его в щеку. – Ты меня так выручил, слов нет.

Паренёк зарделся и грубовато предложил ей:

– Ты померяй, померяй сначала.

– А я и так вижу, что они мне впору, – радостно ответила она. Но валенки всё-таки надела. – Хорошо сидят. Ну, всё. Теперь я ни за что не замёрзну. А сейчас чай будем пить с конфетами.

Минут через двадцать в Галином стакане начала дребезжать ложечка.

– Самолёты, – огорчённо сказала девочка. – Как и на твоём дне рождения.

– Теперь дни рождения почти у всех под бомбёжку проходят. Вот гады! Второй раз уж летят сегодня. Вы куда-нибудь прячетесь?

– Нет. Сейчас некуда. Все траншеи водой залиты. Да и надоело уж. А в городских убежищах сухо?

– Нормально. Некоторые там чуть ли не живут. У одной мамаши сынок вот такой, – показал он руками, – три месяца всего. Так она практически всегда в убежище. Там ничего, спокойно. Некоторые даже читают, играют в шахматы, а дети уроки делают.

Послышались отдалённые взрывы бомб. Настроение окончательно испортилось.

Шла седьмая неделя осады Ленинграда. Гитлеровцы день и ночь сыпали на город бомбы и снаряды, атаковали его окраины, в Ладожском озере топили баржи с продовольствием, лезли из кожи вон, только бы переломить ситуацию. Но их дорога побед упёрлась в Ленинград. И горожане не по собственной воле, а по великой нужде, по самой что ни на есть насущной потребности, становились его защитниками.

Вовка уже несколько дней ездил вместе с ребятами из отделения по обезвреживанию неразорвавшихся боеприпасов на задания. К опасной работе он, безусловно, не допускался, но от его помощи не отказывались. Бомбы замедленного действия авиация сбрасывала и поштучно, и целыми партиями. Поэтому часто случалось так, что бойцов МПВО высаживали по одному вблизи мест падения таких бомб и уезжали дальше. Работы по их разрядке инструкция предписывала проводить в одиночку, но на подготовительном этапе помощь все же была не лишней.

Третий день подряд мальчик помогал Евгении Осиповой. Ей чуть более двадцати. Она мила, жизнелюбива и решительна. Вовке это нравилось. И он с удовольствием носил за ней лопату, подсумок с торцевыми ключами, зубилом и молотком, и фонарь «летучую мышь». Женя относилась к нему по-доброму.

В этот день авианалёт начался после семи утра. Тёти Марии дома уже не было. Вовка наскоро оделся, взял со стола две варёные картофелины, тоненький ломтик сала, несколько листьев квашеной капусты и выскочил во двор. Многоголосый рёв самолётов, торопливый грохот зениток, свист и взрывы бомб, и эхо, похожее на стоны земли, оглушили его. Но не остановили. Он быстро управился со своим скудным завтраком и заторопился к месту сбора.

У здания милиции стояла дежурная полуторка. Евгения, живущая в соседнем доме, была уже здесь. Увидела Вовку, заулыбалась.

– Привет, напарник, – сказала она.

– Привет, – ответил он.

Подошли ещё трое мужчин и девушка, поздоровались. Едва успели переброситься несколькими словами, как на крыльцо выбежал капитан Трошин. Увидев своего начальника все, кроме Вовки, поспешили к нему. Водитель схватился за рукоятку и стал заводить двигатель, а мальчик полез в кузов. Трошина Вовка побаивался, тот был старше всех и выглядел очень суровым.

Но вот задачи поставлены и отдана команда «По местам». Все полезли в кузов, Трошин – в кабину. У него работа самая опасная, потому что к «своей» бомбе он доберётся последним. Машина быстро набрала скорость и, разбрызгивая снежницу, помчалась маршрутом, известным одному лишь водителю. Вскоре высадили девушку, вторым – одного из мужчин, а на третьей остановке из кузова вылезли Осипова и Вовка.

Трошин распахнул дверцу кабины. Женя подошла к нему. Тот на плане города указал пальцем на один из квадратиков и, перекрывая шум двигателя голосом, сказал:

– Ваш объект – вот этот детский сад. Он сразу за этим домом, – показал он рукой. – Двухэтажный. Вопросы?

– Нет вопросов, – ответила девушка.

– Удачи, ребята! – крикнул капитан и захлопнул дверцу.

Машина рванулась дальше.

– Мы сегодня столько времени потеряли, – сказала Женя. Боюсь, что кто-то может не вернуться…

И, не мешкая, они вошли под арку дома. Детсад они увидели сразу и побежали к нему.

– А из-за чего мы потеряли время? – не совсем понимая, спросил Вовка.

– Из-за того, что эти скоты сбросили все «тугодумки» на один район. Пока всех ребят развезут по точкам… в общем, кто-то может и не успеть.

– А эта бомба у тебя какая по счёту?

– Девятая.

– Ну, вот видишь, уже восемь фугасок – и ни одной осечки. Не волнуйся. Всё будет нормально.

– Откуда у тебя этот оптимизм? – задыхаясь от бега, спросила она.

– Ты умная, – стараясь вселить в неё уверенность, прокричал Вовка, – и хорошо знаешь, что делать.

– Знать бы ещё, сколько времени в запасе?

Послышались встревоженные голоса. Вблизи детского сада среди голых берёз стояла группа взрослых и ребятишек. Они все с недоумением и любопытством смотрели на таких не серьёзных на вид спасателей. Евгения коротко спросила:

– Всех вывели?

– Да, – ответила ей красивая статная женщина. – Я заведующая. Мы уже минут двадцать тут стоим.

– Куда бомба упала? – пресекая ненужные разговоры, спросила Осипова.

К ним приблизился тщедушный старичок.

– Пойдёмте, покажу, – сказал он. И распахнул калитку. – Я здесь завхозом работаю. А бомба упала, прямо скажем, неудачно для нас: в той половине здания, где подвала нет. Она пробила два верхних перекрытия и внизу одно. Так что её нужно искать где-то под полом.

– Какое там расстояние между полом и землёй?

– С полметра будет, местами больше.

– Как туда пробраться? – с волевыми нотками в голосе спросила Осипова.

– А лаза туда будто и нет, – растерянно сказал завхоз. – Разве что щели…

– Я не кошка, в щель вряд ли пролезу. Трубы, кабели есть под полом?

– Ну а как же?

– Как их туда прокладывали? – нетерпеливо спросила Женя.

– А ведь верно. Там из подвала есть небольшой проем. Вот такой примерно, – изобразил он руками прямоугольник, размером с форточку. – Но можно ли в него пролезть, не знаю.

– Хорошо.

Метров за пять до здания, по стене которого пролегала извилистая, словно молния трещина, они остановились.

– Где бомба? – спросила завхоза Осипова.

– От этого окна, – указал он, – метра три-четыре вглубь.

– А вход в подвал?

– Из помещения. От главного входа сразу налево и вниз.

– Подвал открыт?

– Вот ключ, – протянул он ей связку ключей. И добавил: – тот, что полый.

– Володя, зажги лампу. Беру лопату, мало ли что там. И ключи.

Мальчик присел, заслонил лампу от ветра и, приподняв стекло, зажёг фитиль.

– Готово, – сказал он.

– Спасибо. А противогаз и часы, – она расстегнула ремешок на руке, – пусть пока побудут у тебя. Они мне будут мешать сегодня.

– Хорошо.

Девушка повесила на плечо сумку с инструментами, взяла лампу и лопату.

– Всё. Я пошла, – сказала она. И бросила через плечо: – А вы за ограду, а лучше ещё дальше отойдите.

– Удачи, Женя! – сказал мальчик.

– И тебе, Вовка.

У паренька тревожно сжалось сердце.

Вскоре к детскому саду подошёл участковый милиционер.

– Ну, как там дела? – спросил он ожидающих развязки.

– Отсюда не видно, – вяло сказал завхоз.

– Там такая девочка, как наша Люся, – кивнула заведующая на одну из своих сотрудниц, – что она может?

Вовка посмотрел на часы: десять минут прошло, и промолчал. «Рано ещё», – отметил он. И больше уже не слышал ничего, кроме тиканья часов. А оно становилось всё отчётливей и громче. «Двадцать минут. А её все нет. А ведь пора бы. – Мысли становились всё горячей. – Значит, что-то пошло не так. Медлить больше нельзя. Ни секунды!»

Мальчик огляделся. Милиционер, стоя к нему спиной, с увлечением рассказывал собравшимся новый криминальный случай из своей практики, – чего-чего, а подобных новостей у него нынче в избытке. Калитка – нараспашку. Неожиданно для всех Вовка прыгнул в калиточный проем и, как вспугнутый зверёк, помчался к главному входу в помещение. Сзади что-то кричали ему, но он уже думал о своём.

«Вот он вход. Теперь налево. Дверь в подвал. Технологический проем. Ох, и узкий же! И как только она пролезла? – А руки уже рвали на фуфайке пуговицы. – Всё долой! Хватит кепки и рубашки. Теперь-то и я пролезу».

Мальчик выхватил из кармана фуфайки две свечи, спички и, вскочив на края опрокинутого бочонка, ужом вполз в отверстие. Впереди ни единого проблеска света. Вероятно, мешают перегородки. Вовка зажёг свечу и на коленях проворно полез вдоль кабеля. Местами он поднимался и шёл, пригнувшись, но чаще полз. В подполье было сыро и брюки быстро промокли. Мальчик мог бы двигаться и быстрей, но пламя свечи и так едва держалось на фитиле. Пахнуло керосином.

Вовка напрягся. Под ногами что-то хрустнуло. Всмотрелся: блеснули осколки стекла от лампы. Он присел. А вот и сама «летучая мышь» лежит. Без стекла. Вовка поднял её, наклонил и зажёг от свечи. Сгорбившись, сделал шаг, второй. И тут он увидел светлый черенок лопаты, а слева от него – лежащую на боку Женьку. Фугаска, освобождённая от земли, – поблизости. Килограммов на пятьсот будет. Взрыватель всё ещё в бомбе.

«Что же здесь случилось? – Вовка, внимательно оглядывая всё вокруг, приблизился к ней. – Сейчас это главное, – решил он. – Но где инструменты? Надо лампу подвесить, иначе ничего не увидеть». Мальчик приподнял её над собой, осмотрелся. И вдруг он ощутил, как мгновенно увлажнились его шея и ладони. Почти рядом со своей рукой он заметил оголённые жилы надорванного кабеля с оплавленной изоляцией.

«Бомба только чиркнула по нему, но не оборвала, – догадался Вовка. – А Женя, видать, нечаянно коснулась голого провода. И вот результат. Так… теперь о бомбе. Она упала минут пятьдесят назад. Если механизм установлен на час, то времени у меня всего-то минут пять-семь. Успею ли?»

Вовка занервничал, но тут же собрал волю в кулак, успокоился. К нему вернулась уверенность, сноровка. Он опять стал чувствовать время. Пятнадцать секунд – и лампа подвязана носовым платком прямо к кабелю. Ещё пять – и подсумок с ключами найден. Он выхватил из него инструменты, выбрал один из торцевых ключей, примерил на зажимное кольцо взрывателя: диаметр – в самый раз.

Мальчик продел в ключ рычаг и рванул его против часовой стрелки. Ещё и ещё. Ни малейшей подвижки. Тогда он вытряхнул всё из подсумка, свернул его втрое, обернул им рычаг, взял в руку молоток и трижды ударил им по рычагу. Тот чуть-чуть подался. Ещё три удара полегче, и зажимное кольцо стало отвинчиваться. И вот, наконец, оно снято. Мокрыми от пота руками, едва дыша от волнения, Вовка осторожно извлёк взрыватель, затем вывинтил капсюль детонатора. Он не знает, что с ними делать. Поэтому он отнёс их метра на три от бомбы, положив их по разные стороны от неё. «Кажется, успел… Теперь надо посмотреть, что с Женей?»

Мальчик склонился над Осиповой. Взял её руку и долго искал на ней пульс. Когда уже отчаялся найти его, под подушечками пальцев он вдруг почувствовал слабые толчки крови. «Бьётся сердечко, – успокоился он, – значит, жива». Мальчик насухо вытер ладони о рубашку и хотел было похлопать Женю по щекам. Замахнулся, но ударить не смог, жалко. Тогда он начал тормошить её, трясти. Она едва слышно простонала. И тут хлестнул по ушам громкий хлопок. Осипова мгновенно открыла глаза.

– Что это было? – испуганно спросила она.

– Взрыватель хлопнул, – радостно улыбнулся Вовка.

– Ты успел? – всё ещё не веря в удачу, спросила она.

– Успел. Она безопасна, – покосился он на бомбу.

– Молодец… какой же ты молодец, Вовка! – Она неуверенно села, пощупала затылок, поморщилась. – А что… что всё же случилось… со мной?

Вовка указал на оголённый кабель.

– Током ударило.

– Вот дела. И как я этого не заметила? – озадаченно произнесла Женя.

– Мысли у тебя другим были заняты, вот и не заметила.

– Это верно. Торопилась я. Боялась, не успею. А время замедленного действия всё-таки час.

– Да, похоже на то.

– Вовка, а как ты понял, что со мной что-то неладно?

– Когда прошло минут двадцать, а ты так и не появилась.

– Но тогда я не понимаю, как ты мог успеть?

– Я торопился. Очень.

– Спасибо… – Она облегчённо вздохнула. – Ну, хватит нам в этом подземелье копошиться. Собираемся, и полезли на свет божий. Пусть Трошин сам вытаскивает эту дуру. Я на неё смотреть не могу.

Они выбрались из подполья грязные, уставшие. И поплелись к калитке. Встретил их рассерженный милиционер.

– Вы, почему инструкцию нарушаете? – с негодованием спросил он. – Я буду вынужден доложить по команде.

Женя посмотрела на него с явным сочувствием, устало отмахнулась.

– Безнадёжный вы человек. Если бы этот мальчик сейчас не нарушил инструкцию, – положила она руку на плечо Вовки, – то пять минут назад не стало бы ни меня, ни этого детсада, ни ближайшего дома. Да и вас, пожалуй.

Милиционер сконфузился и отступил.

– А что, большая бомба? – спросил завхоз.

– Килограммов на пятьсот, – ответил Вовка. – Вручную её никак не вытащишь.

– Кстати, – Осипова повернулась к милиционеру, – прямо над бомбой висит не по инструкции оголённый кабель. Меня уже стукнуло там, век не забуду. Предупредите тех, кто приедет.

– Вас током ударило? – забеспокоилась одна из женщин. – Я врач, и аптечка у меня с собой. – Присядьте на скамью, я вам ранку обработаю.

Осипова покорно села, равнодушно выдержала процедуру, поблагодарила. И, не дожидаясь своих коллег, вместе с Вовкой пошла домой. Где-то неподалёку низко и яростно грянул взрыв, и его тяжёлое судорожное эхо, натыкаясь на стены домов, заметалось по городу.

– Фугас, – озабоченно констатировал мальчишка. – Кому-то сегодня не повезло.

Женя внимательно посмотрела на него и задумчиво кивнула.

– А знаешь, Вовка, тот хлопок капсюля испугал меня по-настоящему. Я теперь уверена, что боялась взрыва этой бомбы, даже находясь без сознания. Это так странно. И сейчас, мне кажется, я больше не смогу заниматься такой работой. Может быть, перейду на другую. Ты на меня за это не в обиде будешь?

– Нет, конечно. Если честно, я тоже испугался… за тебя.

Женя улыбнулась.

– Спасибо тебе, Вовка, за твоё верное плечо. Спасибо. Ты настоящий друг.

Она тепло обняла его.

– И ты, – смущённо отвёл он глаза.

Глава 6. Обитатели мастерской

В мастерскую поселили сразу три семьи, оставшиеся без жилья. Вовка узнал об этом случайно. Он проходил мимо и увидел на окнах занавески. Постучал, вошёл. Повсюду, куда не кинешь взгляд, вещи: узлы, связки книг, картонные коробки. Появилось несколько табуреток и ещё не собранных панцирных кроватей. Двое мужчин, седых, чем-то похожих друг на друга, и три женщины занимались благоустройством жилища. В углу играли трое ребятишек. Бледная уставшая женщина лет пятидесяти, а то и более, первая обратила внимание на Вовку.

– Что тебе, мальчик? – спросила она.

– Здравствуйте. Я присматриваю за мастерской, пока мастера на фронте. Вот и ключ у меня от входной двери, – показал он. – Иду мимо, а на окнах занавески. Думаю, надо узнать.

– А нас вот поселили сюда, правда, не знаем надолго ли? За станки не беспокойся, куда они денутся? А коли ты здесь хозяин, может, поможешь нам в одном деле?

– Что делать-то надо? – спросил Вовка, стаскивая с себя фуфайку.

– Нам бы вбить в стены несколько гвоздиков, чтобы хоть на ночь занавесками отгораживаться друг от друга.

– Гвозди в мастерской есть. Сколько надо – столько и вобьём, – сказал мальчик.

– Ну и славно. Давай знакомиться. Меня тётя Клава зовут.

– А меня Вовка.

– Очень приятно, Вова. Рядом со мной устраивается моя младшая сестра Света со своим Федюшкой.

Она указала на очень красивую молодую женщину и паренька лет семи, такого же ясноглазого, как и его мать. Светлана была ближе всех и всё слышала. Она приветливо улыбнулась Вовке. Клавдия продолжила:

– У неё есть ещё один малыш: Вася трёх лет. В конце августа удалось его эвакуировать вместе с детдомом.

– А почему только одного брата вывезли? – спросил Вовка.

– Да Федюшка наш подкачал, осколком его ранило. А пока в больнице лежал, эвакуацию прервали. Вот он с матерью и остался здесь. Но этот-то на виду у нас. А за Василька душа болит. Как он там? Найдём ли мы его после всего этого кошмара?

– Найдёте, – уверенно ответил мальчик. – Это точно. Их в сытые места отправили, не пропадут.

– Где они теперь, эти сытые места? – горько спросила Клавдия. – Ну да хватит о грустном. Нашей соседкой будет Зайтуна с детками: Алие семь лет, а Русланчику четыре. Ну а там, «на камчатке», – два брата будут жить. Лохматый – это Николай Павлович, а без волос – Олег Павлович. Оба в годах, как видишь, но почему-то остались в городе. До этого жили поврозь, а теперь вот родная кровь позвала – съехались. Вместе им, пожалуй, всё же легче будет, хотя спорщики они ещё те. Вот этой коммуной здесь мы и будем жить. Ну а теперь пойдём знакомиться.

Уже через неделю общения Вовку принимали в мастерской как своего. Да иначе и не могло быть. Ведь именно с его помощью был сотворён мало-мальски подходящий уют. И хотя «стены», отделяющие жильцов друг от друга, всего лишь из ситца, однако психологический комфорт семей они обеспечивали. Кроме планировки, в результате которой появились коридор и кухня, было переделано немало и другой работы.

Например, Вовка обратил внимание новых обитателей на то, что в мастерской есть пусть небольшая, но настоящая печка, и поэтому нужно заготовить как можно больше дров. И они были заготовлены и сложены в пристроенном к мастерской сарайчике, где ранее хранился уголь. Здесь же на случай больших морозов была выкопана и выгребная яма под туалет. Острую необходимость этих приготовлений новые друзья мальчика по-настоящему оценили чуть позже.

Вся эта работа, в которой Вовка принимал самое горячее участие, заставила и его самого задуматься о том, что будет с ним и его тётей, если их дом оставят без отопления? И он решил действовать.

Однажды, придя с работы, тётя Мария, увидела в комнате целую груду обломков мебели, полов и оконных переплётов и рассердилась.

– Вова! Это что ещё за новости? Ты что же, из моей квартиры решил сарай сделать?

– Тётя Маруся, скоро всё окончательно уйдёт под снег. Представьте себе, что наш дом останется без отопления. И что нам тогда делать? Мы же просто пропадём с вами.

– Это тебе не деревня, дорогой мой! – продолжала возмущаться тётя. – Ты эти крестьянские замашки брось! Здесь запасов на три года не устраивают. Если испортится котельная или теплотрасса – будь уверен, починят.

– Так ведь война же, – возразил Вовка. – А что, если некому будет чинить, вон, сколько людей на фронт ушло! Или, к примеру, топливо кончится? Что нам тогда, помирать с вами?

– Ещё зима не началась, а ты уже струсил! Чего раньше времени паниковать?

– Тётя, я не струсил! Платон Иванович и баба Лида сыздавна здесь живут. И они рассказывали, что в Гражданскую войну уже и голодали, и мёрзли. А теперь наш черёд готовиться ко всему этому. Дайте ж хоть мне позаботиться о нас.

– Тебя не переспоришь. Ты такой же упрямый… хотя, в кого тебе ещё быть? А-а! Делай, что хочешь, – тётя с досадой махнула рукой, – но только со своей комнатой.

– Спасибо, тётя Маруся, – обрадовался Вовка. – Если дрова нам не понадобятся, я их потом в мастерскую отдам.

И мальчик, обзаведясь топориком и ножовкой, стал заготавливать и аккуратно складывать дрова в своей комнате. А добыть их он мог только в одном месте – в завалах рухнувших домов. Если Вовка натыкался на тела погибших, он сообщал об этом дежурной по домоуправлению. Тело извлекали, опознавали и увозили. До конца разбирать завалы домов было некому, потому что немцы продолжали интенсивную бомбардировку и обстрел города из орудий. И поэтому практически каждый день случались всё новые и новые беды. На их срочное устранение и тратились все силы и средства местной ПВО.

Когда Вовка, несмотря на раздражение тёти Марии, натаскал и уложил во всю ширину комнаты под потолок три поленницы дров и тем самым разрешил возможную проблему, он успокоился.

– Всё, – объявил он тёте. – Теперь у нас на три самых холодных месяца дрова есть.

На что она сочувственно вздохнула.

– С твоей психологией не в городе жить. Уж слишком ты, Вовка, обстоятельный, запасливый.

– А у нас все такие, – простодушно сказал мальчишка. – Как же не думать наперёд? Ведь я за вас тоже в ответе. Не уберегу, батька мне точно шею свернёт.

– Да ну тебя! – усмехнулась тётя. – Много ли толку от твоих дров, если у нас печки нет?

– Нужда прижмёт – печку я за два дня сложу. А всё что нужно: колосники, плиту, трубу, дверцы я уже приготовил. Даже глины мешок припас, всё в мастерской лежит.

– Ну, извини, коли так. Только поленницу свою закрой, пожалуйста, картоном или ещё чем. Уж очень неуютно стало.

– Закрою. Картоном и закрою, гвоздиками прибью прямо к поленнице.

– И как только всё это я терплю от тебя, сама удивляюсь? – сказала тётя Мария.

– Так я же вам не чужой, – ухмыльнулся мальчик. – Да и батька говорил, что вы самая умная в их семье.

– Ну, ты, Вовка, и хитрец! – погрозила она пальцем. – Ладно уж, пользуйся моей добротой.

Зима с обильными снегопадами и морозами пришла в начале ноября. Ветер быстро намёл на улицах сугробы, и город покрылся затейливой сетью тропинок. Какой-либо транспорт становился редкостью. И многие горожане, а в первую очередь рабочие отдалённых фабрик и заводов, только сейчас заметили, как же всё-таки велик их Ленинград. Расстояния обрели пугающую всех реальность.

Из-за отсутствия достаточных запасов топлива тепло в квартиры так и не подали. И Вовка, как и планировал, принялся за сооружение печки. Он решил сложить её в своей комнате: во-первых, она меньше и, значит, легче обогреть её, а во-вторых, дрова под рукой. В метре от окна к полу он прибил лист жести. И на нем сложил аккуратную печурку, а трубу, которая прежде служила для водостока, вывел в форточку.

Тётя пришла уставшая и основательно замёрзшая. А в квартире хоть и дымно, но не холодно.

– О! У нас тепло, – обрадовалась она. – Благодать. Тебе кто-то помог?

– Нет. Это было не трудно, – ответил Вовка. – Мы с батей нынешней весной точно такую же печку у себя во дворе сложили. Под навесом, конечно.

– Не скромничай. Хорошо сделал. Молодец, – похвалила она. – А хлеб выкупил? Ты ведь сегодня раньше меня из дому ушёл.