Время Сварога. Грамота

В руках неожиданно оказалась длинная коса, переброшенная из-за спины на грудь, и она нервно, привычными движениями стала ее заплетать.

– Смотри, кто там летит?

– Где?

Маня от любопытства подняла голову и тут же угодила в капкан мужских губ. Вохма обхватил девичий стан и притянул к себе. Сладкий поцелуй стал наградой за решительность, с которой он подошел к делу.

– Что ты? Все смотрят, – говорила девушка не в силах вырваться из могучих рук.

– Разве это плохо?

– Не знаю.

– Приходи сегодня вечером на берег реки. Придешь? – спросил парень и отпустил ее.

– Приду, – едва кивнула головой Маня.

– Буду ждать!

Вохма развернулся и пошел в дом. Маня проводила его взглядом. Гости еще не расходились.

Весь вечер Маня боролась с желанием бежать на берег реки к любимому, но не пошла. Когда первые волнения утихли и верх взял разум, она, испуганная внезапным напором гостя, сдержалась, оправдывая себя тем, что еще достаточно плохо его знает и что не стоит так скоро кидаться на шею первому встречному.

Низкий набат ударил на колокольне Святого Спаса и тревожно повис над округой. Быстро докатилась весть об убийстве новгородцами тверского посадника. В ответ тверское войско, во главе с князем Михаилом, выступило в поход. Новый Торг стоял на пути. Мирная жизнь горожан закончилась. Это была война. Дозорные на охранных башнях просигналили о подходе неприятеля с опозданием, и тверское войско обступило стены города, обрезало любую связь с внешним миром. Жители, укрывшись за стенами, готовились к штурму. Но силы были неравны. Город не устоял. Подожженный с четырех сторон, он пылал. Деревянные стены не выдержали. Защитники гибли под ними, сгорая заживо, засыпанные тысячами стрел. Обезумевшие люди метались по улицам. Везде валялись мертвые тела. Пахло горелой человеческой плотью. Тверичи не щадили никого: ни женщин, ни детей. Они врывались в дома, сея смерть направо и налево. Богатый торговый город был лакомой добычей, и Михаил отдал его на разграбление своему воинству.

Маня бежала вдоль улицы, не помня себя от страха. Словно в тумане перед глазами вставала картина смерти родителей и братишки. Сначала она услышала, как в соседнем дворе закричала баба. Маня прыгнула на плетень и заглянула к ним во двор. На пороге избы лежал мертвый Танаско, сноха и ее маленький сын. Трое тверичей распластали на земле Слугаву и насиловали ее, сменяя друг друга. Женщина пробовала отбиваться, извивалась всем телом, но этим только распаляла насильников. Те громко гоготали и избивали ее кулаками. Маню замутило, она сползла на землю и зарыдала.

Несколько грабителей зашли и к ним. Отец схватил топор и кинулся на неприятеля. Одного он зарубил, другой же ранил его в живот. Приседая, зажав рану, отец отступал в дом. Мать побежала к нему на помощь и наткнулась на вражеский нож. Обнимая мужа, защищая его собой, она, в довершении, приняла смертельный удар копья, которое пронзило их обоих. Ванятка поднял оброненный отцом топор, с криком замахнулся им на убийц и тут же был пронзен в грудь. В единое мгновение, потеряв на глазах всех, кого любила, Маня бросилась со двора. Кто-то больно схватил ее сзади за косу и швырнул на землю. Грязные пальцы рвали на ней одежду и раздвигали ноги. Страшное бородатое лицо дышало гнилым нутром. Маня сопротивлялась, как могла, но силы были на исходе. Вдруг тверич дернулся, харкнул на девушку кровью и затих. Чья-то сильная рука помогла ей подняться. Перед ней стоял Вохма. Почерневший от земли и сажи, он держал в руках окровавленную саблю.

– Сможешь идти? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Там! Там! – показывала рукой Маня в сторону своего дома, горе и слезы душили ее.

– Понял, – кивнул головой ордынец, – быстро за мной! Не отставай!

Он влетел в ворота как вихрь, и сходу воткнул клинок в грудь первому, кто встретился ему на пути. Увернулся от копья и метнул нож в другого. Третьего и четвертого он достал у дверей. Остальные, привлеченные криками соратников, выскакивали из дома и тут же попадали в объятия смерти. Словно играючи, орудуя саблей и ножом, он расправлялся с вооруженными людьми стремительно и безжалостно. Со стороны это походило на неведомый танец – так складно и красиво исполнялось каждое движение: ничего лишнего, все подчинялось каким-то ему одному известным правилам ведения боя. Враги падали под ноги, как тряпичные куклы, не в силах поразить его своим оружием. Через минуту все было кончено. Вохма стоял посреди битвы, как скала. Изогнутый клинок очертил свой последний круг и успокоился в ножнах.

Маня кинулась к родителям. Они были мертвы. Но младший братишка продолжал дышать. Темное пятно расползлось по груди, чуть выше сердца.

– Он жив! – крикнула девушка своему спасителю.

– Хорошо! Ты сможешь его нести?

– Да.

– Тогда вперед. Нужно идти быстро.

Они шли сквозь дым и огонь пожарища. Порой было трудно дышать и Маня, неся на руках тело брата, падала на землю, собираясь с силами. Несколько раз им на пути попадались разрозненные отряды захватчиков, и тут Вохма показывал все свое воинское умение: крушил врага без разбору, не давая тому опомниться. Маня следила за ним восхищенным взглядом. Он казался ей былинным богатырем, сильным и непобедимым.

Наконец они оказались под крышей, где заботливые руки приняли тяжкую ношу. Мать Вохмы перевязала Ванятке рану и остановила кровь. Худое тельце едва подавало признаки жизни. Мать переглянулась с мужем и покачала головой. Ребенок умирал.

Вохма смотрел на двор сквозь щель в двери. В доме он был один. Остальные домочадцы схоронились в подпол. Отец, было, собрался встать с ним рядом, но сын попросил не мешать ему в ратном деле. Вооруженный саблей и ножом, он ждал. Трое тверских воинов заскочили на кузню, потом вышли и озирались по сторонам в поисках наживы. Один пошел в дом. Едва он открыл дверь, как без звука рухнул на пол с перерезанным горлом. Двое других, не дождавшись приятеля, пошли следом. Та же участь ждала и их. Вохма оттащил тела в сторону и опять замер пред дверью. Используя тактику засады, и то, что войско, грабившее город, действовало небольшими отрядами, он в одиночку расправлялся с каждым. Вот опять во двор зашли враги. Теперь их было больше: человек семь. Трое сразу направились к дому. Вохма лег на пол, притворился мертвым. Как только все трое оказались внутри, он сбил с ног первого и, пока тот падал, через грудной панцирь вонзил нож в сердце. Затем отрубил голову второму; и не успела голова с грохотом укатиться в угол, как третий, с выпученными глазами, уже висел бородой на лезвии ножа, острие которого пробило затылок.

И снова Вохма ждал. Дом хранил молчание. Черный провал дверного проема поглощал в себя врагов одного за другим, словно не мог насытиться, а те шли внутрь навстречу своей гибели. Опьянев от крови и легкой победы, они не чаяли встретить сопротивление в какой-то избе, в которой и взять-то было нечего. Но они все шли и шли. Вохма стаскивал изрубленные тела к стенам и складывал друг на друга, оставаясь на маленьком, скользком пятачке. Он с трудом переводил дух. Звуки слились с ударами сердца. Грязная и мокрая одежда прилипла к телу. Во мраке блестели только его глаза.

Незаметно наполз вечер. Деревянный город менее чем за сутки превратился в огромное пепелище. Горело все, что могло гореть. Пепел накрыл землю, препятствовал дыханию. По бывшим улицам трудно было передвигаться из-за обилия мертвых тел. Оставшихся в живых горожан: женщин, стариков и детей – выводили на берег реки, срывали с них одежду, украшения и казнили, сваливая трупы в воду. Их было так много, что река отказывалась принимать мертвых и выталкивала их обратно на берег. Матери молили убийц пощадить детей, закрывали их своими телами, принимали на себя смертельные удары, но враги были безжалостны. Крики и стоны неслись над землей. Бог отвернулся от людей. За что он наказывал их? За какие грехи? Берег Тверцы пропитался безвинно пролитой кровью.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Весь день я готовился к побегу. Под разным предлогом несколько раз выходил на улицу, но к забору не подходил, дабы не привлекать внимание. Маруся забегала с проверкой. Ее вид казался подозрительным.

– Воронин, у тебя все хорошо? Голова не болит? – всякий раз справлялась она, совала таблетки, заставляла выпивать их при ней и ставила укол.

Я отвечал бодро, не обращая внимания на звон в ушах.

Вскоре появился дознаватель. Никак не выдавая свою осведомленность относительно его планов, я «тупил», как мог. Он продолжал настаивать на признательных показаниях, но теперь тактика его изменилась. Если раньше он горячился, то теперь демонстрировал полное равнодушие, мол, вот тебе факты, а решение остается за тобой. Хочешь – принимай, хочешь – нет. Тебе жить. Я опять сослался на слабость и попросил его уйти, не дав окончательного ответа. Он улыбнулся напоследок и простился, но я уже знал цену этой улыбки.

Вечером, как стемнело, я снова вышел на улицу, закутавшись в халат. Мутный фонарь, висевший над входом, тускло освещал пространство до ближайших кустов. Легкий морозец тронул лицо. В тапках на босу ногу я проследовал вдоль забора и добрался до дыры. Занозистые доски, как и вчера, поддались без скрипа.

У дороги стоял припаркованный черный джип. Где-то я уже видел его, но в волнительной горячке вспоминать не стал. Фары мигнули и из открытого окна послышалось:

– Сюда!

«Хорошо живет ротный, классная тачка», – подумал я, залезая в открытую дверцу.

В машине было темно, пахло потом и лекарством; я плохо рассмотрел того, кто грубо схватил меня за шею и крепко прижал к лицу влажную марлю.

– Ну что, бегунок, добегался? – запомнил я последнее, теряя сознание от едкого, сладковатого запаха.

Опять я увидел себя в паутине. Теперь передо мной был лес. Я шел энергичной поступью за седовласым старцем. Тот поминутно оглядывался, что-то говорил, но слов я не разбирал. Меня не покидало ощущение важности происходящего, словно в жизни наступал какой-то переломный момент. Странное одеяние старика напоминало о чем-то хорошо известном, но давно забытом. Мы вышли к вырубленным из дерева фигурам. Они столбами поднимались из высокой травы, как грозные стражи. Их недобрые бородатые лики могли отпугнуть всякого. Сплошь испещренные странными символами, они располагались по кругу. Два столба с перекладиной служили входом в этот круг. В центре находился огромный плоский камень, ровный, как стол. Старец поклонился, сложил руки на груди и вошел в ворота, приглашая меня следовать за собой. Но тут паутина заволновалась, нити ее задрожали. Картинка поплыла и исчезла.

Я лежал в замусоренной комнате без окон на грязном матраце, связанный по рукам. Кирпичные стены, непонятные металлические конструкции, вмонтированные в них, низкий потолок с тусклой светящейся лампочкой – вот, что я увидел, открыв глаза. Гул в ушах. Было тепло, даже жарко, словно за стеной дышала огнем печь. Запах сгоревшего угля и пыль, которую ни с чем не перепутать, царапали горло.

Я долго приходил в себя. Мысли блуждали, препятствуя воле собраться в кулак и сконцентрироваться. Наконец мне это удалось. Бесспорным оставалось одно: меня похитили. Богданов. Интересно, как он узнали, где и когда меня ждать? А я, лошара, куда смотрел? На радостях ополоумел. Ладно, сам виноват. На повестке оставался главный вопрос: как отсюда выбираться?

Пытаясь встать, я сразу почувствовал тошноту. В виски застучало барабанными палочками.

– Черт бы вас всех побрал! – в сердцах выругался я и по замусоренному полу босиком доковылял к запертой двери.

Обшитая железом дверь с гулом приняла на себя удары ногами. Я бил до тех пор, пока не заболели пятки. Наконец снаружи послышалось движение, лязгнул замок.

– Че долбишься, придурок?

Передо мной возник яркий представитель синюшного класса. Опухший от водки, он, на вид обыкновенный бомж, уставился на меня красными кроличьими глазками.

– Мне нужно в туалет! – сказал я ему.

– Не мои проблемы, – резонно ответил он и нагло ухмыльнулся.

– А чьи?

– Не знаю.

– Ну, смотри сам. Сейчас сделаю тебе тут кучу, будешь убирать.

Тюремщик задумался, почесал затылок. Убирать за мной явно не входило в его планы.

– Выпусти в туалет, – настаивал я.

– Не велено!

– Тогда дай хотя бы ведро.

– Ладно. Сейчас принесу, – сдался он.

Дверь захлопнулась, но вскоре открылась вновь. Черное изжеванное ведро стукнуло об пол.

– На, пользуйся, придурок!

– Сам ты, придурок! Как я буду пользоваться, если руки связаны?

– Как хочешь, не мои проблемы.

– Опять заладил. А чьи проблемы? Кто здесь старший?

– Скоро будет. Вот у него и спросишь.

– А ты кто?

– Я тебя охраняю.

– Плохо охраняешь – старший будет недоволен!

– Почему это? – забеспокоился тот.

– Потому. Мы с ним родственники, и я ему обязательно все про тебя расскажу.

– Какие вы с ним нахрен родственники? – синяк с наигранным равнодушием сплюнул, но недоверие в глазах осталось.

– Такие. Ну, поссорились, с кем не бывает? Я его младший брат. Это он меня так воспитывает. Но мы-то всегда договоримся. А вот с тобой, честно говоря, не знаю, что делать?

Сказав это, я замер в ожидании. Попал или не попал? Такое наглое вранье могло возыметь действие, и принять его мог только совсем свихнувшийся человек. Повисло молчание. Только шум работающей печи, который усилился возле открытой двери, заглушал трудную работу мысли.

– Блин, и че делать? – спросил сам себя синяк.

Он явно растерялся. Мозги у него вскипали.

– Че делать? Развяжи меня, – прикрикнул я на него.

– Задолбали. Все орут, все командуют. Давай клешни.

Я повернулся к нему спиной, слышал, как он пыхтел, освобождая мне руки, потом сделал шаг к ведру. Удар по голове получился удачным. Тюремщик выпучил глаза, обмяк и завалился на спину. Я отбросил ведро, связал «синяка», обшарил карманы, вытащил ключи. Теперь роли поменялись. Я вышел на волю и запер дверь. Ошибиться было трудно. Действительно, за стеной накалялась печь котельной. Их было несколько, но работала только одна. Спустившись босиком по металлической лестнице, я заглянул в бытовку. Нужно было отыскать какую-нибудь обувь. Наконец мои поиски увенчались успехом. В железном шкафу я обнаружил сносную куртку, свитер с брюками и, самое главное – обувь. Ботинки оказались тесноваты, но хорошо разношены, поэтому вполне годны к употреблению. Едва одевшись, натянув на голову спортивную шапочку и скрыв бинты, я сквозь мутное стекло окна увидел промелькнувшую тень на улице. Это подъехал уже знакомый джип. Из него вышли двое и направились к зданию. Первым шел прокурорский дознаватель; вторым – киллер, который искал меня в госпитале.

Они вошли внутрь. Я успел забраться на крышу неработающей печи по железной лестнице, приделанной к стене, и наблюдал за ними сверху. Некоторое время они стояли у входа в ожидании. Затем обошли помещение.

– Ну, и где твой Петрович? – спросил дознаватель.

– Понятия не имею! Дрыхнет?

– Ты меня спрашиваешь?

– Виноват, Александр Павлович! Сейчас найдем.

Киллер пробежался по кочегарке, заглянул во все углы, полагая, что Петрович спит где-нибудь пьяный, подергал запертую дверь, затем вернулся к «старлею».

– Его нигде нет, – пожал он плечами.

– Ищи! Мать твою! – матюгнулся тот, – не мог же он испариться? Дверь проверил?

– Заперта. Все нормально.

– Что нормально? Дверь открывай.

– Так у меня нет ключа?

– А у кого ключ?

– У Петровича.

– Что за фигня? Петровича – нет, ключей – нет. Дверь заперта. Скажи мне, с кем я работаю? С дебилами?

Киллер молчал. Прокурорский подошел к двери, прислушался. Система отопления гудела, перекрывая все звуки.

Вдруг из-за двери послышались удары. Видимо, Петрович пришел в себя.

– Стучит!

Киллер смотрел на дознавателя, ожидая его решения.

– Слышу! Очнулся! Где этот хрен шарится? Посмотри в бытовке одежду.

– Понял!

Киллер метнулся в бытовку и вскоре вернулся.

– Нет, одежды нет, – пожал он плечами.

– Черт! Куда это чмо ушло?

Прокурорский, раздосадованный, опять прислушался у двери.

– Нужно ломать, – вынес он окончательный вердикт.

– Так она железная. Давайте Петровича дождемся. Не мог он уйти надолго. Где-нибудь здесь бродит.

Киллер пнул метал ботинком. Тут же в ответ послышались удары с другой стороны.

– Так, стоп. А чем это он стучит? Он же босой! – озадачился дознаватель.

– Ну да, стучит чем-то тяжелым.

– Что это значит?

– Не знаю.

Они переглянулись и уже с силой вдвоем навалились на дверь. Наконец та не выдержала и подломилась в косяке. Встрепанный и испуганный «синяк» выбрался на свободу.

– Где он? – заорал на него «старлей».

– Ваш брат? Не знаю.

– Какой брат? Кто брат?

– Ну, этот, который здесь… он сказал, что он ваш брат.

– Ничего не понимаю! Где он?

– Он ударил меня по голове и связал. Вот.

«Синяк» протянул связанные руки.

– Боже, кругом одни идиоты! Куда он делся?

– Александр Павлович, наверное, он ушел. Одежды ведь нет, – сделал предположение киллер.

Он развязал Петровича.

– Давно?

– Не знаю, я был… это, в ауте!

– В ауте? Глянь на этого футболиста. Дебилы! Поехали быстрее, может, перехватим на дороге.

– А с этим, что делать?

– Что с ним делать? Выпиши ему премию за доблестный труд!

– Может, с собой возьмем?

– Зачем?

– Ну, барахло свое опознает. На дороге много всякого швали бродит. Всех не проверишь. А он издалека увидит.

– Ты многих на трассе видел?

– Нет, но все-таки. Будем проверять каждого?

– Ладно, бери. Обратно сам доберется. Да, подстели ему – сидения загадит!

Они выбежали из кочегарки. Взревел мотор и вскоре затих вдали.

Я вышел на улицу. Единственная грунтовая дорога уходила в голый, словно обглоданный, перелесок. Редкие изломанные деревья и кусты едва прикрывали пространство вокруг кочегарки. Что отапливало это сооружение? Ничего примечательного в доступной видимости не радовало глаз. Но трубы отопления куда-то уходили и терялись за пригорком. Разгадывать ребусы никогда не было моей сильной стороной, поэтому я глубоко вдохнул воздух и решительно зашагал в сторону трассы. По всей вероятности, мои преследователи были увлечены погоней настолько, что мне ничего не помешало доковылять до дороги и тормознуть первый попутный грузовик. Сурового вида водитель без слов добросил меня до города, где я и вышел.

Без денег, без документов. Что делать, куда идти? Одно я знал наверняка: в госпиталь мне путь заказан. Там, скорее всего, и будут меня ждать. Оставался последний и, наверное, единственный вариант. Лена. Я знал только адрес. Уже к вечеру был на месте. Осмотрелся. Теперь я обращал внимание на каждую мелочь, опасаясь слежки или засады. Кирпичное пятиэтажное здание с небольшим двором. Парковочных мест мало. В первую очередь подозрительными казались автомобили с водителем. Но все было чисто, и я решительно направился к подъезду. Наборный замок на двери не давал проникнуть внутрь; и я сразу вспомнил советы бывалых домушников: выбрать наиболее потертые кнопки и пробовать разные комбинации. С четвертого раза дверь поддалась. Только в тепле я почувствовал озноб. Пальцы ног болели. Прошагав не один километр в неудобных ботинках, я, в горячке, не замечал такого маленького неудобства. Здесь же, едва почувствовав отдых, ступни ног загорелись огнем. Я позвонил в квартиру. Никто не открыл. Я поднялся выше на пол этажа, устроился на широком и удобном подоконнике, не выпуская из вида нужную дверь. Как я ни крепился – в итоге задремал.

– Молодой человек! А, молодой человек!

Я открыл глаза и увидел недовольное лицо пожилой женщины.

– Что вы здесь делаете? Убирайтесь отсюда, иначе я милицию вызову. Хулиганы и наркоманы. Житья от вас нет!

Я спустил ноги с подоконника и, одурманенный внезапным пробуждением, тупо разглядывал даму. Хорошая косметика, светлое пальто и шляпка. В одной руке она сжимала перчатки и беспрестанно крутила ими перед моим носом. Я даже почувствовал запах новой кожи. Наконец сознание полностью восстановилось, и я с воодушевлением произнес:

– Всецело с вами согласен, сударыня, житья от хулиганов и наркоманов не стало. Но позвольте вам заметить, что я вполне благопристойный и уважаемый гражданин нашей великой страны. Вы, пожалуйста, не смотрите на мой странный и непрезентабельный вид, просто меня ограбили именно хулиганы и наркоманы. Я нахожусь здесь в ожидании своей невесты.

Женщина от такой тирады слегка опешила. Не встретив грубого сопротивления, она оттаяла, голос ее смягчился.

– И кто же ваша невеста?

– Девушка из этой квартиры. Зовут ее Лена. Она и есть моя невеста.

– Ой, Леночка. Как же, очень хорошо ее знаю, такая добрая девочка!

Она еще хотела что-то добавить, но как нельзя кстати внизу хлопнула входная дверь, и стук каблучков заспешил по ступенькам.

– А вот, кажется, и она, – проговорила женщина, глядя на приближавшуюся девушку. – Здравствуй, Леночка! А тебя здесь заждались!

Она с любопытством поглядывала то на меня, то на Лену.

– Здравствуйте, Вера Васильевна! Кто меня ждет?

– Молодой человек. Говорит – твой жених.

– Жених? Интересно.

Лена не сразу узнавала меня в полумраке лестничного освещения. Тревога на лице сменилась явным облегчением.

– Игорь, ты куда пропал? Мы обыскали все на свете! – в растерянности проговорила она и попыталась улыбнуться.

– Вот я иду и вижу: сидит на подоконнике и спит. Я подумала, наркоман какой, а он – нет, говорит, я жених девушки из этой квартиры и показывает на твою. Я ему сначала не поверила, хотела уже вызвать милицию. Ты сама знаешь: нет житья от этих наркоманов. Только по подъездам и прячутся…

Соседка не уходила в предвкушении развития событий.

– Как ты мог? Я сутки места себе не нахожу. Никто про тебя ничего не знает.

– Он говорит, что на него напали хулиганы и ограбили. Ты, Леночка, должна его пожалеть и не ругать. Он не виноват, – вступилась за меня Вера Васильевна.

– Какие хулиганы? – недоумевала девушка.

Я подошел ближе и поцеловал ее в губы.

– Давай войдем в квартиру. Я все тебе расскажу, – сказал я тихо, оберегая слух Веры Васильевны.

Уже за дверью я крепко обнял ее и быстро проговорил:

– Послушай меня, не перебивая, у меня очень мало времени. Скорее всего, за тобой уже следят. И мне нужно уходить.

– Кто следит? Куда уходить? Я ничего не понимаю. Может, объяснишь?

Я обстоятельно стал рассказывать о событиях последних суток. Лена слушала, округлив глаза.

– Что они от тебя хотели? – спросила она по завершении.

– Сам постоянно думаю об этом!

– И что придумал?

– Не знаю. Просто теряюсь в догадках.

– Не можешь понять, как они нас вычислили?

Вот это – нас, а не тебя – заставило меня еще раз с нежностью обнять ее и отблагодарить долгим поцелуем. Она ответила, вздрагивая всем телом.

«Черт с ними со всеми», – пронеслось в голове.

– Где у тебя душ? Я грязный, как трубочист.

– Иди сюда! – смеясь, толкнула она меня в ванную. – Но тогда я тебя сама вымою. Можно?

– Идет.

Утром, стараясь не разбудить любимую, я поднялся с дивана и осторожно, не раздвигая штор, выглянул в окно. С третьего этажа двор был виден как на ладони. Я не ошибся: справа, поодаль, припаркованный к детской площадке, стоял знакомый внедорожник. Опасения оправдались: дом и подъезд были под наблюдением.

– Что интересного ты там увидел?

Лена проснулась и, потягиваясь в постели, соблазнительно согнула ногу.

– Стоят. Караулят. Чтобы их…

– Кто караулит?

Она, движимая любопытством, подскочила ко мне и прижалась, обнимая.

– Кто – кто? Наши друзья. Вон, видишь черный джип? На нем меня увезли из госпиталя.

– Я видела этот автомобиль. Он вчера стоял возле училища.

– Значит, они уже тогда следили за тобой.

– Конечно, следили. За мной всегда кто-то следит. Я слишком заметная и привлекательная особа, и если вы, молодой человек, не будете уделять мне своего драгоценного внимания, то я позволю следить за собой другим мужчинам!

Она игриво взяла меня за руку и потянула в постель.

– Погоди, я серьезно, – сопротивлялся я.

– Ах, ты серьезно? Неужели ты готов отказаться от такой девушки? – говорила она, падая на одеяло и увлекая меня за собой.

– Но мы же в опасности? Ты этого не понимаешь?

– Дурачок. Опасность – это все потом. Сейчас – только мы!

– Хорошо, как скажешь, – сдался я.

Время опять прервало бег, разматывая свою спираль в бесконечность. Окружающее пространство задышало в едином ритме с нашими телами, накрывая нас своей ризою. Это был безумный урок для любящего сердца, где легкий морской бриз приносит шепот пены под бездонным утренним небом.

– Что ты чувствуешь? – спросил я, вовлеченный в игру образов.