Absoluta. Совесть и принципы

Девушка немного судорожно вздыхала, оставаясь в объятиях Кана и продолжая обнимать его в ответ. Слёз не было, только паника тихо нашёптывала, что нужно убираться отсюда. Как бы Кандеон не любил её, как бы не оберегал, в этом доме наверняка полно демонов, которым уж точно доверять нельзя. И нужно найти Бернарда, уводить его отсюда, спасать, чего бы ей это ни стоило…

В комнату вошла молодая девушка, на вид ей было около двадцати с небольшим. Посмотрев на неё, Деметрия подумала, что она едва ли старше её на пять лет. Эта незнакомка выглядела очень усталой, как будто не спала несколько суток: под глазами залегли тёмные круги, лицо казалось осунувшимся и неестественно серым. Но тем не менее она улыбнулась Уайт и протянула ей стакан с какой-то бледно-розовой жидкостью.

– Не переживай, это лёгкое успокоительное. Тебе стоит немного прийти в себя после твоего героического поступка, – произнесла она. Кандеон молча кивнул, подтверждая, что напиток ничем не опасен.

Деми выпила лекарство залпом, даже не понимая, каково оно на вкус. И немедленно спросила:

– Где мой друг?

– Твой друг? – с недоумением спросил Кан.

– Бернард.

– О… Ты считаешь его другом… Как мило, – недовольно хмыкнул мужчина и немного отсел от сестры.

Несколько мучительно долгих секунд Уайт смотрела на своего брата, ожидая ответа на свой вопрос. Но почему-то ни Кан, ни милая незнакомая девушка не спешили ничего рассказывать.

– Кандеон! – послышался резкий, несколько гортанный голос снизу. Молодой мужчина немедленно поднялся на ноги, попросил свою знакомую остаться в комнате с Деми, сам же помчался вниз, предварительно закрыв за собой дверь.

Девушка подала Уайт руку и помогла ей пересесть на кровать. Сама устроилась рядом и представилась:

– Меня зовут Эмма.

– Что ж, Эмма, может быть, ты мне скажешь, где Бернард? – устало вздохнула Деми, подумав, как удачно вовремя позвали её брата, и он смог уйти от ответа. Но ответ получить ей всё-таки нужно.

– Он наверху, – спокойно отозвалась девушка, заправляя прядь светлых волос за ухо.

– Живой? – уточнила Деми.

– Разумеется, – Эмма ответила таким тоном, будто вопрос её оскорбил. – Мы же не монстры какие-то. Твоего друга здесь вообще не должно было быть. Но так как он держал тебя в нужный момент, он переместился вместе с Каном. Никто не собирался брать его с собой, – хмыкнула она.

– А «здесь» – это где? – уточнила Деметрия, оглядывая комнату.

Эмма тяжело вздохнула, как бы стараясь подобрать нужные слова. Она выглядела так, словно прикидывала, что можно сказать, а что – нет.

– Ты много знаешь о своём, так называемом, друге? – прищурившись, спросила девушка.

– От него самого? Практически ничего. От других? Практически всё, – хмыкнула Уайт, скрестив руки на груди. Девушка внезапно ощутила, что чувствует себя чересчур уверенно для сложившейся ситуации.

– Очень сомневаюсь, – чуть вскинув брови, проговорила Эмма. Она скользнула глазами по лицу Деми, а потом уставилась на зашторенное окно. – Этот дом должен был достаться твоему другу за последнее дело, которое он провалил. Пентхаус в Нью-Йорке за дело во время Первой мировой он получил. А вот за дело во время Второй мировой – нет.

Деметрия замерла, уставившись на Эмму, надеясь, на продолжение рассказа, но её новая знакомая не торопилась говорить. Она снова как будто взвешивала каждое слово.

– Если ты сама не уверена в своём рассказе, то, конечно, лучше вообще не говорить, чем подбирать слова, чтобы выдвинуть свою версию событий… – заметила Деми, укоризненно взглянув на Эмму. Светловолосая девушка хохотнула:

– Ты думаешь, я поэтому молчу? Хочу тебе наврать? – она рассмеялась. – Ой, милая девочка, я просто боюсь ранить твои чувства… Но если ты настаиваешь…

И она рассказала.

– В расцвете силы Бернарда прозвали отцом отступников. Он мастерски путал людей столетиями. Он убеждал наркоманов, которые поклялись больше не употреблять ничего крепче чая, продавать своих детей за дозу. Он заставлял праведников отказаться от покровительства над упавшими на самое дно людьми, чтобы этим низам никто не смог помочь, и чтобы этот человеческий мусор продолжал падать всё ниже и ниже. Он был гением в своём деле. Врачи убивали своих пациентов, хотя могли ещё им помочь. Монахини становились обычными шлюхами после воздействия Мортема. Он сумел подорвать у армии Российской Империи веру в себя, и они оставили Польшу в 1915-м году. А сколько ведьм предали свои идеалы из-за него – и не сосчитать…

На его примере до сих пор учатся молодые демоны. К сожалению, никто его так и не превзошел в этом тонком искусстве манипуляции человеческим разумом. Мортем был лучшим в своем дело. Ни до, ни после – никто не может с ним сравниться, как бы ни пытались.

Иронично, что отец отступников сам предал свою семью, свои цели и принципы. Иронично, что он сам сбежал, но продолжал жить на те средства, что заработал, пока был на этой стороне.

Его банковский счёт забит деньгами, которые копились десятилетиями: за сорвавшихся алкоголиков, за распущенную пуританку, за ведьму-предательницу…

Сложно соревноваться с Бернардом Мортемом в лицемерии.

Этот дом, в котором все мы сейчас находимся, был куплен для него. И Мортем обязательно бы его получил, если бы сумел обезвредить Соединённые Штаты во время Второй мировой, чтобы они не смогли помочь Европе. К сожалению, он не просто не смог этого сделать, но ещё и предал всех, кому был дорог. Более того: предал тех, кому был обязан буквально всем, что имел.

На самом деле, многие до сих пор удивляются поступку Бернарда. Ведь он действовал во благо, а потом вдруг решил, что его поступки – это зло. Странно. Он сам всегда прекрасно знал (и знает до сих пор), что человеку нельзя доверять свободу, выбор. Люди слишком слабы для такой ответственности.

Сначала он доказывал это вместе со своим отцом. Доказывал этим пресловутым Высшим. Мортем был прекрасен в этом, просто не превзойдён! Ведь каждое его дело показывало, что человек слаб, что он падок на удовольствия, что он не ответственен за себя. Нужно признать, что это была гениальная стратегия Падших: наглядно показать своим собратьям, что из себя представляет человек; дать им понять, что изначально они ошиблись, наградив людей свободой воли.

Потом, к счастью, после достаточного долго затишья, появились обычные люди, которые поняли, что, действительно, человечеству нельзя доверять свободу. И наша сторона их поддержала. Это было правильно. Наша сторона всячески помогала (и Бернард, конечно, тоже) этим странам-завоевателям достичь своей цели: объединить под одним флагом всех, прописать единую приемлемую форму жизни, чтобы все подчинялись одним и тем же законам. А всех несогласных – вон.

Честное слово, я и сама не понимаю, почему твой друг отказался от этого. Всего одна война – да, с жертвами, – зато потом пришёл бы покой. Почему все считают, что мы – зло?.. Мы просто хотим, чтобы этот бардак в мире закончился.

И твой друг тоже в это верил. Стремился к порядку, к спокойствию, к правилам.

Потом на задании он встретил женщину. Элеонор или Элен, точно уже и не вспомнить. Мортем должен был убрать её. Эта красавица использовала свою магию, чтобы помогать солдатам как физически, так и морально. Иными словами, она была противоположностью Бернарда: он должен был их сломить, а она их поддерживала. Казалось бы, очень романтично, что они полюбили друг друга… Но мир, на самом деле, не оставляет тебе права на выбор, кого любить. Потому что, если двое придерживаются разных взглядов, находятся, так сказать, по разные стороны баррикад, то, как бы сильно они ни любили, ничего хорошего из этого не выйдет.

А Мортем повёл себя так, как будто этого не знал. Мало того, что он не убил её, хотя должен был, так он ещё и старался матери помешать сделать это. Неблагодарный.

Но Гелла справилась всё же. А её дорогой сынок почему-то решил, что теперь станет поддерживать утопичные идеалы жизни этих заступников свободы. Он отчаянно надеялся и надеется до сих пор, что Боги увидят его мнимую праведность и простят его. И тогда прощённый демон после смерти сможет упокоиться с миром и воссоединиться со своей драгоценной возлюбленной.

А как проще всего завоевать прощение Богов?.. Вряд ли сотни погибших от руки Бернарда демонов вразумят Высших. На фоне-то тысяч простых смертных, которых он ранее погубил. И тогда у гения-Мортема родился план.

«Спасти» ото «зла» воплощение Абсолютной Силы. Спасёт тебя – получит прощение – упокоится с миром.

Я ведь сказала, что никто не сравнится с ним в лицемерии?

Ты, дорогая, только средство для достижения его цели. Не по доброте душевной он прятал тебя от брата все эти месяцы. Нет между вами никакой дружбы.

Что бы он ни делал, на чьей бы стороне ни был, внутри он такой же. Гений манипуляции.

Обидно только, что такая сила предала свои – наши – идеалы. Останься он на этой стороне, я думаю, в мире давно воцарился бы порядок.

Деметрия сидела на кровати, прижав колени к груди, обхватив голову ладонями, и никак не могла понять. Ничего из этого. Когда Изольда, Бернард и Мортемы говорили, что демоны опасны, они ни разу не упомянули, что рядом с ней в одной комнате, возможно, самый опасный из них.

И бог с ней, с Изой, она сама демоница, ещё и влюблённая в Мортема, – она бы в жизни не сказала ни слова, которое могло бы скомпрометировать Берна. Но Эгиль и Генри?.. Особенно Эгиль и Генри? После того, что Мортем сделал с их родным человеком и, зная, что он творил до этого, как они могли его защищать?..

Значит, должно быть что-то ещё. Есть что-то ещё, что оправдывает Мортема сейчас, после всего этого.

– Это лишь ваша история, – невнятно промямлила Деми. На секунду она даже подумала, что Эмма её не услышала, потому что, казалось, что девушка никак не отреагировала. Но Эмма резко обернулась к Уайт, каким-то хищным оскалом улыбнулась и произнесла:

– А я могу доказать, что это не просто история. А самая настоящая правда.

Эмма привела её на первый этаж, где по гостиной и холлу сновали демоны всех видов и мастей. Пока девушка тащила Деми за руку, та еле успела разглядеть оживших мертвецов с красными глазами, подобные которым убили её родителей; увидела кого-то, кто на первый взгляд вызывал ассоциации с вампирами; увидела неких крылатых созданий с острыми зубами и заметила, как в полутьме под большим навесом прятались Светобоязненные.

В конце концов, обойдя кухню, девушки оказались в комнате, которая очень напоминала лабораторию. Здесь стоял странный запах: от резкого аромата лилий до тошнотворной серы.

– Я специализируюсь на алхимии, – сказала Эмма, усадив Деми за стол. – И я могу дать тебе зелье, которое позволит тебе прочитать мысли твоего друга.

Эмма положила перед Уайт небольшой клочок бумаги с парой строк текста, а сама принялась смешивать различные жидкости из своего арсенала.

В прозрачную жидкость было влито что-то чёрное, странно похожее на нефть. Но почему-то вместе это превратилось в густую субстанцию красного цвета.

Эмма провела рукой над горлышком колбы, прошептав: «Ixonta Paraglene», и субстанция стала совершенно жидкой, а цвет сменился на оранжевый. Девушка взболтнула содержимое в сосуде, добавила туда какой-то красный порошок, от чего жидкость задымилась, затем поставила колбу на стол, а сама обратила внимание Деми на клочок бумаги.

– Перед тем как выпить, тебе нужно прочитать это, но в начале обязательно произнеси имя того, в чью голову пытаешься попасть, – Эмма говорила это чётко, как приказ, давая понять, что инструкция должна быть выполнена неукоснительно. – И самое главное: не потеряй себя. Это очень важно. Помни о себе, когда попадёшь в чужую голову.

– С чего бы мне вообще это пить? – возмутилась Уайт.

– Ну, скажи мне, ты нервничаешь? Только честно.

– Нет, – отрезала Деми, думая, что её пытаются поймать на страхе и неуверенности.

– Вот видишь, успокоительное отлично действует, и никто не умер, – пожала плечами Эмма. Она поболтала стеклянной палочкой в колбе и пододвинула «напиток» ближе к Уайт. – Только если ты действительно хочешь знать правду…

Деметрия задумалась на несколько секунд. Если всё так, как говорит Эмма, то будет лучше, если Деми точно в этом убедится, ведь тогда её больше не смогут использовать. А если нутро Уайт подсказывает истину, то она тем более должна прочитать мысли Бернарда, чтобы утереть нос этой светловолосой псевдоиспытательнице и доказать ей, что дружба, доверие и уважение существуют на самом деле.

Деми взяла в руки клочок бумаги, пробежалась по нему глазами. Она тихо усмехнулась глупой рифме, но всё-таки взяла себя в руки и произнесла заклинание.

– Бернард Мортем, открой свои мысли,

Путь к себе для меня расчисти! – и девушка махнула всё содержимое колбы одним глотком.

Уайт обмякла на кресле, сон нежно и мягко принял её в свои объятия.

Она очутилась в незнакомой пыльной комнате с очень низкими потолками. Деми стояла в полный рост, но почему-то ей казалось, что она вот-вот заденет головой разбитую люстру или зацепится волосами за щепки деревянного потолка.

В комнату пробивался свет через цветное стекло окон, свет приятно переливался из голубого в бирюзовый, из красного в розовый. Девушка протянула руку к свету, чтобы ощутить тепло, но лучи солнца её не согревали. Как будто она была только тенью.

В следующее мгновение она увидела Мортема, который смотрел на свои крепко сцепленные ладони. Деми страшно испугалась за него, сделала шаг навстречу, но тут же остановилась и попятилась назад, заметив между собой и ним решётку.

Бернард выглядел глубоко несчастным. От этого его вида – который был неприятно непривычен для Деметрии – ей стало не по себе. Ей стало ещё страшнее, чем было секунду назад. Если сам Мортем напуган, загнан… Есть ли у них хоть какой-то шанс?

В конце концов Бернард начал думать.

Как хорошо я помню, насколько трудно было тогда отказаться от семьи, своего племени, своих привычек. Это разрывало сердце на куски, даже когда я прекрасно понимал, что поступаю правильно.

И Уайт не стоит проходить через это. Я сам с трудом выдержал это испытание, вряд ли это юное сердце справится с такой болью.

Я сделал всё, чтобы оградить её от этого. Скорее всего Уайт ненавидит меня, потому что я всеми силами препятствовал их с Каном встрече… Но я не жалею об этом, пусть ненавидит. Она не поймёт, но я защищал её.

Защищал как мог, хотя мог бы догадаться, что рано или поздно мы всё равно окажемся здесь. Смех – да и только. Возможно, чем сильнее ты стараешься защитить что-то, тем больше вероятность, что ты это потеряешь.

Кандеон, сам я, сама Деми… Так или иначе мы бы всё равно были здесь. Наверное, это то, что другие называют судьбой. Я предпочитаю говорить, что это что-то неминуемое. Судьба-то в наших руках. А неминуемого не избежать. Хотя я пытался. Видят Боги, я пытался…

Внезапно между Деми и Бернардом возникла фигура. Уайт видела её только со спины, но даже так было понятно, кто это.

Красивое струящееся белое платье в пол, забранные в косу русые волосы, длинные ноги, тонкие руки… Женщина повертела головой, осмотрев комнату. Деми успела рассмотреть её профиль: тонкий нос, кончик которого был чуть игриво приподнят, пухлые губы, светлая с лёгким румянцем кожа и совсем немного веснушек. Она улыбалась так блаженно, спокойно, что даже Деметрия, глядя на неё, подумала, что, возможно, смерть – не такой уж плохой вариант, раз там души настолько легки и безмятежны.

      Элеонора прошла сквозь решётки и опустилась на колени рядом с Мортемом.

– Бежать больше некуда… Бернард, пожалуйста, не пытайся сбежать. Возможно, это наш шанс снова соединиться в вечности.

– Я очень скучаю по тебе, ты знаешь… Но я должен спасти её. Я обещал спасти её.

– Верно. Ты обещал её родителям это. Но, я боюсь, для спасения уже поздно. По крайней мере, её спасение уже не зависит от тебя. Ты сделал всё, что мог. И возможно, даже больше.

Где-то далеко тонкий голос интуиции пытался заставить Деметрию очнуться. Но она не понимала, почему должна проснуться, ведь не происходит ничего страшного. Она, как заворожённая, смотрела на эту прекрасную женщину и внимала каждому её слово.

– Я думаю, что ты сделал достаточно, чтобы заслужить покой. И боги это знают.

Что-то внутри как будто стало говорить громче, чуть ли ни кричать.

Элеонора и Мортем выглядели романтично. В какой-то степени даже слащаво, учитывая, сколько лет прошло с их последней встречи. И было в этом что-то противоестественное.

Деметрия стояла неподвижно. И это вовсе не потому, что она боялась спугнуть призрачное подсознательное видение Мортема. Она просто не могла пошевелиться от пронизывающего всё её нутро чувства, что её друг готов от неё отказаться… Её как будто парализовало от мысли, что Эмма говорила правду: она была лишь средством достижения цели для Мортема.

Деми страшно захотела вырваться из головы Бернарда, она мысленно просила все всевышние силы вернуть её в реальность.

И когда она допросилась, когда её выбрасывало обратно, Элеонора увидела в углу комнаты что-то светлое, тускло светящееся. А когда призрак повернул голову, последнее, что увидела Уайт – горящие алыми капиллярами глаза страшного монстра.

Глава XXXIII. Операция «Спасение»

Эгиль, Иза, Джейсон и Генри оказались около чёрного входа в отель Ланкастер в Лондоне. Их заметил охранник, который явно только-только проснулся.

Иза (а вы знаете профессионала в своём деле?.. – нет, вы не знаете) с полувзгляда поняла, что от неё хотят её сотоварищи по несчастью, поэтому женщина только недовольно им хмыкнула, а после стремительно и уверенно направилась в сторону ошарашенного охранника. Лёгкая улыбка, чуть наигранный жест – как она заправляет локон волос за ухо, – повернуться к нему чуть спиной, вполоборота, чтобы, якобы, убедиться, что на её юбке нет никакой грязи, и – вуаля – Генри выключил сознание несчастного, ничего не подозревающего смертного.

– Чтобы вы знали… – Лейденшафт укоризненно посмотрела на каждого из сопровождающих её мужчин. – Мне это не нравится.

– Правда? – с сомнением отозвался Джейсон, всё ещё с трудом отрывая глаза от великолепного вида Изольды сзади.

Пропустив мимо сознания испепеляющий взгляд Изольды, мужчины собрались вместе, чтобы рассредоточить силы.

Есть два места, где одинакова вероятность нахождения важных для них людей. Их четверо. Нужно разделиться одинаково, чтобы в любом случае была возможность дать отпор и помочь Бернарду и Деметрии.

– Я своего сына не оставлю одного, – категорично отозвался Генри. – Я пойду с ним. Точка.

– Эгиль прекрасный теоретик, Генри, никто не спорит, но тут реальная угроза жизни, – вмешалась Из. – Он правильно направит и перенаправит силы. Но не ваши. Вы в возрасте, давайте смотреть правде в глаза, – последнюю фразу она сказала лишь потому, что увидела, с каким страшным, по-настоящему страшным, несогласием на неё смотрит старший Мортем.

– Мой сын пойдёт со мной, – твёрдо заявил Генри.

– Пап… – Эгиль глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями. – Нам нужно вытащить Деми и Берна. Верно? – получив от отца утвердительный кивок, Эгиль продолжил. – Я не смогу думать о них, когда со мной будешь ты. И ты не сможешь позаботиться о них, когда рядом я. Тебе нужно идти с Джейсоном.

Все уставились на Эгиля как на полоумного. Никто не мог понять, каким образом он пришёл к этой мысли. И почему он так уверенно заявляет, что его отец должен идти в логово зверя именно с Джейсоном?..

– Я хороший теоретик, – улыбнулся Эгиль на недоумевающие лица друзей. – Я смогу направить необузданную демоническую силу Изы. И я смогу помочь ей в случае необходимости. Но, папа… – парень склонил голову перед отцом и робко, неуверенно взял его ладонь в свои руки. – Папа, для тебя важен твой племянник, а для Джейсона важна Деми. И вы вместе сможете защитить их и друг друга… Всё же просто.

Иза и Эгиль уселись на свободные места в вагоне. Молчание было несколько напряжённым. Честно говоря, настолько напряжённым, что они оба то смотрели в телефон, то в окно, где ничего не видно. Хотелось бы зацепить взглядом людей на платформе, но поезд двигался так быстро, что никто из них не успевал сосредоточиться на новых людях. Эгиль нервно теребил подол своего распахнутого пальто, опустив взгляд на руки. Изольда быстро уловила, что настроение её друга меняется. Она хотела было что-то сказать, но как только намеревалась, тут же закусывала нижнюю губу, боясь, что вмешивается не в своё дело.

Несколько раз она ловила на себе взгляды разных мужчин. Каждый раз ей приходилось демонстративно закатывать глаза, чтобы они понимали, что она в них нисколько не заинтересована. Один из этих мужчин смотрел на неё так пристально, что Иза не выдержала и решила заговорить с Эгилем, чтобы «ухажёр» понял, что она занята, и не предпринял попытки завести с ней беседу.

– Так что, отправил отца ближе познакомиться с Джейсоном, да? – усмехнулась она. На самом деле, вопрос прозвучал более резко и дерзко, чем она надеялась. Эгиль поднял на неё недоумённый взгляд, а через секунду уже смотрел на Лейденшафт с некоторым осуждением. И она быстро осознала, что действительно влезла туда, куда не просили. – Извини, – поспешила оправдаться женщина. Но младший Мортем снова опустил взгляд и горько усмехнулся:

– Наверное, отчасти ты и права, – он неуверенно пожал плечами. – Хотя я думаю, что и моя первоначальная версия имеет право на существование.

– Эгиль, ты не можешь заставить Генри принять то, чего он не понимает, – с сочувствием проговорила Изольда, протянув ладонь к своему другу. К её огромному удивлению, парень сжал её изящные пальчики в своей руке. – Но, поверь мне, если Генри этого не понимает, это ещё не значит, что он стал тебя меньше любить.

– Хотелось бы в это верить…

Иза положила голову на плечо друга, промолчав. Она знала, что никакие уверения не помогут Эгилю поверить в незыблемость родительской любви. Ей самой сейчас только оставалось быть рядом и лишь одними жестами давать понять ему, что так или иначе он никогда не будет одинок.

В отличие от Изы и Эгиля, мистер Мортем и Джейсон вызвали машину, чтобы добраться до дома, некогда принадлежавшему чете Девидсонов. Во-первых, на метро им пришлось бы делать две пересадки, и всё равно после этого вызывать такси, чтобы доехать до поместья. Во-вторых, мистер Мортем всегда чувствовал себя неуютно в подземке. Честно говоря, он спускался в метро только пару раз в жизни, и каждый раз был при этом вместе со своим сыном. Без Эгиля Генри не чувствовал необходимой уверенности в окружении огромного количества незнакомых ему людей.

Мистер Мортем старался не смотреть на своего спутника. Он максимально сосредоточенно смотрел в окно машины, но изредка не удерживался и всё же бросал косые взгляды на Джейсона. К огромному сожалению, Генри всё понимал очень хорошо. Понимал вещи, которые не принимал, которые отвергались всеми его взглядами на жизнь в целом и на будущее его сына в частности. Конечно, старый Мортем предпочёл бы делать вид, что ничего не замечает и не понимает, но он не был спецом или глупцом. Хотя сейчас, конечно, он бы с радостью принял на себя такое бремя неведения.

Эгиль был его единственным ребёнком, и это в свою очередь возлагало на юношу определённые обязательства. Фамилию и честь семьи должен был продолжить именно он, передать знания и достоинство будущему поколению предписано ему. Но сын Генри родился другим. Мир изменился с тех пор, как сам Генри был молодым, он это осознавал, но никак не мог примириться с тем, что противоречило его собственному существу.

Впервые Генри понял, что его сын не похож на него, когда в их доме появился Бернард. Признаки были не прямолинейными, но между строк их общения становилось ясно, что Эгиль проникся искренней симпатией к Бернарду. И несмотря на категорическое и предельно явное пренебрежение со стороны последнего, на чувства Эгиля это едва ли как-то влияло. Напротив, иногда Генри думал, что чем больше Мортем отвергает Эгиля, тем сильнее его сын к нему привязывается.

Мистер Мортем видел, как тяжело было его сыну. Часть самого Генри искренне ненавидела Бернарда за то, сколько боли он причинил Эгилю.

Когда по нелепому недоразумению погибла жена Генри, он решил, что для его сына муки неразделённой любви закончились. Он совершенно не ожидал, что косвенно Эгиль продолжит защищать Бернарда, и даже в конце концов простит ему смерть матери. Сердце его сына было полно любви и всепрощения. Конечно, после Бернард вызвал Эгиля на откровенный разговор и расставил все точки в их взаимоотношениях, ранив тем самым юное сердце парня. Молодой и ещё не совсем разумный юноша, разумеется, был глубоко подавлен, но всячески старался держать лицо, – такая выдержка воспитывалась в нём с самых малых лет. Когда ему представили Изу, Эгиль всё понял правильно, и как бы он ни старался, ревность всё равно ярко проявлялась в его общении с женщиной. Генри оставалось только надеяться, что рано или поздно это пройдёт… И в самом деле, чем меньше Бернард и Эгиль пересекались, тем меньше последний вспоминал первого, следовательно, постепенно чувства гасли и уходили на задний план. Но каждый раз, когда Мортем снова объявлялся, Генри видел и ни разу не обманывался, понимая, сколько боли это приносит его сыну.