Змеиный Зуб

Но и вампиром же он тоже был?

Если бы меньше страниц пострадало, можно было бы что-то вычитать, кроме наблюдений за местными жителями. «Замкнутые, гордые и одновременно безумно жестокие друг к другу и особенно к слугам, эти люди считают, что живут единственно правильным путём».

«Естественно! А ты думал, жить как надо – это легко?» – мысленно напустилась на него Валь и перешла к вампиру из Рустильвании. Днём он спал в закрытом гробу, и под закрытой крышкой превращался в косматое крылатое чудище.

Сон для вампира играет важнейшую роль, как для змеи или ал-ли-га-тора; насытившись, он должен отоспаться, чтобы затем какое-то время жить, не думая о пропитании. Вампир может впасть в спячку, а может, наоборот, приучив себя к охоте каждую ночь, есть потихоньку, не жадничать и оставлять в живых своих жертв. Звероподобные упыри, стригои и носферату, часто проводят во сне время от весеннего до осеннего равноденствия, когда ночи слишком коротки. А потом просыпаются и по зиме устраивают резню. Напротив, живущие среди людей вампиры, которые тоже как-то делятся на виды – стриксы, ламии, мимики – умудряются гипнотизировать целый гарем, которым кормятся, чтобы не переходить на обычных горожан. Вся эта информация начинала походить на захватывающую фантастическую повесть, пока не дошло до того, что вампир укусом превращает жертв в себе подобных. Действительно, какая в этом логика? Получится, все превратятся в вампиров, и им нечего будет есть? Но Кристор вот обратился. А она, Валь, нет. Это делается как-то иначе. Но в этой книжке было больше сказки, чем науки. Найти бы «Записки мастера Хамиза», но, если они где-то тут и были, это совсем не значило, что ей удалось бы их отыскать.

Интересно, как спит Экспиравит. Может, это о чём-то рассказало бы. Валь подчеркнула строчки про то, что у кровососов это делается одинаково – вверх ногами. А если нет, значит, он, наверное, стрикс, или…

Валь листала туда-обратно, то не обращая внимания на сюжет, то, напротив, заостряя на нём внимание. В конце концов, она так много повторила в голове слово «спать», что попросту заснула на книжках прямо при свете дня. С ней это случалось в детстве и продолжало случаться теперь.

Она пробудилась от того, что страх отозвался болью в животе. Резко открыла глаза и увидела в полумраке тонкие чёрные пальцы, когтями переворачивающие страницы. Непроснувшийся разум моментально дорисовал жути; она дёрнулась и аж вскрикнула от неожиданности. Уже осознав, что это граф Эльсинг, она всё ещё глядела на него широко раскрытыми глазами, и сердце билось, как бешеное.

Даже слабого лунного отсвета ему хватало, чтобы видеть текст. И его мутные багровые очи смотрели с недоумением.

– Сожалею, что напугал вас, мисс Эйра, – загробным своим шелестом вымолвил он. – Но, по правде говоря, я думал, вы ко мне привыкли.

Его излюбленный тагельмуст, как всегда, прятал его голову и лицо, оставляя прорезь лишь для чёрных провалов глаз.

«Я тоже так думала», – вознегодовала на себя Валь. Странно вышло, будто что-то изнутри взяло верх над ней и заставило её так подпрыгнуть и так взвизгнуть. Хотя умом-то она и не подумала бы пугаться графа, поскольку, не будучи на охоте или в гневе, он никакой угрозы не представлял.

Однако… с какого это момента он перестал быть опасным?

«Я что, загипнотизированная слуга?» – испугалась Валь. И только потом вспомнила, что ничего не ответила.

– Мне просто снился плохой сон, и тут ещё вы подкрались, – оправдалась она.

– Да ну, – усмехнулся Экспиравит. – Вы спали пустым целительным сном забывшейся женщины, которой следовало бы не покидать свою опочивальню. Представляю, как вы должны были устать после блуждания по замку.

Валь оперлась на локти и осмотрелась. Сейчас было, наверное, часов девять вечера. Зато после отдыха в голове хоть как-то прояснилось. Она нервно отдёрнула руки с книг, что лежали перед нею, и поняла, что Экспиравит уже изучил её интересы. Тем более что всё так и осталось на виду со всеми подчёркиваниями.

– Спасибо за беспокойство, – нервно пробормотала она. – Но мы, жители Змеиного Зуба, не любим валяться на перине без дела.

– Бездельем вы именуете лечение, я так понимаю?

– Сидеть и читать – не такая уж нагрузка на организм, чтобы было, на что жаловаться.

– Какая самодисциплина, какая строгость и какая глупость. Я велю Освальду вас стреножить, если вы будете так делать.

Валь вздёрнула нос и отвернулась. Она не знала, как ещё сделать вид, что это не она тут пыталась выяснить природу вампиров.

– Он не нашёл вас с наступлением темноты и начал беспокоиться. Но я догадался, что вы тут. Ищете, как вам стать вампиром, не правда ли?

– Ещё чего, – возмутилась Валь так искренне, что Экспиравит, кажется, удивился. Поправившись (вдруг надо было сказать наоборот), она добавила менее уверенно:

– С чего вы это решили?

– Ну… с того, что от меня никому ничего больше не надо, – он склонил голову к плечу. И Валь подумала, что, наверное, эти его «друзья» – Лукас, Кристор, Валенсо – действительно служат ему не за деньги. И, как видно по Кристору, они своего добиваются. Тогда она проворчала:

– Нет уж, милорд, мне и так хорошо. Я просто… Я… Наверное, я хочу знать, кто вы.

Его замершие у переплёта пальцы перелистнули страницу и пригладили её, а взгляд смерил отмеченные вальпургиным пером строки.

– Можете себе представить, я хочу ровно того же, – с ухмылкой ответил граф. – Эти авторы мне знакомы. Я прочитал все до единой книги, где хоть что-то говорится о вампирах, упырях, кровососах и прочей нечисти. Это не дало мне ответ. Я похож на них, но не один из них. Хотя то, что я именно живой, можно поставить под сомнение.

– Что вы имеете в виду? – Валь подняла к нему голову. Громадная тень – скрюченный человек в чёрном камзоле, расшитом багряными узорами, в тяжёлом парчовом плаще, поглощающем свет. Он и без того не казался созданием от мира сего. Но в ответ на вопрос Вальпурги он приложил руку к груди. И в повисшей тишине ей показалось, что она слышит созвучный с её собственным стук сердца. Её успевало ударять раза три, пока его совершало лишь один такт.

Какое-то наваждение.

– Иногда мне кажется, оно делает свою работу лишь формально, – прошептал Экспиравит. – Должно же оно хоть как-то поддерживать кровоток, обеспечивать жизнь тела, коли уж тому знакомы и усталость, и голод, и жажда. Но настоящая ли это жизнь? Такая же, как у вас? Или лишь что-то, на неё похожее? Я ведь мог умереть ещё до того, как родился.

Валь поняла, что смотрит на него настолько пристально, что это уже неприлично. Он тоже несколько расправил хрустнувшие плечи и завершил:

– Вам не придётся штудировать все эти книги, мисс Эйра, если вы просто спросите меня. В ином случае я бы посоветовал вам Кристора, но его лучше не донимать, пока он не свыкнется сам с собой. Пообещайте мне, что не станете отвергать лечение, и я сам всё вам расскажу.

Ей самой не верилось, но Валь чувствовала стыд. Будто бы она заглянула в его дневники, а он, обнаружив это, не вознегодовал, а милостиво предложил удовлетворить её любопытство.

Но не стоит забывать, что чем гнуснее вампир, тем обходительнее он себя ведёт и тем ласковее кажется!

– Хорошо, – согласилась она. – Но тогда я займусь вашим друидическим гороскопом.

– Да пожалуйста, если не станете вставать с постели.

Он подал ей свою холодную руку, а она взяла её без особого отторжения, будто он был благородным дворянином. Странно было об этом думать, но, по крайней мере, враг не казался таким отвратительным, как поначалу.

Экспиравит проводил её до башни. Освальд снова отсутствовал, поэтому он сам помог ей зажечь свечи и удалился. А Валь ещё какое-то время сидела с гребнем для волос и глупо смотрела на расписной кувшин с водой. Разве это не есть гипноз? Сперва этот монстр кусает её до полусмерти, а теперь расшаркивается, как ни в чём не бывало. А она и верит, что он не страшен, как в это верит крыса, посаженная перед удавом.

Шуршание на шкафу заставило её оторваться от узоров на посуде. Она сощурилась и в танце свечного огня увидела, как бумсланг заглатывает самого мелкого из нетопырей. После такого он будет спать не один день.

Зато он это точно заслужил. Уголки губ Вальпурги поднялись, и она с садистским удовольствием наблюдала за трапезой Легарна, пока гребень медленно разбирал её вороные пряди. Крошечный змей убил четырёх чёрных мундиров, одного позорного стража и одного личного гвардейца Экспиравита. Сейчас ему больше было нельзя этим заниматься, но он сыграет свою роль.

Днём, когда она занималась своими делами и прилежно вырисовывала судьбу Экспиравита согласно книжке о предназначениях, написанной древними рендритами, её ждало очередное испытание. И оно оказалось не связано с тем своеобразным кушаньем, что ей вперемешку с кровью преподносил Освальд. Оно в очередной раз прилетело, как дурной ветер, плохими новостями.

– Что-то вы совсем не едите, дорогая моя, – проворчал схолит, который заправлял свою постель. – Никак вы уже знаете?

– Что знаю? – не отвлекаясь от текста, спросила она. Читать в кровати оказалось очень удобно. Даже умиротворяюще. Понятно, почему мама запрещала это: подобное времяпровождение очень расхолаживало.

– Да только что мне адьютант Бормер передавал, что Валенсо вас вроде как приглашал в следственную службу. Что-то там с женщиной из Девичьей башни. Но вы же не пойдёте…

– Пойду! – оборвав его на полуслове, быстро сказала Валь. И тут же захлопнула книжку.

Хлопотами схолита ей организовали коляску, как благородной леди, до самого здания следственной службы. И через считанные минуты она была уже на пороге кабинета Рудольфа, где теперь поселилась заморская мразь. Валенсо шуршал пером на пергаменте, а сбоку от него сидела бледная и буквально посеревшая Эми. Её рыжие волосы были затянуты в пучок внизу затылка, а глаза распахнуты, замершие в ужасе. Она, кажется, не поверила, что Валь всё-таки пришла.

Но как она могла не прийти! Вновь она врывалась, жалея, что не проклятый Валенсо напоролся на Легарна. И вновь всё внутри неё горело испепеляющей ненавистью.

– Добрый день! – практически прорычала она. Как сложно было держать себя в руках! Опять этот пёс всё разнюхивает, опять смеет влезать к ней в душу, хватать её друзей. Она сама отодвинула стул и села напротив Охотника. И спросила:

– Ну, что на этот раз? Верная служанка Моррва убила дюжину ваших солдат, я угадала?

– Уймись, Эйра, – огрызнулся Валенсо. Он был первым, кто отринул приличия и стал обращаться к ней на «ты». – Никто не умер с момента принесения клятвы. Но до этого – да. Я продолжаю расследовать эти и другие случаи. Вашу служанку мне сдали штабные у Девичьей башни – они завидели её на скалах. Она утверждает, что уронила туда какую-то ценную бумагу, но солдатам так не показалось. Они давно подозревают что-то неладное с вашим утёсом, хотя им не удалось туда спуститься и что-нибудь найти. Но меня это всё так или иначе смущает.

Судя по отчаянному взгляду Эми, она изо всех сил пыталась быть не хуже змеиной дворянки и не выдать ни крупицы информации.

Жаль, что она зря старалась. Вальпурге это всё надоело. Она понятия не имела, зачем Эми понадобилось самой снабжать продовольствием солдат Уолза Ориванза; значило ли это, что куда-то подевался Мердок или что Герман совсем допился, итог был один. Пора было прекращать этот фарс с глупой солдатнёй. Валь своими глазами видела, что Экспиравит не убивал сдавшихся вражеских солдат, если те не имели отношения к делам Сопротивления, и поэтому им следовало бы отыскать остатки своего мужества да перестать сидеть на шее бедной Эми. Всё равно сообщения со стороны Купален приходили всего два раза. Да и какой теперь от них толк? От змеиных дворян почти ничего не осталось.

– Я вам всё расскажу, – заявила она.

– Как с лордом Кромором? – скептически спросил Валенсо.

– Лучше. Слушайте, – и она положила обе ладони на дубовый стол. – Там, внизу утёса, есть пещеры. В пещерах сидит дюжина, если они ещё не съели друг друга, солдат морской стражи под командованием благородного сэра Уолза Ориванза. Они томятся там с самой Долгой Ночи, и, как рассказала мне баронесса, змеиное дворянство вынудило моих домочадцев помогать им и давать им пищу. Не смотрите на меня так; никто не смог бы отказать в такой просьбе, особенно мягкосердечная леди Вальпурга.

– И что заставило их это сделать?

– Страх. Они решили, что вы их казните, или сожрёте, или выпьете их кровь. Ваша репутация опережает вас!

– И почему вы все молчали, скажите на милость?

– Потому что я боялась повредить Моррва тем единственным, что я вообще хоть как-то знаю о деле Сопротивления! – Валь старалась звучать и нагло, и исступлённо, чтобы чувствовалась искренность её усталости и одновременно какая-никакая вера в разум завоевателя. По правде говоря, это было примерно то, что она на самом деле испытывала. – Вам от того не убыло, что где-то всё это время прятались рехнувшиеся от страха остатки морской стражи.

– А это уж оставь нам решать, – Валенсо поднял бровь и сурово покосился на Эми. Та вся сжалась, но её лицо сохраняло маску остолбеневшего страха. Она не понимала, почему Валь так поступила, а Валь не могла ей объяснить.

– Ну что, Валенсо? – не выдержала Валь. Будто драчливый мальчишка, он тоже уже не вызывал желания обращаться к нему на «вы». – Так ли надо запугивать горстку одиноких женщин? Уймись, наконец. Забери этих солдат, посади их в тюрьму. И делов-то.

– Как? Выуживать этих трусов из пещер и лишиться при этом ещё кого-нибудь? Нет уж… Ты туда и пойдёшь, Эйра. А я буду ждать на берегу.

16. Признание в любви

Снег уже практически весь сошёл со скал и вересковых предгорий. Но вода, что хлестала борта длинной байдары, была ледяной. Валь куталась в шаль, плащ и накидку из бобровой шкуры. А Моркант, одетый в лёгкий дублет, совсем не мёрз. Ему приходилось грести за четверых, и он успешно с этим справлялся. Лицо его было хмурое, взгляд избегал встречаться с вальпургиным.

И поделом. Если бы она могла, она бы испепелила его. Предатель! Сам сэр Моркант Умбра – предатель!

Она стискивала холодными пальцами края накидки и продолжала прожигать его глазами. Как она могла поверить ему? Как она могла поверить Банди? Они были заключены на каторгу не просто так. Но кто бы мог подумать, что верзилой Мердоком окажется именно Моркант, который десять лет назад был изгнан за покушение на её дядю!

Самое дурацкое, что это была её байдара. И небольшая рыбацкая пристань к северу от Брендама была той самой пристанью, что ей пришлось уступить в сентябре, продав все инструменты и снаряжение. Дело её отца сейчас служило делу вампира. А Валенсо, провожая её со своими головорезами с дощатого причала, ещё посмел сказать ей нечто вроде: «Ну, сэра Морканта ты, наверное, знаешь? Его лорд Видира упёк на каторгу и язык ему отрезал, чтобы прикрыть своё насилие над девицей из Умбра. А он вернулся, чтобы снести герцогу башку».

Валь кипела ненавистью. Про Беласка ходили разные слухи, но будь они даже хоть сто раз правдой, как смел рыцарь принести клятву графу Эльсингу!

Она этого случая не помнила, но мама часто рассказывала ей. Было ей тогда лет пять или шесть. И на графских аллеях обустроили очередное ристалище в честь праздника летнего солнцестояния. Это был первый большой турнир для сэра Морканта, тогда ещё малоизвестного, и его Лазгала. Он приехал из глуши, в которой обитали Умбра, один. И, как утверждала мама, Валь это почувствовала и поднялась со своего места рядом с отцом, чтобы дать хмурому рыцарю пышный розовый цветок пиона. Воодушевлённый юнец выиграл турнир, получил благосклонность лорда Вальтера Видира, организовал помолвку со своей кузиной и стал приниматься в высшем обществе. Но если раньше Вальпурге было приятно чувствовать себя к этому причастной, то с тех пор, как он был изгнан, она не желала об этом думать.

А теперь тем более!

– Предатель, – бормотала она. Скользкие скалы проплывали мимо, сливаясь в единую бесцветную картину с кварцево-серым морем. Волны так лихо раскачивали их судёнышко, что это могло бы быть страшно. Если бы страх не уступил место злобе. И постоянному желанию высказать ему всё как можно громче, не будь он такой могучей тушей.

– Как ты мог. Ты предатель, – твердила она, и ей хотелось плакать. От ярости. Впрочем, она была почему-то уверена, что он не тронет её. Куда сильнее уверена, чем раньше, когда он был просто мистером М. Слишком прочны были клятвы рыцарей, а рыцари никогда не причиняли женщинам вреда.

Кроме того, он же не сдал её Валенсо, хотя мог.

И всё равно он предатель!

Моркант не отвечал ей ни жестом, ни взглядом, и постоянно оглядывался, чтобы убедиться, что они не плывут прямо на камни. Он налегал на вёсла, и его негромкое пыхтение терялось в рокоте вод. Мантра о предателе наконец уступила место исступлённому молчанию. И осознанию: она сейчас тоже будет предательницей.

– Здесь, – она указала рукой, и Моркант обернулся, чтобы убедиться, что там можно причалить. Каждый вал заливался на скальные отроги, но в глубине меж покрытых ракушками рифов виднелся ход в эти самые пещеры. Если не знать нарочно, что они тут есть, их можно было не увидеть в упор.

Валь напружинилась и прыгнула на камни, обутая в плоские рабочие ботинки. Она стала такой сухой и жилистой, будто охотничья собака, что совсем не переживала за свою ловкость. Затем она оперлась рукой на один из выступов и заглянула внутрь.

– Эй! – позвала она вполголоса. – Есть кто живой? Это я, леди Видира Моррва!

В лужах под ногами мелькнули отражения клинков и блестящих глаз. И на свет высунулся один из морских стражей – бледный, с запавшими глазами, в просоленной форменной рубахе. От него пахнуло мерзкой вонью.

– Боже правый, – прошептал он. – О Великий Змей, это и правда вы?

За его спиной зазвучали голоса, и несколько человек вышли ей навстречу. Она видела их посеревшие лица и поломанные ногти, а у некоторых – покрасневшие от цинги дёсны, и ей было жутковато.

– Это я, – твёрдо сказала она. – Я пришла забрать вас на байдаре. Вы теперь сможете вернуться в Брендам. Где сэр Уолз Ориванз?

– Здесь! – эхом зазвучал слабый возглас из темноты. – Я здесь, леди Моррва!

– У него гангрена по ноге пошла, он лежит, – глухо пробурчал первый из стражей.

«И вы предпочли бы сгнить и иссохнуть тут, чем сдаться», – подумала Валь мрачно. Если мужчины такие глупые, то ей точно придётся стать предательницей.

– Вы разве не могли доставить его в Купальни?

– А как теперь? Оставшуюся у нас лодку отнесло штормом. Двое, что пытались удержать её, утонули.

«Проклятье».

– Собирайтесь и немедленно выходите! У нас мало времени, – изображая зачинщицу побега, поторопила она. Её слова были подобны камню, кинутому в голубятню. Солдаты кинулись кто куда, забирая свои вещи из полостей в пещерах, а один вынес к ней сэра Уолза. Валь помнила его – всегда бодрый, пышущий молодостью и добродушием человек теперь превратился в утомлённого жизнью воина. Его тёмные волосы тронула проседь, что на Змеином Зубе бывало лишь у глубоких стариков. Но он нашёл в себе силы расцвести счастливой улыбкой.

– О, леди Моррва, вы представить себе не можете, как я счастлив вас видеть, – прошептал он. – Что там? Король уже на острове? Как там моя Кея?

– Она в порядке. А король – практически, – пробормотала Валь. Об этом она ничего не знала. Сейчас ей было важно другое. – Вы все здесь собрались? Все меня слышите?

– Так точно, миледи! – нестройным хором отозвались они.

– Тогда слушайте внимательно! Каждый из вас, до единого, поклянитесь, что не выдадите никому, что я – это леди Вальпурга Моррва! Отныне я придворная чародейка графа Эльсинга, Эйра, дочь Эйры, дочери Эйры. Я служу ему верно, и даже не вздумайте… И даже не вздумайте. А леди Вальпурга Моррва сейчас в Девичьей башне. Поклянитесь мне, поклянитесь мне жизнью и честью, стражи: что бы ни случилось, вы не выдадите меня.

– Мы клянёмся! Мы обещаем вам, леди Вальпурга! Жизнью и честью!

«И самое печальное, что вашим клятвам я верю, как ничьим другим», – хмуро ответила она им в своих мыслях. Но вслух не сказала ничего; только кивнула и махнула рукой, призывая их за собой. Вместе они, одиннадцать верных морских стражей и она, выбрались в туманный полдень. Сэр Моркант продолжал удерживать байдару подле рифов и помог стражам спрыгнуть к нему. Вальпурге не позволили забираться на борт последней: принципиальный сэр Уолз пожелал уйти после всех, как положено командиру. Проклиная его за рыцарскую дурость, Валь смотрела, как его помощник и Моркант изощряются, снимая его с плоских камней. И вот он, морщась от боли, наконец опустился на скамью. Моркант оттолкнулся веслом от скал и стал грести обратно к порту. Солдаты глядели друг на друга и на удаляющийся провал в рифах, не веря своему счастью, а Валь теперь прятала глаза. Как Моркант, когда вёз её сюда.

Впереди стали видны растущие на берегу можжевеловые кусты. Скоро должна была показаться и рыбацкая пристань.

– Леди Моррва, а как же нам пройти, чтоб нас не заметили? – забормотал сэр Уолз. – Куда нам теперь? Не в город же в таком виде.

– Мы дойдём до брендамского порта и потеряемся в нём, – соврала Валь. – Сто раз так делали. Не волнуйтесь. А там рассеемся. По домам.

– По домам?! – воскликнуло сразу несколько ребят.

«Хоть бы вас не казнили», – сжалось сердце Валь.

Лодка стукнулась бортом об опоры пристани, и морские стражи энергично стали спрыгивать на дощатые мостики. Они помогали друг другу и своим спасителям. Моркант привязал байдару и последним взошёл на помосты. Сейчас здесь было пусто, но они с Вальпургой оба знали, что на самом деле это не так.

Как только они сошли на землю, из-за можжевеловых кустов на них со всех сторон уставились дула ружей. Вороные наёмники Эльсингов в своих неизменных мундирах взяли их на прицел, высунувшись из-за лодочного склада, из-за растений и груд ящиков. И Валенсо вышел им наперерез. Взгляд у него был какой-то жуткий, и он смотрел на Вальпургу.

Она поняла, что сейчас ему очень хочется нажать на спусковой крючок и потом просто сказать, что она не содействовала ему, а помогала сэру Уолзу. Но с нею был Моркант, и он не посмел бы.

Беспомощные солдаты замерли; им не помогли бы теперь даже их ружья. Они остолбенели, только глаза бегали туда-сюда.

– Не сопротивляйтесь, – бесстрастно приказал Валенсо. Будто он говорил такое каждый день. – Граф Эльсинг велел сохранить вам жизнь. Леди Кея принесла ему клятву от имени семьи Ориванз, и поэтому вы велением графа отправляетесь со мной в госпиталь, – и он, поразмыслив, добавил ехидно:

– Спасибо, Эйра.

Её бросило в жар, она опустила глаза в просоленные доски под своими ногами. И не смотрела ни в отчаянное лицо сэра Уолза, ни на других солдат. Их сапоги нестройно застучали по холодной земле и брусчатке, удаляясь. Моркант привлёк её внимание жестом. Он указал им вслед и посмотрел вопросительно.

– Идите один, – глухо выдавила она из себя. – Я хочу прогуляться. Сама по себе.

Рыцарь понимающе кивнул и отправился по следам пленников. А она, переведя дух, молча запрокинула голову и уставилась в свинцовое небо.

Какое оно было низкое, мрачное. Как отзывалось оно туманом во влажной земле Змеиного Зуба. Как рокотало под ним величие пепельного моря. Оно не видело ничего, не отзывалось на их страдания. Оно было сто лет назад и будет через тысячу лет таким же. Как и этот остров.

В вечность забрало оно многих, и они сейчас были нужны ей. Поэтому она решила навестить кладбище Моррва. Домой, в Девичью башню, ей было уже нельзя, но без папы или без Сепхинора это и не был дом.

А вот кладбище…

Она потребовала лошадь для нужд придворной чародейки у портовых казарм и шагом поехала к Северным воротам. Вернее, к тому провалу в городской стене, что на месте них образовался. Теперь не скорость её влекла, а медлительность. И каждый камень на дороге хотелось ей рассмотреть, и каждое облако тумана в предгорьях. Слушать, как неспешно топают копыта и шепчет вереск. И не думать.

Навстречу ехал всадник, и она опустила глаза, спрятала их под вуалью остроконечной колдовской шляпы. А потом с удивлением узнала сэра Лукаса на его белом коне. Он вёз Эпонею, и она то плакала, то смеялась, но беспрестанно прижималась к нему чёрным траурным платьем. Они были увлечены друг другом, направляясь в город, и не заметили одинокую чародейку.

Захватчик утешает даму после того, как усилиями его стороны убили отца этой дамы. Абсурд? Абсурд. Бесчестие? Безусловно.

В душе всё равно было пусто, не было даже негодования.

Штабные встретили её радушно, но не стали донимать, когда она сказала, зачем приехала. Сил у неё было мало, и она не стала спешиваться. Кобыла то и дело выдёргивала поводья, чтобы цапнуть себе прошлогодней травы. А Валь просто смотрела на то, какими масштабными стали захоронения.