Змеиный Зуб

Сколько их! Она будто вошла в танцевальный зал в Амаранте. Все встречали её торжественным молчанием бесконечности. Играл вальс ветра. Рудольф, Глен, лорды Венкиль Одо, Барнабас и Зонен, старая леди Ориванз, Тристольф, Димти, Гленда… дядя Беласк.

Это её уже добило. Она сползла с седла, накинула повод на земляничное дерево и на негнущихся ногах подошла к могиле. Дядю похоронили рядом с монументом, оставленном Вальтеру. И на свежем холмике земли, облитом слезами Эпонеи, красовался венок тусклых зимних цветов. Возмущён ли герцог Видира романом дочери с сэром Лукасом? Или, по своему обыкновению, снисходительно ухмыляется? Он, кажется, считал, что люди без греха скучны и бессмысленны.

В чём-то он, может, был прав. Валь так ни разу и не надела красное платье. А теперь и не наденет никогда.

Она побрела, оставив лошадь, и носки её разношенных ботинок цепляли холмики мокрой травы. Вересковые заросли потонули в тумане, а она захлебнулась в неизмеримом горе, потеряв всякие мысли.

Она бы даже сказала, что ей было безразлично и лишь немного страшно, когда руки незнакомца вдруг схватили её, накинули ей на голову мешок, заткнули рот кляпом. У неё не было сил противиться, не было желания угадывать. Этот некто схватил её и, не встретив борьбы, закинул её к себе на седло и умчал в глубину белой мглы.

– Вот, глядите! Это сама придворная чародейка мятежника! Будто варёная курица!

Пыльную холстину сорвали с её лица, и она сощурилась на свет множества свечей. Её усадили на стул и обступили со всех сторон люди в одеждах гражданских. Только вот для местных жителей они были в большинстве слишком светловолосы и светлоглазы, и их волевые подбородки выдавали в них военных.

А посреди них стоял Адальг. И Валь округлила глаза, не веря тому, что видит. А он, вначале суровый, тоже оцепенел и воскликнул:

– Идиоты! Это же Валюша!

Её руки отвязали от спинки стула. А Адальг поправился:

– Нет, конечно, хорошо, что вы её привели, но… чёрт бы вас побрал!

– Так она под прикрытием? – раздосадованно спросил один из его бойцов. Адальг отмахнулся и склонился к бледной подруге, чтобы обнять её. И, согревшись в его руках, Валь предпочла бы умереть уже сейчас. Не дожидаясь всех этих крупных политических событий.

– Уйдите, оставьте нас, – гневно велел Адальг. А сам принялся гладить её по спине, будто успокаивая:

– Не бойся, милая, ты недалеко, мы сейчас в Купальнях. Мы уже здесь, а войска будут вот-вот – из Эдорты. Галопом от силы полчаса, ты вернёшься – не заметишь…

– Да хоть у чёрта на рогах, – прошептала Валь и закрыла глаза, спрятала лицо на его плече, зарылась носом в соболиный ворот. Она буквально повисла на нём. И поэтому он, почуяв неладное, усадил её ровнее и отстранился, всматриваясь в её лицо.

– Валь, ты в порядке? Тебе нехорошо?

Её ворот отлично закрывал бинты, что прятали укус. И она не хотела говорить ему такое, чтобы он не волновался. Поэтому лишь улыбнулась слабо:

– Я просто устала.

Их окружал беспорядок ящиков, бочек и связок сушёной сельди. Они были на рыбном складе. В Купальнях. Но какое это имело значение?

– Валь, как вы там? Хоть кто-то остался? Я слышал, с Сопротивлением расправились прямо на виду у толпы. И с Беласком. Как Эпонея? Она в порядке? – осыпал её вопросами Адальг. А она млела от его присутствия и не могла перестать глупо улыбаться.

– Все в порядке, – отмахнулась она. И сердце её забилось быстрее, окрылённое радостью. – Не все дожили. Но Эпонея – да. Они, глупые, говорили, что ты не придёшь нас спасти. А ты пришёл. Слава Рендру. Ты пришёл! Это стоило всего. Ты здесь! Адальг…

– Мы будем штурмовать город, – заверил её Адальг и закивал, так что его светлые кудри заколыхались, как золочёное закатом море. – Но ты скажи мне про Эпонею. Это правда, что она живёт в Девичьей башне? Если да, то мы попробуем в первую очередь взять башню. И вызволить её. Правда?

– Ну, правда, – с лёгким недоумением ответила Валь. Постоянное упоминание Эпонеи опять умерило её радость. – Но вы же собираетесь освобождать Брендам? В любом случае?

– Конечно-конечно, – согласился Адальг. К ужасу своему Валь услышала в его словах пренебрежение. А вдруг он правда только об Эпонее и думает?

«Нет, не может быть. Или может?»

Она вскочила на ноги, вцепилась в его ворот и заговорила:

– Адальг, нас осталось – по пальцам пересчитать. Мы противостояли вампиру как могли, но теперь нас уже очень мало. Если ты не поможешь нам, нас всех ждёт смерть. Мы не сдадимся ему, но и одолеть его сами не можем. Мы же твои подданные. Пожалуйста. Пожалуйста, Адальг!

– Валь, – он мягко погладил её плечи. – Тебе ли не знать, что Брендам – настоящая крепость. Брать его с земли – это испытание даже для свежей, хорошо экипированной армии. Это может быть слишком тяжело. Даже если бы я хотел.

– Ты не можешь!..

– Тихо, тихо, – и он ласково провёл рукой по её волосам. Но она не испытала от этого радости. Теперь в лице её было безумие.

– Адальг, ты нужен нам, ты нужен нам для жизни! Мы только потому и держимся, что ждём тебя! Ты не смеешь бросить нас после стольких жертв! Почти всё Сопротивление полегло, чтобы Брендам мог быть свободен!! – надрывалась она.

– Я знаю! – он повысил голос. – Но ты должна понимать, что всё это будет бессмысленно, если чёртов Демон раскроет Эпонею и заберёт её!

Что-то оборвалось в душе её. Она тоже так думала раньше. Но ей казалось, что спасение Эпонеи неотделимо от освобождения Брендама. А теперь, выходило, это было не так?

Да почему вообще свет клином сошёлся на этой Эпонее?

– Адальг, – зарыдала она, и слёзы покатились неостановимым потоком по её щекам. Она потянула его за ворот и сама поднялась ему навстречу, прижалась к нему, заглянула в его недоумевающие голубые глаза. Слова вырывались из горла сами. – Адальг, она не любит тебя. Она тебе не верна. Ты не можешь её… Она не смеет так… Она… Разве она может любить? Это я, я тебя люблю! Я тебя любила с самого детства и всегда! И сейчас! И я сделала всё, чтобы исполнить твою просьбу, чтобы защитить Эпонею, но я сделала это из любви к тебе, Адальг!! – она до боли стиснула его ворот и повисла на нём. Она хотела прижаться к нему ещё крепче, пробить стену его отторжения и стыда, вцепиться в него больнее вампира и не позволять ему отстраняться.

А он, глядя на неё остановившимися взором, позволил себе лишь отклониться чуть назад. Это не помогло; исступлённая, Валь схватилась за него так, что он даже вздохнуть боялся, чтоб её не уронить.

– Валь, Валь, – снова заговорил он своим мягким проникновенным голосом. Она заплакала ещё пуще, не желая слышать, что он ей ответит, и зарылась носом в его плечо. Ей хотелось просто сгинуть, здесь и сейчас, и чтобы ощущением на всю её вечность в аду Схолия осталось тепло его рук на её спине. И он не прогонял её, не кричал, что она забылась в своей ревности, а просто стоял, позволяя ей излить все её слёзы досуха, и не отпускал её.

Уже совсем осипшая от своего плача, Валь зашептала вновь:

– Адальг, пожалуйста, не будь так жесток. Не бросай нас. Не бросай меня.

– Не брошу, – пообещал король и обнял её покрепче. Так она вновь размякла в своём обожании, и слёзы прекратились сами собой. – Я заберу и тебя тоже.

– Но я не оставлю Змеиный Зуб.

– Если хочешь, то заберу. Будь с Эпонеей, если готова. Не погибай за Брендам. Пожалуйста. Не забывай, для чего мы это делаем. Мы не должны позволить Демону забрать её.

«Опять», – безнадёжно подумала Валь. – «Он опять».

Она отклонилась сама и сделала шаг назад, безвольно уставившись в земляной пол.

– Ты запомнила, Валь? Когда будет штурм, если ты можешь на это повлиять, сделай так, чтобы она была в Девичьей башне. Да? Валь?

– Да, – обронила она. Но душа её уже оделась в панцирь непробиваемой стали.

Она вернулась в город вечером. Всё та же кобыла вяло перебирала ногами, неся её вперёд. Всё тот же опустошённый взгляд она показала солдатам, когда возвращала им лошадь. И всё так же несчастно ощущала она себя, когда брела по проспекту Штормов своими ногами.

Её то и дело норовила сшибить какая-то молодёжь, что носилась туда-сюда. Парни гонялись за девушками, а те – кто с кринолином, кто без, кто местные, кто чужие – смеялись и визжали. Прятались за другими прохожими и вставшими у банка каретами. За остатками висельного помоста, на котором уже никого не было.

Пара тененских стариков набирала в булочной кренделей, а компания эльских наёмников хлопала и наблюдала за тем, как двое из чёрных мундиров вытанцовывают в центре их круга.

Как они все смеют жить?

Валь понимала, что едва ли сможет дойти до Летнего замка. Это она погорячилась, отдав лошадь. Но и возвращаться было неловко. Она села на одной из скамеек на набережной и тусклым взглядом уставилась на отдалённые очертания Инкул Рендрота.

Он будто… посерел? Или у неё помутилось в глазах? Почему стены его такие пепельные, что сливаются с тучами? Они всегда были белыми.

Чтобы убедиться, что зрение не подводит её, она даже приподняла вуаль. И всё равно.

Скоро это будет чёрный вампирский замок, если Адальг не поторопится.

Она хотела встать и поняла, что больше не может. Правда, следовало отлёживаться, пока она не восстановится. А сейчас даже дышать было тяжело.

Может быть, от слёз? Скоро должен был быть день рождения у Сепхинора. Восемнадцатого марта. Отвоюет ли Адальг к тому времени город? Смогут ли они снова обняться? Что она ему подарит?

Не спать, только не спать. Не на улице же. Обычно на улице нельзя было оставаться с наступлением темноты. При первых признаках тепла летучие змеи, стрекозы, снова вылетали после заката. Они в основном были безобидны, охотились на насекомых, но некоторые были ядовиты. Обычно их можно вслепую полный сачок наловить, а теперь-то что?

Одна из летучих змеек, длиной с локоть, прошмыгнула над водой, и её на лету сбил и схватил нетопырь. «Мразь», – подумала Валь.

Сколько их тут теперь?

Мимо неё пронеслась всадница. Одетая в чёрную амазонку, она правила островным тарпаном, и ей удавалось заставлять его скакать. Валь сперва не придала ей никакого значения, но та заметила прикорнувшую на скамье чародейку и вернулась к ней, сделав небольшой круг. Её сапожки звонко ударили по брусчатке, а взгляд цвета ракитника окунул Вальпургу в океан обожания и радости.

– Ах, Эйра! – выпалила она и подбежала, и заключила её в тёплые объятия. Это была леди Кея. И в обнимку с ней Вальпурге стало легче, чем в руках Адальга. Будто бы дома.

– Ты в порядке, Эйра? Ты вся белая, – зашептала Кея и, сунув руку ей под вуаль, мягко заправила ей за ухо выбившуюся прядь. Валь ответила ей обессиленным взглядом, и Кея заявила с решимостью на своём мягком лице, по форме похожим на сердце:

– Ты должна отдыхать. Давай я довезу тебя до замка? Или ко мне домой? Эйра, ответь мне. Пожалуйста. Я тебе благодарна по гроб жизни. Ты вернула мне моего Уолза. Ему отняли ногу, но теперь он жив. И в больнице. Бедная моя Эйра, ты теперь совсем одна; но я никогда не забуду.

Валь свела брови и слабо улыбнулась ей в ответ. Кее было от силы лет восемнадцать, но она уже казалась такой по-матерински заботливой и со своим мужем, и с нею, что ей не хотелось противиться.

– Надо в замок, – подтвердила она вяло. – Иногда проснусь, знаешь, и кажется, что могу пробежать пешком отсюда до Девичьей башни. Но это ненадолго. Сейчас нет сил даже вернуться. Не пойму, когда я наконец встану на ноги как следует.

– Скоро встанешь, – пообещала Кея и потянула её за руки, помогая ей подняться. Затем велела ей залезть на скамейку и подвела тарпана, чтобы ей было проще забраться в седло. А сама со своим животом села ей за спину. И, когда они тронулись, тихо промолвила ей на ухо:

– Послушай, я хочу, чтобы ты знала. Если ты решишь сдаться, я буду на твоей стороне. Я в любом случае на ней буду; но вдруг ты неверно понимаешь то, что случилось. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я обязала тебя на борьбу до победного финала. Напротив. Если ты вдруг перестанешь воевать с графом, я полностью пойму тебя. Хорошо?

Раскачиваясь на холке у приземистого коня, Валь кивнула. Вот Адальг просил об обратном. О том, чтобы она сделала то, что он хочет. А Кея разрешала ей не делать.

Но у Адальга свой интерес – ему нужна Эпонея. А Кее нужен живой муж.

А что нужно ей, Вальпурге?

Брендам. Она не успокоится, пока на Чешуйчатом троне сидит нечисть. Пока приходится врать, чтобы жить, и жить, чтобы врать.

Поэтому она не могла внять щедрому совету Кеи и прекратить свои шпионские игры. И в то же время она не должна была остаться дурой; если Адальгу нужна лишь Эпонея, пускай забирает её.

Из Летнего замка.

– Я не останавливаюсь, – твёрдо сказала она. – И мне нужно узнать, как можно убить живого вампира. Книга, например, «Записки мастера Хамиза».

– А серебром?

– Не пойдёт. Он на шее носит серебряный кулон с портретом. Он не совсем мертвец, и потому, похоже, серебро не вредит ему. Но должно же быть хоть что-то, что способно его уничтожить!

– Поняла, – шепнула та кротко. Остаток пути они проехали, ни о чём важном не беседуя. И, когда Кея высадила её у портика, Валь напоследок спросила:

– Тебе не стоит завязать с верховой ездой на таком сроке?

– Сегодня последний день, – пообещала Кея. – К тому же, я отлично себя чувствую. В отличие от тебя. Ты точно дойдёшь сама, дорогая?

– Не волнуйся, – кисло улыбнулась Валь в ответ и покосилась на позорную стражу. Забавно, но одного из них теперь заменил сэр Моркант. Он нёс дозор при входе в донжон, полностью облачённый в тяжёлую рыцарскую броню. Теперь-то он доволен, наверное?

– Если что, не стесняйся просить о помощи. Особенно меня. Договорились? – вместо прощания сказала Кея и натянула поводья.

– Да. Спасибо тебе.

И Валь окунулась в полумрак тронного зала. Надо было подняться на второй этаж, потом в башню. И там Освальд опять будет нудеть, что ей нельзя было поддаваться Валенсо. И что Экспиравит будет недоволен, если узнает. И всё в этом духе. Это могло бы показаться заботой, если бы не было слепым исполнением приказов вампира.

Уже проходя мимо обрамлённой ковкой арки, Валь замедлилась. Тихонько потрескивал камин в гостиной графа. Но сам вампир почему-то до сих пор не вылез заниматься своими счётами, таблицами и указами. Поэтому она загорелась страстным желанием всё-таки проверить то, что вычитала. И, пройдя к двери в его спальню, оперлась о свои колени и наклонилась, чтобы заглянуть в замочную скважину.

Она увидела край застеленной постели. На мехах вместо подушки возлежала спящая Золотце. А справа, куда было не дотянуться взглядом, с потолка свешивалась будто бы длинная штора…

Раз – и она пропала. От неожиданности Валь резко выпрямилась и обернулась. И взвизгнула, увидев прямо перед собой Экспиравита.

– Я так полагаю, вы мне мстите, мисс Эйра, за то, что я вас разбудил в библиотеке, – вздохнул он, как далёкий ветер в предгорьях. И недовольно скосил на неё свои алые глаза. – Не делайте так. Ясно?

– Ясно, – дрогнувшим голосом ответила она. И поспешила обратно к себе в башню, на какое-то время совсем забыв о своей усталости. Её лихорадило мыслями о штурме, и она не могла лечь, не сделав хоть что-то. Освальд высказался, что у него своих дел полно, чтобы постоянно за ней бегать. И поэтому она воспользовалась моментом и попросила утром же послать за Эпонеей и Эми – пускай, мол, они за ней и присматривают.

17. Поединок после заката

Благодаря внешней разведке резкое появление среди ферм и деревень целой армии местных под командованием лорда Онориса Эдорты было не таким уж неожиданным. Сперва соглядатаи докладывали о солдатах Харцев, а потом – о том, что к ним присоединились эдортские бойцы. Артиллерии у них было сравнительно немного, но в сумме они превосходили гарнизон Брендама почти в два раза. Двадцать пять тысяч воинов короны и семнадцать тысяч воинов из Эдорты. Против двадцати тысяч солдат графа Эльсинга, но со стенами и пушками.

И в этой ситуации помощь или вредительство местных жителей можно было рассматривать как важный фактор. Но Экспиравита раздражало другое. Когда битва уже практически началась, и фельдмаршал был отослан командовать со сторожевых башен, в замке остался лишь адъютант Бормер. Он должен был передавать сообщения графа, если тот пожелает. А тому передавать было нечего, кроме неустанного ворчания: «Если ты так хотел со мною поединка, то зачем напал при свете дня?»

Эпонея и Эми как раз едва-едва успели приехать в донжон с небольшим запасом вещей, когда раздались первые выстрелы пушек. Гвардеец проводил подставную баронессу не без труда: её чуть не пришлось на руках тащить. Она едва не лишалась чувств, слыша эхо канонад. И поэтому Валь уступила ей свою постель, а сама деловито пошла узнавать, как обстоят дела.

Граф сидел с несколькими бумагами и письмами у камина. Обычно в это время он уже отсыпался, но сейчас, понятное дело, не мог.

– Мисс Эйра, – коротко позвал он её. – Что вы опять расхаживаете?

– Волнуюсь, надо полагать, – непринуждённо ответила Валь. У неё почему-то было хорошее настроение. Будто бы всё уже предрешено в пользу Адальга, и, что самое приятное, пережить все эти катаклизмы удастся не на улице, а в прочном донжоне. Каким бы ни был исход, им больше не надо в ужасе носиться по морозным улицам.

– Тогда погадайте мне, раз уж на то пошло.

«Почему бы и нет», – подумала Валь и вернулась к нему с картами. – «В этот раз я не буду ничего придумывать и расскажу ему так, как карты и говорят. Будет забавно, если оно совпадёт».

Они расположились как всегда: он на диване, она на кресле. Она раскинула карты на столике, а он вытянул три из них. Теперь Валь хорошо помнила, что из них что означает. И всегда запоминала, не повторяется и не путается ли она, изобретая различные трактовки. Вот сейчас это были прямые «влюблённые», «король кубков» и обратная «собака».

– Ну, очевидно, вы выиграете этот бой, но не просто так, – пожала она плечами. – Об этом говорит вот этот король. Гораздо интереснее сочетание первой и третьей карт – они гласят, что вы на верном пути к своей истинной любви.

– Я найду её? Когда?

– Правильный вопрос, милорд.

– В этом месяце?

Он сразу же вытащил и показал ей обратного келпи.

– Нет, – вздохнула Валь. – Не в этом. Не спешите. По вашей линии любви я уже могу предположить, когда это будет, но…

– Так говорите! – порывисто сказал граф.

Здесь у Вальпурги тоже не было толковых задумок. Ей было безразлично, когда он там что найдёт, и оттого она воспользовалась тем самым расчётом, что у неё получился по книжке «Хиромантия для начинающих и продвинутых»:

– Где-то от трёх до пяти месяцев, если смотреть от этой недели, милорд.

В его рубиновых глазах зажёгся интерес. И он протянул:

– Это ведь совсем недолго.

– Да, поэтому просто продолжайте делать то, что делаете, и не задумывайтесь.

Вампир кивнул и рассеянно уставился в сторону. И пробормотал ожесточённо:

– Дождались бы они захода солнца…

Уж кто не мог бы усидеть за стенами, так это Лукас. От фельдмаршала Юлиана и от Экспира директивы были весьма прямые и понятные: не пытаться кровью и потом удержать высоту и Девичью башню. Если что, уходить за стены. Но Лукас сперва волновался, что в башне останется ненаглядная его баронесса, а потом, когда обнаружил там лишь старого пьяного виконта Моррва, решил, что всё равно не имеет смысла раньше времени сдавать высоту. Он сказал Юлиану, что будет оставаться над кладбищем столько, сколько потребуется. Тем более, с ним бок о бок собирался сражаться сам сэр Моркант Умбра. Это ли не триумф – взять местного героя на свою сторону!

Пальба орудий продолжалась несколько часов, пока не схлестнулись авангарды стрелковых расчётов. Предгорья за стенами Брендама к западу от северных ворот и к югу от кладбища Моррва превратились в поле ожесточённой схватки. Воздух прогорел порохом. Ноздри щекотал едкий дым, а в черепе непрерывным эхом отдавались выстрелы. Обложенное тучами небо опускалось всё ниже и ниже. Ноги сжимали бока Фиваро, его верного рыцарского скакуна. Тот даже не вздрагивал от грохота. Только иногда раздувал розовые ноздри, принюхиваясь к знакомому аромату войны.

Намётанным глазом Лукас следил, когда ружейники отстреляются. Нужно было не упустить момент и обрушиться его небольшим конным отрядом прямо туда, где виднелись штандарты Харцев – красный грифон на золотом поле. Лукаса будоражила мысль о том, что он отыщет короля Адальга. И убьёт его. Или пленит. Этот слабовольный мерзавец не только нарушил клятву, данную его брату, но ещё и хотел дать добро на сожжение целого Юммира. Рано оставшийся без родителей, он вырос избалованным семью няньками и своей тёткой, и оттого, похоже, не знал, каким должно быть мужчине. Зато ещё как умел красоваться на своём рыжем и напрашиваться на сшибку!

За его спиной фыркали и дёргались кони местных солдат. Конное подразделение морской стражи смешалось с ополченцами на собственных лошадях. Когда Освальд предложил Лукасу взять их под своё крыло, тот сперва не поверил своим ушам. Он и не думал, что в Брендаме так скоро отыщутся те, кто будут готовы сражаться за Экспиравита. Но с фактами было не поспорить: вот они, шестьдесят конников, ждут сигнала позади него.

Да что они; сам сэр Моркант и сын могучего Лазгала, которого тот взял под седло взамен своего старого жеребца, ждут того же! Лукас отпирался, не желая командовать таким почтенным воином. Но тот сам написал ему неровным почерком, что не желает брать на себя такую ответственность.

Наконец он снова командир кавалерии!

Он подобрал поводья, создав натяжение. Фиваро стал по струнке. Конь знал, что это значит: вот-вот они рванутся. Лукас обвёл взглядом тёмное от прошлогодней травы поле. Укрепления армии Эльсингов, окопы и колья, постепенно переходили во власть врага. Стрелки начали отступать, и среди атакующих мелькнули отблески тяжёлой брони.

Рыцари! Алебардщики!

– Всадники! – зычно крикнул Лукас, и знаменосец выше поднял их штандарт с козлиным черепом. – Готовься!

Взволнованно затопали кони, захрустели трензелями.

– Всадники! – громко повторил Лукас. – За мной – в атаку! А-а-ар-р-р!!

От одного его клича Фиваро ринулся вперёд, как стрела с тетивы. Мощный прыжок срезал сразу несколько метров. Бравый скакун помчался вдоль вересковых зарослей, слушая, как сзади грохочут копыта и лязгают мечи. Галоп нёс их по касательной вдоль укреплений. Напролом через ограждение кладбища, через кусты. Они выскочили на передовую как раз в тот самый момент, когда умерло эхо последнего выстрела ружейников. И им навстречу взметнулись жестокие алебарды, убийцы лошадей.

– Напр-раво! – проорал Лукас и развернул Фиваро. Алебардщики пускай посостязаются с мечниками, а для них, для конницы, бессмысленно пытаться их прожать. Лихим поворотом он изменил курс кавалерии и первым вонзился в строй пеших рыцарей со щитами.

Это был его любимый момент.

С гулким стуком разлетелись сбитые им бойцы. Широкой грудью Фиваро разорвал строй и пронёсся вглубь, нарочно поддевая пехотинцев. Лукас выхватил свой клинок и метил прямо в шеи. С каждым новым скачком галопа он умудрялся убить то одного, то другого, и фонтаны крови летели на латы Фиваро и его белую шкуру.

Он взревел громче, подбодряя своих солдат, и услышал клич в ответ. Они сбрили тяжёлых латников, и тем оставалось только уходить за спины алебардщиков. Один из расчётов уже настигал их, готовый посадить их на острые копья, но Лукас вновь скомандовал:

– Нал-лево-оу! Быстро! Быстр-ро!

И Фиваро бешено помчался меж алебардщиков и копейщиков. Лукас лишь надеялся, что его отряд успеет вырваться вместе с ним к регулярным солдатам Шассы. А там, за ними, за их кавалерией, – их король.

Землю содрогнул взрыв снаряда по правую руку. Вражеские копейщики пошатнулись, в ушах зазвенело. Но Лукас продолжил орать:

– Так держать! За мно-ой!

Левым краем глаза он увидел, что алебардщиков взяли на себя мечники в чёрных мундирах. Значит, с этой стороны будет свободнее. Он дышал тяжело, ещё и ещё подбадривая Фиваро шпорами, и тот сходил с ума от неистовой скачки. Его копыта отбивали дробь по холодной земле. Пространство за воротами заполнялось рекой жёлто-алых солдат короны. Тяжёлые всадники входили как нож в масло в их плотный строй. И могли в нём увязнуть.

Или нет? Фельдмаршал поддержит их удар копьём в сердце наступления. Он отправит им вслед основную силу пехоты.

Обернувшись, Лукас видел столь же быструю скачку соратников. И Морканта, который, будто боевой фрегат, раскалывал своим натиском целые ряды противников. Он проносился сквозь них, оставляя отрубленные головы, руки и ноги, и вслед за ним по освобождённому пространству мчались брендамские конные ополченцы. Пылкий бег переворачивал небо и землю, схлёстывал своих и чужих, и, будто наконечник стрелы, кавалеристы пронзали пехотный строй врага. Ещё десяток метров – и они ударились в конников противника.