Гордость и предубеждение

С завидным упорством мисс Бингли попыталась спровоцировать неприязнь Дарси к незваной гостье, с живостью, достойной похвал, обрисовывая детали его свадьбы и смакуя счастье, неизбежное при таком альянсе.

– Надеюсь, – заявила она, неспешно прогуливаясь с молодым человеком по тенистой аллее на следующий день, – когда наступит сей знаменательный час, вы не забудете намекнуть своей теще о том, что иногда весьма полезным бывает держать язык за зубами. И, если вам удастся установить контроль над будущими родственниками, пожалуйста, обратите особое внимание на младших мисс Беннет, ведь их беготня за офицерами переходит все рамки приличия. И, если вы позволите мне коснуться столь деликатного предмета, возьмите себе за труд проследить за тем, что находится на границе между самонадеянностью и неуместностью, коими Господь, помимо прекрасных глаз, разумеется, так щедро наградил Элизабет Беннет.

– Это все, что вы хотели мне предложить для построения домашней идиллии?

– Ах да, непременно распорядитесь, чтобы портреты ваших дяди и тети Филипс поместили в галерее в Пемберли. Я бы повесила их рядом с вашим знаменитым дядюшкой-судьей. Они ведь почти коллеги, ну разве что с небольшой разницей. А что касается портрета самой Элизабет, то я бы не спешила с поиском художника, поскольку едва ли первому встречному удастся передать все очарование ее глаз…

– Да, это будет нелегко, особенно если говорить об их выражении. Но что касается цвета и формы, а также совершенно изумительных ресниц, то все это вполне можно скопировать с оригинала.

В этот самый момент из-за угла на соседней дорожке показались миссис Херст и сам предмет обсуждения.

– Я и не знала, что вы собирались на прогулку, – смущенно поджав губы, заявила мисс Бингли.

– Вы обошлись с нами чудовищно несправедливо, убежав в сад и не сказав при этом ни единого слова.

Не медля ни секунды, она оккупировала незанятую руку мистера Дарси, предоставив Элизабет самой себе. Ширина дорожки позволяла чувствовать себя комфортно на ней только троим. Мистер Дарси, осознав всю неловкость положения, поспешил с более разумным предложением:

– Эта дорожка слишком узка для всех нас. Давайте выйдем на главную аллею.

Элизабет, которая меньше всего чувствовала себя расположенной оставаться в такой компании, весело отклонила эту затею.

– Нет, нет, право же, оставайтесь здесь. Вы вместе образуете совершенно восхитительную группу, и четвертый человек неминуемо разрушит всю гармонию. Счастливо оставаться!

Она поспешила прочь, несказанно довольная тем обстоятельством, что уже через день-другой окажется в родном доме. Джейн уже значительно поправилась, и дела ее шли настолько хорошо, что этим вечером она даже намеревалась на пару часов покинуть свою комнату.

Глава 11

Как только леди удалились после обеда, Элизабет побежала к сестре и, убедившись, что она надежно защищена от холода, помогла той спуститься в гостиную, где ее радушно встретили обе подруги. Элизабет никак не подозревала, что эти дамы окажутся такими милыми в течение того часа, что они провели вместе до прихода джентльменов. Их искусство вести разговор заслуживало самых высоких похвал. Предмет обсуждения они описывали с тщательностью, анекдоты рассказывали с юмором и смеялись с заразительным энтузиазмом.

Но, как только появились мужчины, Джейн оказалась тут же развенчанной. Глаза мисс Бингли не сходили с мистера Дарси, и у нее уже накопилась масса вещей, которые нужно было срочно обсудить. Однако молодой человек первым делом обратился к мисс Джейн, тепло и смущенно поздравив ее с окончанием болезни. Даже мистер Херст слегка кивнул ей и бросил сухое “весьма рад”; но все же основная часть смущения и душевного тепла пришлась на долю мистера Бингли. Его переполняли радость и заботливость. Первые полчаса ушли на то, чтобы растопить камин в гостиной, дабы, упаси Бог, мисс Беннет не пришлось страдать от перепада температуры. По его же настоянию Джейн была вынуждена пересесть в кресло с другой стороны от огня, потому как из двери ее могло просквозить. По окончании этих суетливых маневров мистер Бингли устроился около нее и после этого вообще перестал замечать окружающих. Элизабет, в противоположном углу занимавшаяся рукоделием, с удовольствием наблюдала за парой.

Когда был выпит весь чай, мистер Херст принялся намекать свояченице о картах, но все тщетно. Та, выяснив в приватной обстановке, что у мистера Дарси нет никакой расположенности к такого рода развлечениям, оставалась глуха не только к намекам, но и даже к открытому приглашению родственника. Презрительно поджав губы, девушка заверила зятя в том, что нынче вообще никто не собирается играть, подтверждением чему послужила молчаливая реакция компании на это заявление. Таким образом, мистеру Херсту ничего не оставалось делать, кроме как растянуться на ближайшей софе и немного вздремнуть. Дарси раскрыл книгу. Мисс Бингли незамедлительно последовала его примеру. Миссис Херст, в целом весьма занятая перебиранием собственных браслетов и перстней, вообще ни к кому не примкнула и лишь время от времени подключалась к беседе своего брата с мисс Беннет.

Внимание мисс Бингли было сосредоточено на наблюдении за продвижением мистера Дарси в чтении его книги ничуть не меньше, чем на чтении собственной. Девушка то и дело задавала вопросы или заглядывала в его страницу. Тем не менее отвлечь соседа настолько, чтобы тот оставил книгу и завел разговор, ей не удавалось. Молодой человек на ее вопросы отвечал лишь односложно и при этом не отрывался от книги ни на секунду. Промучившись, таким образом, достаточно долго, мисс Бингли устало отложила в сторону томик, бессильный разогнать тоску и выбранный лишь потому, что стоял рядом с тем, который так увлек Дарси, широко зевнула и немного фальшиво воскликнула:

– Как замечательно проводить вечера именно таким способом! Никто не убедит меня в том, что есть занятие более увлекательное, чем чтение! Как скоро устает человек от всего, но только не от книги! Когда у меня будет собственный дом, мое сердце окажется разбито, если я не заведу себе превосходную библиотеку.

Возразить на это было некому и нечего. Барышня снова зевнула, отложила книгу в сторону и оглядела комнату в поисках хоть какого-нибудь развлечения. Заслышав, что в эту минуту ее брат говорит мисс Беннет о бале, она резко обернулась к нему и вставила:

– Чарльз, неужели ты всерьез думаешь о том, чтобы устроить танцы в Незерфилде? Я бы тебе посоветовала, прежде чем ты окончательно примешь решение, спросить присутствующих, что об этом думают они. Если я не ошибаюсь, среди нас есть кое-кто, для кого бал станет скорее наказанием, чем удовольствием.

– Если ты имеешь в виду Дарси, – заметил молодой человек, – то он еще до начала может спокойно отправиться спать. А что касается самого бала, то этот вопрос уже вполне решен. Как только Николс закончит все приготовления, я разошлю пригласительные карточки.

– Мне гораздо больше нравились бы те балы, – отвечала ему кокетка, – которые были бы обустроены в другой манере. В их бесконечном однообразии есть что-то утомительное. Мне кажется, было бы гораздо разумнее гвоздем программы сделать не танцы, а беседы.

– Гораздо разумнее, милая моя Кэролайн, – согласился с сестрой Бингли. – Но ведь тогда это вообще не будет похоже на бал.

Мисс Бингли ничего не ответила; и вскоре после этого вообще встала и вышла из гостиной. Стройную ее фигурку воздушным манто окутывала элегантность, и грациозная походка заслуживала всяческого восхищения; но все это, предназначавшееся исключительно Дарси, было не в силах поколебать его прилежания. Уязвленная и не на шутку расстроенная, она решила отказаться от дальнейших попыток привлечь к себе внимание молодого человека, поэтому переключилась на Элизабет.

– Мисс Элиза Беннет, позвольте мне просить вас об одолжении последовать моему примеру и прогуляться по гостиной. Уверяю вас, это отлично бодрит после долгого сидения и напряжения.

Элизабет едва ли скрыла удивление, но на предложение согласилась. Тайный замысел мисс Бингли вкупе с ее любезностью достиг своей цели: мистер Дарси поднял голову. Его настолько озадачила перемена в мисс Бингли, насколько та удивила и саму Элизабет. Изумленный молодой человек неосознанно закрыл книгу. В его адрес также последовало приглашение присоединиться к компании, которое, впрочем, было отклонено в силу того, что он мог догадываться только о двух причинах этого променада вдоль гостиной и что, в обоих случаях его согласие стало бы прямым вмешательством в чужие планы.

– Что вы хотите этим сказать? – изнывая от нетерпения, поинтересовалась Кэролайн у Дарси и Элизабет одновременно.

– Скорее всего, ничего, – предположила мисс Беннет. – Просто мистеру Дарси хочется занять по отношению к нам жесткие позиции. Таким образом, единственным способом разрушить его планы будет вообще не спрашивать его ни о чем больше.

Однако вся натура мисс Бингли противилась нанесению какого-либо ущерба мистеру Дарси, поэтому она была не в силах не потребовать у молодого человека более пространных объяснений тех двух загадочных причин.

– Не вижу никаких препятствий, чтобы все вам растолковать, – начал Дарси, как только Кэролайн милостиво позволила ему говорить. – Вы избрали такой способ проведения вечера либо потому, что у вас, у барышень, есть какой-то общий секрет и вы намерены его обсудить, либо вы, уверенные в неотразимости ваших походок, желаете показать себя в наиболее выигрышном свете. Если верно первое предположение, я, несомненно, стану весьма неудобным препятствием; если второе, то мое место у камина является гораздо более удобным для наблюдения.

– О, это ужасно! – в притворном негодовании заломила руки мисс Бингли. – Никогда еще в жизни не слышала более отвратительной насмешки! Как мы накажем его за этот выпад, мисс Беннет?

– Нет ничего проще, если у вас действительно возникло такое желание, – заметила та. – Мы все с легкостью можем досаждать друг другу. Дразните его, смейтесь над ним. Учитывая ваши близкие отношения, вы, несомненно, знаете, как это лучше всего сделать.

– Клянусь всем святым, не знаю! Уверяю вас, близость наша пока еще не была достаточной для того, чтобы я узнала слабые места в обороне мистера Дарси. Дразнить воплощение покоя и холодного разума! Нет, нет, боюсь, такая тактика обречена на провал. А что касается насмешек, то, во-первых, мы будем выглядеть нелепо, если станем смеяться без причины, а во-вторых, у него совершенно стальные нервы.

– Мистер Дарси не заслуживает насмешек?! – воскликнула Элизабет. – Какое необычное свойство! Надеюсь, таким же необычным оно будет в и дальнейшем, потому что для меня иметь много знакомых со столь же странной чертой характера было бы сущим несчастьем – мне так нравится смеяться!

– Мисс Бингли, – вставил, наконец, сам предмет обсуждения, – мне явно льстит. Самые мудрые и лучшие из людей – даже нет – самые мудрые и лучшие из их поступков могут быть неверно истолкованы тем, у кого главной целью жизни является насмешка.

– Разумеется, – согласилась Элизабет, – такие люди есть, но, тем не менее, смею полагать, я не одна из них. Надеюсь, я никогда не выставлю на посмеяние то, что хорошо или мудро. Недомыслие и глупость, прихоть и несообразность, признаюсь, порой забавляют меня, и я смеюсь над ними при первой же возможности. Однако все эти качества, я уверена, ни в коей мере к вам не относятся.

– Должно быть, ни один из смертных не в силах обладать сразу всеми этими пороками. Однако целью своей жизни я сделал изучение путей, уводящих прочь от таких слабостей, которые неизбежно заставляют трезвый рассудок смеяться.

– Как гордыня и тщеславие.

– Вы правы, тщеславие – это воистину слабость. Но вот гордыня… Там, где находится действительно универсальная мудрость, гордость всегда будет на коротком поводке.

Элизабет смущенно отвернулась, чтобы скрыть непрошеную улыбку.

– Ваше изучение мистера Дарси закончилось, я полагаю, – подытожила мисс Бингли. – Так не томите же, расскажите о ваших выводах.

– Наша пикировка окончательно убедила меня в том, что у мистера Дарси недостатков нет. И этим он обязан, несомненно, лишь самому себе.

– Во мне нет подобных претензий, – возразил молодой человек. – У меня достаточно пороков, но я смею надеяться, что ни один из них не касается моего интеллекта. А вот за свой характер я, конечно, поручиться не могу. Он слишком уж неподатлив, по крайней мере, для того, чтобы мое окружение сочло его удобным. Я не могу забыть чужие глупости, оскорбления и пороки так быстро, как то должно с точки зрения света. Мало того, у меня нет, ни малейших терзаний на сей счет. Несомненно, мой характер можно назвать обидчивым: если кто-нибудь утратил в моих глазах свое доброе имя, то это уже навсегда.

– А вот это действительно недостаток! – откликнулась Лиззи. – Непримиримая обидчивость бросает тень на остальные достоинства нрава. Но вы верно обозначили собственную слабость, и поэтому я действительно не могу смеяться над ней. Считайте себя в безопасности.

– Мне кажется, что в каждой предрасположенности кроется стремление к определенному пороку. Склонность – явный признак естественной ущербности, который не в силах скрыть даже самое лучшее образование.

– А вашей ущербностью является расположенность к презиранию всех и вся.

– А вашей, – сладко улыбаясь, вторил джентльмен, – намеренное недопонимание чужих пороков.

– Давайте же немного поиграем, наконец! – воскликнула мисс Бингли, уставшая от разговора, в котором ей не было места. – Луиза, ты не будешь возражать, если я разбужу мистера Херста?

Сестра ее ничуть не возражала; инструмент был раскрыт; и Дарси после секундного колебания признался самому себе, что тоже не имеет возражений против музыки. Единственным, что сейчас его тревожило, было все более возрастающее, хотя и против его воли, собственное внимание к мисс Элизабет Беннет.

Глава 12

Вследствие соглашения между сестрами на следующее же утро Элизабет написала матери письмо, в котором просила ее выслать за ними в течение дня экипаж. Однако миссис Беннет, рассчитывая, что дочери ее пробудут в Незерфилде до следующего вторника, так чтобы получилась ровно неделя с тех пор, как там появилась Джейн, никак не могла заставить себя принять с радостью столь спешное возвращение девочек; а посему ответ ее не отличался особой благосклонностью, по крайней мере в адрес Элизабет, которой особенно не терпелось поскорее оказаться в родных стенах. В ответной записке добрая мать сухо известила дочерей о том, что повозка освободится не раньше вторника на следующей неделе, а в постскриптуме не сдержалась и добавила, что, если мистер Бингли и его сестры будут настаивать на их пребывание в поместье еще некоторое время, лично она не станет возражать против такой разлуки с горячо любимыми чадами. Что касается продления визита, то Элизабет, очевидно, не грозило выслушивать долгие уговоры хозяек дома. Впрочем, она этого и не ждала. Напротив, опасаясь, что их нежданно затянувшееся пребывание в Незерфилде может затянуться еще, она настояла на том, чтобы Джейн немедленно одолжила экипаж мистера Бингли и воплотила тем самым в жизнь их выработанный с утра план; и вскоре за этими доводами последовала столь желанная просьба мисс Беннет.

Обращение девушки к хозяину наделало большой переполох, попутно породив массу смутных беспокойств и тревог. Сказанных слов, главный смысл которых сводился к недопустимости такой спешки и уверенности в том, что, по крайней мере, до завтра никакой нужды ехать в такую даль нет, хватило бы на целый роман. Поддавшись уговорам, сестры согласились отсрочить свой отъезд до следующего утра. Такая уступчивость с их стороны явно не входила в планы мисс Бингли, которая, хоть и предложила подруге остаться, все же была снедаема ревностью и нелюбовью к младшей, по силе своей гораздо превосходившими привязанность к старшей.

Сам мистер Бингли безмерно огорчился, услышав о том, что гостьи покинут поместье так скоро, и то и дело принимался увещевать Джейн отложить возвращение домой ввиду общей ее слабости после болезни. Однако Джейн была тверда как скала, особенно в тех вопросах, где, как ей казалось, она занимает единственно приемлемую позицию.

Что касается мистера Дарси, то в его душе это известие едва ли вызвало бурю чувств. По справедливости говоря, Элизабет Беннет пробыла в Незерфилде и без того достаточно долго. Она влекла его к себе больше, чем ему того хотелось бы, а мисс Бингли, прекрасно замечая это, теряла всю свою любезность и становилась язвительней, чем обычно. Молодой человек весьма здраво рассудил, что именно сейчас он обязан сдерживать малейшие проявления собственной неожиданной привязанности и что именно нынче он не вправе давать Лиззи повода думать, что она способна хоть как-нибудь влиять на его счастье; ведь, если бы такая идея получила свое развитие, ему, совершенно очевидно, пришлось бы предпринять что-нибудь весьма существенное, чтобы либо ее подтвердить, либо безжалостно разрушить. Твердо придерживаясь намеченного плана, за целую субботу он едва ли обменялся с девушкой десятком слов и, несмотря на то, что однажды их оставили вдвоем на целых полчаса, с удвоенным рвением окунулся в чтение книги, так ни разу и не подняв глаз на свою соседку.

В воскресенье сразу же после утренней службы состоялось, наконец, расставание, столь милое и приятное почти что всем. В преддверии разлуки любезность мисс Бингли по отношению к Элизабет за считанные минуты достигла небывалых высот, равно как и ее любовь к Джейн; и, когда они расстались после обильных заверений мисс Бингли в том, что она будет несказанно рада видеть их обеих будь то в Незерфилде или Лонгбурне, а также после череды самых теплых объятий, распаливших девиц настолько, что даже на долю Элизабет выпало случайное рукопожатие, младшая из сестер, сев в повозку и облегченно вздохнув, покинула поместье в самом приятном расположении духа.

Сердечность приема, оказанного девушкам их матерью дома, не шла ни в какое сравнение с недавними проводами в Незерфилде. Миссис Беннет весьма удивил их приезд, и она не замедлила пожурить девочек за доставленные мистеру Бингли хлопоты, попутно заверив Джейн, что уж теперь-то ей точно не избежать рецидива болезни. Однако их отец, хоть и очень лаконично, искренне порадовался возвращению детей, потому как неожиданно долгая разлука с ними позволила ему прочувствовать всю их важность для семьи в целом: все разговоры в гостиной по вечерам совершенно очевидно теряли большую часть своей живости и вообще весь смысл именно из-за того, что не было Лиззи и Джейн.

Сестры застали Мэри в привычном для нее состоянии тщательного изучения басовых октав и человеческой натуры и вынуждены были одобрить несколько новых отрывков и выслушать пару угрожающих в своей непреклонности моралите. У Кэтрин и Лидии тоже накопились новости для сестер, правда, несколько иного свойства. С тех пор как они не виделись, точнее, с самой среды, в полку произошли весьма важные события: несколько офицеров отужинали вместе с дядюшкой, одного рядового высекли, и теперь ходят упорные слухи о том, что полковник Форстер собирается жениться.

Глава 13

– Надеюсь, моя дорогая, – заметил мистер Беннет жене за завтраком на следующее утро, – вы заказали стряпухе на сегодня хороший обед, поскольку у меня есть все основания предполагать, что нынче после полудня ряды нашего семейства пополнятся.

– Что вы хотите этим сказать, дорогой? Уверена, я понятия не имею, кого вы сегодня ожидаете. Разве что Шарлотта Лукас заглянет к нам по дороге; а уж для нее-то, я уверена, мои обеды вполне хороши. Скажу даже больше: сдается мне, что по сравнению с тем, что им подают дома, наша пища – райский нектар.

– Тот человек, о котором я говорю, – джентльмен и посторонний.

– Джентльмен и посторонний! – зачарованно повторила миссис Беннет, одновременно сверкая глазами. – Я просто уверена, что это мистер Бингли. Но, Джейн… Ах, отчего же ты не сказала мне ни словечка? Экая, право, скромница! Если б вы знали, как я буду рада повидаться с мистером Бингли! Но, Боже мой, как это все некстати! У нас в доме сегодня нет ни куска рыбы! Лидия, душечка, звони же скорее. Я должна дать указания Хилл немедленно!

– Но это не мистер Бингли! – стараясь перекрыть общий гвалт, воскликнул глава семейства. – Это совершенно посторонний человек, которого я никогда и в глаза не видел.

За этим заявлением последовало изумленное затишье; но уже через секунду мистер Беннет имел возможность насладиться шквалом внимания и вопросов, который выплеснули на него жена и пять дочерей одновременно. Немного потешив себя их любопытством, он, наконец, снизошел до объяснения:

– Около месяца назад я получил это письмо и уже через две недели на него ответил, так как мне показалось, что дело это весьма деликатного свойства, а потому требует незамедлительного ответа. Мне пишет племянник, мистер Коллинз, который после моей смерти, если вдруг ему взбредет такая блажь в голову, сможет запросто всех вас выкинуть из этого дома.

– Ах, дорогой, – капризно всхлипнула его супруга, – пощадите мои нервы и не напоминайте мне о нем. Не говорите больше ничего об этом ужасном человеке. То, что ваша собственность должна быть отобрана от родных дочерей в пользу какого-то Коллинза, я воспринимаю как самую жестокую несправедливость. Кстати, на вашем месте я бы уже давно об этом задумалась и что-нибудь непременно предприняла.

Джейн и Элизабет попытались растолковать, вконец расстроенной матери основные положения майората. Следует заметить, что это было далеко не первое и уж точно не последнее объяснение; но, как только речь заходила о сущности этого закона, разум миссис Беннет словно разбивал паралич. Миледи начинала горько причитать; и единственное, что она выносила из этих разговоров, – это жестокость закона, дающего право отнять дом у пяти дочерей в пользу какого-то там родственника, до которого никому в их семье с роду не было дела.

– Разумеется, это чудовищная несправедливость, – согласился с женой мистер Беннет, – и ничто не в силах оправдать мистера Коллинза за провинность наследования Лонгбурна. Но, если вы послушаете, что он пишет в письме и как он это излагает, возможно, ваша неприязнь к моему племяннику чуть поубавится.

– Нет, ничто меня не переубедит, я уверена. И мне кажется, что с его стороны не слишком-то любезно писать вам вообще. Какое лицемерие! Я презираю таких лживых “друзей”! И отчего это он не может постоянно с вами ссориться, как это делал его родитель?

– Не сомневаюсь, как только вы ознакомитесь с содержанием письма, вы поймете, что он снедаем сыновними терзаниями.

«Хансфорд близ Вестерема, Кент, 15-ое октября.

Уважаемый сэр,

разногласия, наблюдавшиеся между вами и моим достопочтенным и ныне покойным батюшкой, причиняли мне много неудобств; и с тех пор, как нас постигла эта тяжелая утрата, меня неотступно преследует желание залечить давнюю рану на теле дружеских отношений между нашими семьями. Не скрою, некоторое время благие мои порывы сдерживали мои же собственные сомнения относительно того, не станет ли примирение с вами кощунством по отношению к памяти покойного моего родителя и, не правильней ли будет поддерживать непримиримую конфронтацию с тем, с кем при жизни батюшка оставался врагом. Тем не менее, сейчас все мои колебания остались в прошлом, поскольку, будучи посвященным в духовный сан на Пасху, я неожиданно оказался несказанно осчастливлен особым расположением высокочтимой леди Кэтрин де Бург, вдовы сэра Льюиса де Бурга, чья щедрость и добродетель столь велики, что именно мне выпала честь поселиться в превосходнейшем доме для пастора здешнего прихода, чтобы отныне по первому зову достопочтенной миледи исполнять все обряды и ритуалы, предусмотренные институтом Священной Церкви. Более того, пройдя через рукоположение и став священником, я чувствую свой долг всемерно способствовать установлению благословенного мира во всех семьях, в коих слово мое имеет влияние. В этой связи я смею надеяться, что настоящая моя попытка сделать шаг к примирению достойна похвалы и что теперь вы соизволите пересмотреть мой статус единовластного наследника Лонгбурна. Да будет щедрой рука дающего! Меня не может не терзать роль мучителя ваших славных дочерей, невольно доставшаяся мне, и теперь я нижайше прошу вашего прощения, а также спешу заверить ваше уважаемое семейство в полной своей готовности всячески способствовать вашему счастью. Если вы не станете возражать против того, чтобы принять меня в Лонгбурне, я позволю себе нанести свой визит в понедельник, 18-го ноября, в четыре пополудни, а также хотел бы просить вас о гостеприимстве до субботы, что весьма удобно мне, поскольку леди Кэтрин не имеет ни малейших возражений против моего редкого отсутствия по воскресеньям, если, конечно, меня может заменить на утренней службе какой-нибудь другой пастор. Сэр, непременно передавайте мой нижайший поклон вашей супруге и дочерям. С уважением, ваш вечный доброжелатель и друг,