Гордость и предубеждение

– Именно этого вопроса я от вас и ждал. Воображение женщин подобно вихрю: оно перелетает от заинтересованности к любви, а от любви к алтарю, слепо сметая на пути все преграды. Я так и знал, что вы пожелаете мне счастья.

– Ну что ж, коль вы так серьезно говорите, я склонна рассматривать этот вопрос как уже абсолютно решенный. Кстати, вы обзаведетесь совершенно очаровательной тещей, которая, несомненно, всегда будет вас сопровождать в Пемберли.

Молодой человек выслушивал этот щебет с полным равнодушием, позволяя девушке развлекаться таким способом; однако его хладнокровие лишь подливало масла в огонь, и поток острот грозил своей неисчерпаемостью.

Глава 7

Собственность мистера Беннета состояла из недвижимого имущества, приносившего почти две тысячи фунтов годового дохода. К великому сожалению дочерей, все состояние было завещано в пользу наследников мужского пола, состоявших с главой семейства в дальнем родстве; состояние же их матери, хотя и вполне приличное при ее образе жизни, едва ли могло восполнить недостаток отцовского; а отец ее служил адвокатом в Меритоне и оставил дочери четыре тысячи сбережений.

Миссис Беннет имела сестру, вышедшую замуж за некого мистера Филипса, клерка из конторы ее отца, позже принятого в семейное дело, а также брата, учредившего в Лондоне очень солидный торговый дом.

Деревня Лонгбурн находилась всего в миле от Меритона – весьма удобное расстояние для юных леди, три или четыре раза в неделю чувствующих себя расположенными для визита к горячо любимой тетушке и осмотра новинок у местного шляпника. Две младшие сестры, Кэтрин и Лидия, проделывали этот неблизкий путь особенно часто. Их умы не были так заняты, как у остальных сестер; поэтому, привычно не имея более заманчивых предложений, они любили скрашивать утренние часы прогулкой в Меритон, а вечерние – воспоминаниями об оной. Сколь ни бывает скудна здешняя глушь новостями, удача им вечно сопутствовала, и они никогда не возвращались от тетки с пустыми руками, так как каждый раз ухитрялись вытянуть из нее очередную сенсацию. Вот и нынче они восторженно бурлили, будучи переполненными новостями и радостным возбуждением от недавнего прибытия полка конной армии, который на зиму расположился по соседству со штаб-квартирой в Меритоне.

Отныне их визиты к миссис Филипс обещали донесения одно интересней другого. Каждый новый день приносил с собой большую ясность относительно имен офицеров и их дружеских связей. Расположение квартир командования больше не являлось тайной, а вскоре девушки познакомились и с самими военными. Мистер Филипс весьма коротко сошелся почти со всеми офицерами и часто их навещал, что открыло его племянницам источник счастья и наслаждений, доселе еще не ведомый. Теперь они не говорили ни о чем, кроме военных. Упоминания о богатстве мистера Бингли, дававшие столько пищи для ума и фантазии их матери, пролетали мимо очаровательных ушей незамеченными; и все злато на свете меркло по сравнению с блеском начищенных кокард.

Выслушав одним прекрасным утром очередную порцию вдохновенных излияний, мистер Беннет холодно заметил:

– Анализируя все мной здесь услышанное, я могу сделать только одно заключение: вы обе глупейшие создания в здешней округе. Раньше я об этом лишь подозревал, но теперь у меня сложилось твердое в том убеждение.

Кэтрин смутилась и промолчала, зато Лидия, точно воплощение безразличия, продолжала расхваливать достоинства капитана Картера и выражать надежды непременно нынче с ним увидеться, потому, как завтра тот собирался отлучиться в Лондон.

– Я поражаюсь, мой дорогой, – насупилась миссис Беннет, – вашей готовности признать собственных детей глупыми. Если бы мне когда-нибудь пришла в голову фантазия пренебрежительно отозваться о чьих-нибудь детях, мои собственные девочки никогда бы не стали объектом критики.

– Сударыня, коль скоро мои собственные дети глупы, я хочу надеяться, что самому мне всегда достанет ума это понять.

– Да, но так уж случилось, что все ваши дети очень умны.

– Льщу себя надеждой, что наши с вами расхождения во взглядах ограничиваются только этим. Доселе, признаться, я был уверен в полном нашем согласии во всех вопросах, но нынче вынужден от вас отмежеваться и еще раз со всей ответственностью заявить, что обе наши младшие дочери непроходимо глупы.

– Дорогой мой мистер Беннет, не стоит требовать от этих девочек рассудительности их родителей. Когда они доживут до наших лет, уверена, они не станут думать об офицерах больше, чем это делаем мы. Я помню времена, когда тоже сходила с ума от красных мундиров, и даже сейчас мое сердце от них слегка замирает. А если какому-нибудь респектабельному полковнику с пятью-шестью тысячами в год придется по душе одна из наших крошек, я не буду иметь ничего против. Кстати, мне кажется, что давеча полковник Форстер на приеме у сэра Уильяма выглядел в своем мундире очень прилично.

– Мама, – надрывно воскликнула Лидия, – тетушка говорит, что полковник Форстер и капитан Картер нынче не так часто ходят к мисс Ватсон, как в прошлый свой приезд! Теперь их часто видят в библиотеке Кларка.

Миссис Беннет собралась, уже было ответить, как в комнату вошел лакей с запиской для старшей мисс Беннет: прибыл человек из Незерфилда, и ему было поручено дождаться ответа. Глаза миссис Беннет так и вспыхнули от удовольствия, и она с энтузиазмом принялась кликать остальных, в то время как ее дочь нетерпеливо развернула послание.

– Ну же, Джейн, от кого оно? О чем? Что же там, наконец? Джейн, не тяни! Ну, солнышко?

– Записка от мисс Бингли, – сообщила барышня и зачитала ее целиком:

«Дорогая моя Подруга,

если только ты не сжалишься над нами и не согласишься отобедать сегодня в компании со мной и Луизой, мы обе рискуем возненавидеть друг друга до конца наших дней, потому что беседа тет-а-тет между двумя женщинами длиной в целый день непременно должна закончиться страшной ссорой. Молю тебя, не медли и, как только получишь записку, приезжай. Мой брат и остальные мужчины сегодня отправились на весь вечер к офицерам. Твоя навеки,

Кэролайн Бингли».

– К офицерам! – заголосила Лидия. – Почему же тетушка нам об этом не сказала?

– Да, это весьма некстати.

– Можно мне взять экипаж? – поинтересовалась Джейн.

– Нет, дорогая моя, тебе лучше поехать верхом, потому что собирается дождь; и если разразится ненастье, то, боюсь, тебе придется остаться там на ночь.

– Это было бы здорово, – резонно вставила Элизабет, – если, конечно, Бингли не попытаются отправить ее обратно своими силами.

– Нет же! Джентльмены, наверняка, отправились в Меритон в пролетке мистера Бингли, а у Херстов своих лошадей нет.

– Я бы поехала все же в экипаже.

– Но, дорогая моя, я уверена, что твой отец не согласится одолжить нам лошадей. Они ведь нужны ему на ферме, не так ли, мистер Беннет?

– Они нужны на ферме гораздо чаще, чем я в состоянии их туда отправить.

– И если сегодня они здесь, то мы имеем ответ на мамин вопрос, – подытожила Лиззи.

В конце концов было решено, что лошади все же заняты, и поэтому Джейн не оставалось ничего, кроме как ехать верхом. Мать проводила ее до самых ворот, с лучезарной улыбкой выдавая самые мрачные прогнозы погоды. К чести миссис Беннет, все ее предсказания оказались совершенно справедливы; и едва только Джейн скрылась за поворотом дороги, как начался настоящий ливень. Сестры дружно пожалели бедняжку, зато мать сияла, как новый шиллинг. Дождь все лил, и под его монотонный грохот унылый день сменился безрадостным вечером; и не было никакой силы на свете, которая заставила бы Джейн вернуться домой по такой погоде.

– Как здорово я это придумала! – в который уже раз шумно восторгалась миссис Беннет, словно намекая на то, что ненастье – тоже ее рук дело.

Однако в полной мере оценить всю выгоду затеи она смогла лишь на следующее утро. Семейство уже почти закончило завтрак, когда из Незерфилда прибыл слуга, доставивший сообщение для мисс Элизабет:

«Милая моя Лиззи,

сегодня с утра я чувствую себя неважно; неверное, это оттого, что вчера я вымокла до нитки. Мои добрые подруги и слышать не желают о том, чтобы я возвратилась домой, пока мне не станет лучше. Они настаивают также на том, чтобы я встретилась с мистером Джонсом; поэтому не удивляйся, если услышишь, будто я с ним встречалась. Не считая першения в горле и мигрени со мной все в полном порядке.

Всегда твоя и пр».

– Ну, дорогая моя, – обращаясь к жене, произнес мистер Беннет, после того как Элиза зачитала письмо вслух, – если теперь ваша дочь больна, если дни ее сочтены, каким облегчением станет для нас мысль о том, что все это случилось во имя мистера Бингли и согласно вашим распоряжениям?

– О! Я совсем не боюсь, что она умрет. Как правило, люди не склонны умирать от пустяковой простуды. О ней должным образом позаботятся. Покуда Джейн пребывает в том доме, она будет в полном порядке. Если вы дадите мне экипаж, я поеду, чтобы навестить ее.

Элизабет, не на шутку взволнованная, в отличие от матери преисполнилась решимости отправиться к сестре, даже если повозки не будет; и, поскольку верховая езда никогда не числилась в ее активе, единственным выходом оставалась пешая прогулка. Об этом она высказалась вслух.

– Как можно быть такой глупой! – негодовала миссис Беннет. – Неужели ты не видишь, какая на улице грязь? Когда ты доберешься до Незерфилда, на тебя страшно будет взглянуть.

– Я пойду туда не на смотрины, а только чтобы проведать Джейн.

– Лиззи, не намекаешь ли ты на то, чтобы я послал за лошадьми?

– Нет, папа, что вы! Я не вижу никаких препятствий для небольшой прогулки. Что значат расстояния, когда перед тобой благая цель! В конце концов, речь идет всего о трех милях. Я вернусь уже к обеду.

– Твоя душевная щедрость меня восхищает, – заметила Мэри, – но каждый порыв чувств должно контролировать разумом. На мой взгляд, всякое усилие обязано быть пропорционально конечному результату.

– Мы пойдем с тобой до Меритона, – не сговариваясь, заявили Кэтрин и Лидия.

Элизабет охотно приняла их в компанию, и вскоре три барышни отправились в путь.

– Если мы поторопимся, – снова и снова повторяла Лидия, семеня по мокрой траве, – то, скорее всего, еще успеем застать капитана Картера.

В Меритоне они расстались. Младшие поспешили в резиденцию одной из офицерских супруг, а Элизабет направилась дальше, проходя поле за полем, пробираясь сквозь живые изгороди и нетерпеливо перепрыгивая через лужи. Когда из-за очередного холма показалась усадьба, она устало замерла. Лодыжки ее ныли, на чулки налипли комья грязи, а лицо горело от изрядного утомления.

Ее проводили в столовую, в которой собрались все, за исключением Джейн. Появление еще одной мисс Беннет было сюрпризом. Подумать только: целых три мили, с раннего утра, по такой непролазной грязи, да еще одна!.. И миссис Херст, и мисс Бингли сочли это совершенно неслыханным поступком. Втайне Элизабет нисколько не сомневалась, что дамы за это ее презирают. Тем не менее, прием она получила вполне любезный, а в манерах их брата из-под простой любезности пробивалось нечто большее: в его речи сквозили юмор и доброта. Мистер Дарси говорил мало, а мистер Херст и вовсе не произнес ни слова. Первый метался в раздумьях между тем, какой восхитительный румянец играет на щеках девушки от долгой прогулки, и тем, является ли недомогание сестры достаточно веской причиной для того, чтобы такая юная особа целые три мили преодолела одна, без всякого сопровождения. Последний не думал ни о чем, кроме завтрака.

На свои вопросы о состоянии сестры Лиззи получила ответы весьма тревожные. Мисс Беннет провела очень беспокойную ночь и, проснувшись, продолжает оставаться в постели по причине сильной лихорадки. Элизабет обрадовалась, когда ее без каких-либо задержек проводили в спальню сестры; и Джейн, которую пуще болезни мучил страх за то, что своим состоянием она причиняет массу неудобств хозяевам, и которая в своей записке меж строк молила родных о приезде, увидев на пороге сестру, вздохнула с облегчением. Девушка оказалась слишком слаба для оживленной беседы; и, когда мисс Бингли оставила сестер наедине, она смогла только выразить благодарность за безмерную доброту, с которой к ней отнеслись домашние. Элизабет молча погладила слабую руку.

По окончании завтрака обе мисс Беннет все же присоединились к остальным. Элизабет с удивлением для себя обнаружила, что начинает проникаться симпатией к хозяевам за заботу к бедной Джейн. Вскоре прибыл аптекарь, который, обследовав больную, предположил, что бедняга подхватила сильную простуду, но заверил, что опасаться нечего. Старик посоветовал барышне вернуться в постель и принять лекарства. Его совету с радостью последовали, поскольку симптомы лихорадки с каждой минутой становились все явственней, а голова жутко разболелась. Элизабет ни на секунду не отходила от кровати сестры. Остальные дамы также отлучались крайне редко – поскольку их мужчины уехали, ничего другого им и не оставалось.

Когда часы пробили три, Элизабет забеспокоилась и стала нехотя собираться домой. Мисс Бингли предложила ей свою повозку и уже придумала веские доводы в пользу этого небольшого одолжения, когда Джейн едва слышно заявила, что поедет тоже, так что барышне пришлось сменить предложение повозки на уговоры обеих сестер остаться в Незерфилде еще на какое-то время. Элизабет с самой искренней благодарностью приняла этот жест милосердия; и в который уже раз лакей отправился в Лонгбурн, чтобы сообщить семье о том, что обе сестры задерживаются, а также чтобы принести с собой несколько платьев им на смену.

Глава 8

В пять часов обе леди удалились, чтобы сменить туалеты, и в половине седьмого Элизабет пригласили к столу. На все вопросы, которые были ей заданы за обедом в немыслимом количестве и среди которых те, что задавал мистер Бингли, были скрашены не просто светской любезностью, но искренним интересом, Джейн, к сожалению, не могла дать удовлетворительного ответа. Лучше ей не становилось. Сестры Бингли, услышав такие новости, три или четыре раза повторили, как сильно они огорчены, как это неловко – так простудиться – и как сами они терпеть не могут болеть. Как только поток их болтовни иссяк, к этой теме больше не возвращались.

Их брат оказался единственным человеком, который вызывал симпатию у Элизабет. Его беспокойство о Джейн было совершенно очевидным, а внимание, которое он оказывал гостье, льстило. Все это вместе не позволяло Элизабет чувствовать себя незваным гостем, коим, по глубокому ее убеждению, ее склонны были считать все остальные домочадцы. Никто, кроме него, почти не обращал на девушку внимания. Мисс Бингли была увлечена беседой с мистером Дарси; ее сестра тоже казалась поглощенной их разговором; что касается мистера Херста, рядом с которым сидела Элиза, то он был настолько ленив, что, казалось, жил только для того, чтобы есть, пить да играть в карты. Обнаружив, что тарелка у соседки скорее пуста, чем наполнена рагу, он вообще не счел ее достойной внимания.

Как только обед закончился, Элизабет немедленно вернулась к Джейн, чем не преминула воспользоваться мисс Бингли, которая принялась упражняться в остротах, едва только за ней закрылась дверь. Все леди сошлись на том, что манеры их гостьи ужасны, что сама она – смесь дерзости и гордыни, не умеет поддерживать беседу, и у нее нет ни стиля, ни вкуса, ни красоты. Миссис Херст, согласная с каждым словом, сочла своим долгом добавить:

– Короче говоря, в ней нет ничего положительного, не считая, правда, задатков скорохода. Никогда в жизни я не забуду, в каком виде она заявилась к нам сегодня утром. Она действительно выглядела почти как дикарка.

– Ты совершенно права, Луиза. Я едва могла удержаться от смеха. Что вообще за блажь пришла ей в голову – явиться сюда! Подумать только: ее сестра простужена, и она считает это поводом, чтобы поупражняться в ходьбе. А голова! У нее были совершенно растрепанные волосы!

– А нижняя юбка! Надеюсь, ты видела ее нижнюю юбку? Добрых шесть дюймов ее стояли колом от грязи, я абсолютно в этом уверена. Она, конечно, попыталась прикрыть ее платьем, но ведь все равно все было видно!

– Должно быть, ты совершенно права в своем описании, Луиза, – заявил Бингли, – но я ничего подобного не заметил. Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет, явившись сегодня поутру, выглядела исключительно мило. А ее грязной нижней юбки я и правда, не заметил.

– Но уж вы-то точно это заметили, мистер Дарси, – вставила мисс Бингли, – и я полагаю, что вам ни за что не хотелось бы видеть собственную сестру, проделывающую подобные променады.

– Разумеется, нет.

– Пройти три мили, или четыре, или пять миль, или сколько их там еще, по щиколотку в грязи, совершенно одна, совершенно одна! Что она хотела этим показать? Сдается мне, это был жест твердолобого самодовольства, чисто сельское пренебрежение к этикету.

– Это был жест любви к сестре, который делает ей честь, – не согласился Бингли.

– Боюсь, мистер Дарси, – игривым полушепотом обратилась к соседу мисс Бингли, – что данный конфуз несколько затмил блеск некогда прекрасных глаз этой выскочки.

– Нисколько, – отвечал молодой человек. – От прогулки они блестели только ярче.

Возникла неловкая пауза, которую поспешила нарушить миссис Херст:

– Я весьма расположена к мисс Джейн Беннет. Она действительно прекрасная девушка, и всем сердцем я желаю ей лучшей доли. Но с таким отцом и с такой матерью, с такими жуткими связями, боюсь, у нее нет шансов.

– Мне кажется, я слышал, ты говорила, будто ее дядя имеет адвокатскую практику в Меритоне?

– Совершенно верно, и у нее есть еще один. Кажется, он живет где-то у Чипсайда.

– Должно быть, у него огромное состояние, – добавила его сестра, и обе дружно прыснули в искреннем приступе веселья.

– Даже если бы у них было достаточно дядей, чтобы населить ими весь Чипсайд, – гневно воскликнул Бингли, – это ни на йоту не сделало бы их самих менее милыми!

– Зато существенно снизило бы их шансы выйти замуж даже за самого последнего члена светского общества, – парировал Дарси.

Бингли на это ничего не ответил; однако сестры его выразили полное согласие с этим утверждением, и еще долго питали свое веселье из нескончаемого источника вульгарных связей их милой подруги.

Наконец, проникнувшись подобающей нежностью, они все же прошествовали в покои больной, где пробыли вплоть до того времени, когда в столовой подали кофе. Бедняга Джейн все еще была очень плоха, и Элизабет не отходила от нее ни на шаг до самого позднего вечера, дожидаясь, пока та крепко уснет и пока не наступит тот момент, когда скорее чувство долга, чем желание общества, позовет ее вниз. В гостиной она обнаружила все семейство, увлеченно игравшее в карты. Девушку немедленно пригласили к столу; но та, заподозрив, что ставки весьма высоки, предложение вежливо отклонила и, сославшись на усталость, попросила разрешения просто посидеть немного с книгой в руках. Мистер Херст изумленно поднял на нее глаза, словно она была неведомым насекомым.

– Неужели вы всерьез предпочитаете чтение картам? Это так необычно…

– Мисс Элизабет Беннет, – ответила за нее мисс Бингли, – презирает карты. Она известна своим пристрастием к книгам и больше ни в чем не находит удовольствия.

– О, я не заслужила ни такой похвалы, ни такого порицания! – изумленно воскликнула Элизабет. – Я вовсе не такой уж великий читатель и нахожу удовольствие во многих вещах.

– Уверен, что одна из них – уход за больной сестрой, – вставил Бингли. – Надеюсь также, что вскоре ваше удовольствие станет еще больше, когда вы увидите вашу сестру здоровой.

Девушка от всего сердца поблагодарила молодого человека за теплые слова и прошла к столу, на котором лежало несколько книг. Хозяин немедленно предложил ей любую книгу, какая только найдется в его библиотеке.

– Мне хотелось бы иметь еще больше книг, чтобы у вас сложилось обо мне более приятное впечатление; но я ленив, и хотя собрание мое невелико, мне не хватит всей жизни, чтобы одолеть и десятую часть этих книг.

Элизабет уверила мистера Бингли, что вполне обойдется и тем, что есть.

– Я, право, удивляюсь, что наш отец оставил после себя такое незначительное количество книг, – заметила мисс Бингли. – Зато, какая у вас приятная библиотека в Пемберли, мистер Дарси!

– Иначе и быть не может, – довольно заметил молодой человек, – ведь над ее составлением трудилось не одно поколение.

– Значение вашего собственного вклада трудно переоценить – вы постоянно покупаете книги.

– В наши дни было бы преступлением пренебречь семейным делом.

– Пренебречь! Уверена, вы не пренебрежете даже пустяком, если только пустяк этот способен добавить очарования вашему славному дому. Чарльз, когда ты построишь собственный дом, будет превосходно, если по красоте он хотя бы наполовину сравняется с Пемберли.

– Да, было бы неплохо.

– Мой тебе добрый совет: купи какое-нибудь поместье неподалеку и возьми усадьбу Пемберли за образец. В целой Англии не сыскать графства прекрасней, чем Дербишир.

– Всем сердцем я согласен с этим. Я бы вообще охотно купил Пемберли, если б только Дарси выставил его на продажу.

– Это всего лишь предположение, Чарльз.

– Клянусь тебе, Кэролайн, мне кажется, гораздо реальнее приобрести Пемберли за деньги, чем попытаться его скопировать.

Разговор этот так увлек Элизабет, что она едва заглядывала в свою книгу. Вскоре и вовсе отложив ее в сторону, она придвинулась ближе к карточному столу и оказалась между мистером Бингли и его старшей сестрой.

– Мисс Дарси, наверное, заметно подросла с прошлой весны, – предположила мисс Бингли. – Как тебе кажется, догонит ли она меня в росте?

– Да, скорее всего. Уже сейчас она ростом с мисс Элизабет Беннет или даже чуть повыше.

– Как мне хочется повидать ее снова! Никогда в жизни не встречала более милого создания. Какое самообладание, какие манеры, какое совершенство, и это в ее-то возрасте! Ее игра на фортепиано безукоризненна, – изнывала в восторге мисс Бингли.

– Меня всегда поражало, откуда у совсем юных леди столько терпения, чтобы достичь подобного совершенства. А между тем почти каждая девочка в ее возрасте просто ангел! – воскликнул мистер Бингли.

– Ты считаешь, что все юные леди совершенны? Чарльз, голубчик, ты действительно имеешь это в виду?

– Да, именно так я и думаю. Все они умеют расписывать дощечки, вышивать каминные экраны и вязать кошельки. Среди моих знакомых нет ни одной, которая не обладала бы всеми этими талантами сразу. И еще я абсолютно уверен, что, о какой бы юной леди впервые ни зашла речь, вам непременно доложат, что она – само совершенство.

– Твой список распространенных признаков истинного совершенства, – произнес Дарси, – слишком уж справедлив. Поверь мне, многие женщины достойны подобной похвалы, даже если, кроме этого, Господь не наградил их больше никакими добродетелями. Но вот с твоей общей оценкой прекрасной половины я, увы, согласиться не могу. Среди моего весьма широкого круга знакомых едва ли наберется полдюжины, которых без всяких оговорок можно было бы назвать совершенством.

– Уверена, я насчитаю не больше, – согласилась мисс Бингли.

– Тогда вы, должно быть, слишком строго подходите к критериям женского совершенства, – вступила в беседу Элизабет.

– Да, я действительно много вкладываю в это понятие, – ответил Дарси.

– Разумеется! – с готовностью подхватила его преданная ассистентка. – Никак нельзя назвать человека совершенным, если только он заметно не возвышается над банальностью. Чтобы заслужить похвалу, женщина должна иметь глубокие познания в музыке, вокале, живописи, танце и современных языках; но, кроме всего этого, ей решительно необходимо иметь что-то в облике, манерах и походке, в тембре голоса и интонациях, а иначе получится половинчатое совершенство.

– Вы абсолютно правы: ей действительно необходимо обладать всем перечисленным, – согласился Дарси, – но к этому также необходимо добавить что-нибудь существенное, например, универсальные идеи, почерпнутые из самого интенсивного чтения.

– Вот как! – протянула Элизабет. – Теперь меня нисколько не удивляет, почему в вашем списке едва ли наберется больше шести таких женщин. Скорее меня удивляет, что вы вообще с таковыми знакомы.

– Неужели вы столь невысокого мнения о вашем поле, что вообще боитесь признать существование прецедентов?

– Лично я подобных никогда не встречала. Мне не знакомы такие способности, и вкус, и очарование, и элегантность все вместе, как вы это только что описали.

Миссис Херст и мисс Бингли дружно запротестовали против такого вопиюще несправедливого сомнения, и в репликах своих уверяли, что знавали массу леди, отвечающих всем этим требованиям; однако вскоре мистер Херст призвал обеих к порядку, потому как сестры совершенно позабыли об игре и не следили за ее ходом. Его упрек положил конец дискуссии, и спустя несколько минут Элизабет покинула гостиную.