История и тайны Северной столицы. Загадки земли сестрорецкой

Веня подписался и с сожалением спрятал свою тетрадку на полке среди книжек. Ведь надо ж так: лишь только прикоснулись к настоящей тайне, – и на тебе! – история закончилась! И откуда мог знать он тогда, что история эта, начавшись где-то там, за пеленою лет, – которая завершилась, как ему казалось, у него на глазах, – и не закончилась вовсе, а лишь перелистнула перед ним одну из своих страниц!

Глава 2. Тайна Глухого озера

Ленинград

1967 год, ранняя весна

– Да ты, Алик, выпей ещё стопку-то на дорожку, выпей, – бабушка доложила гостю в тарелку жареной картошки со шматом отдельной колбасы (её фирменное блюдо), и подала дедушке беззвучную команду, взглянув на пустую стопку и быстро подняв и опустив брови. Дедушка, привыкший угождать жене, тут же наполнил маленькую гранёную стопку «московской». – Ты выпей и не волнуйся. Ульяна и не узнает, путь-то неблизкóй. А узнает, не беда! Неужоль и выпить нельзя у своих?! Ведь, мы ж как родня с вами, столько годков!

– Спасибо, спасибо, нянька, – отнекиваясь ради приличия, дядя Алик «поддался» уговорам бабушки, которую почему-то называл нянькой, и с явным удовольствием осушил мерку, не забыв пожелать здоровья гостеприимным хозяевам. Дедушка с Венькой выпили по стопке лимонада.

Угасшая беседа затеплилась вновь. Теперь Олег Петрович обратился к Вене:

– Ну что, нонешним-то летом последний разок с дружком своим в поле побегаешь!

– А… а почему, дядя Алик? – насторожился парень в ожидании скверных вестей, – Борька, он что… – И вот что поведал об этом Олег Петрович…

Бориного отца, крупного спеца по судовым энергетическим установкам, переводят в Севастополь, как раз на следующий год. Он сам об этом просил руководство: сыну, с детства страдавшему дерматитом (о чём Веня и сам хорошо знал), врачи давно советовали сменить сырой ленинградский климат на южный, приморский. Более всего для этого подходил Крым. К тому же, в Севастополе жила бабушка Бори.

– Теперь и не знаю, где дачников сыскать, – таких-то порядочных днём с огнём… Культурные они, аккуратные, ничего не побьют, не испортят. Да и заплатить норовят вперёд и всё сразу. Семь лет уж снимают.

– Молодцы, заранее предупредили, – вставил дедушка, – всегда надо так. Надобно заранее…

– Да вот сейчас и прояснилось у них. Как раз в августе и поедут, чтобы сыну-то к осени в школу там устроиться, в седьмой класс…

Веня приуныл: последнее лето вместе. А как же теперь с кладом-то… одному, что ли, придётся? И как полноправный собеседник, он решил напрямую спросить Олега Петровича об интересовавшей его проблеме.

– Дядя Алик! А… а о кладе-то Вашем ничего не слыхать? Не нашёл кто? Ведь, солдаты осенью могли…

– Вроде, ничего не нашли твои солдаты, – ответил гость, подтыкая вилкой кусочки пропитанного маслом картофеля. – Вот только Василь Матвеич какой-то смурной стал, зáпил… А ведь он и обследовал поле тогда, говоришь? С женой разводиться удумал. Жёнка-то евойная моей жаловалась… Со службы чуть не выгнали.

И тут Веня понял, что единственной ниточкой в его руках, как раз и был тот самый Василий Матвеевич, капитан Звягинцев! Эх, рано Боб в Крым намылился! И, то ли пузырьки лимонада ударили в голову, то ли известие так повлияло, но вдруг он порозовел и воспрял духом. Веня понял, что теперь, оставаясь «за главного», ему и решать! – чувство, надо сказать, сколь пьянящее, столь и тревожное. Необходимо начать разработку плана «летней кампании»! Вот только… Да, экзамены совсем не кстати.

– Ну а с дачниками, всё ж, как решил? – дедушка, перехватив бабушкин взгляд, наполнил стопку по новой. Дядя Алик теперь даже и для виду не сопротивлялся. Он лишь подцепил кусочек селёдки в масле и аккуратно переложил его в тарелку. А потом, подумав, словно собираясь с мыслями, добавил и шмат копчёной колбасы.

– Да в этом году всё то ж, а после… Есть один на примете… художник. Снимает поблизости, а теперь вот подешевше ищет… Одну комнатёнку, пожалуй, сдам. Ну, будь здоров, сосед! – и «кувыркнул» стопку.

Проводив гостя, Веня осведомился о цели его визита. Вот уж третий раз навещает с осени. – Видимо, неспроста…

– Зачем приезжал, говоришь? – заулыбался дедушка, – ясно дело, зачем! Седьмой класс кончаешь, пятнадцатый годок тебе, сынок… А и Тоньке его то ж… Смекай! Вот и приезжает. Женихом ты скоро будешь. – И все дружно рассмеялись.

Веня этому особого значения не предал. Эк куда хватили! – Женихом! Когда там ещё… А вот экзамены, те уже через два месяца: два письменных и устный… И хоть отличником был всю дорогу, а всё ж боязно как-то: экзамены впервые в жизни!

Александровка, близ Сестрорецка

1967 год, лето

На дачу приехали в конце июня! Всё благополучно завершилось: экзамены сданы, – опять отличник! Но, расслабляться нельзя: в августе снова сдавать. Дело в том, что Венина школа была семилетней; и на семейном совете решили, что ему лучше поступить в техникум. Так что свободного времени оставалось месяца полтора от силы, и Венька решил не терять времени даром.

Прежде всего, согласно его плану, следовало установить слежку за капитаном, да вот только в городе он, – отпадает, значит. А, с чего же тогда начать? Ему чутьё подсказывало, что начать следует – с поля.

Борька с родителями дня на три умотал куда-то на экскурсию, и Вене пришлось открывать полевой сезон в одиночку. Подсобив разложить вещи по углам, натаскав воды из колодца, сходив в магазин за продуктами, Венька, наконец, освободился. С лёгким сердцем, трепетавшим однако, словно воробей в клетке, – сколько ж месяцев мечтал об этой минуте! – он направился… нет, не в поле, – на свидание с полем!

Перейдя Горский Ручей по мостику в два брёвнышка, он очутился в поле. Опоённый дурманом пространства, замешанным на терпких ощущениях долгожданной свободы, Веня остановился, заворожённый, вдохнул полной грудью чистый полевой воздух и пошатнулся, будто пьяный. – Вот она, свобода! Вот оно, его поле!

Парочка жаворонков в небе, будто пытавшихся перепеть друг дружку, выводила на разные лады свою старую-престарую песенку, – как-то дедушка напел даже её, – и насколько же птичья мелодия соответствовала нехитрым и мудрым крестьянским словам: «му-жи-ки-и-и-и, ду-ра-ки-и-и-и, жги-те-се-но-ско-ро-ле-то»!

Ах, как здорово, как хорошо! Венька направился по тропинке, забиравшей вправо. Она выведет на дорогу, разбитую колёсами трактора, а та поведёт в лес, огибая старые развалины… Те самые. Взобрался на холмик близ дороги и вновь оглядел родное поле. Достал маленький туристический бинокль, подаренный по окончании седьмого класса, и, настроив его, оглядел окрестности. – Никого.

Ему хотелось прямёхонько направиться к развалинам и как следует всё там осмотреть: может, изменилось что за год. Поразмыслив, решил, что лучше это следует сделать завтра, – уж больно пустынно и неуютно сегодня как-то в этом уголке поля, да и время, четвёртый час. А сегодня лучше уж обойти всё поле и насладиться первым днём знакомства, ведь целый год не виделись! Вот только… Вот, разве что взглянуть разочек на них, на эти таинственные развалины, со стороны леса…

Веня, пройдя по дороге к лесу, свернул налево и по малоприметной тропке направился к предлеску. А там, сделав небольшой крюк, можно подойти к постройке совсем близко, оставаясь незамеченным.

Но чем ближе приближался он к лесочку, тем неспокойней становилось как-то, будто следил за ним кто. Остановился и огляделся. Лишь верхушки деревьев едва шумели да лесной голубь заворковал в глубине леса. И никого! Может, обратно повернуть? Там, сзади, залитое солнцем поле. А здесь…

Зайдя в пpедлесок, он сквозь ветви тоненьких беpёзок увидал замечательную pовненькую полянку. Таких уютных полянок много в перелесках, но эта отличалась яркостью зелени и почти безукоризненной ровностью поверхности. Она так и манила к себе: зайди, отдохни… насладись тишиной и покоем! Раздвинув ветви, Веня собрался уж было выйти на полянку. Сделал шаг, как вдpуг…

– Пи-и! Пи-и! Пи-трик! – услыхал он вдруг над самой головой столь знакомый ему птичий крик! На него, словно с неба свалившись, налетел чибис, чуть не задевая головы и издавая пpонзительные кpики!

Он застыл на месте, заинтеpесованный птицей, – гнездо у неё здесь, что-ли? – и pешил зайти на полянку с дpугой стоpоны. Однако, птица и не собиpалась оставлять его в покое, налетая снова и снова. Вернулся на тропинку, – чибис продолжал атаковать. И лишь когда отошёл назад на порядочное расстояние, чибис оставил его. Постояв немного, вновь решил испытать судьбу. Но только приблизился к полянке, лишь сделал несколько шагов… – и всё снова повторилось.

Уже направляясь к дому, Венька вновь и вновь обдумывал странное поведение птицы: как же это походило на тайный знак, посылаемый ему полем! А если так, то от чего поле предостерегало его? Какая опасность затаилась в этом предлеске? С такими мыслями он провёл первый день, с ними же и заснул.

Утром, наскоро позавтракав и выполнив свои нехитрые обязанности по хозяйству, Веня снова намеревался пойти в поле. Развалины и предлесок тянули его теперь с необъяснимой силой.

– Сынок, а ты не забыл, что нонче за керосином сходить надобно? – напомнил ему дедушка. По четвергам в Александровку привозили керосин, а сегодня как раз четверг.

– …Не, не забыл, – ответил Венька без особой радости. О том, что сегодня «керосиновый день», он, конечно же, и не вспомнил. Но делать нечего. Взяв шестьдесят пять копеек (чтоб без сдачи), две жестяные пятилитровые цилиндрические банки с маленькими крышками-колпачками и дугообразными ручками, он отправился. Запас керосина, с четверть банки, у них оставался с прошлого лета, но раз уж старшие говорят… А старшим перечить в те добрые времена ещё не было в моде.

Встав в очередь и поставив свои баночки рядышком с другими, почти таким же, он стал прохаживаться вдоль улицы взад-вперёд, обдумывая план предстоящих действий и размышляя о вчерашнем происшествии.

– Гляди, гляди! Щас она его задерёт! – какой-то старик в тренировочном костюме указал тростью на маленькую рыжую собачонку, пулей вылетевшую из соседнего садика за таким же рыжим сибирским котом. Бедный кот юркнул в канаву и, перевернувшись на спинку, выставил все четыре лапы, готовясь встретить неприятеля. Собачонка же, подбежав, прыгнула на кота в канаву и стала валять его, поддевая носом. И при этом в полной тишине!

– Да что Вы! – пожилая женщина в ситцевом платке, видимо соседка, успокоила старика, – они уж лет десять так играют. Каждое утро. И, действительно, лишь только хозяйка окликнула заигравшихся домочадцев, кот и собачка тут же выскочили из канавы и, отряхнувшись, мирно потрусили обратно в свой садик.

«Сельская идилия, – улыбнулся Веня, – вот они, маленькие радости деревенской жизни!»

В это время подошла девица и поставила свою банку за Венькиными. Он окинул её быстрым взглядом: высокая, симпатичная, в скромном платьице, закрывавшем колени… Вроде бы и видал её где-то, да вот где только… – И тут услыхал знакомое урчание керосиновой полуторки, а чуть погодя «керосинный Джо» возвестил посёлок о своём прибытии бодрыми звуками жестяного рожка.

Наполнив банки, Веня поплёлся домой, но… но где же он, всё-таки, её видел? Этот вопрос вдруг вырос до таких размеров, что даже заставил обернуться. Обернулся: незнакомка в это время уже закрывала банку и расплачивалась за керосин… Он даже и не заметил, как поле, развалины, перелесок… – ка всё это отошло на второй план. Он заметил лишь, что она расплатилась и вот уже шла в его сторону… и что это его каким-то непонятным образом почему-то волнует!

Поставив свою ношу на землю, за тополями, росшими вдоль улицы, и, подождав, пока девушка пройдёт мимо, он последовал за нею на безопасном расстоянии. Ведь, интересно ж было хотя бы узнать где она живёт. Ну а дома… дома потом можно будет сказать, что очередь была длинная.

Венька весьма удивился: а, идут-то они прямёхонько к его дому. Остановившись невдалеке, подождал немного и… и вздохнул с облегчением, – незнакомка, миновав их двор, дошла до Горского ручья и, свернув налево, скрылась за густым кустарником. Шпионить не решился: тогда пришлось бы идти мимо своего двора, а потом объяснять… Да ну её! В следующий раз он её непременно встретит. А нет, так другую…

И тут ему вспомнилось, что дедушка сказал по поводу визитов дяди Алика. Он вспомнил про Тоньку. Что ж, девчонка и ничего, вроде… пристаёт, правда, к нему не по делу, с вопросами дурацкими лезет, а то и подсобить попросит в чём-нибудь. Да только… Вот только знают они друг дружку, как облупленные. И всегда-то она под рукой, и всегда-то во дворе… и следить не надо. – Что ж тут интересного?!

– Венюшка, где ты долго так пропадал? – услыхал он бабушку, – заждались уж. Помоги-ка, вот, Ульяне керосинку наладить…

В поле ему так и не удалось выбраться: тёте Ульяне понадобилось сменить фитиль в керосинке, а новый как назло куда-то задевался; вот и пришлось рыться в бабушкиных припасах. А потом провозился, пока вставлял… а там снова в магазин, – Тонька, дура, зачем-то сообщила бабушке, что сосиски дают, после обеда завезли, – а в магазине очередь длиннющая…

Спал плохо. Размышлял, с чего начать новый «сезон». Жаль, Боба нет! А то они бы с ним обязательно с планов начали. А потом бы они… А что, в самом деле, потом? – Продолжать копать? Эх, вдвоём копать было б куда веселей, а то одному! Венька представил себя, одного с лопатой, среди развалин, у самого леса, – бр-р! – нет, надо как-то иначе. Дядю Алика, что ли, подключить? Не, не годится: за ребячество может принять, да ещё и на смех подымет.

Лишь под утро, ничего толком не надумав, забылся он неспокойным сном. А проснувшись, решил сперва сходить в поле и хорошенько обследовать развалины. А почему, собственно, развалины? Да по кочану! Ведь, надо ж было с чего-то начинать. Да и голова какая-то тяжёлая после дурного сна…

Вот он и в поле, наконец. По тропке вышел на дорогу, ведущую в лес, и, дойдя до того места, где дорожка круто забирала влево, огибая на почтительном расстоянии развалины, остановился. Задумался.

«Вот, просто взять и пойти туда? – Ну, нет! Так и дурак поступит. Бинокль напрасно, что ли взял?» – Отработанным движением он ловко вытащил бинокль, подкрутил окуляры и оглядел развалины. Вроде, никого.

Вдруг, до его слуха донеслись приглушённые удары камней друг о друга; снова прильнул к биноклю. На этот раз он заметил движение за обвалившимися стенами старинной постройки и решил подойти к развалинам с другого края, со стороны леса: оттуда его точно никто не засечёт. Вновь услыхал звуки ударяющихся камней. Теперь, как ему показалось, камни ворочали в другом углу постройки… Открыто идти к развалинам было, и вправду, ни к чему.

Веня уже вошёл в предлесок, примерно там, где позавчера напал на него чибис, и остановился, прислушавшись. И, то ли на тяжёлую голову с недосыпу, то ли ещё по какой причине, как-то неуютно стало и даже тревожно. А тут, вдобавок, где-то впереди, ещё и ветка треснула сухая… а потом снова.

«Нет, сегодня явно не везёт, – подумал Венька, – завтра попробую, да пораньше», – и уже решил было повернуть обратно, как вдруг… – Вдруг впереди что-то хлюпнуло и тут же послышался несильный приглушённый вскрик:

– А-а! – а через две-три секунды, уже испуганный, чуть дрожащий и более громкий: – Помогите! Помогите!

Венька бросился на крик…

Ленинград

1967 год, лето

Звягинцев глянул в зеркало. «Ну и образина!» – ужаснулся он собственному отражению. Подошёл к столу и вновь наполнил водкой гранёный стакан. На тарелке надкушенный кусок хлеба и солёный огурец прошлогоднего посола, – всё, что осталось из закуски! Юрка скоро вернётся из магазина, что-нибудь принесёт. Но, что он может купить на оставшиеся деньги?! С кривой ухмылкой Звягинцев чокнулся с собутыльником и залпом осушил стакан. То же самое проделал и его приятель из зазеркалья, или почти то же самое, если учесть, что он был левша…

«Надо взять себя в руки, – подумал капитан, а то недолго и…» – он вновь усмехнулся. Да! Это поле подкосило его под корень! Столько лет поисков, столько надежд, и всё псу под хвост! А, собственно, сколько же лет он прокопался в этом проклятом поле? Прикинув, присвистнул: вот уже девятый год! А, может, не там ищет? – Эта мысль приходила ему в голову не раз. Раньше он гнал её от себя, понимая, что, приняв её, он таким образом распишется в собственном бессилии, в зря потерянном времени. Сейчас же она стала приходить ему особенно часто, становясь палочкой-выручалочкой, единственной ниточкой, связывавшей с действительностью и заставлявшей хоть как-то ещё оставаться на плаву. Да! Вложив в голову эту мысль, судьба давала ему шанс и, быть может, последний!

После окончания поиска взрывоопасных предметов капитан резко изменился. Начал пить. Нередко даже на службе. С женой разругался в пух и прах и переехал жить в город, в квартиру, оставшуюся от родителей. Татьяна Аркадьевна, силясь удержать мужа от окончательного падения, упросила сына пожить летом вместе с отцом, а сама осталась с дочкой в Александровке. Она, всё же, не оставляла надежды спасти мужа и вернуть его к прежней семейной жизни; да и сам он, между запоями, божился, что к осени придёт в норму. А пока они с дочкой терялись в догадках, не находя сколь-нибудь внятного объяснения столь разительной перемене, произошедшей с ним…

Александровка, близ Сестрорецка

1967 год, лето

Екатерина успешно закончила седьмой класс и, вообще-то, намеревалась пойти в восьмой, но перемена с её отцом спутала карты и нарушила семейные планы. Теперь они с мамой решили: ей необходимо быстрее вставать, что называется, на ноги, а для этого, – куда ж ещё податься девчонке! – надо поступить в медицинское училище. Потом же, если повезёт… – ну да что там загадывать! – а кусок хлеба в кармане лишним никогда не будет.

В тот июньский день Катя, как и обычно, была дома одна. До прихода матери, – а Татьяна Аркадьевна работала в Сестрорецке, в Исполкоме, и возвращалась часам к семи, – надо было успеть выполнить кучу домашних поручений: убраться в доме, полы помыть и на огороде полить грядки, и в магазин успеть… Да что там, вести хозяйство, когда огород в восемнадцать соток, это непросто, очень даже непросто.

Она подвернула фитиль у керосинки, – вот ещё и картошки наварить надо, – и вспомнила, как вчера ходила за керосином, как увидала его… и лёгкий румянец сделал её личико ещё более привлекательным. Значит, он приехал, наконец…

Екатерина вошла в комнату отца. Поправила стенное зеркало, мельком взглянув на своё отражение, – ещё бы чуток позагорать, и с лицом полный порядок! – оглядела шею, покрутив головой, и, убедившись, что и здесь, вроде… присела на диван.

Прежде всего надо прибраться на отцовском столе. Беспорядок на нём, – блокноты с исписанными карандашом грязными листками, какие-то старые, пожелтевшие от времени бумаги… – заставил Катю вспомнить тот день перед отъездом отца в город. Она со вздохом опустилась на стул, сложив руки на коленях, и задумалась…

Катя взяла одну из этих бумаг, свёрнутую вчетверо, и развернула. Пожелтевший лист, протёршийся на изгибах, был исписан чернилами, порядком выцветшими, таким знакомым ей угловатым отцовским почерком. Она сложила листок и вернула на место, аккуратно поправив стопку блокнотов и тетрадок. Взяла другой… Хотела его тоже положить к первому, но, чуток помедлив, – взгляд её выхватил из текста дедушкину фамилию, – решила прочесть.

На этом листке, – она снова узнала отцовский почерк, – каким-то родственником (видимо, отец переписал всё это с более древнего документа) сообщалось, что искать (а что именно искать?) следует у озера, на холме, у старого дома…

Кровь бросилась в лицо, дыхание перехватило. Значит, вот в чём дело! Отец, действительно, что-то искал в поле… И совсем не по долгу службы! Но что искал? Зачем? – Катя не могла найти ответы на свои вопросы. Волнение не проходило.

Взяв себя в руки, она, быстро пробежала оба листка, – других просто не было, – и поняла из них, что у развилки тропинок близ озера, на холме, у каких-то там развалин что-то спрятано. Вот, в сущности, и всё. Видимо, начальный документ содержал более подробные сведения, а в листках этих лишь одни обрывки. И вдруг её пронзила мысль: «А если это и есть причина теперешнего состояния отца? Тогда разбираться придётся самой.»

Пока ходила в магазин, занималась домашним хозяйством, мысль эта не покидала её и усиливала и без того тревожное состояние. Развилка тропинок… старый дом… Ну, где развилка дорог, она знает, – прямёхонько у развалин… А вдруг развалины и есть тот старый дом? Катя поймала себя на мысли о поле.

А, собственно, идёт ли речь о здешнем поле? Может, имеется в виду какое другое место? Но, другого места она не знала и, кроме того, её отец… – он ведь именно здесь искал… – короче, Катя решила, что загадка перемены, случившейся с её отцом, кроется именно в здешнем поле. К тому же, поле это как раз и находится близ озера.

Наконец, все дела переделаны, и она в поле. Знакомой дорогой, – столько раз по ней хаживала, когда хотелось позагорать вдали от людей! – Катя подошла к развалинам. Уже оказавшись близ них, она вдруг поняла с досадой, что день выдался неудачный: в развалинах кто-то копошился.

«Похоже, опять этот чудак с мольбертом, – подумала со злостью, – неужто на озере хороших видов не найти, а обязательно сюда переться!» И это, действительно, был он, – Екатерина тут же узнала его по мелькавшей среди развалин детской панамке. Вскоре она заметила и мольберт, брошенный у кустов. Ну что ж, ей сегодня явно не везёт, хоть позагорать до прихода матери, а заодно и продумать всё как следует. Но загорать на излюбленном пригорке, близ развалин, на виду у этого старика, не хотелось, и Катя решила найти другое местечко, где-нибудь, в предлеске.

Свернув влево от развалин, она углубилась в лесок, где так много замечательных уютных уголков. Вскоре за невысоким березняком обозначилась небольшая прогалина и, раздвинув ветви, Катя увидала чудесную, почти круглую, уютненькую поляну, которую со всех сторон обступили берёзки. Вот тут она и позагорает часика полтора.

Нырнув под ветви берёзки, она шагнула на полянку и… – и с ужасом почувствовала вдруг, что земля уходит под ногами! Затем что-то хлюпнуло, и Катя опомниться не успела, как провалилась по пояс. Она оцепенела от ужаса и лишь заметила краем глаза, как трясина заколебалась, и по ней поползли медленные волны…

– А-а! – лишь и смогла она выдохнуть из себя, не соображая, что делать. – Помогите… Помогите!

Екатерина высвободила руки, облепленные болотной тиной, и попыталась дотянуться до тоненького ствола чахлой берёзки, однако её движение лишь усугубило и без того отчаянное положение: она погрузилась в болото по грудь. И вот в эту страшную минуту… – ей показалось, что само Провидение поспешило на помощь:

– Погоди, я щас, – и какой-то парень, невесть как оказавшийся здесь, мигом снял ремень и, обмотав его вокруг кисти, бросил другой его конец Кате. Левой рукой он обхватил берёзку у корня, а ноги его уже по колено увязли в жиже! Попытка не удалась. Не хватило каких-то полуметра!

Её искажённое ужасом лицо, походившее скорее на лицо женщины, а не девчонки, теперь однако, выражало не только ужас. На нём появилось ещё и удивление, смешанное с надеждой! На лбу и щеке, – она даже и не пыталась очистить их, – лепни болотной тины и ряски!

Вторая попытка оказалась более удачной…

Вскоре они сидели на пригорке близ дороги и девушка, – насколько же отчаянье старит человека! – дрожа всем телом, наспех обтирала мокрым платком лицо и руки.

– Спасибо, Веня! – произнесла она чуть слышно. – Как здорово, что ты здесь оказался! А я думала, что уже…

– А… а откуда Вы… ты меня знаешь? – спросил Вениамин, только сейчас, узнавший в девушке вчерашнюю незнакомку с керосиновой банкой.

– Так соседи ж мы, – ответила она, чуть улыбнувшись, – меня Катей зовут, и мой отец у Олега Петровича молоко покупал. Да и я как-то заходила прошлым летом, и ты меня о чём-то спрашивал даже. – Забыл?

«Катька Звягинцева! – осенило его, – вот она какая стала-то за год, и не узнать даже! … Красивая!»

– А сейчас покупает? – спросил он так, чтобы скрыть волнение. Всё тело охватила какая-то непонятная, неуёмная дрожь.

– Не, он в городе живёт… лечится. И Юра с ним там. А я тут, с мамой.

– Послушай, а зачем тебя в болото понесло? Я позавчера… – и тут он рассказал о том, что приключилось с ним два дня назад, о чибисе, который, выходит, – да, он пришёл теперь к такому выводу! – спас его.

– А они частенько и надо мной летали, – удивилась Катя, – да я не придавала этому значения. Думала, от гнезда отводили…

– Или от болота… – задумчиво произнёс он. Теперь, что бы там ни говорили, он верил в это.

– Так, зачем же ты здесь, оказалась? – он снова задал этот вопрос, чтобы хоть как-то завязать разговор.