История и тайны Северной столицы. Загадки земли сестрорецкой

Но, капитан был чем-то недоволен. И частенько, по вечерам, его одинокая фигура с металлоискателем маячила в косых закатных лучах на каком-нибудь из холмов…

Через неделю после «благополучного» завершения работ по строительству плота, – началась вторая половина июля, но по-прежнему стояла жара, и все дни ребята пропадали то на заливе, то на озере, – собрались как-то Веня с Борисом вечерком, по холодку, обсудить свои дела. А надо сказать, что эта неделя не пропала даром, – в каникулы, да ещё и летом, ни одного дня даром не пропадает (в этом главное отличие каникул от монотонных будней учёбы), – неделя эта способствовала воцарению в душах мальчишек ощущения некоторого покоя и примирения с действительностью.

Уселись под окнами Венькиного дома на лавочке и, наслаждаясь ароматом жасмина, громадный куст которого рос у самого крыльца, повели неторопливую беседу.

– Крепкий домик у вас, ничего не скажешь! – Борис похлопал ладонью по ещё не остывшим камням высокого фундамента и глянул на друга, хитровато прищурившись, – ему наверняка уже лет сто будет.

– Моя бабушка говорит, что и поболе, вроде… – ответил Венька, любуясь вечерним пейзажем. А дело в том, что их домик стоял на живописном холме со склонами, густо застроенными утопавшими в зелени деревянными домами уже послевоенной постройки; и с высоты этого холма открывался удивительный вид на поле, на лес, чернеющий вдали узкой полоской, на пригорки, над которыми носились писклявые чибисы…

Дом был сделан добротно и, хотя и перестраивался, – кое-где вкрапления современной кирпичной кладки, не отличавшейся изяществом, выдавали себя среди более строгой работы прошлых лет, – но на старом фундаменте. Фундамент этот, почти с метр высотой, был сложен из больших обтёсанных камней, сцементированных так прочно, что даже и сейчас в нём не заметишь ни единой трещинки.

В доме было две комнаты и кухня, служившая и прихожей. В одной из комнат стоял камин. На кухне – каменная плита, уставленная керосинками, на которых бабушка готовила. Из кухни узенькая лестница с перильцами вела на чердак, сплошь заваленный всяким хламом; да был лаз в подполье, где хранились заготовки на зиму в виде банок с соленьями и картошка, за которыми дедушка ездил зимой время от времени и брал с собой Веньку. – Ах, как он любил эти зимние поездки за город!

Боря ещё раз провёл ладонью по тёплым камням фундамента, по выбитому на одном из них орнаменту в виде какого-то трезубца и, снова повернувшись к другу, спросил, как бы между прочим:

– Ну и чем же, старина, мы теперь заниматься будем? Ещё полтора месяца почти.

– А что если… – вряд ли предложение Веньки было всерьёз, скорее, чтобы поддержать беседу, – а что если нам заняться поисками клада в поле: ведь не все же финны прятали сокровища на том берегу, может, какой-нибудь полудурок… – он не успел докончить свою мысль, как Борис тут же прервал его:

– Вот это дело, старик! – у него даже в глазах что-то блеснуло, – вон, дядя Алик, не один раз уж ночью из поля возвращался, под самое утро! Сам видал. Тётя Уля ему такую взбучку давала, – по первое число! «С ума спятил, дуралей…» – я хорошо помню, как она ему выговаривала тогда, – «… нет чтобы корову пасти, так он опять в земле и в глине какой-то вымазался, как чёрт!»

– А зачем ему в поле землёй-то мараться, не усёк ещё? – тут Борька сделал такую мину, что Веня от него отпрянул даже. – … А потому, что в поле ночью он копал что-то! – почти шёпотом закончил Боб. И, оглянувшись по сторонам, добавил: – Да я и сам видал не раз, как дядя Алик, перед тем как идти в поле с коровой, что-то украдкой из-под рундука достаёт, не иначе фонарь потайной или карту…

Вениамин тоже подтвердил, что дядя Алик что-то от тёти Ульяны скрывает, – ему тоже не раз удавалось заметить, как тот, уходя под вечер пасти корову, что-то доставал, таясь, из-под крыльца. Но, после недолгого молчания, он предположил:

– А может, враки всё это, про клады? Если б клад и был какой, то на другом берегу озера…

– Может, враки, а может, и нет, – уклончиво отозвался приятель. – Вон, в «Острове сокровищ»… там всё взаправду оказалось! А что если и нам попробовать? Когда монетку нашёл сосед наш, так чуть ли не каждый день кто-нибудь в поле копался!

А надо сказать, что идея найти клад в здешних местах владела в ту пору умами не только подростков, но и людей куда более солидных: уж не первый год ходили слухи о каких-то сокровищах, спрятанных где-то, близ озера… да вот, на какой стороне только, неизвестно. Слухи эти ходили давно. То затихая и совсем прекращаясь на долгие годы, они порою вспыхивали, словно сухая ветка, брошенная чьей-то рукой в почти уже затухший костёр; и тогда костёр этот вновь разгорался, освещая на время сумерки однообразия незатейливой сельской жизни. И не в новинку было встретить иногда в поле таинственных «копателей», маскировавшихся под огородников.

– …Попробовать, может, и стóит, – отозвался Веня, – да только, вот, лопату надо раздобыть где-то, и потом прятать её в поле. Ведь, каждый раз уходить из дому с лопатой… – он отрицательно покачал головой. – И фонарь…

– А фонарь-то зачем? – насторожился Боб. – Меня ночью из дому не выпустят, здесь даже и думать нечего!

– Ну так и быть, можно и днём… – согласился Венька (о том, что его ночью тоже никто не выпустит, он решил дипломатично умолчать). – Сперва надо проследить где люди копают, ну дядя Алик, например, – а он, как нарочно, всё ночью норовит, сам же сказал. Вот в чём загвоздка! Не перекапывать же нам всё поле!

– Да-а, это ты верно сказал, старина: всё поле нам не перекопать, и думать нечего! А что если… – тут Борька так округлил глаза, что Вениамин невольно затих в ожидании чего-то серьёзного или, по крайней мере, толкового, – … что если нам покопаться в старых развалинах, что у леса, – а?

– Можно и там… – нерешительно отозвался Веня, – да только в том месте всё уже давным-давно перекопано. Да и нечисто, говорят, там… Ладно. Давай, попробуем.

На другой день, после завтрака, Борис, как и всегда, отправился в магазин. Дело в том, что ходить в местный магазин было прямой обязанностью мальчиков, которую они исполняли, впрочем, с большой охотой: на сдачу (а как правило, она составляла копеек тридцать) им разрешалось покупать мороженое или даже сходить в кино, – в кинотеатр «Слава», приютившийся в одноэтажном, красного кирпича домишке против железнодорожной платформы.

Проходя мимо дома Вениамина, он, замедлив шаг, окликнул по обыкновению приятеля: – Веник! Выходи… Эй, Вень! Дело есть!

В открытом окне на мгновение показалась физиономия Веньки. Он кивнул в знак согласия и уже через минуту был рядом с другом.

– Слышь? Мой отец собирается завтра ловить рыбу и попросил для этого у дяди Алика лопату червей накопать, а тот… Ну, ты врубился или нет? – Боб дёрнул Веньку за рукав, – а дядя Алик… – «лопату, – говорит, можешь не возвращать, она и так уже проржавела насквозь» – Сечешь? Считай, короче, лопата у нас в кармане!

– Ну что ж, коль лопата в кармане, то и дело в шляпе, – промолвил Венька с серьёзной миной; и, хлопнув друг дружку по плечу, приятели расхохотались. В юности все дела кажутся важными. Это потом уже, в зрелые годы, ускользающее время заставляет нас ранжировать их по степени важности. В юности же любая мало-мальски приятная мелочь способна вызвать в нас хорошее расположение духа. – На то она и юность! Так было и на сей раз. Ну а что, собственно, ещё нужно в летние каникулы?!

– Погоди, меня тоже посылают в магазин, денег только дадут…

– Послушай, – Борька хитровато прищурил левый глаз, – а что если сдачу собирать после каждой покупки, а не в конце только: тогда много наберётся.

– Не, взрослые не дураки… я уже пробовал.

И вскоре мальчики, толкаясь и дурачась, отправились в магазин.

Через час с небольшим они уже возвращались домой с полными сумками, неторопливо обсуждая ближайшие планы и смакуя сливочное мороженое за пятнадцать копеек, честно заработанное на сдачу.

А ещё через пару часов Боря сообщил приятелю, что лопату он «прикарманил» и что она уже спрятана в надёжном месте.

Ну а после обеда… Сразу же после обеда ребята, как и договорились, решили покопать в развалинах. Веня счёл нужным не подавать виду, но… но один бы туда он не пошёл ни за что! Другое дело – вдвоём.

Остатки фундамента с единственной уцелевшей стеной какого-то строения, невесть кем и когда возведённого у самого леса, никогда не пользовались доброй славой. Ребятня сюда не наведывалась, – уж слишком далеко от посёлка, да и место какое-то жутковатое – а взрослые… Те тоже старались не задерживаться здесь надолго.

С наступлением сумерек над развалинами появлялась одинокая сова; её приглушённое уханье уж не раз заставляло вздрагивать случайного путника и ускорять шаг. Поговаривали, что иногда, по ночам, видели у этих развалин странные огоньки… Ходила даже легенда о каком-то управляющем графа Стенбок-Фермора, неприкаянный дух которого шатается здесь в поисках несметных сокровищ…

– Не, Боб, здесь только битый кирпич, мы лопату сломаем и всё. Да я и не читал нигде, чтобы клады в домах зарывали, уж слишком место приметное, – Веньке явно хотелось поскорее убраться отсюда. – Вот, если дом этот использовать как ориентир… а зарыть в другом месте, в ста шагах, например, тогда другое дело!

– Ты прав, – Бобу тоже не хотелось тут околачиваться. – Давай вон у того дуба покопаемся, как раз шагов сто будет… к лесу. Отсчитывай.

И Веня отсчитал ровно сто шагов по направлению к дубу. И они стали копать, не доходя метров пятнадцати до этого дуба… И никто из них не заметил тогда, как в дальних кустах, против развалин, блеснуло что-то раза два-три…

– За ними кто-то внимательно все это время наблюдал. В армейский полевой бинокль.

– … Какой длины твои шаги? – Боб прекратил рыть землю и вытер платком вспотевший лоб. – Продолжай, теперь твоя очередь. Похоже, что здесь ничего нету. Видимо, шаги у тебя не той длины.

Веня потянулся и сладко зевнул: этот шалопай снова разбудил его на самом интересном месте. А как хорошо вздремнуть на травке, на вольном воздухе!

– Мы сегодня здесь ничего так не найдём, надо нам поменять тактику. А пока завяжем, может? – Веньке, право, не очень-то хотелось копать, – Давай, пойдём лучше, поглядим как солдаты бомбы ищут.

– Давай, – тут же согласился приятель. И они, хорошенько замаскировав в кустах лопату, пошли на другой конец поля.

Неподалёку от сапёров, – подходить к ним близко было строго-настрого запрещено сердитым капитаном, – собралась стайка ребятишек.

– Гляди, гляди: вот сейчас точно отыщут! – возбуждённо говорил какой-то сопливый рыжий мальчуган, крепко сжимая в руках бурый от ржавчины гаечный ключ, откопанный недавно солдатами.

А в это время один из военных медленно ходил в наушниках вокруг одного и того же места, водя над ним круглой рамкой на длинной изогнутой штанге с проводом, идущем к ранцу. Капитан, в котором Веня сразу узнал Василия Матвеевича, – соседа, жившего от них через два дома и частенько покупавшего у Лутиных молоко для своих детишек, Юрки и Катьки, – стоял поодаль, что-то записывая в свой блокнот.

– Послушай, Боб, а что если к Василь Матвеичу подойти и попросить? Он же знает нас, и к дяде Алику часто заходит…

– А ты молоток! – Боб, не дав договорить приятелю, сходу понял о чём речь. – Но если он клад найдёт… он же не отдаст его нам! Здесь надо поосторожней как-то.

– Да! Ты прав. Как бы он вперёд нас не отыскал его! Вон у него какая техника! Любые металлы, я слышал, ищет! Нет, нам самим надо как-то… А для этого необходимо точно знать место, вот и всё.

Друзья, поглядев на сапёров, пошли домой, так и не посмев подойти к капитану.

Когда возвращались, уже вечерело. Тени от кустов стали длиннее, и каждый листочек, и каждая былинка в лучах заходящего солнца приобрели рельефные очертания, – и всё, буквально всё вокруг внушало, что унывать не стоит, и что всё ещё впереди!

Неудача первого дня поисков не сломила друзей. – Наоборот! Она лишь подхлестнула дух искательства и подсказала, что искать следует… не так. И тогда решили они повнимательнее присмотреться к дяде Алику: может, и прояснится что. Но договорились, что напрямую спрашивать его ни за что не будут. На том и расстались.

Иногда случается в жизни, что проблемы и задачи, которыми человек озабочен долгое время, начинают каким-то непостижимым и, пожалуй, сверхъестественным образом, решаться. И решаться как бы сами собой. Так получилось и на этот раз.

Дяде Алику ещё с вечера предстояло отправиться в поле выгуливать корову (об этом тётя Ульяна твердила ему весь день, что не прошло мимо Вениных ушей).

В добрые времена, когда в Александровке многие держали коров, большое пёстрое стадо их дневало в поле, мирно пощипывая травку… А вечером, наевшиеся досыта коровы, мыча и мотая хвостами, возвращались домой; и каждую из них встречала хозяйка с прутиком и загоняла на свой двор… Теперь же на весь посёлок осталось всего четыре-пять коров, и пасти их в поле днём, площади которого уже давно арендовал лахтинский совхоз, стало как-то неловко. И дядя Алик отправился в ночь…

Венька наблюдал за соседом во все глаза, стараясь не пропускать ни единой мелочи! Вот дядя Алик, уже в фуфайке и с большой продуктовой сумкой, в которую тётя Ульяна заботливо уложила ужин: бутыль молока, блины, испечённые накануне, шмат колбасы, кусок холодной телятины, старое суконное одеяло, да котелок отварной картошки с маслом…

Вот он присел на лавочку под кустом жасмина, перекурить… Но… но что это он? Что он такое задумал? Только его жена скрылась в доме, дядя Алик тут же бросился к рундуку и, оглянувшись по сторонам с какою-то странной улыбкой, нагнулся и… извлёк из-под крыльца объёмистый свёрток, быстро сунув его в сумку! Затем он уже спокойно и, по-хозяйски, размеренным шагом, направился к коровнику.

«На карту не похоже, вроде, – подумалось Веньке, – фонарь, должно быть. Ну а лопата… где же он её держит-то, в поле, что ли прячет? Вряд ли: корову он не каждый день пасёт, а лопата что, – в поле валяется всё время? И тут он догадался: «это у него фонарь и… складная лопата!» Теперь-то Веньке и проследить за соседом! Да кто ж его в поле-то пустит, на ночь глядя?! Эх! Вот бы сейчас…

И надо же такому случиться! – Часа через полтора тётя Ульяна пришла к Вениной бабушке с войлочной шляпой в руках: старая, потрёпанная, с обвислыми полями, она и годилась только, что б в ней коров пасти!

– … Не пошлёшь ли свово в поле сбегать, шапку мому снести: роса нонче, простудится. Забыла ему сразу дать-то. – И бабушка отправила Веньку в поле…

Вооружённый инструкцией от тёти Ульяны, вышел Веня в поле. Было уже поздно. Туман успел затянуть ложбинку близ Горского Ручья и простирался широкой пеленой в метре от земли. А ещё в полуметре от первого слоя нависал второй… Пройдя уж порядочно, он забеспокоился: где в таком тумане дядю Алика отыскать-то?! И вдруг, невдалеке от развалин, у леса, увидел… – метрах в пятидесяти… – языки пламени костра и какие-то тени, время от времени загораживавшие огонь. – Нашёл!

Обрадовавшись, он ускорил шаг и вскоре подошёл к костру. На месте, где только что плясали весёлые языки пламени, – Венька их ясно видел издалека, – была зола: лишь одна головешка еле мерцала красным пятнышком уголька! И – никого!

– Олег Петрович? – негромко спросил он. – Вы здесь? – Тишина вокруг: ни единого шороха, ни хруста сухой веточки! – Олег Петрович… – позвал он уже почему-то шёпотом. Та же таинственная тишина в ответ! «Вот те – на!» – удивился Веня и начал быстро, почти бегом, удаляться от этого странного места.

Лишь через полчаса, в другой стороне от дороги, вышел он на дядю Алика! На небольшой возвышенности, близ которой мирно паслись три коровки, меланхолично пережёвывая травку, тумана ещё не было. У костра полулежали на суконных одеялах трое «пастушков», завершая за неторопливой беседой первую бутылку… Ещё две, – ночь-то долгáя! – поблёскивали в траве.

Рассказав о цели прихода, курьер тут же получил и вторую инструкцию, уже от дяди Алика:

– Ты, это… скажи хозяйке, что нас не нашёл, – дядя Алик был уже хорошо навеселе (шерстяной платок, небрежно обмотанный вокруг его лысеющей головы, походил на тюрбан турецкого паши и усиливал колорит), – … не нашёл, мол, и всё тут!

– На вот, согрейся, – и другой из весёлой троицы протянул было Вениамину алюминиевую кружку, но третий тут же перехватил, – куда ты, Игнатьич! Молочка плесни, а то Петрович больно много его принёс, – он хихикнул, – ужель его нам с водкой мешать! И Веня, держа в одной руке большую кружку молока, в другой – отварную картофелину с солёным огурцом, присоединился к честнóй компании. Затем, освоившись, поведал он и о странном костре. А в это время трое приятелей чокнулись и дружно «вдели» ещё по одной.

– … Полевик озорует! – убедительно заверил Веньку дядя Алик, потянувшись за огурцом и морщась от только что принятой мерки.

– А кто такой, этот полевик? – и в ответ на вопрос юного коллеги полилась долгая и обстоятельная беседа о полевиках, которые «озоруют» в поле, особливо когда начинают метать стога… о гуменниках, пугающих людей на гýмнах, о хитрых и коварных скирдниках и банниках, о домовых, о леших… – вобщем, о всякой такой нечисти. А водочка, подливаемая в кружки, делала беседу особенно тёплой и задушевной.

Дядя Фёдор, третий из собутыльников, подбросил в костёр сухих веток, и языки пламени вновь озарили собравшихся неровным таинственным светом. Эх! Пасти коров ночью, с друзьями, да вдали от жён! – большое, приятное и довольно серьёзное мероприятие, к которому «пастухи» начинали готовиться ещё загодя: взять провизии на ночь, нелегально скинуться на хорошую выпивку, да ещё суметь припрятать её от жёнушек… – это совсем не шутка! А зато потом, в поле у костерка! – Ах!

Ах, как хорошо выпить с друзьями в поле, у костра, лёжа на разостланной фуфайке или на стареньком одеяльце! Ну а коровки? Они же, родненькие, тем временем пасутся поодаль. И пущай себе пасутся.

– …Петрович! Твоя-то опять на клеверный луг забрела, – толкнул в бок приятеля Игнатьич, – гляди, как бы не объелась, а то снова живот раздует.

Дядя Алик нехотя поднялся, крякнув, и направился на соседнюю поляну за коровой. Вот бы… вот бы только ловчее канаву перескочить, не споткнуться… а то, в прошлый-то раз, весь как чёрт в глине вымарался!

– Дядя Алик! Я Вам помогу, – крикнул Веня и поспешил за Олегом Петровичем.

Коровка, дорвавшись до сочного клевера, не хотела покидать полянку и, недовольно мыча и мотая головой, отказывалась подчиниться, забившись в кусты.

– Ты справа зайди, а я… сзаду погоню. Да не бойся, – давал дядя Алик указания, выгоняя корову с полянки, – не забодает.

Потом они снова сидели у костра, и Веня с интересом слушал истории из незатейливой сельской жизни, пока не спохватился: время уже позднее, домой надо.

Домой возвращался той же дорогой. Подходя к месту, где горел странный костёр, он снова, заметил языки пламени и тень какую-то, время от времени заслонявшую огонь. Но теперь-то ему было известно, что это всего-навсего «полевик озорует», – и, не задерживаясь, намеревался пройти мимо: ну и пусть себе озорует!

Пройдя ещё шагов двадцать, он вдруг захотел взглянуть: какой же из себя, всё-таки, полевик этот… И, свернув, притаился в кустах. Долго ждать не пришлось. Лишь только лёгкий ветерок рассеял пелену тумана, скрывшую на мгновение костерок, Венька увидал полевика…

Он стоял близ дуба, у которого они с Борькой искали клад, и медленно водил над землёй металлоискателем. Это был Василий Матвеич, капитан…

– Выходит, если и ищет кто клад, то не дядя Алик, – задумчиво констатировал Боб, выслушав рассказ друга. – Ну что ж, будем за капитаном теперь следить.

И вправду, дядя Алик здесь ни при чём, – к такому неутешительному выводу (если и следить за кем, то лучше дяди Алика объекта не найти!) пришёл и Вениамин. И, как оказалось вскоре, – к выводу преждевременному.

За капитаном следить было неудобно и небезопасно, и от этой затеи ребятам пришлось отказаться. Всё, на что они отважились, это снова покопать у дуба, где шатался капитан, но, покопать как следует.

На четвёртый день усердных поисков, когда вся земля вокруг дуба в радиусе пяти метров была перекопана с полметра в глубину, – Венька хорошо запомнил тот вечер! – … на исходе четвёртого дня откопали они пару золотых монет!

– …Тяжёленькие! – радостно произнёс Борька, подбрасывая полуистёртые желтоватые кругляки на ладони. – Грамм по десять будут… рублей на двести, а то и поболе!

Теперь мы богатеи! За такие деньжищи полдома на всё лето снять можно!

А ещё через два дня посёлок облетела нежданная весть: сапёры нашли золотую шведскую монету и, судя по всему, старинную!

Тут-то всё и началось! Дядю Алика словно подменили: обычно спокойный и рассудительный, теперь он целыми вечерами напролёт мог беседовать с Вениным дедушкой на лавочке возле дома, «за беломором»… – беседовать на одну и ту же тему! – а вечера в июле такие тёплые… и куст жасмина так сладко благоухает в безветрии, располагая к беседе! Теперь он мог твердить весь вечер лишь об одном: о кладе, зарытом где-то в поле, о нескольких пудах золота, кем-то закопанных в здешних местах… А как-то, в пятницу…

– Послушай, Вениамин… – дядя Алик, вернувшийся из города чуть «навеселе», подсел к внуку своего приятеля под жасминовый куст и, вытащив из пачки беломорину, стал долго ее крутить в заскорузлых пальцах, словно обдумывая, стоит ли начинать разговор. Затем он продул папиросу, решившись на что-то, и, зажав её зубами, смял в двух местах, как это делают заядлые курильщики. Вытащив спичечный коробок, он потрёс им, как принято, вынул спичку, долго выбирая её, чиркнул и задымил.

– …Ты, Вень, кликни-ка деда свово. Побеседовать надо. Мальчик сходил за дедушкой, а сам отошёл в сторонку, чтобы не мешать взрослым.

– Да ты останься, – окликнул дядя Алик, – тебе тоже интересно будет, а может, и присоветуешь что. Внучонок-то твой, с головой парень! – обратился он к дедушке. И польщённый, Венька важно и вежливо присел с краю.

– Разговор, конечно же, слыхали о кладе?

– Да вроде… говорят что-то, – Веня постарался уклониться от прямого ответа, не поняв ещё, в какую сторону пойдёт беседа. Дедушка крякнул только, усаживаясь поудобнее, но не проронил ни слова.

– Твой дед знает, как я в этих местах появился, строиться помогал.

– Да, было дело… – поддакнул дедушка.

– А вот зачем я здесь объявился, ещё не знает никто! А появился я здесь совсем не случайно, – и дядя Алик, затушив папироску о торец лавочки, тут же достал из пачки новую, будто давая понять собеседникам, что разговор будет долгим и непростым.

– А появился я здесь, чтобы отыскать наш фамильный клад. – При этих словах Венька аж заёрзал на скамейке, но виду не подал, весь обратившись в слух.

– Да что я вам говорить буду, бумаги покажу, схожу только… – и Олег Петрович, медленно и неуклюже поднявшись со скамейки, направился к дому. Минут через семь-восемь он воротился, неся то ли амбарную книгу, то ли большую тетрадь…

– Вот, здесь вся история наша… Сам переписал со старинных бумаг. Их-то незачем таскать, далеко спрятаны. Почитайте с дедом-то как-нибудь… – и отдал дедушке свою рукопись. – Почитайте, а там обсудим, что да как… Договорились?

– Ясно дело! – ответил дедушка и бережно раскрыл тетрадь в коленкоровом переплёте. Она была почти вся исписана: даже на полях неровным корявым почерком сделаны какие-то пометки.

– Эх, вот как получается-то! – продолжал дядя Алик, закуривая, – наш клад, а его другие ищут… а может, и нашли давно. Жалко! А ведь я его много лет искал! Успокоился потом: рассудил, что враньё это. … Жалко! – повторил он, стряхивая пепел на траву. – Вот и род мой кончается. Тонька-то, невеста уж… – и тяжело вздохнул.

«А здесь почище „Острова сокровищ“ будет», – подумал Венька, но вдруг тёплая удушливая волна ударила ему в лицо: ведь монетки-то те… они же, выходит…

– … Я сейчас! Я скоро, Вы не уходúте! – и, сорвавшись, он побежал сперва к себе, а затем и к своему другу.

Через полчаса или чуть меньше, Венька воротился с Бобом. Тот, врубившись в историю о кладе, пересказанную Веней, тут же согласился с доводами друга и…

– Дядя Алик! Вот, это Ваши: мы их в поле нашли, – и Веня протянул Олегу Петровичу две золотые монетки… Юные кладоискатели, не желая, видимо, обидеть друг друга, решили оба отдать каждый свою долю. Похоже, ребята ещё не знали настоящей цены золота (а может, и по какой другой причине) и дружбу свою оценили выше.

Потом, в течение нескольких вечеров, ребята с большим интересом читали рукопись (манускрипт! – как назвал её дедушка) дяди Алика, в которой была изложена таинственная история их фамильного клада, их древнего рода… Подумать только! У дяди Алика были шведские корни!

Читали внимательно, переписывая для памяти некоторые места и вставляя собственные замечания. А затем, в конце исписанных ученических тетрадок, поставили, чтобы подчеркнуть значимость созданных собственных «манускриптов», свои подписи с пометкой: «август, 1966-й год».