Пятнадцатилетний капитан

В страшной тревоге Дик повернулся к нактоузу, но он был невредим, и компас, освещенный лампочками, по-прежнему покоился в двух концентрических кругах своего подвеса.

Молодой капитан вздохнул с облегчением. Если бы испортился единственный оставшийся на корабле компас, это было бы непоправимым несчастьем.

Но Дик Сэнд не мог знать, что теперь, когда из-под нактоуза был убран железный брусок, стрелка компаса вновь заняла нормальное положение и указывала своим острием прямо на магнитный полюс.

Негоро, правда, нельзя было поставить в вину то, что он упал на компас (это могло быть простой случайностью), но все же Дик Сэнд вправе был удивиться, застав его в такой поздний час на корме судна.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

– Что хочу, то и делаю, – отвечал Негоро.

– Что вы сказали? – сердито крикнул Дик.

– Я сказал, – ответил судовой кок, – что нет правила, которое запрещало бы гулять по корме.

– Ну так вот, с этого часа я его устанавливаю, – сказал Дик Сэнд. – Вам я запрещаю ходить на корму!

– Вот как! – насмешливо протянул Негоро.

И этот человек, обычно так хорошо владевший собой, сделал угрожающее движение.

Молодой капитан выхватил из кармана револьвер и прицелился в судового кока.

– Негоро, – сказал он, – знайте, что я никогда не расстаюсь с револьвером и что при первом же случае нарушения дисциплины я прострелю вам голову!

В этот момент Негоро вдруг почувствовал, что какая-то непреодолимая сила пригибает его к палубе.

Это Геркулес положил свою тяжелую руку ему на плечо.

– Капитан Сэнд, – сказал великан, – разрешите мне выбросить этого негодяя за борт? Акулы будут довольны. Они ведь ничем не брезгают.

– Пока не надо, – ответил Дик Сэнд.

Негоро выпрямился, когда гигант снял руку с его плеча. Но, проходя мимо Геркулеса, он пробормотал сквозь зубы:

– Погоди, проклятый негр, ты мне за это заплатишь!

Тем временем направление ветра изменилось на сорок пять градусов – так по крайней мере подумал Дик Сэнд, посмотрев на компас. Однако его очень удивило, что такая резкая перемена никак не отразилась на море. Судно шло теперь прежним курсом, но волны, вместо того чтобы ударять в корму, били под углом в левый борт. Это было опасно, и Дику Сэнду пришлось, спасаясь от этих коварных ударов волн, изменить курс на четыре румба, чтобы ветер по-прежнему дул в корму.

Тревожные мысли не давали покоя молодому капитану. Он спрашивал себя, нет ли связи между сегодняшним нечаянным падением Негоро и поломкой первого компаса. Зачем пришел на корму судовой кок? Может быть, ему для чего-то надо, чтобы и второй компас пришел в негодность? Но для чего? Это было совершенно непонятно. Ведь Негоро не меньше, чем все остальные, должен был желать поскорее добраться до американского материка.

Когда Дик Сэнд рассказал миссис Уэлдон об этом происшествии, она заметила, что тоже не слишком доверяет Негоро, но не видит, зачем бы ему было нарочно портить компас.

Все же Дик решил на всякий случай постоянно наблюдать за Негоро. Впрочем, тот помнил запрет молодого капитана и больше не показывался на корме, где ему решительно нечего было делать по своим служебным обязанностям. А кроме того, теперь на корме постоянно жил Динго, к которому кок старался не приближаться.

Всю неделю буря свирепствовала с прежней силой. Барометр упал еще ниже. С 14 по 26 марта ветер не спадал ни на минуту, так что нельзя было выбрать момента затишья, чтобы поставить паруса. «Пилигрим» несся на северо-восток со скоростью не менее двухсот миль в сутки, но земля все не показывалась! А ведь эта земля – континент Америки – огромным барьером протянулась между Тихим и Атлантическим океаном более чем на сто двадцать градусов.

Дик Сэнд спрашивал себя, не потерял ли он рассудка, не утратил ли ощущения реальности, не идет ли «Пилигрим» уже много дней неправильным курсом. Но нет, он не мог так ошибиться! Солнце, хотя и невидимое за тучами, неизменно всходило перед носом корабля и закатывалось за его кормой. Что же в таком случае произошло с землей? Эта Америка, о которую его корабль мог разбиться, куда она девалась? Северную или Южную – все было возможно в этом хаосе, – но хоть одну из них «Пилигрим» миновать не мог! Что произошло с начала этой ужасной бури? Что происходит сейчас, если этот берег – к счастью или несчастью для путников – все не появляется перед ними? Значит, оставалось только предположить, что компас обманул их? Ведь Дик не мог проверять его показания после того, как был испорчен второй компас! Этого-то он и боялся – ведь чем еще можно было объяснить, что до сих пор не видно никакой земли?

Все время, свободное от дежурства у штурвала, Дик рассматривал карту. Но сколько он ни вопрошал ее, ни она и никто другой не мог разъяснить загадки, которую задал всем Негоро.

Около восьми часов утра 26 марта произошло событие величайшей важности.

Геркулес, который нес вахту, вдруг закричал:

– Земля! Земля!

Дик Сэнд кинулся на бак. Ведь Геркулес – не моряк. Может быть, глаза обманывают его?

– Где земля? – крикнул Дик.

– Вон там! – ответил Геркулес, указывая рукой на едва различимую точку в северо-восточной части горизонта.

Из-за оглушительного рева ветра и моря голос его был еле слышен.

– Вы видели землю? – переспросил юноша.

– Да! – ответил Геркулес, кивая головой.

И он снова протянул руку, указывая на северо-восток.

Дик вгляделся… и ничего не увидел.

В эту минуту, нарушая обещание, данное Дику, на палубу вышла миссис Уэлдон: она тоже услышала восклицание Геркулеса.

– Миссис Уэлдон! – крикнул Дик.

Что сказала миссис Уэлдон, расслышать было невозможно, однако она тоже попыталась разглядеть землю, которую заметил Геркулес, и, казалось, вся ее жизнь сосредоточилась в этом взгляде.

Но очевидно, Геркулес плохо указал направление – ни миссис Уэлдон, ни Дик ничего не видели на горизонте.

И вдруг Дик в свою очередь вытянул руку вперед.

– Да! Земля! Земля! – сказал он.

В просвете между тучами показалось что-то похожее на горную вершину. Глаза моряка не могли ошибиться: это была земля.

– Наконец-то, наконец-то! – вскричал он.

Он крепко ухватился за поручни; Геркулес поддерживал миссис Уэлдон, и она не сводила глаз с земли, которую уже не чаяла увидеть.

Вершина горы находилась в десяти милях с подветренной стороны, по левому борту. Просвет между тучами увеличился, и теперь ее уже можно было различить совершенно отчетливо. Без сомнения, это был какой-нибудь мыс на Американском континенте. «Пилигрим», плывший с оголенными мачтами, не мог повернуть к нему, но теперь он обязательно должен был подойти к земле.

Это стало вопросом нескольких часов. Было уже восемь часов утра; значит, до наступления полудня «Пилигрим» подойдет к берегу.

По знаку юного капитана Геркулес отвел в каюту миссис Уэлдон: в такую сильную качку сама она не могла бы пройти по палубе.

Постояв еще минутку на носу, молодой капитан вернулся к штурвалу, который держал Том.

Наконец-то Дик увидел эту долгожданную и такую желанную землю! Но теперь вместо радости он испытывал страх.

Да, сейчас, когда «Пилигрим» мчался, несомый ураганом, появление земли с подветренной стороны означало крушение со всеми его ужасными последствиями.

Прошло два часа. Скалистый мыс был уже виден на траверзе[52] «Пилигрима».

В этот момент Негоро снова появился на палубе. Он пристально посмотрел на берег, кивнул головой с видом человека, разобравшегося в положении, и, пробормотав какое-то слово, которого никто не расслышал, тотчас же ушел в свой камбуз.

Дик Сэнд тщетно старался разглядеть низкую линию побережья, которая должна была тянуться за мысом.

Прошло два часа. Мыс все еще виднелся слева за кормой судна, но берег не появлялся. Между тем горизонт прояснился, и высокий американский берег, вдоль которого тянется гигантская горная цепь Андов, можно было бы отчетливо увидеть даже на расстоянии двадцати миль.

Дик Сэнд вооружился подзорной трубой и, медленно переводя ее, осмотрел всю восточную сторону горизонта.

Ничего! Он ничего не увидел!

В два часа пополудни замеченная утром земля исчезла позади «Пилигрима». Впереди даже в подзорную трубу нельзя было обнаружить ни высоких, ни низких берегов.

Тогда Дик, громко вскрикнув, бросился вниз по трапу и вбежал в каюту, где сидели миссис Уэлдон, маленький Джек, Нэн и кузен Бенедикт.

– Остров! – воскликнул он. – Это был только остров!

– Остров, Дик? Но какой? – спросила миссис Уэлдон.

– Сейчас посмотрим по карте! – ответил юноша.

И, сбегав в свою каюту, он принес корабельную карту.

– Вот, миссис Уэлдон, вот! – сказал он, развернув карту. – Земля, которую мы заметили, может быть только этой точкой, затерянной среди Тихого океана. Это остров Пасхи. Других островов в этих местах нет.

– Значит, земля осталась позади? – спросила миссис Уэлдон.

– Да, далеко с наветренной стороны!

Миссис Уэлдон пристально всматривалась в едва заметную точку на карте – остров Пасхи.

– На каком расстоянии находится этот остров от американского берега?

– В тридцати пяти градусах.

– То есть?

– Около двух тысяч миль.

– Но, значит, «Пилигрим» почти не двигался, раз мы все еще так далеко от земли?

– Миссис Уэлдон, – начал Дик Сэнд и провел рукой по лбу, словно для того, чтобы собраться с мыслями. – Я не знаю… Я не могу объяснить такого замедления… Нет, не могу… Разве что показания компаса были неверны… Но этот остров может быть только островом Пасхи, потому что ветер все время гнал нас к северо-востоку, и слава Богу, что нам удалось наконец узнать наше место. Да, это остров Пасхи! Да, мы в двух тысячах миль от берега. Но зато я знаю теперь, куда нас отнесла буря. И если она утихнет, мы сможем без особой опасности высадиться на американском побережье. По крайней мере теперь наш корабль не затерян в беспредельном Тихом океане.

Уверенность молодого капитана передалась всем окружающим. Даже миссис Уэлдон повеселела. Усталые путешественники чувствовали себя так, словно все беды уже миновали, словно «Пилигрим» находится неподалеку от надежной гавани и надо только подождать прилива, чтобы войти в нее.

Остров Пасхи – его настоящее название Ваи-Ху, или Рапа-нуи, – открытый Дэвидом в 1686 году и исследованный Куком и Лаперузом, расположен под 27° южной широты и 112° восточной долготы. Значит, «Пилигрим» оказался на пятнадцать градусов севернее, чем должен был бы находиться, – конечно, из-за бури, которая гнала корабль на северо-запад.

Итак, «Пилигрим» все еще был в двух тысячах миль от суши. С таким ураганным ветром ему понадобится меньше десяти дней, чтобы достичь какого-либо порта на побережье Южной Америки.

Но можно ли надеяться, что за это время погода улучшится, что в виду берега удастся поставить какие-нибудь паруса?!

Дик Сэнд очень надеялся на это. Он говорил себе, что ураган, бушующий уже столько дней подряд, в конце концов сразу утихнет. Теперь, когда благодаря острову Пасхи он точно знал свое место, он опять поверил, что он хозяин корабля и сумеет довести его до безопасной гавани.

Да, вид этого ничтожного, затерянного в океане острова как по волшебству вернул Дику веру в себя. Пусть шхуна по-прежнему была игрушкой урагана, но по крайней мере они плыли теперь не вслепую.

А кроме того, прочно построенный и хорошо оснащенный «Пилигрим» мало пострадал от неистовых натисков бури. Он лишился только марселя и стакселя, но этот ущерб нетрудно будет возместить. Ни одна капля воды не просочилась внутрь судна сквозь тщательно проконопаченные швы корпуса и палубы. Помпы были в полной исправности. В этом отношении никакая опасность «Пилигриму» не грозила.

Но оставался еще ураган, чья ярость, казалось, не хотела утихать. Молодой капитан мог подготовить свое судно для борьбы с ним, но он не мог приказать ветру – ослабеть, волнам – успокоиться, небу – проясниться… На борту своего корабля он был «первым после Бога», но за бортом один лишь Бог повелевал ветрами и волнами.

Глава тринадцатая

«Земля! Земля!»

И однако надежда, наполнившая сердце Дика, как будто начала отчасти оправдываться.

На другой день, 27 марта, ртутный столбик барометра поднялся. Подъем этот не был ни быстрым, ни очень значительным – всего на несколько линий, – но похоже было, что он окажется непрерывным. Буря, очевидно, шла на убыль, и хотя волнение на море оставалось еще очень сильным, можно было заметить, что ветер спадает и заходит к западу.

Дик Сэнд понимал, что еще рано думать о том, чтобы поставить какие-нибудь паруса. Ветер сорвал бы даже самый малый клочок парусины. Но он надеялся, что меньше чем через двадцать четыре часа можно будет поднять хотя бы штормовые паруса.

И действительно, ночью ветер заметно ослабел, да и волны уже не так швыряли корабль, хотя еще накануне они грозили разломать его на части.

Утром на палубу начали выходить пассажиры. Можно было уже не опасаться, что внезапно набежавшая волна смоет их за борт.

Миссис Уэлдон первая покинула каюту, где она по требованию Дика просидела взаперти все время, пока длилась буря. Она вышла поговорить с Диком, который лишь нечеловеческим усилием воли заставлял себя переносить все эти неслыханные трудности. Похудевший, бледный, несмотря на загар, он тяжелее всего переносил недостаток сна, так необходимого в его возрасте. Но его мужественная натура устояла перед всеми испытаниями. Быть может, эти лишения когда-нибудь и скажутся на нем. Но сейчас не время сдаваться, говорил он себе. И когда миссис Уэлдон подошла к нему, он был так же полон энергии, как всегда.

К тому же отважный Дик верил в себя, и если вера в себя не приходит по приказанию, зато она может приказывать другим.

– Дорогой мой мальчик, мой капитан! – сказала миссис Уэлдон, протягивая ему руку.

– Ах, миссис Уэлдон, – улыбаясь, ответил Дик, – вы не слушаетесь своего капитана. Вы выходите на палубу, вы покидаете вашу каюту, невзирая на его почтительную просьбу.

– Да, я ослушалась тебя, – призналась миссис Уэлдон, – но почему-то мне показалось, что буря успокоилась или успокаивается.

– В самом деле, погода улучшается, миссис Уэлдон, – ответил юноша. – Вы не ошиблись. Со вчерашнего дня барометр не упал. Ветер стихает, и мне кажется, что самое тяжелое уже позади.

– Дай Бог, дорогой мой, дай Бог! Ах, ты так измучился, бедный мальчик! Ты вел себя…

– Я только выполнял свой долг, миссис Уэлдон.

– Но теперь ты сможешь отдохнуть!

– Отдохнуть? – возразил юноша. – Я нисколько не нуждаюсь в отдыхе, миссис Уэлдон. Я чувствую себя великолепно и должен продержаться до конца. Вы назначили меня капитаном «Пилигрима», и я останусь капитаном до тех пор, пока все пассажиры моего корабля не окажутся в безопасности!

– Дик, – сказала миссис Уэлдон, – ни я, ни мой муж никогда не забудем того, что ты сделал!

– Ну что вы… миссис Уэлдон! – пробормотал Дик.

– Милый мой мальчик, я повторяю, ты вел себя как настоящий мужчина, как достойный капитан корабля, и в недалеком будущем, лишь только закончится твое обучение, ты станешь капитаном судна, принадлежащего торговому дому «Джемс Уэлдон». Мой муж скажет то же самое.

– Я… я… – начал Дик, и глаза его наполнились слезами.

– Дик, – продолжала миссис Уэлдон, – ты уже был нашим приемным сыном, но теперь ты поистине мой родной сын. Ты спас свою мать и своего маленького брата Джека! Дорогой мой, дай я тебя поцелую за мужа и за себя!

Обнимая Дика, миссис Уэлдон пыталась сдержать свое волнение, но слезы выступили у нее на глазах. Что же до Дика, никакое перо не может описать его чувств. Он был бы рад отдать за своих благодетелей жизнь, больше чем жизнь, и ради них наперед соглашался на все испытания, которые могло готовить ему будущее.

После этого разговора Дик почувствовал себя сильнее. Только бы утих ветер, хоть настолько, чтобы можно было поставить паруса, и он сумеет привести судно в безопасный порт и спасти пассажиров.

Двадцать девятого марта ветер стал еще немного слабее, и Дик решил поставить фок и марсель, чтобы увеличить скорость хода своего судна и заставить его слушаться руля.

– Том! Друзья мои! – вскричал он, поднявшись на палубу на заре этого дня. – Идите сюда. Мне нужна ваша помощь.

– Мы готовы, капитан Сэнд, – ответил старик Том.

– Конечно, готовы! – добавил Геркулес. – В бурю нам нечего было делать, и я начал уже покрываться ржавчиной.

– А ты дул бы своим большим ртом, – сказал маленький Джек. – Ведь ты, наверное, можешь дуть так же сильно, как ветер.

– Вот замечательная мысль, Джек! – рассмеялся Дик Сэнд. – Когда наступит штиль, мы попросим Геркулеса надувать наши паруса.

– Прикажите только, капитан Сэнд, – ответил великан, надувая щеки, как гигантский Борей.

– Начнем с того, друзья мои, – сказал Дик, – что привяжем к рею запасной парус – ведь наш марсель унесло бурей. Работа нелегкая, но ее нужно сделать.

– Сделаем! – ответил Актеон.

– А можно, я буду вам помогать? – спросил маленький Джек, всегда готовый трудиться вместе с матросами.

– Разумеется, Джек, – ответил Дик Сэнд. – Ты станешь за штурвал с нашим другом Батом и будешь помогать ему править.

Нужно ли говорить, что маленький Джек с гордостью принял свою новую должность помощника рулевого!

– А теперь, – продолжал Дик Сэнд, – за дело! Только помните, друзья, не рисковать собой без нужды!

Негры под руководством молодого капитана энергично взялись за работу. Привязать марсель к рею было нелегким делом для Тома и его товарищей. Надо было поднять скатанный парус на мачту и там привязать его к лееру.

Однако Дик Сэнд так умело распоряжался работой, а матросы повиновались ему с таким усердием и готовностью, что по истечении часа парус был привязан, рей поднят и на марселе взяты два рифа.

Что же касается фока и кливера, которые удалось убрать до начала бури, то их команда «Пилигрима», несмотря на сильный ветер, поставила без особого труда.

Итак, к десяти часам утра «Пилигрим» нес уже фок, марсель и кливер.

Дик Сэнд решил, что ставить остальные паруса было бы неосторожно. Те, что были подняты, обеспечивали суточный путь в двести с лишним миль, а этой скорости было достаточно, чтобы меньше чем в десять дней достигнуть Американского континента.

Когда Дик вернулся к штурвалу и, поблагодарив матроса Джека, помощника рулевого, снова взялся за рукоятки, он был очень доволен. «Пилигрим» теперь перестал зависеть от капризов ветра и волн. Он бежал с достаточной скоростью и в нужном направлении. Радость Дика поймет всякий, кто хоть немного знает морское дело.

На следующий день тучи неслись по небу всё так же быстро, но между ними уже возникали широкие просветы, и лучи солнца пробивались сквозь них, золотя поверхность океана, а временами заливая «Пилигрим». Какое счастье – этот животворящий свет! Иногда набегавшие облака затемняли его, но ветер отгонял их к востоку, и солнце снова показывалось во всем своем блеске. Погода явно улучшалась.

На судне открыли все люки, чтобы проветрить помещения. Свежий, пахнущий солью воздух ворвался в трюм, в каюты, в кубрик. Мокрые паруса разложили для просушки на рострах.[53] На палубе началась генеральная уборка. Дик Сэнд не мог допустить, чтобы его корабль пришел в порт грязным и неубранным. Достаточно было нескольких часов ежедневной работы, чтобы, не переутомляя экипажа, привести судно в надлежащий вид.

Дик уже не мог приказать бросить лаг, но он был достаточно опытен, чтобы довольно точно оценить скорость хода судна только по следу, оставляемому им на поверхности океана. Поэтому он не сомневался, что судно окажется в виду земли не позже чем через неделю, и сумел убедить в этом миссис Уэлдон, показав ей на карте то место, где, по его предположениям, находился «Пилигрим».

– Хорошо, Дик, – сказала миссис Уэлдон. – Теперь скажи мне, к какому пункту побережья мы подойдем?

– Вот сюда, миссис Уэлдон, – ответил Дик, указывая на длинную полосу берега, тянущуюся от Перу до Чили. – Точнее сказать я не могу. Глядите, вот остров Пасхи, который мы оставили на западе, и, судя по направлению ветра, которое не менялось все последние дни, мы должны увидеть землю вот здесь, на востоке. Вдоль этого побережья разбросано немало портов, но сказать с уверенностью, к какому мы окажемся ближе, я сейчас не могу.

– Да это и не важно, Дик… Лишь бы добраться до какого-нибудь порта!

– Разумеется, миссис Уэлдон, и вы, наверное, сможете быстро вернуться в Сан-Франциско. «Тихоокеанская мореходная компания» превосходно обслуживает это побережье. Ее пароходы заходят во все главные порты, и вы легко доберетесь до Калифорнии.

– Разве ты не собираешься привести «Пилигрим» в Сан-Франциско? – спросила миссис Уэлдон.

– Ну конечно! Но только после того, как вы пересядете на какой-нибудь пассажирский пароход, миссис Уэлдон. Если нам удастся найти офицера и команду, мы отправимся в Вальпараисо разгрузить ворвань, как сделал бы капитан Халл. Оттуда мы пойдем в Сан-Франциско. Но для вас это было бы лишней задержкой, и как мне ни грустно расставаться с вами…

– Хорошо, Дик, – прервала его миссис Уэлдон. – Мы потом посмотрим, что нам делать. Скажи мне – раньше ты как будто опасался приблизиться к незнакомому берегу?..

– Я и сейчас опасаюсь, – признался юноша. – Но я надеюсь встретить в тех водах какое-нибудь судно и даже очень удивлен, что этого еще не случилось… Если бы мы увидели хоть какое-нибудь судно, мы бы связались с ним, узнали наше точное место, и тогда было бы гораздо легче подойти к берегу.

– Разве в этих местах нет лоцманов, которые проводят суда в гавани? – спросила миссис Уэлдон.

– Наверно, есть, – ответил Дик Сэнд, – но гораздо ближе к берегу. Так что надо пока идти к нему.

– А если мы не встретим лоцмана? – спросила миссис Уэлдон, которая хотела знать, как он подготовился ко всяким случайностям.

– В этом случае, миссис Уэлдон, если погода будет хорошая и ветер умеренный, я попробую подойти ближе к берегу, чтобы найти безопасное место для высадки, если ветер снова посвежеет, тогда…

– Тогда… Что ты сделаешь, Дик?

– Видите ли, в том положении, в котором находится «Пилигрим», если ветер прибьет его к земле, отойти будет трудно.

– И что ты сделаешь? – вновь спросила миссис Уэлдон.

– Я буду вынужден выбросить корабль на берег, – ответил юноша, и лицо его на мгновение омрачилось. – Но это – последнее средство, и я надеюсь, что нам не придется к нему прибегнуть. Однако погода улучшается, и не может быть, чтобы мы не встретили ни одного судна или лоцманского катера. Не будем терять надежды! «Пилигрим» идет прямо к земле, и скоро мы ее увидим.

Выбросить судно на берег! На такую последнюю крайность даже самые смелые моряки решаются не без трепета. Неудивительно, что Дик Сэнд также не хотел думать о ней, пока у него еще была хоть какая-то надежда на иной исход.

В следующие несколько дней погода была неустойчивой, и это тревожило молодого капитана. Ветер дул с неослабевающей силой, и колебания ртутного столбика в барометре предвещали новый натиск урагана. Дик Сэнд уже начал опасаться, что снова придется, убрав все паруса, бежать от бури. А ведь так важно было сохранить хотя бы марсель! И он решил не спускать его, пока ветер не станет угрожающе силен. Но чтобы укрепить мачты, он распорядился обтянуть ванты и фордуны: положение «Пилигрима» стало бы чрезвычайно тяжелым, если бы он лишился своего рангоута.[54]

Раза два барометр делал скачок кверху – это заставляло опасаться, что ветер переменит направление и начнет дуть с востока.

Тогда придется идти почти прямо против него.

Новый повод тревожиться для Дика Сэнда. Что делать, если ветер станет противным? Лавировать? Но какая это задержка, какой риск снова быть отброшенным в открытое море!

К счастью, его опасения не оправдались. В продолжение нескольких дней ветер менялся то на северный, то на южный, но в конце концов снова устойчиво задул с запада. Однако он был по-прежнему очень силен и расшатывал мачты.

Наступило 5 апреля. Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как «Пилигрим» покинул Новую Зеландию. В течение первых двадцати дней то штили, то встречные ветры задерживали судно. Затем подул попутный ветер, и «Пилигрим» быстро стал приближаться к земле. Особенно велика была скорость хода во время урагана: Дик Сэнд считал, что судно проходило в среднем не менее двухсот миль в сутки. Почему же в таком случае оно до сих пор не достигло берега? Неужели побережье уходило от «Пилигрима»? Это было совершенно необъяснимо!

И все же суша не появлялась, хотя один из негров непрерывно высматривал ее с высоты бом-брам-рея.

Часто Дик Сэнд сам поднимался на мачту. Он подолгу смотрел в подзорную трубу, выискивая темный силуэт какой-нибудь горной вершины. Анды, как известно, очень высоки, и поэтому вершины их следовало искать среди облаков, тянущихся над дымкой горизонта.