Судьбы либерализма в XX веке

Среди влияний, которые Менгер должен был испытать во время становления его собственной мысли, почти полностью отсутствует влияние австрийской экономической науки по той простой причине, что в начале XIX в. в Австрии почти не было собственных экономистов. В университетах, в которых учился Менгер, политическая экономия преподавалась в составе курсов правоведения главным образом экономистами, приезжавшими из Германии. И хотя Менгер, как и все поздние австрийские экономисты, получил степень доктора права, нет никаких оснований полагать, что на него как-то серьезно повлияли его учителя экономики[145]. И это подводит нас к его личной истории.

Родившийся 28 февраля 1840 г. в Новом Сандеце, Галиция, на территории нынешней Польши, сын юриста, он происходил из старой семьи австрийских ремесленников, музыкантов, чиновников и офицеров, которая только поколением ранее переехала из немецкой части Богемии в восточные провинции[146]. Его дед по материнской линии[147], богемский торговец, который сделал состояние во время наполеоновских войн, купил большое имение в Западной Галиции, где Карл Менгер провел большую часть своего отрочества и до 1848 г. застал полукрепостную жизнь крестьян, которая в этой части Австрии сохранилась дольше, чем где-либо еще в Европе, за исключением России. Со своими двумя братьями – Антоном, позднее написавшим известные работы о праве и социализме, автором «Права на весь продукт труда» и коллегой Карла по факультету права в Венском университете, и Максом, известным членом австрийского парламента и автором работ по социальным проблемам, – он поступил в Венский (1859–1860) и Пражский университеты (1860–1863). После получения докторской степени в Краковском университете он поначалу посвятил себя журналистике, занимаясь написанием статей в Лемберг, а затем и в Вену по экономическим вопросам[148]. Через несколько лет он поступил на службу в пресс-бюро австрийского кабинета министров, которое всегда занимало совершенно особое положение в австрийской государственной службе и привлекало множество талантливых людей[149].

Визер сообщает, что Менгер однажды сказал ему, что одной из его обязанностей было написание обзоров состояния рынка для официальной газеты «Wiener Zeitung» и что при изучении отчетов о состоянии рынка его поразило явное противоречие между традиционными теориями цен и фактами, которые опытные практики считали решающими для установления цен. Было ли это истинной причиной, которая побудила Менгера заняться изучением образования цен, или же, что кажется более вероятным, это только придало определенную направленность исследованиям, которые он вел после окончания учебы в университете, мы не знаем. Но почти не приходится сомневаться, что между 1867–1868 гг. и временем выхода в свет «Оснований» ему пришлось усиленно работать над этими проблемами, откладывая публикацию до тех пор, пока система не сложится полностью в его сознании[150].

Говорят, что, по его словам, он писал «Основания» в состоянии нездорового воодушевления. Едва ли это может означать, что эта книга была продуктом внезапного вдохновения, что она была задумана и написана в большой спешке. Редко встречаются более тщательно продуманные книги; и редко первое изложение идеи бывает более глубоко проработанным во всех отношениях. Небольшая книга, вышедшая в свет в начале 1871 г., должна была стать первой, вводной частью всеобъемлющего трактата. Фундаментальные вопросы, по которым он расходился с общепринятыми взглядами, рассматривались в ней в той полноте, которая была необходима для того, чтобы убедить автора в том, что он отталкивался от безупречно прочной основы. Проблемами, рассматривавшимися в этой «Первой, общей части», как гласила надпись на титульном листе, были общие условия экономической деятельности, обмена, цен и денег. Из рукописных заметок, о которых его сын сообщил более полувека спустя, при подготовке вступительной статьи ко второму изданию, мы знаем, что вторая часть должна была быть посвящена «проценту, заработной плате, ренте, доходу, кредиту и бумажным деньгам», третья «прикладная» часть – теории производства и торговли, а четвертая – критике существующей экономической системы и предложениям по экономической реформе.

Его основной целью, как он заявляет в «Предисловии»[151], было создание единой теории цен, которая объясняла бы все связанные сними явления, а также процент, заработную плату и ренту при помощи одной главной идеи. Но более половины тома посвящено вопросам, которые только подготавливали решение главной задачи, – понятию, которое определило своеобразие новой школы, т. е. ценности в ее субъективном, личном смысле. И даже этого невозможно достичь без всестороннего рассмотрения основных понятий, необходимых для экономического анализа.

Здесь явно прослеживается влияние ранних немецких авторов с их склонностью к несколько педантичным классификациям и пространному определению понятий. Но в руках Менгера проверенные временем «основополагающие понятия» традиционных немецких учебников обретают новую жизнь. Вместо сухого перечисления и определения они становятся мощным инструментом анализа, в котором каждый последующий шаг неизбежно вытекает из предыдущего. И хотя изложению Менгера все же недостает многих более впечатляющих фраз и изящных формулировок, встречающихся в работах Бём-Баверка и Визера, по своему содержанию оно не уступает, а во многих отношениях даже превосходит такие более поздние работы.

Цель этой статьи состоит не в связном изложении аргументации Менгера. Ведь есть несколько менее известные и подчас поразительные аспекты его трактовки, которые заслуживают особого рассмотрения. Австрийская школа, вопреки распространенному представлению, при рассмотрении технической структуры производства всегда уделяла особое внимание тщательному изучению причинной связи между человеческими потребностями и средствами их удовлетворения, которое с первых страниц подводит его к признанному ныне разграничению благ первого, второго и третьего порядка и столь же известной идее комплементарности различных благ, а наиболее очевидным систематическим выражением этого служит разработка vorwerttheoretischer Teil, предвосхищающей рассмотрение теории ценностей в поздней работе Визера «Теория социальной экономики».

Еще более примечательна выдающаяся роль, которую с самого начала играет элемент времени. Распространено представление, что ранние представители современной экономической науки склонны были пренебрегать этим фактором. В отношении основателей математического описания современной теории равновесия[152] и такое впечатление, вероятно, оправданно. Иначе обстоит дело с Менгером. Для него экономическая деятельность по сути представляет собой планирование будущего, и его рассмотрение периода или скорее различных периодов, на которые простирается человеческое предвидение различных потребностей[153], вполне современно по своему подходу.

Сейчас трудно поверить, что именно Менгер первым предложил в качестве основания для различения бесплатных и экономических благ идею редкости. Но, как он сам замечал[154], хотя эта идея не была известна в английской литературе, все немецкие авторы, которые использовали ее до него, и особенно Германн, пытались положить в основу такого различения наличие или отсутствие издержек в смысле приложения усилий. Но весьма примечательно, что, хотя весь анализ Менгера основывается на идее редкости, сам этот термин нигде не используется. «Недостаточное количество», или «das okonomische Mengen-verhaltnis», – самое точное, но несколько тяжеловесное словосочетание, которое он использовал вместо него.

Отличительная особенность его работы в целом заключается в том, что он уделяет больше внимания осторожному описанию явления, а не наделению его коротким и подходящим названием. Из-за этого его изложение часто лишается желаемой выразительности. Но это также позволяет ему избежать некоторой односторонности и склонности к упрощению, к которой так легко ведут краткие формулировки. Классическим примером этого, конечно, является тот факт, что Менгер не был автором и, насколько мне известно, никогда не использовал термин «предельная полезность», введенный Визером, а всегда объяснял понятие ценности при помощи несколько неуклюжей, но точной фразы – «значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении», и определял величину этой ценности значением, придаваемым наименее важному удовлетворению, получаемому от имеющейся единицы этого блага[155].

Еще один, возможно, менее важный, но не менее показательный пример неприятия Менгером сжатого выражения в одной-единственной формуле встречается еще раньше при рассмотрении снижения остроты потребностей индивида с ростом насыщения. Этот психологический факт, который позднее получил название «закона насыщения потребностей Госсена», занял, пожалуй, чересчур большое место в изложении теории ценности и даже был назван Визером главным открытием Менгера, занимает в системе Менгера более подобающее ему второстепенное положение в качестве одного из факторов, которые позволяют нам упорядочивать различные чувственные потребности человека в порядке их значимости.

Взгляды Менгера удивительно современны еще в одном и более интересном вопросе, связанном с чистой теорией субъективной ценности. Хотя иногда он говорит об измеримости ценности, его изложение позволяет понять, что он имеет в виду только то, что ценность любого блага может быть выражена через сопоставление с другим благом такой же ценности. Что касается чисел, которые он использует при рассмотрении шкалы полезности, он четко говорит, что они призваны отражать не абсолютное, а только относительное значение потребностей[156], а сами примеры, которые он приводит в своем изложении, ясно дают понять, что он считает их не количественными, а порядковыми величинами[157].

Помимо общего принципа, который позволил ему положить в основу объяснения ценности полезность, еще одним важным вкладом Менгера, возможно, является его применение этого принципа к случаю, когда для удовлетворения потребности требуется более одного блага. Именно здесь скрупулезный анализ причинной связи между благами и потребностями приносит свои плоды. Даже сегодня почти не осознают, что Менгер решил проблему распределения полезности конечного продукта между несколькими сочетающимися благами высшего порядка – проблему вменения, как она позднее была названа Визером[158], – при помощи достаточно развитой теории предельной производительности. Он явно проводит различие между случаями переменных и постоянных пропорций между двумя или более факторами, которые могут быть использованы при производстве любого блага. И он решает проблему в первом случае, отмечая, что такие различные факторы производства, которые могут замещать друг друга для получения того же дополнительного количества продукта, имеют равную ценность, а в случае с постоянными пропорциями он отмечает, что ценность различных факторов определяется их полезностью при ином использовании[159].

В этой первой части книги, посвященной изложению теории субъективной ценности и вполне сопоставимой с более поздними изложениями Визера, Бём-Баверка и других, в изложении Менгера присутствует только один серьезный изъян. Теорию ценности вряд ли можно назвать полной и достаточно убедительной, если роль, которую играют издержки производства в определении относительной ценности различных благ, не получает четкого объяснения. В самом начале своего изложения Менгер отмечает, что он сознает проблему и обещает решить ее позднее. Но обещание так и не было выполнено. Изложить закон альтернативных издержек довелось Визеру («закон Визера»): закон, согласно которому другие направления использования, соперничающие за факторы производства, так будут ограничивать количества, доступные какому-то одному направлению производства, что ценность продукта не упадет ниже суммы ценностей, которая может быть получена этими факторами при производстве в других направлениях.

Иногда говорят, что Менгер и его школа были так довольны своим открытием законов, определяющих ценность в экономике индивида, что были даже готовы быстро и чересчур упрощенно применить те же законы к объяснению цены[160]. Такое утверждение в какой-то мере оправданно, когда дело касается работ некоторых последователей Менгера, особенно молодого Визера. Но этого, безусловно, нельзя сказать о работах самого Менгера. Его изложение полностью подчинено правилу, которому позднее придавал такое значение Бём Баверк, что любое удовлетворительное объяснение цены должно состоять из двух отдельных составляющих, причем объяснение субъективной ценности является только одной из них. Оно составляет основу для объяснения причин и границ обмена между двумя или более людьми. В этом отношении показательно менгеровское решение в «Основаниях». Глава об обмене, которая стоит перед главой о ценах, делает влияние ценности в субъективном смысле на объективные отношения обмена вполне понятным и без утверждения большей, чем может быть оправдано исходными посылками, степени соответствия между ними.

Сама глава о ценах с ее тщательным рассмотрением того, как относительные представления о ценности индивидуальных участников обмена влияют на отношения обмена в случае изолированного обмена между двумя людьми в условиях монополии и, наконец, в условиях конкуренции, представляет собой, наверное, наименее известный вклад «Оснований». Тем не менее только при чтении этой главы сознаешь сущностное единство его мысли, ясную цель, которая направляет его изложение с самого начала и до конца.

Что касается последних глав, где рассматривается влияние производства на рынок, научное значение термина «товар» {Ware) в отличие от его обыденного значения, различия в степени способности товаров к сбыту и, наконец, денег, то в этом отношении сказать почти нечего. Идеи, содержащиеся здесь, и разрозненные замечания о капитале, содержащиеся в предыдущих разделах, были только первыми набросками, которые получили развитие в более поздних публикациях. И хотя они оказали серьезное влияние, известными они стали только благодаря более позднему и более подробному изложению.

Такое подробное рассмотрение здесь содержания «Оснований» может быть оправдано выдающимся положением этой работы среди публикаций Менгера, а по сути и среди всех работ, заложивших основы современной экономической науки. Возможно, в этой связи уместно процитировать суждение ученого, лучше всего способного оценить относительные достоинства различных вариантов современной школы, Кнута Викселля, который первым наиболее успешно соединил то лучшее, что было в учениях различных групп. По его словам, «своей славой он обязан этой работе и благодаря ей его имя дойдет до потомков, поскольку можно суверенностью сказать, что после «Начал» Рикардо не было ни одной книги – даже с учетом блестящих, хотя и довольно афористичных достижений Джевонса и необычайно трудной работы Вальраса, – которая оказала бы на развитие экономической науки такое большое влияние, как «Основания» Менгера»[161].

Но сам прием этой книги едва ли можно назвать восторженным. Ни один из рецензентов в немецких журналах, кажется, так и не понял значения ее основного вклада[162]. У себя на родине попытки Менгера получить на основании этой работы право чтения лекций в Венском университете увенчались успехом лишь после преодоления определенных трудностей. Едва ли он знал, что перед тем, как он начал читать свои лекции, университет окончили два молодых человека, которые сразу увидели в ней «архимедову точку опоры», как назвал ее Визер, позволяющую совершить переворот в существующих системах экономической теории. Бём-Баверк и Визер, его первые и наиболее восторженные последователи, никогда не были его непосредственными учениками, и их попытка популяризировать учение Менгера на семинарах ведущих представителей старой исторической школы – Книса, Рошера и Гильдебранда – не принесла никаких плодов[163]. Но постепенно влияние Менгера у себя в стране возросло. Вскоре после его повышения на должность экстраординарного профессора Менгер (в 1873 г.) оставил свое место в канцелярии премьер-министра к большому удивлению его начальника Адольфа Ауэрсперга, который не мог понять, как кто-то может хотеть поменять должность, открывающую широкие перспективы для удовлетворения больших амбиций, на академическую карьеру[164]. Но это еще не было последним «прощай!» миру политики. В 1876 г. Менгер был назначен учителем несчастного кронпринца Рудольфа, которому тогда было восемнадцать лет от роду, и сопровождал его в длительных поездках по Европе, включая Англию, Шотландию, Ирландию, Францию и Германию[165]. После своего возвращения в 1879 г. он возглавил кафедру политической экономии в Вене и погрузился в спокойную и размеренную жизнь ученого, которая была столь характерной для второй половины его долгой жизни.

К этому времени идеи его первой книги – в этот промежуточный период он не опубликовал ничего, если не считать нескольких небольших рецензий, – начали привлекать широкое внимание. Заслуженно или нет, но в случае с Джевонсом и Вальрасом именно математическая форма, а не содержание их учения, по видимому, была их главным нововведением и составляла основное препятствие для его принятия. Но для понимания менгеровского изложения новой теории ценности подобных препятствий не было. В течение первого десятилетия после публикации книги ее влияние стало стремительно распространяться. В тоже самое время Менгер приобрел репутацию отличного преподавателя, и его лекции и семинары стали посещать все больше студентов, многие из которых впоследствии стали уважаемыми экономистами. Помимо уже названных, среди ранних членов его школы особого упоминания заслуживают Эмиль Сакс и Иоанн фон Коморжински, а также его студенты Роберт Мейер, Роберт Цукеркандль, Густав Гросс, а чуть позже Германн фон Шуллернцу Шраттенхофен, Рихард Рейсх и Рихард Шуллер.

Но если в Австрии шел процесс формирования новой школы, то в Германии – больше, чем в других странах, – отношение к экономистам было враждебным. Именно тогда в Германии получила наибольшее влияние молодая историческая школа под руководством Шмоллера[166]. На смену оберегавшему традиции Volkswirtschaftliche Kongress пришел вновь созданный Союз социальной политики[167]. Курсы экономической теории в германских университетах читались все реже. Таким образом, работе Менгера не было уделено должного внимания не потому, что немецкие экономисты считали, что он ошибался, а потому, что они считали предложенный аналитический подход бесполезным.

Вполне естественно, что в таких условиях Менгер счел более важным не продолжение работы над «Основаниями», а защиту избранного им метода от притязаний исторической школы на обладание единственным подходящим инструментом исследования. Именно этими обстоятельствами обусловлено появление его второй большой работы – «Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности» («Untersuchungen tiber die Methode der Socialwissenschaften und der politischen Oekonomie insbesondere»)[168]. Необходимо помнить, что в 1875 г., когда Менгер начал работу над этой книгой, и даже в 1883 г., когда она была опубликована, еще не начали выходить работы его учеников, которые привели к четкому закреплению позиций школы, и что он вполне мог считать, что дальнейшие усилия окажутся тщетными, пока не будет разрешен принципиальный вопрос.

В каком-то смысле, «Исследования» представляют собой не меньшее достижение, чем «Основания». В полемике против притязаний исторической школы на исключительное право толкования экономических проблем с этой книгой вряд ли что-то может сравниться. Менее ясно, можно ли столь же высоко оценить ее положительное изложение теоретического анализа. Если бы Менгер был известен только благодаря этой работе, сожаление, которое иногда высказывают его поклонники, что он отошел от своих работ по конкретным проблемам экономики, имело бы смысл. Это не значит, что его рассуждения о характере теоретического или абстрактного метода не имели большого значения или влияния. Возможно, эта книга – больше, чем какая-либо другая, – способствовала прояснению особого характера научного метода в социальных науках и оказала огромное влияние на профессиональных «методологов» среди немецких философов. Но мне, во всяком случае, кажется, что ее основное значение для современного экономиста заключается в необычайно глубоком понимании природы социальных явлений, которое обнаруживается при рассмотрении указанных проблем для иллюстрации различных методов и при рассмотрении развития идей, с которыми должны работать социальные науки. Рассмотрение несколько устаревших взглядов, например органического или, точнее, физиологического толкования социальных явлений, позволяет ему прояснить истоки и характер социальных институтов, что может представлять интерес для современных экономистов и социологов.

Один из основных тезисов книги следует рассмотреть более подробно: подчеркивание необходимости строго индивидуалистического или, как он обычно говорил, атомистического метода анализа. Один из наиболее выдающихся последователей Менгера отмечал, что «сам он всегда оставался индивидуалистом в смысле классической экономической науки, чего нельзя сказать о его последователях». Вряд ли такое утверждение применимо больше, чем к паре случаев. Но в любом случае в нем явно недооценивается метод, использованный Менгером. То, что у классических экономистов оставалось некой смесью этических постулатов и методологических инструментов, было систематически развито им в последнем направлении. И если внимание к субъективной составляющей в работах представителей австрийской школы полнее и убедительнее, чем в работах представителей любой другой школы современной экономической науки, то этим они во многом обязаны блестящему обоснованию, приведенному Менгером в этой книге.

Его первая книга не привлекла внимания немецких экономистов. Но он не мог пожаловаться на недостаток внимания ко второй его книге. Резкая критика единственного признанного учения сразу же привлекла к себе внимание и вызвала среди прочих враждебных отзывов необычайно враждебную менторскую отповедь главы школы Густава Шмоллера[169]. Менгер принял вызов и ответил страстным памфлетом «Ошибки историзма в немецкой экономической науке» («Irrthtimer des Historismus in der deutschen Nationalokonomie»)[170], написанным в форме писем к другу, где он безжалостно громил позиции Шмоллера. С точки зрения содержания в памфлете не было ничего нового по сравнению с «Исследованиями». Но он отличался необычайной силой и блеском изложения, которой Менгер смог достичь, занимаясь не построением сложной академической аргументации, а участием в открытом споре.

Вслед за учителями к спору вскоре подключились также ученики. Создалась редко встречающаяся в научном споре обстановка враждебности. С австрийской точки зрения направленность спора определил сам Шмоллер, который после выхода памфлета Менгера пошел на беспрецедентный шаг и объявил в своем журнале, что, хотя он получил экземпляр книги для рецензии, он не смог оценить ее, потому что сразу же вернул ее автору, и воспроизвел оскорбительное письмо, приложенное к возвращенной книге[171].

Чтобы понять, почему проблемы соответствующих методов больше всего волновали Менгера до конца его жизни, нужно представить, какие страсти вызывал эти спор и что означал для Менгера и его последователей разрыв с господствующей немецкой школой. Шмоллер дошел до публичных заявлений о том, что члены «абстрактной» школы не соответствовали занимаемым ими должностям в немецких университетах, а его влияние было достаточно сильным, чтобы сместить сторонников учения Менгера с академических постов в Германии. И через тридцать лет после завершения спора влияние новых идей, которые теперь торжествуют повсюду, затрагивало Германию меньше, чем любую другую страну мира.

Но, несмотря на такие нападки, за шесть лет – с 1884 по 1889 г. – вышел целый ряд книг, которые окончательно закрепили в мире репутацию австрийской школы. Бём-Баверк уже в 1881 г. опубликовал свое небольшое исследование «Права и отношения с точки зрения учения о хозяйственных благах» («Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkt der wirtschaftlichen Giiterlehre»), но только с одновременным выходом его работы о капитале «История и критика теорий процента на капитал» («Geschichte und Kritik der Kapitalzinstheorien») и «Источника и основных законов хозяйственных ценностей» («Ursprung und Hauptgesetze des wirtschaftlichen Wertes») Визера в 1884 г. стало очевидно, насколько сильное подкрепление получило учение Менгера в этом лагере. Из этих двух работ более важной для дальнейшего развития основных идей Менгера, несомненно, была работа Визера, поскольку в ней содержалось исследование явления издержек, известное теперь как визеровский закон издержек, о котором уже шла речь выше. Но еще через два года вышла работа Бём Баверка «Основы теории ценности хозяйственных благ» («Grundziige einer Theorie des wirtschaftlichen Giiterwertes»)[172], которая хотя и не добавила ничего особенно нового к работам Менгера и Визера, но благодаря огромной убедительности и четкости аргументации больше любой другой работы способствовала популяризации доктрины предельной полезности. В 1884 г. два непосредственных ученика Менгера Виктор Матайя и Густав Гросс опубликовали свои интересные работы о прибыли, а Эмиль Сакс выпустил небольшое, но очень качественное исследование по вопросу о методе, в котором он поддержал Менгера в его основном посыле, хотя и критиковал некоторые детали[173]. В 1887 г. публикацией своей работы «Основы теории государственного хозяйства» («Grundlegung der theoretischen Staatswirtschaft»), первой и наиболее полной попытки применить принцип предельной полезности к проблеме государственных финансов, Сакс внес свой основной вклад в развитие австрийской школы, и в том же году своим исследованием близкой проблемы природы дохода о себе заявил еще один из ранних учеников Менгера Роберт Майер[174].