Алька. Вольные хлеба

А иногда было и наоборот. Гуляя по Вандомской площади, я увидел вывеску Breguet и пошёл посмотреть, вдруг найду себе недорогие часики за пару тыщонок долларов? В Москве к часам «Бреге» было не подступиться. Зашли с Тохой в магазин, я пошёл вдоль витрины, разглядывая всё великолепие, размещённое за зеркальными витринами. Ценников не было, и я остановил свой выбор на самых скромненьких часиках небольшого размера, в которых из всех возможных наворотов было только окошечко с датой. Но указателями дат тогда снабжались даже самые простые модели, и я решил – может быть, эти часишки будут мне по карману. Был один момент, который мог немного задрать их цену – они были в золотом корпусе, но за спрос, как известно, денег не берут.

Указав на них пальцем бесшумно кравшейся за мной по пятам девице, я пошёл и сел на диван в центре бутика. Тоха, слонявшийся по залу, тут же угнездился рядом. На расстоянии вытянутой руки примостилась сухопарая дама лет пятидесяти и завела со мной светский разговор. Поняв, что я, по сути, глухонемой, она поинтересовалась:

– What kind of country?

– Russia.

– А, Россия, – она выговорила, точно артикулируя.

Принесли часики, они были с чёрным кожаным ремешком. Я снял свои часы – у меня были швейцарские, Милка с Мишкой подарили мне на день рожденья – и положил на стеклянный столик. Глянув на них, дама произнесла:

– Shark.

– Да, акула.

Нацепив часики, я стал разглядывать их, они мне понравились, небольшие, ладненькие, опять же Breguet.

Когда я взял часики, надел их на руку и застегнул кожаный ремешок, пара бесцельно слонявшихся по залу громил случайно переместилась к выходной двери и встала к ней спиной, наглухо загородив проём.

А я, разглядев хорошо часики, решил: да что я, не могу себе, что ли, часишки приобрести, пусть даже за пару штук, или за две пятьсот, где наша не пропадала? Но мне больше нравится носить часы с металлическим браслетом, и я спросил:

– How much cost with gold bracelet?

Из объяснений я разобрал, что к этим часам браслет не предусмотрен, но при желании они подберут мне от другой модели и пришпандорят. Я благосклонно кивнул головой. Дама, обложившись альбомами, в которых были различные виды браслетов, стала предлагать мне их по очереди. Когда я выбрал самый простенький, она произнесла что-то, я не разобрал, показал жестом, чтобы она написала, и она, взяв бумагу, нацарапала какие-то цифры. Поглядев, я опять не понял, указанная стоимость аннотировалась во франках и превышала миллион. Я показал жестом, что не очень понимаю размер цены во франках, и сказал:

– Please dollars.

Она написала стоимость скромных, но в золотом корпусе и с золотым браслетиком часиков. Ой, да чего там, часишки маленькие, да и браслетик-то никакой. Тем не менее эти приглянувшиеся мне невзрачные часишки, правда, с браслетиком, потянули на сто шестьдесят четыре тысячи долларов US, охренеть. Я так удивился, что, засобиравшись уходить, чуть не забыл снять их с руки, вспомнил о них, только взглянув на двух жлобов у двери.

Дама что-то взахлёб бормотала по-французски, я разобрал знакомые мне «репетир», «турбийон», но мне что-то уже захотелось на волю. Глядя на неё, я кивнул, делая круговые движения пальцем у виска, намекая, что мне надо серьёзно подумать, и, пробормотав:

– I want to speak with my wife, – покинул помещение.

Выйдя, шёл потихоньку, чтобы Тоха меня догнал, услышал его голос:

– Дед, дед. Тебе передали.

Внук подбежал ко мне и передал толстенный каталог часов Breguet. Храню, как память о поездке, до сих пор.

Летом на даче Антон окреп, носился как метеор с друзьями – Даниилом и Татьяной, купался в бассейне и Истринском водохранилище, ходил с нами в лес, к школе был готов.

В начале августа мне позвонила мама Антона:

– Алек Владимирович, мне хотелось бы, чтобы вы сходили на собрание первого класса в школу.

– Не вопрос, куда, во сколько? А почему я?

– Там всё объяснят.

В назначенный день я был школе на собрании родителей. На месте стало понятно, почему Юлия хотела, чтобы я поприсутствовал на собрании – класс был платным. На собрании рассказывали предполагаемую программу обучения, мне она очень понравилась. Я даже купил у них какие-то вспомогательные материалы по преподаванию английского. Вечером позвонил Тохиной маме:

– Юля, я побывал на собрании, мне лично всё понравилось. Месячная плата у них пятьсот долларов, не вопрос, мы будем платить.

В итоге она отдала его в школу, которая находилась дальше и была хуже по уровню. Понять мотивы, которые руководят ею при принятии решений, я не смог тогда и не понимаю до сих пор.

Первого сентября мы подъехали к дому на Кутузовском, в котором тогда проживала их семья, чтобы проводить Тоху в школу.

Антон был тихий, напряжённый, волновался, расспрашивал как будет и что, ушёл встревоженным – что там ждёт? Мы вчетвером прождали его у школы до окончания занятий, благо в первый день у них был урок или два.

Выскочил из школьных дверей весёлый, как всегда, тоже мне напугали: школа, школа – видали и похлеще.

***

Перед новым 2001 годом мы предложили Галине Борисовне организовать каждому сотруднику магазина по новогоднему подарку – праздничному продуктовому набору, включающему в числе прочего бутылку шампанского. Сказано – сделано.

Просматривая в январе сводную ведомость затрат, обнаружил списание около шестидесяти бутылок шампанского, спросил директора:

– Галина Борисовна, а на какие цели это у нас шестьдесят бутылок шампанского списано?

– Здрасте приехали! А новогодние подарки? Вы ж сами с Андреем Михайловичем велели по бутылке шампанского в подарок каждому сотруднику.

– Добрый день! И не только шампанского: и водочки, и колбаски сырокопчёной каждому по батончику, и по баночке икорки, всё помним. Только у нас сотрудников – двадцать семь человек, включая вас. Таки, где ещё тридцать три бутылки шампанского?

Директриса остолбенела.

Что тут сделаешь, вычли из зарплаты, только это мало помогало. Все работавшие у нас сотрудники, с опытом работы в советской торговле, имели склонность к хищениям в той или иной форме.

Перед той же Борисовной я положил на стол чистый лист бумаги и сказал:

– Пиши, Галина Борисовна, какую зарплату ты хочешь – любую. Сколько напишешь, столько буду платить. Хоть десять тысяч долларей, хоть сто, но! Ты должна будешь нам отдавать в месяц … – я назвал цифру.

Борисовна, подумав минут пять, сказала:

– Давайте по-старому, Алек Владимирович.

Она была женщиной весьма неглупой и мою систему контроля усвоила сразу. Но была очень забывчива. Как-то раз, прикинув сальдо-бульдо, я, заехав в магазин, заявил:

– Борисовна, восемьдесят тысяч с тебя, гони.

Она, взглянув на меня с удивлением, сообщила:

– Нету денег.

– Как нет? Конец месяца, деньги на бочку.

– Да нет у меня денег, а вы не брали?

– А что, ты не пишешь у себя, брал я или нет?

– А зачем мне лишний компромат, я и так всё помню отлично.

– Ну, раз помнишь, значит, знаешь, что я не брал.

Борисовна, чуть не плача, стала выкладывать из стола бумаги. Сидящие вместе с ней в кабинете товародевки – так я называл товароведов – с интересом наблюдали, чем закончится наша перепалка. Выложив на стол все бумаги, Борисовна, пошарив рукой в глубине выдвижного ящика письменного стола, нащупала и извлекла бумажный свёрток. Достав, развернула его, в нём находилась пачка денег. Борисовна, поглядев с удивлением на него, вдруг хлопнула себя по лбу и произнесла:

– Алек Владимирович, так это я для вас восемьдесят тысяч приготовила.

Большим её достоинством было то, что она умела сама решать вопросы со всякими мелкими проверяльщиками.

Уволилась она сама зимой следующего года, наверно, нашла место поспокойнее, но это было потом.

***

У детей, кроме школы, должно быть ещё какое-то занятие: спорт, авиамоделизм, танцы, музыка – всё что угодно, главное, чтобы было. Чтобы развивались, а не болтались по улицам. Поскольку мама Тохина не хотела себя этим заморачивать, я с большим удовольствием взялся за организацию его времени. В возрасте лет шести мы с ним осенью и зимой ходили заниматься большим теннисом. Занимались с девушкой, её посоветовала мама Антона, они были приятельницами. Ходили раз в неделю – по субботам.

В первом классе мы начали ходить в теннисную секцию ДСШ «Лужники». Ходили два раза в неделю, я забирал его из дома, и мы ехали часам к шести. Занятия продолжались два часа. Тренер – женщина лет пятидесяти – не отличалась высокой квалификацией, но ничего лучше на тот момент я не нашёл.

Я с ней как-то вступил в спор относительно одного важного, на мой взгляд, упущения в хвате Антона, и не только его. Она не обращала внимания на то, что все её воспитанники практически волокут между ударами ракетку по земле. Я сказал ей:

– Вы следите за ним, что он всё время ракетку практически по корту тащит?

– Это не имеет значения, со временем отвыкнет.

– Да не отвыкнет, а наоборот, привыкнет.

– А как бы вы хотели?

– Чтобы ракетка в кисти находилась в положении 90 градусов к лучевой кости.

– Пойдёмте за мной. – Потом, повернувшись к группе: – Пять минут отдыхаем.

Мы двинулись куда-то вглубь здания, пройдя по какому-то коридору, вышли к корту, на котором женщина со знакомым лицом тренировала девушку лет четырнадцати.

– Ирина Григорьевна, можно на минутку?

Тут я понял, откуда мне знакомо это лицо, – это была Ирина Гранатурова, известная советская теннисистка.

– Ир, вот смотри, родителю не нравится, как я его внука учу.

– А что не нравится?

– Как он ракетку в руке держит.

Гранатурова повернулась ко мне.

– А вы что, разбираетесь в теннисе?

– Я не профессионал, конечно, – любитель, но играю уже лет двадцать пять. Хожу на все большие турниры (тут я соврал, ходил, конечно, но изредка). Мастер спорта знакомый нашей группке технику правил (тут я не соврал, было такое), так что, как держать ракетку, я представляю.

– А что за мастер?

– Костин Юрий Владимирович.

– Юрка Костин? И где он сейчас?

– Преподаватель на кафедре физкультуры МВТУ имени Баумана.

Гранатурова протянула мне свою ракетку.

– И как вы держите?

Я взял её ракетку и зажал её привычным для меня хватом, она, мельком глянув, забрала свою ракетку и повернулась к нашей тренерше.

– А тебе не всё равно? Просит родитель – ну и сделай, пусть держит, как папа просит.

Я поправил:

– Дед.

– Тем более, видишь, какой дед просит? Он тебе не только внука – ещё своих детей приведёт, если ты ему красиво сделаешь.

Обе тренерши жизнерадостно расхохотались, и мы отправились обратно – ничего не изменилось. Тренерша наша вообще была как-то мало подготовлена к занятиям с детьми. Однажды на её тренировке один пацанёнок подвернул ногу, дохромав до скамеек, где родители наблюдали за тренировкой, уселся, постанывая от боли. Маменька его, не зная, что предпринять, обратилась к тренерше:

– А что нам делать?

– Главное – покой, сходите к нам в медпункт йод возьмите, нанесите сеточку, – и ушла продолжать тренировку.

Видя, что у молодой мамы мало опыта, я посоветовал ей:

– Нужен холод, в идеале спрей специальный, ну или лёд хотя бы. А потом тугую повязку – зафиксировать ногу. А сеточку наносите дней через пять, не раньше.

Молодая мамаша вспомнила, что нужный спрей есть у неё в автомобильной аптечке, там же нашёлся и бинт. В дело по спасению ноги юного теннисиста включились все сидящие, ногу забинтовали, а парня я просто отнёс до машины.

Оказалось, что его отец – спортсмен, тренер по большому теннису, потом он даже немного тренировал Антона, звали его Александр. Мы с ним познакомились, он иногда приезжал посмотреть, как его сын осваивает теннисную науку. Я поинтересовался у него:

– А как тебе наша тренерша, она вообще-то годится, что-то смыслит?

– Да никак, вообще ничего не понимает.

– А чего ж ты сына к ней на тренировки водишь?

– Индивидуально я сам его буду тренировать, а сюда жена возит, ей поближе. Я не возражаю, общефизическая подготовка везде одинаковая, потом пусть привыкнет в коллективе работать.

Он немного позанимался с Тохой, его загородный дом был недалеко от нашей дачки, и я возил несколько раз внука к нему домой – у него был свой корт с асфальтным покрытием. Было ему по виду до сорока. Как-то насмотревшись, как он учит правильному движению при подаче, я, решив повторить это движение, потянул плечевые мышцы. При нашей следующей встрече со смехом рассказал ему:

– Пытался повторить подачу, которой ты Тоху учишь, – плечо растянул, увы, возраст.

– Нет, дело тут скорее в другом: движение это неестественное, придуманное специально, чтобы разогнать ракетку перед соприкосновением с мячом. К нему надо постепенно привыкать.

– Да ладно, я всё же думаю, что тебе в твои годы проще исполнить какое-то физическое действие, чем мне.

Он оценивающе взглянул на меня и спросил:

– А вы какого года?

– Сорок восьмого.

– И я тоже сорок восьмого.

Меня как будто по башке валенком огрели. Если мы одногодки, то он старше меня, по-любому. Шансы, что мы оба родились тридцать первого декабря, невелики.

– Саш, извини, давай ко мне на ты. Я-то был уверен, что тебе лет тридцать пять – тридцать семь. Как ты так сохранился-то? Ты чего, на ночь в ванну с формалином, что ли, ложишься?

– А ты чем всю жизнь занимался? Наверно, голову напрягал?

– Ну, в общем, да: институт, аспирантура, и всё, вдобавок, вечерне-заочное. Пришлось напрягаться.

– Ну, вот видишь, а мы с утра на свежем воздухе. Покидаем полдня мяч друг другу, потом в парную – и по домам.

Глядя на него, я понял: он не просто в хорошей физической форме – у него кожа молодая – и подумал: а что, хорошая профессия для Тохи, с утра на свежем воздухе, работаешь всегда с молодёжью, подпитываешься их энергией, и финансово вполне нормально, домик-то у него загородный куда как лучше моего.

В школе Антона, наверно, по каким-то ещё сохранившимся традициям советских времён детей проверяли на музыкальный слух. Антон позвонил мне и сообщил:

– Дед, нас в школе училка какая-то, не наша, на музыку проверяла, дала свой телефон, просила, чтобы мама ей позвонила. Мама сказала тебе телефон отдать.

Я взял телефон, позвонил:

– Добрый день, извините за беспокойство, мне ваш телефон внук дал, сказал, что вы просили перезвонить.

– Да, да. Секундочку подождите. А как вашего внука фамилия?

– Алексеев Антон.

– Алексеев, так, сейчас посмотрим. А, вот, нашла. Вы знаете, у вашего внука очень хорошие музыкальные способности – слух очень хороший и точный, я вам советую обязательно заняться его музыкальным образованием.

– И как реализовать ваше предложение?

– Тут два варианта: или занятия в музыкальной школе, например в нашей, после уроков. Или дома с преподавателем, но для этого надо иметь дома музыкальный инструмент. У вас есть пианино?

– Насколько я знаю, нет, но я поговорю с мамой. Если разрешит, то поставим, будет заниматься.

– Я вам очень советую, мальчик ваш на удивление одарён.

В тот же день я беседовал с моей бывшей снохой:

– Юля, добрый вечер. Беседовал сегодня с учительницей из музыкальной школы. Выяснилось, что у Тохи очень хороший слух музыкальный, говорит, ему надо обязательно заниматься музыкой. У меня предложение: давайте поставим у вас в квартире пианино, пусть три дня в неделю занимается. Учителя мы найдём, за всё заплатим.

– А вы знаете, что мы живём в съёмной квартире?

– А какая разница? Поменяете квартиру, перевезёте с собой пианино. Перевозку мы оплатим.

– А где я его здесь поставлю?

– Юль, стандартное пианино – это полтора метра на ноль шесть. Что, у вас свободного полутораметрового куска стены в трёхкомнатной квартире не найдётся?

– Это к нам посторонний человек приходить постоянно будет?

– Это же не дворник-таджик – учитель музыки.

– А как же его теннис?

– А что теннис? Три дня музыка, три теннис, как раз то, что нужно.

– Не знаю, я подумаю.

На следующий день, когда мы ехали с внуком в «Лужники», Тоха сказал:

– Дед, мама сказала, что у неё нет времени сидеть со мной и с училкой по музыке.

Понял, мама подумала.

***

Мишка Цимус, Мишка – мой сын, Мишка Блинов и я продолжали два раза в неделю играть на кортах спорткомплекса МВТУ. Однажды во время игры к нам подошла администратор кортов и сообщила:

– Звонили от ректора, просили освободить корт.

– С какого перепугу?

– Не знаем, ректору нужно для чего-то.

Догадаться было несложно: у ректора в гостях нужник16, хлопнули коньячку, нужник сказал, что он большой любитель тенниса. Но всё нет времени поиграть, а так хочется. Тут ректор и ввернул, что у него корты, хочешь – пойди постучи. Ну а мы-то с какого перепуга должны страдать? Блинов и сын мой, конечно, как выпускники, согласятся. Но Миха Цимус скажет: «Слушай, я деньги заплатил? Заплатил. У меня у самого тоже время с трудом выкраивается, какого хрена я должен для какого-то нужника своё время отдавать?» Подумал и ответил:

– Скажите, что корт освободить не получилось – ребята не согласны.

Администратор, зная, что я эмвэтэушник, удивилась и ушла в недоумении. Через какое-то время я увидел, что она беседует с завсегдатаями с соседнего корта. После переговоров они ушли. Минут через двадцать появился Игорь Борисович с незнакомым мужиком, уже переодетым в спортивную форму. Юра Костин начал с ним тренировочную игру, мужик – качок, в теннисе любитель, среднего класса, вроде нас, пыхтел, старался. Юра старался изображать, что ему интересно, ректор обиженно поглядывал в нашу сторону.

***

Через полгода среди арендаторов – кроме меня, в институте были ещё люди, взявшие в аренду площади в лихих девяностых, – прошла информация, что все договоры пересматриваются и что кое-кого уже выперли.

Вызвала и меня какая-то вузовская проверяющая, дама примерно моего возраста. Ознакомившись с обоснованием моего нахождения в МГТУ, дама произнесла:

– Вы столько лет у нас арендуете, а арендной платы не платите.

– Так я при размещении заплатил за десять лет вперёд.

– А из чего это вытекает?

– Так вот: это первый договор на ремонт помещений по первому этажу, вот расчёты, показывающие, что стоимость ремонта превышает стоимость аренды за десять лет. Вот ещё документ, подтверждающий выполнение работ по прокладке электрокабеля большой мощности для обеспечения питания учебного оборудования. А вот ещё договорчик на финансирование ремонта канализации. Мы в дополнение к сумме работ, заявленной по основному договору, ещё примерно столько же вложили.

– Вы, конечно, молодцы, но откуда тут вытекает, что вы должны десять лет сидеть бесплатно или за эти копеечные суммы?

И действительно, все эти затраты после кризиса 98 года стали казаться смехотворными по величине. Но ещё когда мы подписывали последние бумаги перед моим заселением в офис в доме 7 по 2-Бауманской, я тоже подумал о чём-то возможном и, помимо договора и акта выполненных работ, приложил ещё бумаженцию, в которой было сказано следующее: «В связи с выполнением всех требований по договору между АОЗТ НПО “Софтекс” и МГТУ им. Баумана НПО “Софтекс” предоставляется право занимать оговорённую в договоре № таком-то площадь в период с … по … без арендной платы (бесплатно)». Внизу было напечатано «И. Б. Фёдоров» и стояла его подпись.

Вот эту-то бумажку я и выложил перед проверяющей нас дамой. Прочитав её, она с плохо скрываемой досадой произнесла:

– Ну, вот и чудесно, такая маленькая бумажка – и всё развязала, можно я её к делу приобщу?

– А я вам уже копию приготовил.

***

Весной я привёз Тоху в спортклуб «Валери» на Живописной улице. Стоимость занятий была примерно та же, но тренеры были помоложе и потолковее, условия – получше, и ездить было поближе. Нам с Тохой понравилось, Тоха тоже им сгодился, и мы начали там тренироваться.

В начале лета мама увезла Тоху на пару недель в Испанию, потом он был на даче.

***

В августе в жизни сына произошли важные изменения – он женился. Со своей девушкой он встречался пять лет, и брак их выглядел вполне естественным. Мальчику нашему было уже за тридцать, и наше мнение не могло быть для него препятствием, но мы его всё же сформулировали. Если в первом браке наши мнения о его избраннице разделились, то во втором его браке мы были едины – она нам не понравилась обоим. Была с изрядным апломбом, не подтверждённым ни образованием, ни воспитанием. В жизни, насколько мы разобрались в её характере, её интересовало лишь тряпьё, бухло и бабло. Ну и ещё, конечно, хороший перепихон.

Я не моралист, да и вряд ли сгожусь на эту роль в силу того, что и сам не против ничего из вышеперечисленного, но как-то никогда не был готов ограничиваться только этими четырьмя компонентами в жизни.

Мишка забил на наше мнение, что нас не очень обрадовало, но, признаться, мы и не ожидали, что он учтёт его при принятии решения о женитьбе. По мне, любой нормальный мужик такое решение всегда должен принять сам – вот он его и принял.

Невеста была в красном платье, в цвет платья Мишка заказал свадебный лимузин, Тохе было поручено таскать подол платья невесты.

Организовал и оплачивал всё сын сам, свадьбу гуляли в небольшом ресторанчике на проспекте Мира. Всё было как положено, из Германии прилетели Васильевы, были все его двоюродные братья и сестра.

Вёл свадьбу профессиональный тамада – артист, малоизвестный, но узнаваемый. Были какие-то конкурсы, в которых участвовали в основном дети. Тоха участвовал во всех, все, по-моему, и выиграл.

По нынешней традиции все дарили деньги, мы с Людмилой поступили так же.

Жили они на съёмной квартире, там и остались после свадьбы.

***

Ближе к Новому году Галина Борисовна уволилась, стал искать нового директора. Вспомнил, что жена моего двоюродного брата Григория, погибшего много лет назад, Наталья, когда-то работала директором магазина. Позвонил ей, она работала на заводе «Водоприбор». Мы встретились, поговорили, и она перешла к нам на работу директором.

Поработав немного, она попросила меня принять на работу её подругу, мол, вдвоём ей будет легче справляться – взял и её подругу. Не справилась ни сама, ни вместе с подругой, и опыт её работы директором магазина тканей мало помог.

Вроде бы всё работало, и отчёты сдавала, но толку не было – падала выручка, и в магазине был бардак. При ней товародевка, заведовавшая винным отделом, стала тайком выставлять продукцию, на реализацию которой не был заключен договор, – вся прибыль от продажи целиком шла ей в карман. Узнав, что её раскусили, сбежала и не появилась ни разу. Проморгала директор магазина, и Наташа, ещё немного помыкавшись, уволилась. Я был рад, что она сама поняла, что не справляется, – увольнять её самому мне было бы неловко, но рано или поздно пришлось бы.

Я предложил место директора одной из сотрудниц, она подумала над моим предложением и выдвинула встречное предложение:

– Алек Владимирович, не пойду я к вам директором. Вы поймите, что у вас работать и не красть очень сложно – контроля никакого фактически нет.

Я задумался. Это было так, я сам это отлично понимал. Моя система позволяла только работу бухгалтерии, и, поняв это, работники стали красть, минуя систему бухучёта, внаглую продавая продукцию без оформления договора покупки через магазин, или, сговариваясь с поставщиком, покупали продукцию по завышенной цене, получая за это откат17. Для исключения подобных явлений необходим был или толковый и честный директор, или садиться самому и рулить в магазине. Директора, одновременно честного и толкового, я найти не смог, а сидеть и трудиться в магазине было выше моих сил – моральных. Не мог себя заставить. Михаил, конечно, отлично бы справился с этой работой, но он тогда увлёкся своей лабораторией. Я был уверен, что у него всё получится, и не думал, что будет правильным уговаривать его заняться магазином.

– Поэтому я к вам директором не пойду – боюсь, не удержусь, да и воровать мне у вас не хочется. У меня к вам встречное предложение, – продолжала разговор моя сотрудница, – вы мне его в аренду отдайте. Договоримся о цене, и у вас голова болеть не будет, и я буду на себя работать.

Мысль эта показалась мне интересной, мы обсудили её предложение с Андреем Михайловичем и заключили с ней договор. Поначалу это была даже не субаренда, просто мы договорились о фиксированной сумме, которую получали раз в месяц, всё, что зарабатывалось сверх, было её. Работала она с подружкой на пару – со своим бухгалтером.

***

В феврале 2002 года Тоха заболел ветрянкой. Забрали его в пятницу, он себя неважно чувствовал, помылся, лёг спать – ночью сыпь, высокая температура. Утром Мишка привёз Ирину Геннадиевну, диагноз был понятен, рассказала, как лечить, уехала. Болел тяжело, несколько дней температура под сорок. Дежурили по ночам поочерёдно, делали холодные обёртывания, жаропонижающие давали только при превышении какой-то предельной температуры. Всё делали как велела врач, повезло, что он заболел уже у нас, кто бы там его у маменьки так обихаживал?