Призраки

Девушка шла всё также живописно и стремительно, но совсем не смотрела под ноги. Она, как мне казалось, совсем никуда не смотрела и была погружена в собственные мысли. На исчерченной трещинами дороге это было не безопасно, потому я следил за каждым её шагом, подмечал все неровности пути, готовый протянуть руку помощи, однако почему-то всё время спотыкался сам.

– Что ты хочешь? – Спросила девушка, не глядя на меня.

– Ничего. Просто встретил тебя здесь второй раз… – Начал было я, но она перебила.

– Нет. Этого не может быть.

– Почему? – Спросил я.

– Потому что не может. – Ответила девушка и огляделась по сторонам.

Я попытался улыбнуться, давая понять, что я оценил её шутку. Метрах в десяти, в направлении к нам двигалась крупная дама в шортах и толстовке. Рядом с ней на поводке трусила такса. Когда расстояние между нами сократилось до двух-трёх метров, девушка улыбнулась и, обращаясь к даме, громко произнесла. – Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, который час.

К моему великому удивлению, хозяйка таксы даже не взглянула на неё. Её внимание было сосредоточено на мне. Я растянул губы в улыбке и поздоровался, но дама лишь сверкнула на меня чёрными бусинами глаз и ускорила шаг. В этот момент такса жалобно заскулила и, отпрыгнув на край дорожки, натянула поводок. Дама решительным движением крепкой полной руки вернула её на место. Они миновали нас, однако, скулёж таксы перешёл в визгливый лай. Я обернулся и, словно о крапиву, обжёгся о недоверчиво-настороженный взгляд дамы.

Догадки, одна другой экстравагантнее, закружились в моей голове.

– Проверь молнию на джинсах. – Подсказал Лоб.

Я проверил. Застёгнута.

– Может, птичка? – Подкинул он ещё одну идею.

– Ты ещё зеркальце у девушки попроси! – Укусил Грыз. – Даже если птичка! Разве это стыдно? Пусть будет стыдно тому, кто… – Мышь задумался на секунду, а потом сформулировал. – Пусть птичке будет стыдно!

Я почувствовал себя бодрее и сделал ещё одну попытку завязать разговор.

– Чудесный день сегодня! – Начал я с оптимизмом, но без малейшего представления, что скажу дальше.

На лице девушки появилось выражение досады. Она опять огляделась по сторонам, затем повернулась ко мне и с мольбой в голосе произнесла. – Пожалуйста, говори тише, а лучше совсем не говори. Здесь так много людей.

Поставленная задача показалась мне трудно выполнимой. Я задумался, и тут мне пришла идея.

– Мы можем свернуть направо. Там, в глубине тисовой аллеи, как правило, почти безлюдно. – Произнёс я почти шёпотом.

Девушка не ответила, но свернула направо, и мне показалось, что у меня появился шанс. Я начал мучительный поиск темы разговора и, когда в обозримом пространстве вокруг нас не осталось ничего, кроме деревьев, кустарника и белок, я решил сделать ещё один пробный шаг.

– Я живу здесь уже пятнадцать лет и ни разу до вчерашнего дня не встречал тебя.

Девушка молчала.

– Хорошо. – Подумал я. – Дуэта не получится. Пусть будет соло.

Я попытался сосредоточиться, однако в голове крутились тысячи разных банальностей. Чувствуя, что начинаю тонуть в затянувшемся молчании, я схватился за соломинку и поплыл по течению сумбурных плохо управляемых мыслей.

– Расскажу о себе. Ну, чтобы объяснить, что я не хулиган, не псих и не что-нибудь в этом роде. Можно? – Предложил я, пытаясь заглянуть в её глаза и, не дожидаясь ответа, начал. – Живу на Пятой, в пяти минутах ходьбы от парка. Зовут Роман. Двадцать один год. Учусь в университете, на факультете молекулярной биологии. – Я задумался на мгновение и тут услышал голос Лба.

– В планах – диплом доктора клеточной биологии!

– Не скромно. – Пискнул Грыз.

Я почувствовал недовольство собой (слишком благополучно звучала моя биография) и решил дополнить автопортрет.

– Совсем забыл. – Продолжил я обличительным тоном. – Фамилия у меня крайне несерьёзная: Чудов и, сколько себя помню, все звали меня Чудо или Чудиком. Вероятно, я действительно был им. В детстве, к примеру, мечтал стать волшебником, чтобы уметь превращаться в зверей, птиц, насекомых, дабы бегать с ними по лесам, летать среди облаков, ползать в траве. Мне казалось это намного интереснее, чем ходить в детский сад, мыть лицо и руки, чистить зубы, и совершать прочие человеческие обязанности. Вероятно, сказались гены. Мой отец – учитель биологии в средней школе. В нашей квартире всегда обитала разная живность: черепахи, хомячки, птицы. Это были гости из школьного зоологического кабинета: отец приносил тех питомцев, которые требовали особого ухода: были больны, ослаблены, плохо адаптировались к новым условиям. Я тоже таскал всякую живность с улицы: жуков, гусениц, ящериц домой, в детский сад, а затем в школу. Последнее особенно тревожило моих родителей, так как я часто получал неуд по поведению, а они – не радостные встречи с моими наставниками. – Я сделал паузу в надежде услышать хоть какую-нибудь реплику и, не дождавшись, продолжил. – Моё легкомыслие этим не ограничивалось. К примеру, если в майский день на уроке рисования все рисовали весну, я живописал зиму, потому что летом мне обычно хотелось покататься на коньках, поиграть в снежки. Когда все в школьном хоре пели песню про алфавит, я пел про доктора Фостера, потому что алфавит давно выучил, и мне было скучно его повторять.

В этот момент моей исповеди я почувствовал, что список совершённых мной преступлений, во всяком случае тех, которыми можно было поделиться с девушкой, исчерпан. Я выдохся. К счастью для меня мы подошли к небольшому, похожему на блюдце озеру в центре парка. Оно было полно опавшей листвы и таких же пёстрых, как листья, диких уток. Воды почти не было видно. Девушка подошла к краю берега, присела и, наклонившись, протянула руку к воде. Птицы, до этого момента, спешащие куда-то по своим, птичьим делам, вдруг дружно передумали и, развернувшись, поспешили по направлению к ней. Через несколько секунд с десяток их уже безмолвно и неподвижно стояли полукругом рядом с её рукой, словно ожидая чего-то. Я сделал то же: присел у края озера и коснулся рукой воды, однако птицы даже не пошевелились.

– Ты понравилась им больше. – С удивлением отметил я.

– Дело не в этом. – Ответила девушка. – Просто я теперь понятнее им, ближе.

– Как это тебе удалось? – Спросил я, ожидая услышать о каком-то особом опыте общения с птицами, однако она встала и, как мне показалось, избегая моего взгляда, тихо произнесла. – Это трудно будет объяснить.

Я заметил, что утки вновь пришли в движение, словно вспомнив о своих делах, а девушка подошла к мощному пню, превращённому каким-то деревянных дел мастером в скамью при помощи нескольких реек и гвоздей. Я помнил, что в том месте росло старое раскидистое дерево, но несколько месяцев назад его спилили. То, что от него осталось, напоминало обрубок, а срез казался раной. Впечатление было тяжёлым, но девушка словно не замечала этого. Она протянула руку к чему-то над пнём, погладила, словно невидимый ствол, и вдруг, будто вспомнив обо мне, обернулась. Наши взгляды встретились, и я почувствовал, что она смутилась.

– Я знаю, что дерево мертво, однако, вижу его. Тебе кажется это странным?

– Мне кажется это необычным. – Признался я. – Однако, как известно, человеческие органы чувств имеют ограниченные возможности и потому способны воспринимать лишь небольшую часть информацию из окружающего мира. Это правило, но бывают исключения из правил.

– Небольшую часть информации. – Повторила она. – Верно. Невидимое человеком – океан, видимое – призрачный корабль в нём.

Девушка вновь погладила фантомный ствол, а мне в этот момент почему-то вспомнилась берёза под окном моей спальной, сломанная автоподъёмником во время ремонта фасада здания, и стук в окно вчерашней ночью. Я скучал по этому дереву. Оно рано распускало листья весной, летом шелестело мне, нашёптывая что-то и днями, и ночами, а осенью светило в окно вместо солнца. По ночам на нём собирались коты и пели песни в любое время года.

Несколько минут мы молчали. Я уже не искал темы для разговора. Мир вокруг был так естественен, что не хотелось ничего придумывать. Девушка глядела на поверхность воды, пёструю от плывущих островков из уток и листьев. Наконец, неожиданно заговорила.

– У нас с тобой много общего. Ты приносил жуков и гусениц домой. Я тоже любила за ними наблюдать, глядела и чувствовала, как они и всё, что возилось, шуршало, ворочалось в траве, смотрело на меня одним большим глазом. Мне казалось, мы понимаем друг друга. Они рассказывали о солнце, дожде, о том, что рады мне, а я о новых куклах, что подарили мне родители, о мультфильмах, которые смотрела, о взрослых, что каждый день заняты и придумали мультфильмы и игрушки, потому что им всё время не до детей.

Ещё я, как и ты, редко радовала учителя рисования. Однажды он дал задание нарисовать осень, я нарисовала большой глаз, а в его зрачке жёлтые и бордовые листья. Учитель не понял моего рисунка. Я сказала, что вижу этот глаз во всём, что он смотрит и всё запоминает. Дети рассмеялись, а учитель ответил, что лучше изображать реальность. Она красивее и понятнее. Мне объяснили, что в моём возрасте пора уметь отличать сказку от были. Мне было тогда одиннадцать лет. Вероятно, учитель был прав. После этого случая я получила от сверстников кличку «Глазунья», а мои родители – совет от педагогов: помочь мне видеть реальный, а не придуманный мир.

– Им это удалось? – Осторожно спросил я.

Девушка обернулась ко мне и улыбнулась, как старому знакомому, от чего голова моя закружилась. – Они очень старались. – Сказала она. – Мой список обязательных для прочтения книг по школьной программе пополнился книгами о разумном взгляде на мир, о здоровом отношении к себе и окружающим.

– Мне бы этот прейскурант был бы не по силам. – Признался я. – А что было дальше?

Девушка посмотрела на меня пристальным взглядом, словно пытаясь понять, причину моего любопытства. Я уже пожалел о своём вопросе, но она продолжила. – Мне тоже не удалось осилить эти книги, хотя мои рисунки стали радовать и учителя, и родителей. Всё в них было в рамках разумного. Однако, по вечерам, когда мама, пожелав мне спокойной ночи, выключала в моей комнате свет и закрывала дверь, я бежала в ночной рубашке к окну, садилась на подоконник и глядела на небо, уверенная в том, что в узоре, сложенном из звёзд есть некий секрет, послание для меня. Ещё я думала о том, что деревья, цветы непременно гуляют по ночам, здороваются, делятся новостями, как старые знакомые, и даже танцуют, потому что всё время стоять на месте очень скучно. Однажды мне захотелось к ним присоединиться. Так я начала танцевать: каждый вечер, в тёмной спальне. Но как-то мама заглянула ко мне и была очень удивлена увиденным. Мне пришлось ей рассказать и о секретах на небе, и о танцующих деревьях. На следующий день был визит к доктору, долгие скучные беседы, обследования, горькие пилюли. Однако, я продолжала танцевать вечерами, и мама, по совету врача отдала меня в балетную школу. – Девушка замолчала, глядя куда-то вдаль, словно видела то, о чём только что говорила.

– Ходить строем «в ногу» дано только людям. – С досадой произнёс я. – Даже пингвины более раскованный народ. – Я сделал паузу и, наконец, решился на отважный шаг: спросил то, что хотел узнать, как только встретил эту девушку. – Как тебя зовут?

Она ответила не сразу. Взгляд её вновь стал задумчивым и отрешённым, и наконец, произнесла, словно не хотя. – Даша.

– Даша? – Переспросил я. – Мне вдруг вспомнился рассказ Стива о девушке в ночном клубе, которой он отдал таблетки. Однако, отогнав неприятные мысли, подумал о том, что девушек с таким именем может быть много. Мне показалось, что с этой минуты мы стали ближе. – Я уже было открыл рот, чтобы сказать, какое у неё чудесное и редкое имя, как услышал.

– Мне пора уходить.

– Ну, почему? – Воскликнул я в недоумении. – Ты спешишь?

– Да. – Не глядя на меня ответила она.

– Приходи завтра. Я буду ждать.

Даша отрицательно покачала головой.

– Приходи! – Повторил я, не в силах поверить тому, что могу больше не увидеть её.

– Хорошо, если ты сейчас пойдёшь домой и ни разу не обернёшься. – Ответила она.

Взгляды наши встретились. Изумрудная, неторопливая, осторожная волна покоя вошла в моё сердце. Я вдруг почувствовал сильную усталость и услышал, словно из далека.

– Завтра в семь вечера.

Я было хотел что-то сказать, но не смог. Язык, словно застыл, а в голове моей воцарилась тишина. Не помню, как я дошёл до дома. Помню лишь, что у меня не было сил ни думать о чём-либо, ни тем более делать. Не раздеваясь, я лёг на диван в гостиной, а мир закачался, как лодка на качелях океанских волн.

Глава 5

Где-то вдали звучала музыка, словно крутил шарманку продавец мороженного. Я открыл глаза. Взгляд мой упёрся в репродукцию картины Шишкина «Сосновый бор», и я понял, что дома, лежу на диване в гостиной в той одежде, в которую поместил себя утром, собираясь в институт и, что в кармане моих брюк кричит сигнал будильника на телефоне.

«Даша!» – Вспыхнуло в моём сознании, и в это мгновение я всё вспомнил.

– Кто-то вчера потерял голову. – Нравоучительным тоном сказал Лоб.

– Не велика потеря. – Съязвил Грыз. Его мордочка расплылась в лукавой улыбке.

Я почувствовал, что мне как-то особенно хорошо сегодня и уже настроился предаться воспоминаниям, однако, случайно взглянув на настенные часы, в то же мгновение спрыгнул с кровати. Я должен был выйти из дому уже через двадцать минут! Стремительно собрался. Заварил чай в термос. Бросил его в рюкзак. Сделал несколько бутербродов. Отправил туда же. За ними – связку бананов. Выскочил на улицу. Потом бежал, обгоняя пешеходов, машины и даже ветер. Мне повезло: водитель моего автобуса оказался великодушным человеком: увидев меня, подождал. Качаясь на автобусных качелях, ел бутерброды и думал о Даше. Мысли о том, что она одинока, быть может, нуждается в деньгах, не давали покоя.

– Как это? – Пытался представить. – Если никто тебя не ждёт, или ты никого не ждёшь?

После второй лекции, на длинном перерыве, мы со Стивом, задавив голод (он – бургером и колой, я сэндвичем с сыром и чаем из термоса), растянулись на газонной траве. Я чувствовал необходимость поговорить с ним о Даше, но не знал, как это сделать. Рассказывать чужие секреты было не в моих правилах, потому начал из далека.

– Недавно вспоминал свои мечты в детстве. Я, представляешь, то волшебником себя видел, то муравьём, то зайцем. Забавно. А ты о чём мечтал?

Стив пожал плечами. – Не помню, может, космонавтом быть?

– А сейчас о чём мечтаешь? – Продолжил я, ожидая, что мой друг будет удивлён. Дело в том, что между нами было негласное соглашение, которое никто до сих пор не нарушал: не касаться ничего личного. Если кто-то из нас желал поделиться сокровенным, он делал это сам, по собственному желанию. Как я и предполагал, вопрос удивил Стива. Он приподнял голову и, глядя на меня сверху вниз ироничным взглядом произнёс.

– Что это тебя на лирическую чепуху потянуло?

– Не прикидывайся аскетом. Уверен, что мечтаешь. Колись. О чём? – Проявил я настойчивость.

Стив вернулся в прежнее положение и, помолчав с минуту, вялым голосом произнёс. – Социологию мечтаю не завалить.

– Уже слышал. Дальше. – Прервал я его.

– Тачку свою обновить, Мерс на Бугатти, да предки против. Оценки, видите ли, мои недостаточно хороши. Кстати, тебе не надоело ездить на автобусе? Давай, завтра заскочу утром.

– Что я девушка, чтобы за мной на другой конец города ехать? Дальше. – Опять перебил его я.

– Гордый ты очень, Ром. А жить надо так, как удобнее. Ну, и что ты заладил? Ещё, да ещё! – Стив вновь приподнялся, опершись на правый локоть, сорвал травинку и попытался пощекотать ей в моём носу.

Я отмахнулся. – Колись!

Мой друг пожал плечами и не хотя произнёс. – Ну, что ж, давай помечтаем. Степень доктора биохимии и молекулярной биологии получить хочу. Но это так, для разбега. Собственную лабораторию мечтаю иметь. Наука – вот во что нужно вкладывать силы и деньги! Google подкармливает квантовые исследования, я буду кормить биотехнологии. Папан мой обещает поддержку. Он понимает, в мире деловых людей всё поделено, но наука – золотое дно. С тобой, Ром, мы перекроим мир по новым облагороженным выкройкам и создадим умный крупный бизнес!

– Понятно. – Одобрил я. – А дальше?

Стив шумно вздохнул. – Час от часу не легче. Ты, случайно не переутомился? Буду деньги делать! А если повезёт, делать это, если не с интересом, то хотя бы без отвращения. Я надеюсь на интерес и долгожданную независимость от предков. Твои мечты я знаю, но, поверь, с твоей головой сидеть на преподавательской зарплате, пусть даже на профессорской, глупо.

Осознав, что беседа наша разворачивается не туда, я уже было решил начать разговор о Даше, но Стива, как говориться, «понесло».

– Я мечтаю жить по-человечески: дом иметь собственный, желательно побольше; тачку покруче; ну, шмотки, конечно, чтобы задницу было чем прикрыть, да не абы как, а по моде. Да, главное забыл: хлеб и зрелища, чтобы не заканчивались. Куда без них? – Стив замолчал, вопрошающе глядя на меня. – По-моему всё обозначил. Даже если что-то и забыл, то так, по мелочи. Доволен? – Тут он наклонился ко мне, пристально посмотрел в глаза и спустя секунды три продолжил. – Понял я, куда ты клонишь. Хочешь сказать мне, что голова моя забита всяким мусором, и возвышенное мне чуждо? Да, чуждо! В этом мире за всё надо платить, даже за возможность чувствовать себя человеком. Если завтра я переоденусь в Second Hand и пересяду на допотопный велик, половина из тех, кто сегодня считает меня своим парнем, перестанут замечать. Оставшаяся половина, сочувствуя, будет давать мне милостыню. И поверь, ни одна из приличных дам не захочет иметь от меня детей. Помнишь Великого Гэтсби из романа не менее великого Фицджеральда? Помнишь, как он метал перед своей возлюбленной сотни сорочек, дабы продемонстрировать свою значимость? А как она рыдала на этом кургане из трепья от восторга! А учёба в университете? Да подавляющее большинство попадающих в престижные ВУЗы – дети состоятельных родителей и лишь немногие, такие, как ты, «семь пядей во лбу». Подозреваю, что сейчас происходит в твоей затуманенной любовью голове, потому не буду воспринимать твои порывы всерьёз. Это пройдёт. Однажды ты вырвешь эту чепуху про любовь-морковь с корнем и поймёшь, что гедонизм, воспевающий, удовольствие, как высшее благо и смысл жизни, есть двигатель всего в этом мире, а деньги – топливо для него. Это истина, мнение разумного большинства.

– Мнение большинства. – Повторил я, чувствуя, что, ничего не сказав о Даше, я уже говорю о ней. – Как ты думаешь, Стив, те, что в большинстве, более счастливы?

Ироничное выражение лица моего друга сменилось на озадаченное.

– Не знаю. – Неуверенно произнёс он. – Счастье, как мне думается, это предмет народного творчества, как вязание или вышивание. Тут, кто во что горазд. Вот, к примеру, моя матушка, сколько помню её, лечилась от депрессии. Что она только ни делала для обретения своего Рая: причёски меняла каждый день; гардероб – каждую неделю; психотерапевтов, астрологов, поваров – по мере разочарования в них. Сейчас она умножает своё благоденствие, глотая психостимуляторы и антидепрессанты. Мне жаль её, но именно эта непрекращающаяся борьба за счастье и есть её счастье. У отца – другой узор вышивки – лавры победителя: бизнес, женщины. Каждый из нас несёт своё счастье на своём горбу, этакий мешок, в котором чаще всего всякий хлам, который можно и взвесить, и оценить. Единственный член семьи, с которым я абсолютно согласен, это мой кот Сократ. Он гуляет сам по себе, понимая, что жить чувствами – самое дорогое из всех удовольствий. Я не собираюсь навязывать тебе эту жизненную философию, но уметь видеть реальность необходимо. – Он вновь обратил на меня испытующий взгляд. – У тебя проблемы?

Я молчал, соображая, с чего начать, и уж было открыл рот, как он продолжил.

– Девушка?

Я утвердительно кивнул.

– Ясно. Что ж ты всё вокруг, да около? – Лицо Стива стало серьёзным. – Сострадание мне не чуждо. Главное, не опоздать с помощью. Если я понадоблюсь, говори. Цинизм – моё второе «Я», но не первое. Как её зовут?

– Даша. – Ответил я, почувствовав, как вдруг сильно и часто застучало сердце.

– Даша? – Повторил Стив. Лицо его выразило недоумение. – Опять Даша? – Он посмотрел на меня пристально, словно пытаясь понять, шучу я или говорю правду. Вероятно, осознав, что мне не до шуток, он на несколько секунд задумался, а затем поднялся с земли и произнёс, не глядя на меня. – Забавное совпадение. Подъём! До лаба – пять минут. – Развернулся и зашагал, не оглядываясь, а я поспешил за ним, испытывая чувство вины за то, что, как мне казалось, залез со своими вопросами туда, куда, вероятно, мой друг и сам предпочитал не заглядывать.

Уже спустя несколько минут, облачившись в белые халаты, резиновые перчатки и защитные очки, мы изучали колонии Стрептококка, выросшие в чашках Петри, на плотной агаровой среде.

– Потрясающе! – С жаром произнёс Стив. – Всё гениальное просто! Человек такое сложное, громоздкое сооружение, и при этом досадно несовершенное. Честное слово, обидно. Исчезни человечество, и все его братья скажут: «Туда ему и дорога», а без бактерий жизнь на Земле засохнет. Но они останутся, я уверен, и ещё долго будут разгребать оставленный нами хлам. – Лицо его выражало уверенность и энтузиазм, от неловкости, которую я заметил в нём несколько минут назад во время разговора на университетском газоне, не осталось и следа. И всё-таки что-то было не так, как всегда. Чувствовалось напряжение, которое мы оба пытались преодолеть.

– Слава Левенгуку, «прорубившего окно» в невидимый мир! – Охотно включился в разговор я. – Однако, большинство «крепостных стен» по-прежнему непроницаемы для человека.

– И останутся таковыми всегда. – Пробубнил Стив, деловито звеня пробирками и предметными стёклами.

– Жаль. – Я вздохнул. – Мы видим такую малость.

– Почти «пшик». – Вновь отозвался Стив. Тут его брови взметнулись кверху. – Кто знает, быть может сейчас, и за нами кто-то подглядывает? Что они, интересно, о нас думают?

– Ничего хорошего. – Ответил я. – Ну, чем, к примеру, мы с тобой могли бы гордиться? Тем, что мы не выходим за грани общепринятого? Или более высоким IQ, что, возможно, позволит взобраться повыше по социальной лестнице? Ну, и что? Это актуально только в этом мире, да и то лишь в определённый отрезок времени. Общепринятое меняется, как стоптанные башмаки, а искусственный интеллект скоро выбросит на свалку многих из нас.

– Да, у каждого времени – свои миражи. Но как без них? – Стив пожал плечами и как-то не ловко улыбнулся, словно оправдываясь за что-то. – Человеку нужны путеводные звёзды. Потому они выпиливаются на заказ по мере необходимости. Ну, а теперь за работу!

Вскоре наша работа закипела, как электрический чайник: шумно и с жаром. Я покрасил золотистый стафилококк по Граму на двух предметных стёклах, Стив – туберкулёзную микобактерию по Цилю-Нильсону. Картины под микроскопом получились шедевральные.

– Класс! – Поставил оценки Стив. – Я бы назвал эти портреты «Кто в доме хозяин». С них всё началось, ими всё и закончится.

Ладно, давай удивим наблюдающего своим трудолюбием! Ты, Ром, скоренько нарисуешь этих старших братьев человечества в своём и моём протоколе, а я пока подготовлюсь к великому переселению микробных народов с плотных питательных сред на жидкие.

– Лентяй ты. – Проворчал я, доставая из пенала цветные карандаши.

– Нет! Я просто за эффективное разделение труда. Я этот портрет хозяев земли полдня рисовать буду и не нарисую, а тебе – раз плюнуть.

Мне нечего было возразить. Разделение труда между нами действительно до сих пор было эффективно. Мы всегда заканчивали лабораторные работы первыми. И в этот раз профессор остался доволен нами. Освободившись на полчаса раньше других, мы поздравили друг друга с очередной победой и расстались около четырёх. Теперь голова моя была занята лишь мыслями о предстоящей встрече с Дашей. Ни о чём другом я думать уже не мог.

Глава 6

Без пяти минут пять я уже стоял у кухонной плиты. В плане был суп, рецепт которого изобретал по ходу дела. Я задавил червяка яблоком, потому творил без суеты и с воодушевлением, мечтая удивить как-нибудь Дашу своими кулинарными достижениями. Ещё думал, что, если бы не любовь к биологии, непременно стал бы шеф-поваром, так как открыл для себя, что приготовление пищи – невероятно интересный процесс, подобный научному эксперименту. Я уже не пользовался кулинарной книгой, просто размышлял, выстраивал гипотезы, рисковал, соединяя продукты в мои собственные рецепты, как соединяют определённые и неопределённые величины в формулы. До сих пор были удачи и неудачи, но сегодня моя гипотеза выдержала проверку, и я с гордостью отметил, что сделанное мной открытие могло бы украсить меню лучшего из лучших ресторанов. Мой суп, сдобренный плавленым сыром и зеленью, был шедеврально хорош. Успех рождает другой успех. Сытый и окрылённый я в течение часа с небольшим выполнил программу максимум по заданию на завтра и без пятнадцати минут семь уже был в парке.