Старый дом под черепичной крышей

– А его я в помощники могу взять? – спросил Пегас кивнув на Муху.

– Бери своего слепня, не жалко, только чтоб всё в ажуре, понял? – и ушёл.

– Что ищем-то? – спросил опять Крокыч, но уже Пегаса?

– Игрушки глиняные ищем, дядя, игрушки, – ответил Пегас.

– Знаем, что игрушки, только непонятно как-то. Что, дорогие они?.. по ошибке выбросили?.. или как?

– Может быть даже и культурную ценность составляют, – бросил Пегас и, замолчав, отошёл к следующей куче. Да, он снова увидел того самого бомжа старичка. Что-то никак не верилось, чтобы это был тот самый профессор Позолотин – «В таком месте, босой, рубашка какой-то верёвочкой подвязана, – думал Пегас, – мало ли кого и как зовут… Потом, информация от Симы вряд ли достоверна. Он этим хотел приблизить Лёню, вот и выложил замануху. Не похоже, чтоб профессор», и Лёня отошёл к следующей куче.

– Профессор! Игрушка, это уже по твоей части, – сказал художник Позолотину, когда Пегасов ушёл. – Правда, от этого пацана мало чего узнаешь, – и он кивнул в сторону стоящего у другой кучи Пегаса,– да и от Симы тоже.

– Здесь и узнавать не надо, – ответил Позолотин. – По привезённому мусору, можно сказать, что сломали старый дом. Видите, Семён Ваганович, черепицу?

– Вижу, ну и что?

– А то, что черепицей в нашем городе уже сто с лишним лет дома не кроют. Дому не менее ста лет. Потом, видишь, элементы наличников – ажурная прорезная деревянная вязь с козырьками.

– Покажите, Вениамин Павлович…

– Так вот же, вот… Голубки, а под ними карнизик резной, а сверху голубка козырёчек. Обратите внимание, Семён Ваганович, на чугунное литьё печных элементов. Всё это делалось не при советах, а гораздо раньше, ещё при царе. Потом, кирпич печной…

– А что кирпич? Кирпич, как кирпич, – и художник поднял с земли обломок кирпича.

– Не простой это кирпич, на каждом печать стоит, опять же размеры нестандартные. Раньше кирпичи делались других размеров. Эти стандарты не раз менялись. По кирпичам можно определить год их изготовления, а стало быть, и возраст строения. Дом, Семён Ваганович, очень старый. Уж поверьте мне как искусствоведу. В чём, в чём, а уж в этом-то я разбираюсь… Но, не это главное, дорогой друг. В городе есть дома и постарше. Главное то, что сказал Сима – «мы ищем глиняную игрушку» и, наверняка, это местная глиняная игрушка. – Глаза у профессора засветились. – Я знал, что она каким-то образом всплывёт, покажется, понимаете,… знал. Именно ей, Семён Ваганович, я и занимался последнее время на кафедре – опросил сотни стариков, составил словесный портрет этой игрушки. Вы бы нарисовали эту игрушку с моих слов, чтоб рабочим показать?

– В нашем-то положении… – изумился Крокыч.

– А почему бы и нет… – на мысль нельзя надеть наручники, дорогой друг, душу нельзя отстегать кнутом. Она всегда свободна. Я вот хоть и подневольный у Симы, а чувствую себя гораздо свободнее его. Он меня кнутом, а мне его жалко. Жалко, что в человеке, рождённая быть свободной, душа – мается в темнице его помышлений и пропадает. Это он не меня, Семён Ваганович, прутом стеганул, а свою душу несчастную стеганул.

Они замолчали. Через некоторое время Крокыч сказал:

– Вы, Вениамин Павлович, я смотрю, очень лихо заработали. Может быть от Симы благодарность заслужить хотите?

– Если бы вы, уважаемый художник, не были мне другом, то я бы обиделся, – разогнувшись, сказал Вениамин Павлович. – У меня стимул к труду появился. Первый раз подневольный труд в радость, – и профессор засмеялся.

– Поделитесь,… может быть, и я воспылаю любовью к рабству? – сказал непринуждённо Крокыч.

– Я вот о чём, Семён Ваганович, думаю и не только думаю, но и уверен – мы ищем эту, мою игрушку? Потому и руки сами к мусору тянутся…

– Дорогой мой профессор!! Простите, я об этом не подумал,… раз так, то мы должны найти её, быстрее чем другие.

– Пусть хоть кто-нибудь найдёт, мне всё равно, главное, чтоб нашли, да мне одним глазком на неё взглянуть.

– Они найдут и Симе отдадут, да на водку попросят, а Сима директору на блюдечке принесёт или ещё кому отдаст. А потом куда её сплавят? – никто не знает, – сказал Крокыч резко.

– Может, браткам, об этом шепнуть? – сказал Вениамин Павлович, – уж больно низкий процент вероятности, что игрушка попадётся именно нам.

– Мы никого из них не знаем, – дойдёт до Симы и будет беда. Это не важно, что он нас побьёт, он нас от работ может отстранить…

– Вон нам подмога идёт, – проговорил Позолотин, кивнув на приближающуюся группу людей.

– Сима с размахом дело делает – добавил Крокыч. – Стоп! Среди них вижу нашего знакомого.

– Кого?

– Помнишь к нам Валет приходил?..

– Конечно помню… Как же я могу такое забыть? Меня до слёз проняло. Может быть с ним поговорить, наш человек… Вы тут пошебуршите для видимости, а я сейчас, – и Крокыч, делая вид, что решил стянуть с кучи лесину, пошёл навстречу прибывшим.

Валет сразу узнал Крокыча.

– Что,… и вы здесь? – спросил он художника, пожимая ему крепко руку.

– А как же, – наигранно важно сказал художник, – в первых рядах.

– Что, и профессор кучи разгребает? – удивился Валет.

– И он тоже; в рабстве все равны.

– Сима старается, или кто ещё приказал? – поинтересовался Валет.

– Нет,… пока он один, – проговорил Крокыч и кивнул на Пегаса с Мухой. – Вон ещё двоих надсмотрщиков нашёл, страхуется, гат, боится просмотреть.

– Нам сказали, что какие-то глиняные игрушки будем искать.

– Правильно сказали, – подтвердил Крокыч, – а теперь слушай, – и он понизил голос до шёпота. – Позолотин уверен, что мы ищем ту самую игрушку о которой он пишет в своей книге, старую саратовскую,… понял?

– Как не понять, мы понятливые,… а что делать надо? – так же шёпотом спросил Валет.

– Ты кого-нибудь из прибывших знаешь?

– Не вопрос, многих, но не всех. Есть наши, а есть и не наши, но такие же странники как и мы. Среди наших могу положиться на Рябого, Шкоду, он в зелёном свитере, Илюху, и он кивнул в сторону щуплого болезненного парня. С Илюхой мы два года на одной трубе спим. Однотрубниками зовёмся. Так что будь спок, не подведём.

– Какой из твоего Илюхи работник, он же кое как себя носит. – Проговорил Крокыч глядя на испитое лицо бомжа, которого Валет назвал Илюхой.

– Нет, перекладывать с места на место он может.

– Что с ним?– спросил Крокыч, молодой ещё.

– Што, што? По закону хотел жизнь построить. Поддался на рекламу. Те, кто об этом кричит, хитренькие. Они по закону сами не живут, а народ подначивают. Вот и нашего Илью подначили. Ему один из новых русских так и сказал: «Хочешь из твоей же квартиры тебя выселю и будет всё по закону», а Илюха в бутылку «не имеете права». Вот ему и прописали закон. Сделали так, что и жена ушла, и квартиры лишился, а потом и здоровья. Подрядился на дачах кирпич носить рано весной. То ли надсаднился, то ли простыл, холодно было. С тех пор и чахнет. А этот, новый русский, однажды его увидел, открыл дверку машины и спрашивает: «Ну, что, одумался или нет, законник?». Илюха стоит и молчит, только землю носком ботинка ковыряет. «Стало быть не одумался» – заключил тот, что в машине. – Живи дальше» Вот так. Можно сказать за правду пострадал. Помрёт, конечно. Только не он первый и не он последний… Все там будем.

– Ну, раз ты их знаешь, тогда тебе и карты в руки.

– Хорошо, чтоб и все козыри у нас были, – пошутил Валет. Крокыч же, не обратив на его шутку внимания, проговорил:

– Надо предупредить, что если кто найдёт, то надо сразу спрятать, чтоб ни Симе, ни этим двум,– он кивнул на Пегаса и Муху, – в руки не попало, понял?

– Чего ж не понять. Всё даже очень понятно. Тузы, конечно, у них, у нас на руках одни шестёрки, зато со всей колоды. Но это, смотря в какую игру играть? Шестёрка она ведь и туза берёт, когда надо, – и Валет, показав ряд белых зубов, улыбнулся.

– Только осторожнее… – предупредил Валета Крокыч.

– Хорошо. Я к дальним кучам Илюху поставлю, муха не проскочит. После чего Валет переговорил с Илюхой и вот они как бы перебирая мусор, стали переходить от одного рабочего к другому, потихоньку с ними перешёптываясь. Рабочие согласно кивали головами, одобряюще посматривали в след Валету и Илюхе. Но не успели они обойти всех вновь прибывших, как у дальней кучи раздался крик: «Я нашёл!! Я нашёл!!». Кричал высокий худой бомж, махая рукой с зажатым в пальцах изделием.

Рабочие недоумённо переглянулись, а Илюхастоя поблизости, проговорил: «Оглобля, заткнись!».

К кричавшему сразу бросились Лёня и Муха. Сима находился в это время в вагончике, но и он услышал крик. Рабочие тоже потянулись к последней куче. Пегас первым подошёл к рабочему и выхватил у него из рук глиняную игрушку. Тут и ещё есть, проговорил высокий рабочий, которого назвали «Оглоблей», засовывая руку под балки и вытаскивая изделия.

– Вениамин Павлович! Вениамин Павлович! – громко позвал профессора Крокыч.

– Что случилось, – послышался голос профессора.

– Идите сюда,… игрушку нашли, … может быть она?

– Только поосторожней с ней, пожалуйста,– громко сказал профессор, – я сейчас.

На шум прибежал Сима. Распорядившись всем разбирать последнюю кучу, он велел немедленно принести найденные фигурки к нему в вагончик и ушёл.

– Неси, – сказал Мухе Пегас. – Вон в коробку сложи и неси, да осторожней, тряпочку постели, чтоб не потёрлись, а сам наклонившись, а затем встав на колени стал обследовать место, где найдены были игрушки.

Такой поворот событий не входил в планы Пегаса. Он заметил недружелюбное ворчание бомжей в адрес того бомжа, которого назвали «Оглоблей» и по сердитым лицам никак не мог понять, что же происходит? Ведь нашли игрушки, должны радоваться. А они? «Возможно, что это только маленькая часть коллекции, – думал он. – Странно… Странно ещё и то, что он не испытывал никакой радости, от того, что игрушка нашлась. Ему внутреннее чутьё говорило, что здесь что-то не так, но что? Вдруг это не та игрушка? А вдруг это кукла для Симы? И эту куклу подбросили, чтобы Симу сбить с толку. А если кукла, то кому это нужно? Может это Костян с братом их всех разводят? То какова цель и что они от этого имеют? Непонятно. Разве только если затянуть на какое-то время поиски?.. Правда, Лёня тоже хотел подсунуть Симе куклу, но только после того, как будут найдены настоящие игрушки, поэтому и послал Муху в клуб лепить, только лепщик он оказался неважный». Пришлось от этой идеи отказаться.

Пегаса смущало ещё и то, что найденные изделия лежали кучно, в одном месте, будто их кто туда положил. Никакой сумки или ящика рядом не было. Если без сумки или ящика, то они бы при погрузке и выгрузке разлетелись в разные стороны. «А если их Оглобля нашёл в сумке и высыпал? – задал он себе вопрос. – Спросить? А чего добьёшься? Вон как недоверчиво и подозрительно смотрят,… что угодно скажут. Больно уж чистенькие,… тут что-то не так…». Пегас попытался настроится на игрушку, поморщился. «нет, на свалке это делать бесполезно, – подумал он, – слишком много разных антикварных вещей здесь захоронено, сплошной антикварный могильник…».

Пегас снова подошёл к тому месту, где были найдены игрушки, засунул руку под балку, пошарил там рукой, вытащил руку, сел на балку, посмотрел на рабочих, перехватил недружелюбный взгляд Крокыча, задумался, бросил взгляд на вагончик. «Задерживается у Симы Муха, задерживается…»

Затем стукнул себя по колену кулаком, встал и медленно стал обходить сваленные кучи, дошёл до зарослей лопухов, постоял, увидел искореженный ящик из под мыла, поставил на него ногу, стал обирать со штанины репьи. Что-то вроде улыбки скользнуло по его лицу.

– Что тут у вас? – спросил профессор, подходя к Крокычу.

– Игрушку нашли,… только вы долго шли,… Симе унесли.

– Мне бы одним глазком взглянуть, – загорелись глаза у профессора.

– Сейчас посмотрите, – весело сказал Крокыч. Думаете, Сима без вас обойдётся? Он же в этом деле барабан.

– Значит, всё-таки она приехала к нам? – весело и немного возбуждённо сказал профессор… Что молчите, Семён Ваганович!?

– Да не молчу я, тоже душа радуется. Между прочим, я тут кое-чего узнал… Братки говорят, что дом на Большой Горной сломали, там игрушечница жила, недавно умерла. Она и лепила из глины эти игрушки. Наши всё знают, особенно насчёт старых домов, подвалов, теплотрасс, сами знаете…

– Это просто великолепно! – потёр ладони Позолотин, я так рад. Я даже иногда думал: «Найдётся игрушка, подержу её в руках, допишу последнюю главу, лягу под черёмуховый куст, положу на лицо лист лопуха и скажу: Забирай меня, Господи, Позолотин дожил до своего часа».

– Ну-у-у, вы, Вениамин Павлович, даёте… – укоризненно воскликнул Семён Ваганович, и тут же добавил, – Что-то Сима долго на игрушку не реагирует.

– Я просто с ума схожу от нетерпенья, – улыбнулся профессор.

– Сейчас появится, – заверил художник.

Через минуту слова художника подтвердились. Открылась дверь вагончика и Сима приказным тоном позвал профессора к себе.

– Вот видишь, – улыбаясь сказал Крокыч, – говорил же,… идите, зовёт.

– Я сейчас,… я быстро, – обрадовано сказал Вениамин Павлович и заспешил к Симиному вагончику.

....................

Как только Муха вошёл в вагончик, Сима велел поставить коробок на стол, вытащил из него игрушки и стал рассматривать.

– Что скажешь, букашка? – спросил он весело. – Молодцы! – Затем, повернувшись к Мухе, спросил, – Давно у Пегого служишь?

– Мы дружим… – ответил Муха.

– Дружбы не бывает, – отрезал Сима, – есть интерес и ничего больше. Это сказки для детского сада… Согласен?

– Не знаю…

– А я знаю!.. С сегодняшнего дня будешь ходить с Пегим, а работать на меня. Понял?

– Как это?

– Просто… Медок будешь в соты носить.

– Какой медок?

– Информацию. Мне около Пегаса свой человек нужен, моими глазами и ушами около него будешь.

– А если откажусь?

– Не откажешься,… потому, как скажу я Пегому, что ты мне такую услугу сам предложил и что, по-твоему, сделает с тобой Пегас?

– Он не поверит, – первое, что пришло в голову, сказал Муха, лихорадочно прокручивая варианты ответа. Такой оборот дела в его планы не входил.

– Да ты не парься… – сказал дружелюбно Сима, – всё решено,… я тебя сразу срисовал, как только ты на свалке появился,… глянул на твою рожу разок и готово.

– Чем же моя рожа тебе приглянулась? – спросил Муха, чувствуя как Сима забирает над ним власть. Казалось, что он видит человека насквозь и прячется от его взгляда Мухина душёнка, бегая по телу, пытаясь укрыться от вездесущего взгляда Симы, и добежала уже до пяток.

– Рожа у тебя облизанная… – бросил Сима. – Такие облизунчики только холуями бывают, – и засмеялся нервическим тихим смехом, выпуская звуки сквозь редкие прокуренные зубы. – Что ж, доверяй, но проверяй, – проговорил Сима и, открыв сапогом дверь вагончика, крикнул: «Профессор,… мать твою,… ко мне, каналья старая.

Дожидаясь профессора, Сима продолжал изучающе, с прищуром, смотреть на Муху. – Посмотрим, поглядаем, – говорил он, раскатывая папиросу между пальцами. Вошёл профессор, вопросительно посмотрел на Симу.

– Посмотри, вон в коробке на столе, что это за хрень? – и Сима кивнул на коробок с игрушками. Вениамин Павлович подошёл, взял одну из игрушек и стал рассматривать.

– Что это? – нетерпеливо спросил Сима.

– Да, это саратовская игрушка, – проговорил профессор. – Стиль, манера росписи, вот эти геометрические оттиски. Это она… – Руки профессора от волнения дрожали, однако чем дольше он рассматривал игрушку, тем большее недоумение появлялось у него на лице.

– Что ещё? – спросил Сима, заметив изменения в лице профессора.

– Точнее, эти изделия можно отнести к саратовской глиняной игрушке, а дальше надо заниматься научным анализом.

– Ладно,… иди, – сказал Сима профессору и когда за тем закрылась дверь, повернулся к Мухе и, раскачиваясь в кресле и глядя в потолок, проговорил как бы размышляя: – Старая коряга, решил правду скрыть. Ладно, не говори. Анализ ему понадобился! Лабораторию ему подавай! Не на того напал. А ты, – он в упор посмотрел на Муху. – Решил, значит, Симу кидануть?! Ай, поганец,… ну откуда только такие поганцы берутся? Молодца… Молодца… И как, ты это один придумал или с Пегим на пару? Только не думаю, чтоб с Пегим, он такого прокола не сделает.

– Один, – проговорил тихо Муха. – Пегас не знает.

– Во!.. Даже друга киданул… И меня бы киданул, если б не профессор. Выше науки, милок, не попрёшь. У меня тут и эксперты, и криминалисты, если надо, под рукой. – Затем помолчал и добавил, – Это хорошо, что один,… очень даже хорошо, значит соображение имеешь. Ладно, этот вопрос оставим, обговорим потом, а сейчас иди к бомжам и с Пегого глаз не спускай, понял. Ступай. Да, кстати, вот на, – и он подал Мухе бутылку водки, – отдашь Оглобле, тому, кто это нашёл, – и он кивнул на лежащие на столе игрушки, – и пусть работают, скажи: «за Симой не заржавеет».

Мухаев пошёл к двери, но Сима стукнул по столу кулаком. Муха то ли от страха, то ли от неожиданности остановился и втянул голову в плечи.

– Запомни, Мухобой! Завтра я сменю всю бомжатуру, договариваться бестолку, пусть Пега не парится. Но это я не для него говорю, а для тебя. Чтобы ты знал и на ус мотал… Скажу больше, хотя и не надо бы… Завтра Пегас на площадке не появится, попомни мои слова. Теперь иди и думай, да прикинь насколько Сима дальше тебя видит?

– А если я о нашем разговоре Пеге скажу? – выдавил, не поворачиваясь, Муха.

– Не в твоём это интересе,… что-то сольёшь, а что-то прибережёшь. Не ты первый, не ты последний, психология.

Муха, как ошпаренный, выскочил из вагончика и столкнулся с Пегасом.

– Нам в город надо, поздно уже, – сказал Пегас, – ближайшие кучи почти что растаскали.

– А тут? – спросил Муха, пряча глаза.

– Нам здесь делать нечего, – бросил Пегас. – Оставаться тут, значит быть у Симы на подхвате, то есть быть пешкой в чужой игре. Давай, сваливаем. Нам игрушки Сима не отдаст. Потом не только мы и Сима пасём эти игрушки, но и работяги тоже. Я краем уха слышал отдельные фразы, Валет с бомжами говорил. Его, дружан, Илюха даже крикнул на Оглоблю, когда тот игрушки обнаружил.

– А Валет на кого работает? – спросил Мухаев.

– Валет, думаю, с Крокычем в связке. К нам с опаской относятся. Так что если и найдут, лопухом накроют и ни мы, ни Сима и знать не будем. Давай, сваливаем. Я тут на этот счёт придумал кое-что, потопали по-тихому.

– Симе надо сказать, что больше ничего не найдено, – смущаясь, сказал Муха. Уши у него при этом покраснели и это тоже не прошло мимо Пегиного глаза.

– Иди, отчитайся, – сказал он. – По глазам вижу, что он тебя под себя гребёт. Или уже подгрёб?

– Что-ты, Пега, как можно!? – стал отнекиваться Муха.

– Всё возможно, Муха,… всё,… особенно у Симы. И не отнекивайся, лучше скажи в открытую, вместе чего-нибудь придумаем. Это у него излюбленный приём – иметь везде свои глаза и уши. И не пытайся смотреть на меня невинным взором.

– Да ты что?

– То, Муха, то. Мне не ври – глаза выдают. И хватит об этом. Сам думай. И потом, ты что забыл, что мы с доцентом должны встречаться? Он на одиннадцатое встречу назначил.

– На три часа, я помню.

– А после трёх мы здесь должны быть, понял?

– Может быть с бомжами переговорить, – сказал Муха.

– Бестолку. Они на контакт не идут, видно предупреждены.

– На счёт чего?

– Здесь, по-моему, предупреждены и насчёт чего и насчёт кого, то есть насчёт нас с тобой тоже. Я пытался с Крокычем говорить, а он подозрительно так на меня глянул и в сторону отошёл, с профессором стал шептаться. В общем глухо.

– А профессор, – он что, точно профессор?

– Ты над этим не парься, лучше скажи, что профессор Симе наговорил?

– Говорит, что очень похожа, что надо анализировать.

– И всё?

– Всё.

– Странно, сказал Пегас и испытующе посмотрел на Муху. – Здесь что-то не так.

– Что не так?

– Сказанное профессором только подтверждает мои догадки. Ладно, разберёмся, пошли…

– Ты тоже думаешь, что эта игрушка не настоящая? – спросил Муха.

– Индюк думал, да в суп попал. Единственное, что обнадёживает – не профессионально сработали, не спецы… Старить надо было им игрушку, старить, в пыли хорошенько обвалять, в куче в разные места засунуть, трухой натереть, мелким боем присыпать, так что с куклой прокол у них получился, пошли давай.

– А как же Симино предложение?

– Плевать и на Симу, и на его предложение.

– Ты не согласен! – удивился Муха. – Что ты решил?

– Пока ничего, но инициативу надо брать в свои руки. Я сегодня приехал, думал тут чего-нибудь склею – мимо. Оставаться тут и на завтра – значит проиграть Симе всю партию.

– Ему и тем, кто за ним стоит? – добавил Муха.

– Сейчас никто за Симой не стоит, – резко сказал Пегас, – сам свою партию разыгрывает. Если б стояли, то тут лимузины б крутились и Сима как ошалелый бегал.

– Ты так думаешь? – сдвинул брови Муха.

– Уверен… как дважды два. Без хозяина решил дело провернуть. Такой ход в криминальном бизнесе не нов. Только ты об этом не парься. Сима на завтра перерыв объявил.

– Правда!

– Правдой тут и не пахнет. Не я буду, если завтра Сима не заменит бомиков, что кучи перебирают. Осторожный. Всё просчитал, на два хода вперёд.

– Ты что, Пега, его мысли читаешь? – удивился Вадик.

– Не читаю, а размышляю… С Крокычем и профессором ему отношения портить не резон. Ты думаешь, он не просёк, что приживалы у него хотят игрушку перехватить? Не беспокойся, он их просчитал как дважды два. Думаю, он им завтра краплёные карты подсунет.

– Какие краплёные?

– У тебя чего, совсем голова не соображает? Завтра кучи будут разбирать только те, кого Сима лично знает. Сегодня удалось Крокычу обговорить с братухами ситуацию, а завтра приживалам Сима кислород перекроет, другие будут работать и на сговор с приживалами не пойдут.

– Он что, других людей наймёт? – спросил удивлённо Муха. Удивившись прежде всего тому, что Пегас буквально повторил сказанное Симой.

– Это как дважды-два.

– Завтра, значит, можно сюда не приезжать совсем?

– Завтра работы начнутся с обеда, раньше Симе новых бомжей не набрать. Ишь ты, на завтра он перерыв объявил,… тоже мне, профсоюзный деятель. Время ему нужно, время, Муха, и ничего больше, так что у тебя завтра до обеда выходной, можешь на своих плотах плавать, я к трём на встречу. После обеда чего-нибудь придумаем, не боись.

– А ты?

– До обеда меня не ищи.

Дальше шли молча. Вскоре они сели под мостом на последний дачный рейсовый автобус, следовавший из Синеньких, и поехали в город.

Глава 37. Горбатая ворона

– Эти двое свалили, – сказал Крокыч, подходя к присевшему на стропилину Вениамину Павловичу.– На сегодня шабаш, пойдемте в хибарку.

Однако Вениамин Павлович не поднимался.

– Вы что, Позолотин, решили во вторую смену остаться?

– Т-с-с, произнёс Позолотин, поднеся палец к губам и кивком указал Крокычу на стоящую у оврага бочку. Художник посмотрел в указанном направлении и замер – на бочке выхаживала взад и вперёд горбатая старая ворона. Крокыч таких и не видел никогда. Сразу бросилась в глаза её на полголовы грязно-фиолетовая лысина, ощипанный хвост, кривоватый клюв и большое, на весь левый глаз, бельмо.

– Экая уродица, – сказал профессор.

– Ты это чего к нам, бельмовая, прилетела!? – крикнул Крокыч.

После его слов ворона ещё больше сгорбилась и, взмахнув крыльями, неуклюже спикировала в овраг и больше уже из него не показывалась.

– Не увидел бы – не поверил, – сказал вслед вороне Вениамин Павлович.

– Вот и не верь сказкам, – усмехнулся художник, – аж мураши по коже забегали. Помните наш давнишний разговор? То была теория.

– Пошли, Ваганыч, – и оба неторопясь зашагали к своей хибарке.

– Сима консультировался по игрушкам? – спросил Крокыч и кивнул на вагончик, – поделитесь впечатлением, что-то не вижу особо радостного блеска в ваших глазах, кроме отдельных искорок.

– Всё не то, Семён Ваганович, всё не то,… однако это тоже информация. Вижу у вас, художник, глаза поблёскивают, не иначе что-то узнали?

Они вошли в хибарку и стали стаскивать запотевшие рубашки.

– Давайте постираю, – сказал Крокыч, беря рубашку профессора.

– Если вам не трудно, Ваганыч, почините пожалуйста, а то у меня глаза плохо видят, нитку в ушко не вдену. Сима, испортил вещь. Отчего глаза поблёскивают?.. скажите, не испытывайте старика.

– Пока вы, профессор, ходили к Симе, мы тоже для вас кое-чего приготовили, точнее не мы все, а Оглобля. – Торжественно начал Крокыч. – Он, когда игрушки нашёл, то не сразу шуметь стал, а сначала пару игрушек припрятал, а потом уж закричал, – и Крокыч подал Вениамину Павловичу глиняного баранчика и конька. Профессор взял в руки игрушки и проговорил: