Старый дом под черепичной крышей

Как только Пегас приехал со свалки в город, он сразу направился на пруд, Муха был там. Пегас ещё издали увидел рядом с Мухой незнакомого человека. Он подошёл к Мухе и, не обращая внимания на его соседа, бросил:

– Сматывай удочки, пошли в кафешку, дело есть, и, не дожидаясь, когда дружан соберётся, медленно пошёл по берегу. Муха, не попрощавшись с собеседником, засеменил следом, на ходу сматывая леску.

– Что с ментурой кукарекаешь!? зло проговорил Пегас, когда они отошли на приличное расстояние.

– А он что, милиционер? – удивлённо сказал Муха.

– Я его сразу срисовал, проговорил Пегас.

– А я даже об этом не подумал…

– Меня больше интересует, почему он к тебе подошёл? Из любопытства…, или как?

– Брось, Пега, зацикливаться… подошёл и подошёл…, что с того?

– Ладно,… поживём,… посмотрим, буркнул Пегас, а сам про себя подумал: «Неспроста это. Может быть из мальчишек кто чего натворил по-крупному? но он тут же отверг простую версию, Этим бы Сорокина занималась, а не он. Сорока – специалист опытный… Странно,… тут надо бы разобраться… Этого мента мы тогда у Сороки в кабинете видели, когда с мельничкой шли… точно… он.

– Зря мы вот так сразу ушли, сказал Муха. Надо было поговорить, может быть, что и прояснилось? Он вроде ничего, разговорчивый.

– И о чём вы говорили? Раз разговорчивый, заинтересовался Пегас.

– О рыбалке, клюёт – не клюёт?..

– А точнее можешь сказать?

– Можно и точнее, казал Муха, насупившись. Он говорит, что рыбак он пока никакой и что мелкая не ловится, а для крупной леска не годится. Я ему посоветовал бреднем ловить, а он говорит, что на его бредне ячея крупная, мелочь уходит, а крупной может и не быть и тут же добавил, что по слухам – водится. Явно не рыбак. Откуда в этом прудике крупной взяться?

– Точно милиционер, сказал Пегас.

– Откуда знаешь?

– Он тебе сам сказал.

– Ничего он мне и не говорил… удивился Муха.

– Эх, ты… чума болотная. – сказал Пегас, иронично улыбаясь, – это иносказательная речь. Помнишь в «Капитанской дочке» Пугачёв так говорил.

– Ничего я не помню и из книжки только некоторые листики прочитал, чтобы училка не привязывалась. Ну и о чём он говорил, скажи, если такой умный?

– Этот мент сказал, что у него на душе лежит. Прямо сказать не может, а выговориться выговорился. Мелкая рыба – полагаю подростковое хулиганьё, пока от него ускользает.

– А почему он сказал, что для крупной леска не годится? – спросил Муха.

– Не в этом отделе работает, или опыта маловато.

– Тогда почему он сказал, что крупной рыбы может и не быть?

– Меня ни это интересует, а то, что он сказал, что крупная рыба по слухам водится. По каким слухам? Это загадка. Надо полагать, что в милицию пришла наколка на крупных дельцов, тогда почему детский отдел этим занимается?

– Ты, Пега, голова! – изумлённо сказал Муха. – Я бы в жисть не допёр.

– Да не голова я,… не голова… Почему этим Сорокина занимается? Вот вопрос.

– Что тут непонятного – «отцы и дети», – пробубнил Муха.

– Что ты сказал? – встрепенулся Пегас, повтори…

– Я сказал, что «отцы и дети», что тут непонятного?

– Не торопись… Я, кажется, что-то начал понимать. Только как это относится к игрушке, пока не знаю.

– Что ты начал понимать?

– А то, что меня Лёхой звать, – весело сказал Пегас и ушёл от ответа на вопрос.

– Не хочешь – не говори, – обиделся Муха. – Я тебе всё про незнакомца рассказал… Откуда мне было знать, что он из милиции. Разве одну деталь упустил.

– Какую?

– Когда дом сломали, и мы стали уходить. Я назад оглянулся и мне показалось, что этот студент из-за сарая вышел. Тогда я внимания на это не обратил, а сейчас вспомнил, точно, это он был.

– А за это пятёрка, – серьёзно сказал Пегас остановившись. – Такая информация всё дело меняет, и иносказательная его речь понятнее становится.

– И чего же ты понял?

– Предупреждает он нас, вот чего. Взять нас не с чем, с домом полный облом получился и у него тоже. На хвосте он у нас, понял?

– Может про игрушки в ментовке прознали?

– Возможно, но не это главное, – Пегас сплюнул. – У них там в милиции что-то нарисовалось, а что – мы не знаем.

– А что, Пега, может нарисоваться? – спросил Муха испуганно.

– Всякое может быть. Если следовать иносказательной речи, то вроде крупная рыба образовалась, это или человек крупно заинтересованный, или целая организация.

– А мы причём?

– При том. Мы чем занимаемся – мелким бизнесом. А люди опытные, думаешь не просекают, что на этом можно деньгу делать. Только действуют с размахом, по-крупному. Вот тебе и крупная рыба, что по слухам в пруду водится. Предупреждает он нас, чтоб осторожными были.

– А почему по слухам?

– Потому, что и в ментовке точно об этом не знают, но информация о щуке поступила.

– Так уж и о щуке?

– Не тупорылый же карась криминалом занимается…

– И кто же на роль щуки, по-твоему, подходит? – не унимался Муха. Он явно побаивался такого оборота дела и старался посильнее раскрутить друга, заполучить от него додумки, а затем их проанализировать, это для него уже было сделать проще.

– Щука не знаю кто, а щурят хватает, – ответил Пегас. – Около Червонца мелкая рыбёшка крутится, типа нас с тобой. Знаешь её сколько?

–Чё, много?

– А ты как-нибудь встань в сторонке и понаблюдай. Что приносят? – он сразу в стол кладёт. Потом к нему какие-то хмыри подходят, он, принесённое, им передаёт.

– У него что, пункт перевалочный? – заинтересовался Муха.

– Насчёт пункта не знаю, тёмное там всё. – Уклонился от ответа Пегас, не желая пока выдавать Мухе информацию о разговоре с Симой.

– Он собирала простой и обирала, – проговорил Муха сердито.

– Не скажи, может только маскируется, хотя на роль щурёнка подходит как нельзя лучше.

После таких слов друга, Мухе стало не по себе.

– Чего? Сдрейфил что ли? – сказал весело Пегас, – Не боись. Со мной не пропадёшь, вычислим. Примерный расклад ясен, – а дальше уже ни к кому не обращаясь, а как бы для себя сказал: – Ох, поторопился ты, Симеон,… ох поторопился. Не ту дорожку торишь.

– Это ты о чём? – спросил Муха.

– Это я так, называется мысли вслух, – ответил Леонид, – не зацикливайся.

– А если доцент в этом деле замешан? – задумчиво произнёс Муха.

– Забудь это имя и никогда не вспоминай! – озлился Пегас. Он и сам чувствовал, что доцент – фигура с секретом. «Впрочем, а что он, Леонид о нём знает? – спросил себя Пегас. – Знает про шкатулку, что всплыла в частной коллекции за рубежом и наделала много шума. Нашёл её, конечно, он. Только с меня в этом деле взятки гладки, а то, что я по мелочи нарыл – милиции до того дела нет. С этим они связываться не будут».

Так и не приняв окончательного решения, Пегас и Муха отправились в ближайшее кафе, чтобы скоротать время, да получше обсудить последние события.

Кафе их любимое место. Если заводилась какая-либо денежка. Они шли в него. Любимое кресло у окна было занято. Странный тип в оранжевой куртке, очках и усах сидел и клевал носом. Муха плюхнулся в кресло за соседним столиком и вытянул ноги.

– Ребята! Вы бы поосторожней. – Раздался сзади странный скрипучий голос потревоженного посетителя.

– Кемарь дальше, дядя, – парировал Муха. И не обращая внимания на потревоженного соседа спросил:

– Что на свалке? Накололось что?

– Угадал, – проговорил весело Лёня.

– Ну и что?

– А то – мусор в отдельное место валят.

– Ну и что, что в отдельное?

– А это говорит о том, что его перебирать будут. Вот так. Опередили нас с тобой, Муха.

– Может быть не игрушку ищут?

– Зря беспокоишься, её самую милую и ищут.

– Мы что теперь, не при делах, – спросил Муха. – И что же, ничего сделать нельзя?

– При делах, при делах.…, не суетись. Есть один вариант, но он не по мне…

– Какой вариант?

– Сима-мусорщик себе помощника ищет, мне предложил. У него там какие-то дела намечаются… Говорит в прогаре не будешь.

– А ты?!

– Я отказался…

– Ну, ты, Пега, и псих… Тебе место тёплое выгорает, ходи поплёвывай, да бомжей гоняй с алкашами, а ты?

– Ты,… ты – вот тебе и «ты»?! – занервничал Пегас.

– Мне никто ничего не предлагает, говорить не о чем, – сердито ответил Муха.

Оба замолчали. Прервал молчание Пегас.

– Как на свалку прикатил, то сразу понял, что-то не так – мусор от дома в отдельное место валят, бомжи в нём ковыряются, да Сима бегает, суетится. Пришлось с Симой идти на контакт, деваться некуда. Или пан – или пропал. Думал – он меня турнёт, но не тут-то было, встретил как лучшего друга, хотя в особых друзьях я у него никогда не числился. Тут он и речь о своём заместителе завёл. Я здорово не отнекивался, чтобы Симино расположение не потерять. У них там с поисками неувязочка выходит. Сима психует. Организатор он никакой, только и способен матерится, да зуботычины раздавать. Меня к этому делу привлёк. Сегодня, так поковырялись немного, завтра с утра начнут по полной программе трясти, говорит, что целую бригаду бомжей пригонит.

– Вот, это молодец, что не отнекивался… – заулыбался Муха.

– Ты меня не хвали, я этого не люблю, – заметил Пегас, а вот получить временный доступ к свалке, заманчиво. Здесь можно у Симы игрушку из-под носа увести.

– Как?

Тут Пегас вплотную приблизился к Мухе и шёпотом что-то ему сказал.

– Круто… – расплылся в улыбке Муха. – Ты, Лёня – голова. Мне что, можно уже начинать?

– Слышал и забыл,… понял?

– Обязательно понял!!!

– Ну, давай. Ни пуха, ни петушиного крика. – Они встали из-за столика и вышли на улицу, а немного погодя вышел из кафе и обладатель оранжевой куртки. Он немного помедлил на крыльце и,

дождавшись, когда ребята скрылись за углом, не торопясь пошёл в противоположную сторону.

Глава 34. Родная земля

Откуда было знать Ваську, Белянке и Смуглянке, что они, выброшенные из окна квартиры Фомы Фомича, упадут прямо в цветочный газон. Дом этот стоял на улице, в Комсомольском посёлке. Именно в нём и жил Фома Фомич, прямо напротив Алтынной горы, на верху которой рос дубовый лес, а за ним располагались многочисленные дачные постройки. Не знали они и того, что с этой горой их очень многое связывает. Потому, что именно из этой горы была взята серо-белая глина, из которой были сделаны многие их братья и сёстры, а из них троих полностью козочка Белянка и на треть овечка Смуглянка.

– Как, все живы? – спросил Васёк, пытаясь разглядеть в темноте овечку и козочку.

– Живы-то живы, только я очень сильно ножки зашибла, болят, – сказала Белянка.

– И я тоже, – добавила Смуглянка.

– Что будем делать, Васёк? Как нам быть? – запричитали козочка и овечка, – если бы ни эта клумба с высокими цветами, то мы бы разбились до смерти…

Вокруг было темно и страшно. Вскоре глаза выброшенных в окно игрушек немного привыкли к темноте и они стали различать близкие предметы, а затем, немного и те, что подальше. Они увидели, что дом, из которого они были выброшены, находится около высокой горы; настолько высокой, что её верх был едва видим на фоне мутного ночного неба.

– Что нам теперь делать? спросила испуганным голосом Белянка.

– Сначала надо отсюда убраться по добру – по-здорову, – сказал Васёк. – Ему явно не понравился этот непрогнозируемый приём в квартире Фомы Фомича.

– Давайте уйдём из города, город злой – сказала Смуглянка.

– Давайте залезем вот на эту гору, – предложила Белянка, – мне так хочется, меня просто тянет к ней.

– Давайте заберёмся на гору и посмотрим с высоты, может быть, мы увидим мамушкин дом? – сказал Васёк.

– Тут тысячи домов, – сокрушённо сказала Белянка, разве мы разберёмся, где наш?

– Недалеко от нашего дома на Соколовой горе стоит очень высокий памятник с журавлями на верху… – сказала Смуглянка. – Я видела его в окно автомашины, когда ехали с «Добрячком».

– Надо подумать, – сказал Васёк.

– А может нам просто попастись по сочной травке и прийти в себя? – сказали хором козочка и овечка.

– Давайте взберёмся на гору, а там посмотрим, – предложил Васёк, – заодно и уйдём отсюда подальше.

Хотя он это и предложил в целях безопасности, но в нём продолжали бороться два противоположных чувства «уйти» и «остаться». С чувством «остаться» связывалось то, что господин Батист изрядно захмелел и не видел, как хозяйка расправилась с игрушками, а они Батисту явно понравились. Возможно, он очнётся и спросит о них сумасбродную Зину? Возможно, даже и купит, и тогда всё встанет на свои места?

– Если бы Батист не уснул, возможно всё сложилось бы по-другому, – сказал Васёк. – Он бы не позволил выбросить нас в окно. Европейцы – народ культурный… «Добрячёк» тоже не знает о выброшенных игрушках. Ему это не понравиться, потому, что он рассчитывал их подороже продать Батисту.

С этим все согласились.

Другое же чувство говорило ему, что их образ жизни и отношения – ему чужды, что всё это красиво только в рекламе и что полёт в окно не досадная случайность, это норма отношений и что его гармошка с колокольчиками не нужна новым русским здесь, она для них неформат, и русские песни тоже неформат, а там, во Франции, и тем более. Эта гармошка создавалась здесь, на берегу Волги, и она должна быть здесь, потому что здесь, есть кому её слушать, есть кому радоваться её переборам и колокольчиковому звону. А там она такая же для них экзотика, как и набедренная повязка туземца.

Ваську хотелось то плакать, а то безудержно смеяться. Ведь это он, Васёк, совсем недавно хотел задавать тон жизни, хотел быть кумиром и участником разнообразных шоу. Это ему, Ваську, грезились, заливающие светом сцену, прожекторы и софиты, крикливые плакаты на улицах с его, Васькиным, портретом и гармошкой через плечо и много о чём ещё мечтал гармонист, что можно получить в этой жизни. «Что это – неудача? – думал он, – Случайность? которые надо преодолеть и тогда всё заблестит и засветится?» И тут же опять внутреннее чувство Ваську начинало говорить, что это не случайность и не неудача – он просто не вписывается в то общество, в котором решил играть первую скрипку, и оно отторгло его, как отторгает организм что-то ему чуждое, и Васёк, запутавшись в этих противоречивых мыслях, всё искал и искал искомое решение и не находил его.

Прошли глиняшки не больше ста метров, как Васёк вдруг обнаружил, что с ним нет его любимой гармошки.

– Это у тебя, Вася, психологический стресс, – проговорила, подыскав нужное, но непонятное научное слово, Смуглянка. – Ты забыл о самом главном в своей жизни.

– Вы правы, однако инструмент бросать не годится. Подождите меня здесь, а я по-быстрому сбегаю в цветочную клумбу за гармошкой.

Овечка и козочка согласились, только с условием, что это будет недолго.

– Я быстро. Вы только никуда не прячьтесь,– сказал Васёк, – поднимитесь чуть выше по горе, чтоб вас никто не сцапал, и подождите, я вас там найду, – и ушёл. Овечка и козочка остались одни.

– Да, – сказала Белянка, как только Васёк скрылся в темноте, – если уж наш Васёк про гармонь забыл… – она не договорила, пытаясь подыскать нужные слова, и не находила их.

– Забыл, потому,… потому, что раньше гармонь была смыслом его жизни – задумчиво сказала, но не договорила своей мысли Смуглянка.

– Ты, козочка, точно подметила, а я никак слов не подберу, как это выразить.

– Что тут подбирать…. Ты посмотри на него… – То он постоянно твердил о красивой жизни, да как бы попасть за границу, а теперь… – сколько шли – ни одного слова.

– Он ещё надеется на Батиста.

– Возможно.

– Ни разу ни одну частушку не пропел, – добавила Белянка.

– Чего греха, подруга, таить… Мы ведь тоже вокруг него приплясывали и восторгались… – Ведь, правда? – и Смуглянка заглянула в глаза подруге. – Правда,… правда, – кивнула та, твёрдо посмотрев в глаза Смуглянке. – Мне и сейчас самой перед собой стыдно за свою глупость. Только и начинает чего-то доходить, когда хвост начинают задирать…

– Для богатых русских и для господина Батиста мы просто тряпки, о которые можно вытирать ноги. Поиграл и выбросил, как нас… в окно, да в грязь.

– В цветочную клумбу, – поправила её Смуглянка.

– Хорошо, что в окно полетели, а не в помойное ведро, надо радоваться и этому, – добавила Белянка. Обе глубоко вздохнули, а потом потихоньку пошли к выступу горы, который так привлёк их внимание. Посредине этого выступа мерцало большое белёсое пятно, которое издали напоминало облако. Луна мерно светила с высоты, мягко высвечивая очертания склона.

Они подошли к самой горе и стали подниматься. Наконец они добрели до средины горы и тут Смуглянка заметила:

– А это и не облако совсем, как нам казалось раньше, а земля такая светлая. Посмотри, подруга!– воскликнула Белянка. – Посмотри, сколько вокруг серо-белого порошка! Мы утопаем в нём по щиколотки! Какой он мягкий на ощупь и очень нежный!

– Я это тоже заметила. Да, здесь им всё усыпано!

– Постой, кажется, не усыпано, а сама гора состоит из этого порошка, – заметила Смуглянка, вот почему нам в этом месте привиделось облако. Ведь ниже по склону порошка не было и мы ступали копытцами по камешкам. – И они стали веселиться и посыпать друг дружку этим удивительным мягким и нежным серо-белым порошком. На какое-то время они даже позабыли, что у обоих болят ножки, и что они сюда еле-еле шли.

– А ножки у меня стали меньше болеть, – вдруг сказала Белянка.

– У меня прибавились силы… – добавила Смуглянка?

– Это волшебный порошок, – вторила ей Белянка.

– Привал! – сказала Смуглянка и первая села прямо в мягкий порошок. Она посмотрела на вершину горы, до неё было ещё далековато. – Здесь и дождёмся Васю, – сказала она и подумала: «с больными ногами нам на эту вершину было бы не подняться».

Просидели с полчаса. Вдруг Белянка почувствовала, что ножка её совсем выздоровела, а у овечки зажило копытце и всё это совсем-совсем, навсегда.

– Ты знаешь,… у меня ничего не болит, – сказала Белянка

– Я тоже чувствую себя совершенно здоровой, проговорила Смуглянка.

– Мне так весело, отчего бы это? – спросила козочка.

– Ты посмотри на себя, а потом на этот порошок и сама себе скажешь,… почему тебе так радостно?– заметила Смуглянка.

– Белянка посмотрела на свои ноги и была удивлена тому, что порошок был неотличим от них по цвету.

– Что?.. Догадалась? – спросила ласково Смуглянка.

– Неужели?..

– Да, да,… подруга,… без всяких неужели. Нам ведь мамушка не раз говорила, что мы сделаны из земли. Так вот мы сейчас стоим на родной земле, из которой произошли. И эта земля лечит наши раны, даёт нам новые силы. И мы почувствовали, что мы не тряпки и созданы не забавы ради Батистов и синеволосых Барби. Это наша родная земля, она укрепила наш дух… Это наша родная глина.

– Ме-э-э-э! – кричала Белянка от восторга.

– Бе-е-е-е! – вторила ей Смуглянка.

«Порошок счастья – это наша родная земля!!!» – кричали они, и веселились как могли.

Они радовались жизни, хотя не имели крова над головой, не знали, что их ожидает и что с ними будет завтра? Они просто были счастливы.

– Ты правильно всё сказала, милая, и про порошок счастья, и про нашу родную землю – заметила Белянка, – Я просто хочу добавить к этому, что сейчас мы, казалось бы, находимся в худшем положении, чем раньше: у нас нет крыши над головой, мы не знаем, что нам делать? И куда идти? Но нам легко и радостно,… не правда ли?

– Всё так и есть, – и Смуглянка кротко улыбнулась. Просто это наш дом, потому, что это наша земля!!!

– Однако, что-то долго нет Васи, – сказала озабоченно Смуглянка?

Козочка и овечка встревожились.

...................

С Васьком же в это время происходили следующие события. Дойдя до клумбы и не найдя в ней свою гармошку, Вася решил, что гармошка, когда его вышвыривали в окно, возможно вылетела из его рук и осталась в комнате. И он стал думать, как незаметно пробраться в квартиру Фомы Фомича, чтобы взять свой инструмент. Однако судьба распорядилась за него сама и ему не пришлось решать столь сложный для него вопрос, ведь на третий этаж он никак не мог забраться. Васёк всё сидел на камешке в цветочной клумбе и сокрушался о своей гармошке, что не заметил, как наступило утро. Вася увидел, как во дворе дома уборщики мусора развели большой костёр и стали сжигать старые коробки, и сухие ветви от деревьев. Вышла из дома и синеволосая хозяйка с белым пуделем на прогулку. Хозяйка всё время говорила пуделю: «Фу, брось, собираешь всякую гадость» и при этом морщила носик и дёргала пуделя за поводок. Затем она сняла пуделя с поводка и тот стал бегать по клумбе и, конечно, сразу же нашёл под листом гладиолуса Васька. Пудель так был ошарашен такой нечаянной встречей, что от неожиданности открыл рот и из его зубов выпала глиняная гармошка. Васёк так обрадовался гармошке, что забыл про собачку и схватил инструмент.

Пудель ещё вчера увидел игрушки на столе, они ему очень понравились и ему очень хотелось с ними познакомиться, и с ними поиграть, но ему этого не позволили. Пудель обиделся и ушёл в другую комнату и не видел, как Зина выбросила игрушки в окно. Потом пудель, не найдя их в комнате, ходил, принюхивался и скулил и, наконец, нашёл гармошку. Та зацепилась за шпингалет форточки. Утром же, когда его вывели на прогулку, его тонкий собачий нюх, сразу уловил, что из цветочной клумбы исходит знакомый запах и не ошибся.

Обрадовавшись находке, он тут же схватил в зубы Васька вместе с гармошкой и стал весело бегать вокруг хозяйки.

– Что за пёс!… опять чего-то подобрал, – проговорила Зина и попыталась подозвать пуделя и отобрать у него его находку, но тот не поддавался, продолжая выписывать от радости по двору круги. Наконец один из рабочих, подбрасывающий в костёр ветки и коробки, схватил пуделя за ошейник. Хозяйка тут же подошла, пристегнула поводок к ошейнику, поблагодарила рабочего за помощь, а затем вытащила из зубов своего питомца его находку. Каково же было её удивление, когда она увидела ту самую игрушку, которую выбросила вчера в окно.

– Собираешь всякую дрянь, – проговорила Барби и бросила Васька вместе с его гармошкой в костёр. Это обидело пуделя, но в костёр за находкой он лезть побоялся, хотя игрушка ему очень нравилась. Зина тут же увела пуделя в дальний конец двора и с поводка уже не спускала.

...................

Немного погодя во дворе появились два господина. Их Васёк увидел сквозь пламя костра. Один из них был Батист, а другого скуластого, с тяжёлым носом и широкого в плечах он никогда не видел. Васёк обрадовался и уже хотел крикнуть, что он здесь, в костре, но не крикнул. Во-первых, эти, двое были ещё далеко и за треском горящих веток могли его не услышать, а во-вторых, Васька что-то насторожило. Батист с товарищем осматривали двор. Вот они приблизились так, что стало слышно их разговор. Васёк прислушался.

– Вы говорите, что хозяйка выбросила их в окно? – спросил незнакомец.

– Да, Бакстер, она мне сама об этом сказала… –

– Значит, вы лично не видели, как их выбрасывали? – спросил Бакстер. – Плохо дружище… очень плохо… Нашли игрушку и не смогли её взять и передать нам, как мы о том договаривались…

– Это, по большому счёту, воровство, – проговорил Батист сквозь зубы. Он давно знал Бакстера и мог позволить себе высказать собственное суждение.

– Воруют у равных, – скривил недовольно губы Бакстер. – Не берите на себя лишнего.

– Я не считаю этот народ туземцами! – вспыхнул Батист.

Бакстер поморщился.

– Они не туземцы. Они просто стоят на нижней ступени социального развития и этого достаточно по определению.

– Чего достаточно? – запальчиво спросил Батист, – и по какому определению?

– Достаточно для того, чтобы помогать ведущей цивилизации. Иначе прогресс остановится. Не каждый сам по себе, дружище, а все для одного, только в этом случае возможен планетарный рывок.

– Все остальные народы и государства на обслуге, так что ли?! Это и есть ваше определение.

– А что в этом плохого? Если хорошему спортсмену не создать идеальные условия, то и не жди результатов. Важен результат, а он налицо. Поэтому и ты, и я работаем на этот результат, создаём условия. Мы – расчищаем дорогу лидеру, другие – посыпают её гравием и так далее. Ушла в прошлое соревновательность между странами и цивилизациями. Возможно, она была более справедлива, но не столь результативна. Налицо – не экономная растрата ресурсов и интелектуальных сил на земле. Разумеется, авангард не должен в чём-то нуждаться. Он же даёт и правила, которые никто не вправе нарушать.

– Тогда скажите – при чём здесь игрушка?

– Игрушка, как и религия – это анахронизм. Авангард не заинтересован, чтобы вспомогательный эшелон сильно отставал, это мешает общему движению вперёд. Дети должны играть в более цивилизованные игрушки. Согласитесь – в век высоких технологий ребятишки не должны играть в глиняных болванчиков, даже у обслуги. Это нонсен. Убедил? – И он дружески похлопал Батиста по плечу в знак примирения.