
Полная версия
Пять недель на воздушном шаре
– Это случается довольно часто. Переходы через пустыню гораздо опаснее, чем через океан. Пустыня заключает в себе все опасности моря вплоть до возможности в ней утонуть: прибавь ещё к этому невыносимую усталость и всяческие лишения.
– Мне кажется, ветер стихает, – заметил Кеннеди, – песчаная пыль уже не так густа, волны песка менее высоки, горизонт светлеет.
– Тем лучше! А теперь надо вооружиться подзорной трубой и внимательно следить за тем, что может показаться на горизонте.
– Это я беру на себя, Самуэль, и как только покажется дерево, тотчас же скажу тебе.
И Кеннеди, с подзорной трубой в руках, занял наблюдательный пост в передней части корзины.
Глава тридцать пятая
История Джо. – Острова племени биддиома. – Поклонение. – Затонувший остров. – Берега озера. – «Дерево змей». – Путешествие пешком. – Страдания. – Москиты и муравьи. – Голод. – Появление «Виктории». – Её исчезновение. – Отчаяние. – Болото. – Последний крик.
Но что же происходило с самим Джо во время этих тщетных поисков?
Бросившись в озеро и вынырнув на поверхность, он первым делом поднял глаза вверх. «Виктория» уже была высоко и продолжала подниматься, всё уменьшаясь; вскоре, очевидно, она попала в сильное воздушное течение и понеслась к северу. Друзья его были спасены.
«Какое счастье, что мне пришла в голову мысль броситься в озеро, – подумал Джо. – Конечно, то же самое и без всяких колебаний сделал бы мистер Кеннеди: ведь так естественно, когда один человек жертвует собой ради двух других. Простой арифметический расчёт».
Успокоившись за судьбу своих друзей, Джо стал думать о собственном положении. Он находился посреди огромного озера, вокруг которого жили неизвестные и, быть может, свирепые племена – веское основание для того, чтобы рассчитывать только на собственные силы. И всё же он не очень был испуган. Ещё до нападения кондоров, которые, по его мнению, вели себя нормально, как полагается хищникам, Джо заметил на горизонте остров, и вот теперь, избавившись от наиболее стеснявшей его одежды, он решил добраться до него, пустив в ход всё своё искусство пловца. Расстояние в пять-шесть миль его нисколько не смущало.
Проплыв часа полтора, Джо значительно приблизился к острову, но тут его стала тревожить мысль об аллигаторах; сначала она только промелькнула у него в голове, а затем всецело им завладела. Он знал, что они водятся по берегам этого озера, и ему была хорошо известна их прожорливость. Как ни склонен был Джо всё на свете находить естественным, но тут он почувствовал непреодолимый ужас. Он не на шутку боялся, что мясо белого человека, чего доброго, особенно придётся по вкусу крокодилам, и поэтому приближался к берегу с чрезвычайной осторожностью. Саженях в ста от берега, на котором росли тенистые зелёные деревья, на него повеяло резким запахом мускуса.
«Ну вот! Чего боялся, на то и наткнулся: крокодил, значит, здесь поблизости», – пронеслось в голове Джо.
Поспешно нырнув, он всё же задел какое-то огромное животное, царапнувшее его своей чешуйчатой кожей. Бедняга, считая себя безнадёжно погибшим, стремительно рванулся вперёд и поплыл изо всех сил. Вынырнув, он перевёл дух и снова исчез под водой. Так провёл он четверть часа в несказанном страхе, который он при всём своём философском отношении к жизни не мог преодолеть. Ему всё казалось, что он слышит за собой щёлканье огромных челюстей, готовых схватить его. Как можно тише поплыл он под водой – и вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за руку, а затем поперёк тела.
Бедный Джо! Последнее, что промелькнуло у него в голове, была мысль о докторе. Он стал отчаянно бороться и почувствовал, что его тащат не на дно, как обычно поступают со своей добычей крокодилы, а, наоборот, на поверхность воды.
Когда Джо перевёл дух и открыл глаза, он увидел подле себя двух чёрных, как смола, негров. Эти африканцы, странно крича, крепко держали его.
«Вот оно что! – не мог удержаться, чтобы не воскликнуть, Джо. – Вместо крокодилов негры! Ей-ей, это всё же лучше. Но как эти молодцы купаются в здешних местах?»
Джо не знал, что чернокожие обитатели берегов и островов озера Чад преспокойно купаются в водах, кишащих аллигаторами, ибо местные земноводные имеют заслуженную репутацию довольно безобидных животных. Но если Джо избежал одной опасности, то не грозила ли ему другая? Он решил, что это покажет будущее, и раз ему не оставалось ничего другого, предоставил тащить себя на берег, не проявляя при этом никакого страха.
«Они видели, конечно, – говорил он себе, – как наша «Виктория», словно какое-то воздушное чудовище, пронеслась над водами озера. На их глазах я упал, и они должны чувствовать почтение к человеку, свалившемуся с небес. Посмотрим, что они станут делать дальше».
Пока все эти мысли бродили в голове Джо, он со своими неграми достиг берега. Здесь он очутился среди завывавшей толпы обоего пола, разных возрастов, но одинакового цвета. Джо попал к племени биддиома, отличающемуся великолепной чёрной кожей. Ему не приходилось даже краснеть за лёгкость своего костюма, ибо он был «раздет» по последней местной моде. Раньше чем Джо успел отдать себе отчёт в том, куда он попал, ему стало ясно, что он служит предметом поклонения. Это успокоило его, хотя ему и вспомнилась история в Казехе.
«Я предчувствую, что снова сделаюсь богом, каким-нибудь сыном Луны, – думал Джо. – Ну что же! Это ремесло не хуже всякого другого, особенно когда нет выбора. Главное – выиграть время. Если «Виктория» снова появится, то я, пользуясь своим новым положением, разыграю перед своими поклонниками сцену чудесного вознесения на небо».
Между тем толпа окружала его всё более тесным кольцом. Чернокожие падали перед ним ниц, вопили, ощупывали его. Хорошо ещё, что им пришло в голову на славу попотчевать божество, поставив перед ним кислое молоко, толчёный рис и мёд. Добрый малый, легко мирившийся со всем, с величайшим аппетитом уничтожил предложенное ему угощение, показав своим поклонникам, как едят в торжественных случаях боги.
Когда наступил вечер, жрецы взяли его почтительно под руки и отвели в хижину, увешанную талисманами. Входя туда, Джо не без тревоги бросил взгляд на кучу костей, наваленных вокруг этого святилища. Когда его заперли в священной хижине, он мог спокойно обдумать своё положение. Весь вечер и часть ночи до него доносились праздничные песни, бой барабанов, лязг железа – звуки, вероятно, очень приятные для ушей африканцев. Под аккомпанемент этой музыки вокруг священной хижины шли бесконечные танцы. Негры хором вопили, горланили, производили судорожные телодвижения, корчили ужаснейшие гримасы. Джо слышал этот оглушительный шум, проникавший сквозь стены тростниковой хижины. Быть может, при других обстоятельствах Джо и понравились бы устроенные в честь его празднества, но тут его вскоре стали мучить довольно неприятные размышления. Как он ни старался смотреть на вещи с лучшей стороны, мысль, что он затерян в этой неведомой стране, среди дикарей, казалась ему нелепой и грустной. Немногие из путешественников, которые отважились проникнуть в эти места, благополучно вернулись на родину. Да и можно ли довериться чувствам толпы, поклоняющейся ему? Он уже имел случай убедиться, как непостоянны, непрочны блеск и величие. Он задавал себе вопрос, не дойдёт ли в конце концов это обожание до того, что его просто захотят съесть.
Несмотря на эту маловероятную перспективу, усталость после нескольких часов грустных размышлений всё-таки взяла своё, и Джо довольно крепко заснул. Он проспал бы до утра, если бы вдруг его не разбудило ощущение откуда-то появившейся сырости. Вскоре в хижине появилась вода, быстро поднявшаяся ему до пояса.
– Что такое? – громко проговорил он. – Наводнение, ливень, пытка? Ну, уж во всяком случае, я не стану ждать, пока вода поднимется мне до горла.
И, плечом вышибив стену, Джо очутился… где же? В самом озере! Острова как не бывало. За ночь он погрузился в воду, и на его месте было необъятное озеро.
«Плохой край для земледельцев», – подумал Джо и, взмахнув руками, снова пустил в ход своё искусство пловца.
Джо освободился из плена благодаря явлению, нередкому на озере Чад. Не один из его островов, казалось бы, прочных, как скала, исчез таким образом, и прибрежным племенам время от времени приходилось давать приют несчастным жителям исчезнувшего острова, которым удавалось спастись от столь грозного бедствия.
Джо не знал этой местной особенности, но не преминул воспользоваться ею. Заметив плывшую по озеру пустую лодку, он тотчас же забрался в неё. Лодка эта, как оказалось, была грубо выдолблена из древесного ствола. К счастью, в ней нашлась пара примитивных вёсел, и Джо поплыл, пользуясь довольно быстрым течением.
– Ну, теперь надо ориентироваться, – проговорил он. – На помощь мне придёт Полярная звезда. Она ведь своё дело знает, всем указывает путь на север, не откажет в этом и мне.
К великому своему удовольствию, он убедился, что течение как раз несёт его к северному берегу озера, и отдался на его волю. Часа в два утра он пристал к мыску, поросшему колючим тростником, который показался весьма неприветливым даже нашему философу. Но на берегу, как будто нарочно для того, чтобы дать ему приют, росло одинокое дерево. Джо для большей безопасности взобрался на него и не то чтобы заснул, а скорее продремал там до рассвета.
Как всегда в экваториальных странах, день наступил сразу; Джо бросил взгляд на дерево, служившее ему убежищем ночью. Ему представилось такое неожиданное зрелище, что он остолбенел. Ветви дерева, где он провёл ночь, были буквально унизаны змеями и хамелеонами. Из-за них почти не видно было листвы. Можно было подумать, что это дерево новой породы, на котором произрастают пресмыкающиеся. С первыми лучами солнца все они принялись ползать и извиваться. Ужас, смешанный с отвращением, охватил Джо, и он мигом спрыгнул на землю.
– Вот уж чему никто не поверит, – пробормотал он.
Он не знал, что Фогель в своих последних письмах писал об этом особом свойстве берегов озера Чад: они кишмя-кишат пресмыкающимися, которые нигде в мире не водятся в таком количестве.
После этого происшествия Джо решил быть осторожнее, а затем, ориентируясь по солнцу, зашагал на северо-восток. Дорогой он самым старательным образом избегал хижин, лачуг, шалашей – словом, всех тех мест, где мог натолкнуться на представителей человеческого рода.
Часто смотрел он вверх, надеясь увидеть «Викторию». Хотя его поиски в течение целого дня и оказались тщетными, уверенность, что доктор не может его покинуть, ничуть не поколебалась в нём. Надо было иметь сильный характер, чтобы так философски относиться к своему положению. К усталости присоединился голод: ведь кореньями и сердцевиной растений, таких, как «меле» или плоды думпальмы, сыт не будешь. По приблизительному подсчёту Джо, он прошёл всё-таки за этот день миль тридцать по направлению к западу. Всё его тело было исцарапано колючим тростником, мимозами и акациями; окровавленные ноги давали о себе знать жестокой болью. Наконец с наступлением вечера Джо мог дать отдых измученным ногам. Он решил сделать привал на самом берегу озера. Здесь его ждала новая напасть – мириады насекомых. Мухи, москиты, муравьи в полдюйма длиной буквально покрывают в этих местах землю. Через два часа не осталось уже ни клочка той жалкой одежды, которая ещё была на Джо, – насекомые всё сожрали. То была ужасная ночь: несмотря на усталость, несчастный путник ни на минуту не сомкнул глаз. В кустах бродили кабаны, дикие буйволы, в воде шныряли ажубы, эта свирепая разновидность ламантинов. Среди ночного мрака звучал концерт хищных зверей. Джо не смел шевельнуться. Как ни был он терпелив и стоек, но такое положение выносил с трудом.
Наконец настал день. Джо проворно вскочил на ноги. Можно представить себе его отвращение, когда он увидел, что за поганая тварь провела подле него всю ночь. Это была жаба, да ещё какая! Величиной дюймов в пять, безобразная, отталкивающая, она уставилась на него большими круглыми глазами. Джо отвернулся от неё с отвращением, которое подстегнуло его: он с новыми силами побежал к озеру освежиться. Купанье несколько успокоило мучительный зуд, и он, пожевав каких-то листьев, снова упрямо пустился в путь. Джо не знал, какая сила гонит его, но чувствовал в себе присутствие этой силы, не дававшей ему впасть в отчаяние. Между тем его начинал терзать сильнейший голод. Желудок не так безропотно, как его хозяин, покорялся своей участи, и Джо, сорвав лиану, стянул ею себе живот наподобие пояса. Хорошо ещё, что жажду он мог утолять на каждом шагу, и, вспоминая муки, перенесённые в пустыне, он находил уже счастьем то, что не страдает от недостатка воды.
«Где же может быть «Виктория»? – всё спрашивал он себя. – Ветер дул с севера, и она должна была возвратиться к озеру. Конечно, мистеру Самуэлю необходимо было заняться восстановлением её равновесия, но для этого довольно было и вчерашнего дня. Значит, возможно, что сегодня… Но всё же надо действовать так, будто нет надежды её увидеть. В сущности, если я доберусь до какого-нибудь большого города на берегу озера, то попаду в такое же положение, в каком бывали те путешественники, о которых нам не раз рассказывал доктор. Почему же мне не выпутаться из беды, как они? Ведь вернулись же некоторые из них на родину, чёрт возьми! Ну, смелей вперёд!»
Разговаривая так с самим собой, отважный Джо всё шагал да шагал и неожиданно посреди леса наткнулся на толпу дикарей. К счастью, он успел вовремя остановиться, и его не заметили. Негры были заняты смазыванием своих стрел ядовитым соком молочая. Это весьма важное для местных племён занятие обставляется у них очень торжественно.
Джо, затаив дыхание, забился в чащу, но вдруг, подняв глаза, он в просвете листвы увидел «Викторию». Подумать только: «Викторию»! Она неслась к озеру всего в каких-нибудь ста футах над ним. А бедняга не мог ни крикнуть, ни показаться!
Глаза его застлало влагой, но это были не слёзы отчаяния, а слёзы благодарности: доктор ищет его, доктор не покинул его. Ему пришлось повременить, пока не убрались чернокожие. Наконец они ушли, и он вышел из своего убежища и помчался к берегу озера.
Но, увы, «Виктория» уже скрылась вдали. Джо решил, что она непременно вернётся, и стал ждать. И она действительно появилась снова, но несколько восточнее. Джо бросился бежать, он кричал изо всех сил, он размахивал руками… Всё было напрасно. Сильнейший ветер уносил «Викторию» с непреодолимой силой.
Впервые несчастный Джо пал духом. Ему казалось, что он погиб. Решив, что доктор улетел окончательно, бедняга уже не был в силах ни надеяться на что-либо, ни строить какие-либо планы. В каком-то безумном состоянии, с окровавленными ногами, с ноющим от боли телом шёл он целый день и часть ночи. Порой ему приходилось даже тащиться ползком. Он чувствовал, что силы вот-вот покинут его и останется одно: умереть.
Бредя таким образом, он попал в болото, но не сразу это заметил, так как была уже ночь. Вдруг он свалился в вязкую грязь и, несмотря на все свои отчаянные усилия, почувствовал, что мало-помалу трясина засасывает его. Ещё несколько минут – и он увяз по пояс.
«Вот она, смерть! И какая ужасная смерть!» – пронеслось в его голове. И он стал ещё яростнее бороться, пытаясь высвободиться из засасывающей его топи, но лишь всё глубже и глубже уходил в неё. А кругом ни единого деревца, ни даже тростника, за который можно было бы ухватиться. Он закрыл глаза.
– Доктор, доктор! Ко мне! – закричал он. Но его отчаянный, одинокий крик затерялся среди ночного мрака.
Глава тридцать шестая
На горизонте что-то виднеется. – Толпа арабов. – Погоня. – «Это он!» – Падение с лошади. – Задушенный араб. – Выстрел Кеннеди. – Манёвр. – Похищение на лету. – Джо спасён!
Кеннеди снова занял свой наблюдательный пост в корзине «Виктории», самым внимательным образом обозревая окрестности. Вскоре, повернувшись лицом к доктору, он сказал:
– Если не ошибаюсь, вон там что-то движется, но пока невозможно определить, что именно – люди или животные. Во всяком случае, они бегут очень быстро, ибо поднимают целое облако пыли.
– Уж не смерч ли это опять? Как бы он не отбросил нас к северу, – проговорил Самуэль, вставая, чтобы лучше видеть то, что происходило вдали.
– Не думаю, Самуэль, – отозвался Кеннеди. – По-моему, это стадо газелей или диких быков.
– Может быть, и так, Дик, но это скопище находится от нас на расстоянии девяти или десяти миль, и даже в подзорную трубу я ничего не могу рассмотреть.
– Во всяком случае, Самуэль, я не спущу глаз с этого места: там творится что-то странное, я просто заинтригован. Знаешь, это напоминает манёвры кавалерии. Ну вот, видишь, я не ошибся: конечно, это всадники. Взгляни-ка!
Доктор внимательно посмотрел в указанном направлении.
– Да, ты, кажется, прав, – сказал он вскоре.
– Это отряд арабов, или тиббу. Движется он в том же направлении, что и мы. Но так как «Виктория» несётся быстрее, то мы легко его нагоним. Через полчаса всадники будут нам видны как на ладони, и тогда мы решим, что делать дальше.
Кеннеди снова взялся за подзорную трубу. Теперь всадники были видны яснее. Некоторые из них отделились от общей группы.
– Знаешь, – заговорил он, – это или манёвры, или охота. Всадники кого-то преследуют. Очень хотелось бы знать, в чём тут дело.
– Потерпи, Дик, мы скоро их не только догоним, но даже перегоним, если они будут двигаться по тому же направлению. Мы ведь несёмся со скоростью двадцати миль в час, а ни одна лошадь не в состоянии мчаться с такой быстротой.
Кеннеди продолжал свои наблюдения и через несколько минут заявил:
– Это арабы, и скачут они во весь опор. Теперь я прекрасно всё вижу. Их человек пятьдесят. Вон как развеваются на ветру их бурнусы! Это, видимо, кавалерийское учение. В ста шагах впереди скачет, должно быть, предводитель отряда, а все остальные мчат вслед за ним.
– Во всяком случае, Дик, кто бы они ни были, бояться их нечего: если понадобится, я в мгновение ока поднимусь ввысь, – сказал доктор.
– Постой, постой, Самуэль! Тут происходит что-то странное, – вскоре сказал Дик. – Не могу понять, в чём тут дело. Они несутся галопом врассыпную; по-моему, это не манёвры, а скорей преследование.
– Ты уверен в этом, Дик?
– Вполне. Нет, я не ошибаюсь! Это, очевидно, охота, но охота за человеком. Не за предводителем они скачут, а ловят беглеца.
– Беглеца? – с волнением повторил Самуэль.
– Да.
– Так не надо терять их из виду. Подождём! – нервно проговорил доктор.
Как ни бешено мчались всадники, «Виктория» была уже милях в трех-четырёх от них.
– Самуэль! Самуэль! – закричал Кеннеди дрожащим голосом.
– Что с тобой, Дик?
– Неужели это галлюцинация? Возможно ли?
– Что такое?
– Подожди!
И охотник, быстро протерев стёкла подзорной трубы, снова приставил её к глазам.
– Ну что? – спросил доктор.
– Это он, Самуэль!
– Он?! – крикнул доктор.
Словом «он» всё было сказано. Называть имя было излишне.
– Он! Верхом! Скачет теперь меньше чем в ста шагах от своих врагов. Спасается от них бегством.
– Конечно, это Джо, – подтвердил, бледнея, доктор.
– Он так мчится, что не может видеть нас, Самуэль.
– Нет, он нас увидит, – возразил Фергюссон, ослабляя пламя горелки.
– Но как?
– Через пять минут мы будем в пятидесяти футах от земли, а через пятнадцать спустимся к нему.
– Надо предупредить его ружейным выстрелом, – предложил Дик.
– Нет, ведь свернуть он всё равно не может, он отрезан.
– Что же делать?
– Ждать.
– Ждать! А арабы?
– Мы их догоним! Мы их опередим! Осталось две мили, да и того меньше. Только бы лошадь Джо выдержала!
– Боже мой! – воскликнул Дик.
– Что такое?
Крик отчаяния вырвался у Кеннеди, когда он увидел Джо на земле; его загнанная вконец лошадь валялась тут же.
– Джо заметил нас! – крикнул доктор. – Поднимаясь с земли, он сделал нам знак.
– Но ведь арабы захватят его! Чего он ждёт? Ну и молодчина! Ура! – закричал охотник, не в силах более сдерживаться.
Упав, Джо моментально вскочил на ноги и в тот миг, когда самый прыткий из всадников бросился к нему, отпрянул от него в сторону, как пантера. Ещё мгновение – и он уже был на крупе лошади араба. Схватив врага за горло своими сильными руками, своими стальными пальцами, Джо задушил его, сбросил на песок и снова бешено помчался вперёд…
Громкий вопль вырвался у всадников. Они ещё с большей яростью устремились за беглецом и, увлечённые преследованием, не замечали «Виктории», а она находилась теперь всего в каких-нибудь пятистах футах от них и меньше чем в тридцати от земли.
Один из всадников уже догоняет Джо и вот-вот пронзит его копьём, но у Кеннеди зоркий глаз и твёрдая рука: он выстрелом поражает араба, и тот падает на песок.
Джо даже не оборачивается на звук выстрела. Часть отряда, увидев «Викторию», спешивается и падает ниц перед нею, а другая продолжает преследование.
– Но что же Джо? – кричит Кеннеди. – Он и не думает останавливаться?
– Джо поступает умнее, – отозвался доктор, – я понял его: он несётся в том же направлении, что и «Виктория», полагаясь на нашу смётку. Ну и молодчина! Мы вырвем его из-под носа у арабов! Ведь до него осталось не больше двухсот шагов.
– Что же теперь делать? – спросил Кеннеди.
– Отложи в сторону ружьё.
– Есть! – отозвался охотник.
– Можешь ли ты поднять полтораста фунтов балласта?
– Смогу, и даже больше.
– Хватит и этого.
Фергюссон тут же нагрузил своего друга мешками с балластом.
– Теперь, Дик, стань позади и будь готов разом сбросить весь этот балласт, – проговорил он. – Но заклинаю тебя, сделай это не раньше, чем я прикажу.
– Будь спокоен!
– Иначе мы можем упустить Джо, и тогда он погиб.
– Положись на меня!
В это время «Виктория» была почти над головами всадников, скакавших во весь опор вслед за Джо. Доктор стоял в передней части корзины, развернув шёлковую лестницу и готовый в любую минуту сбросить её. Джо нёсся футах в пятидесяти от своих преследователей. Но вот «Виктория» обгоняет всадников…
– Внимание! – говорит Самуэль.
– Готов! – отзывается Дик.
– Джо! Берегись! – кричит доктор зычным голосом, бросая лестницу, которая, коснувшись земли, поднимает облако пыли.
Услышав голос Фергюссона, Джо, не замедляя бега лошади, оборачивается, лестница приближается к нему, и в то самое мгновение, когда он вцепляется в неё, доктор кричит Кеннеди:
– Бросай!
– Есть!
И «Виктория», освобождённая от балласта, весившего больше, чем Джо, в тот же миг поднимается ввысь на полтораста футов. Хотя лестница сильно раскачивается, Джо крепко держится за неё. Как только лестница приходит в относительное равновесие, Джо делает неописуемый жест в сторону арабов и, вскарабкавшись вверх с ловкостью акробата, попадает в объятия своих друзей.
Внизу арабы вопят от изумления и бешенства: воздушное чудовище на лету вырвало из их рук беглеца и быстро уносит его вдаль…
– Мистер Самуэль! Мистер Дик! – только и сказал Джо. Он изнемог от усталости, от волнения и лишился чувств.
– Спасён! Спасён! – не помня себя, кричал Кеннеди.
– Ну конечно! – отозвался доктор, к которому уже успело вернуться его обычное самообладание.
Джо был почти голый. Окровавленные руки, ссадины и синяки, покрывавшие его тело, говорили о перенесённых им муках. Фергюссон перевязал его раны и вместе с Диком уложил его под тентом.
Вскоре Джо очнулся и попросил стаканчик водки.
Доктор не счёл нужным отказать ему в этом. Ведь Джо требовал особого подхода, и лечить его надо было не так, как других. Выпив водки, он крепко пожал руки обоим друзьям и собрался было уже рассказать о пережитых им злоключениях, но ему не разрешили этого. Он не замедлил крепко заснуть, в чём, конечно, очень нуждался.
«Виктория» же, отклонившись к западу, снова понеслась, подхваченная сильнейшим ветром, над окраиной пустыни, заросшей в этих местах колючим кустарником, над пальмами оазисов, согнутыми или вырванными с корнем ураганом. К вечеру, сделав около двухсот миль от места похищения Джо, она достигла 10° восточной долготы.
Глава тридцать седьмая
Полёт к западу. – Пробуждение Джо. – Его упрямство. – Конец его истории. – Тажелель. – Беспокойство Кеннеди. – Полёт на север. – Ночь близ Агадеса.
К вечеру ветер стих, и «Виктория» спокойно простояла всю ночь, зацепившись якорем за вершину большого сикомора. Доктор и Кеннеди поочерёдно несли вахту, а Джо проспал богатырским сном целые сутки.
– Это именно то лекарство, какое ему нужно, – заметил Фергюссон, – его организм сам излечит себя.
С рассветом порывистый ветер усилился, «Викторию» стало бросать то к северу, то к югу, пока наконец не понесло на запад. Доктор определил по карте, что они проносятся над царством Дамергу – холмистым, очень плодородным краем, население которого жило в лёгких тростниковых хижинах. В полях виднелись многочисленные скирды хлеба, стоящие на невысоких подпорках, вероятно, для того чтобы предохранить их от полевых мышей и термитов. Вскоре аэронавты увидели город Зиндер. Его легко можно было узнать по обширной площади, где происходят казни. В центре площади возвышалось «дерево смерти». Под ним всегда дежурил палач. И стоило кому-нибудь пройти под сенью этого страшного дерева, как его немедленно вздёргивали на виселицу.