Малокрюковские бастионы

Надо думать и думать вот так: « Хорошо, я освободился из жёсткого плена, но остался плен мягкий, если так можно сказать. Мягкий – это значит, меня ничего не сковывает, я могу не только двигать руками и ногами, но, в некоторых местах, могу стоять и даже ходить. Только я не знаю, есть ли выход уже из этого снежного каземата? Думай, Костя, что делать дальше, думай. Всё правильно – сам надавил, стена рухнула и я очутился здесь. Всё это так, но, что же делать дальше? Дальше, для начала, ему надо ощупать в гроте стены. Возможно, он обнаружит какой-то другой выход из снежного заточения? Сделать это не сложно. Буду ощупывать стены слева направо, медленно, чтоб чего не пропустить.

– Где я?! Что со мной?.. – спросил мальчик. Нет ответа.

Экстренное совещание

В это же самое время в помещении сельского совета деревни было собрано экстренное совещание. На него был приглашён особо узкий круг лиц. Совещание было назначено на пять часов вечера, но уже в четыре часа все приглашённые собрались. Председатель сельского совета Иван Иванович Холмиков даже головой покачал, увидев такую сверхорганизованность. Он подошёл к столу и окинул взглядом собравшихся. Сидящим в этой комнате он верил как самому себе. От них он никогда ничего не скрывал, да и не мог скрывать, и присутствующие знали об этом. И ещё они знали, что Иван Иванович просто так не соберёт, а если собрал, то значит дело нешуточное.

Холмиков медлил. Он ходил взад и вперёд около стола и хмыкал в кулак, что было знаком большого волнения. Холмиков то и дело поглядывал на односельчан, перекладывал на столе бумаги, но заседания не открывал. Иван Иванович ещё раз окинул взглядом собравшихся. Вон сидит, откинувшись на стуле, герой войны секретарь партбюро Степан Евдокимович Громов, рядом с ним председатель колхоза, защитник Севастополя Пётр Евграфович Тетерин. Они о чём-то вполголоса переговариваются. За ними, со стопкой тетрадей, примостился директор школы Строгов Николай Ильич. А, вон у окна, на него выжидающе смотрит учётчица Даша. Из-за её плеча выглядывает агроном, Пашинина Фрося. Все ждут, все с нетерпением ждут, что скажет Холмиков.

Первой нарушила тишину Даша.

– Ну! Что вы за душу тяните, Иван Иванович!– начала она, – раз пригласили, то говорите!

Холмиков немного смустился сказанным Дашей и, поправив галстук, начал говорить:

– В том-то и дело, товарищи, что не знаю, как начать. Дело-то уж больно необычное… До сегодняшнего дня нам больше приходилось решать кормовые вопросы, технические, беседовать насчёт выполнения плана по молоку и так далее, где было, по крайней мере, всё ясно. Нет кормов – надо найти; недодаём молоко – кто виноват? Одним словом мы знаем чего ищем и чего добиваемя? В этот же раз, приходится решать задачу со многими неизвестными.

Он замолчал. Все насторожились.

– По поступившим в сельсовет сведениям, – продолжил Холмиков,– у нас в деревне происходят весьма и весьма, – председатель повысил голос,– не совсем понятные явления. Эти сведения поступают к нам от их очевидцев. Так сейчас активизировалась деревенская секта. Сегодня сектанты, например, ходили к горе Верблюжихе, и им там, как они говорят, было знамение. Они, вроде бы, слышали какие-то голоса им с небес явленные. По селу поползли слухи, начались пересуды. Мы не можем стоять в стороне… – И он, как бы в подтверждении своих слов, посмотрел на Дашу. Та кивнула. Все поняли, что эту информацию он узнал от Даши. – Так вот, товарищи!– продолжил Иван Иванович, – раньше сектанты молились у Маланьи и молились, а теперь выползли из своего убежища и смущают этим народ.

И это ещё не всё. Есть и в других сферах нашей жизни неудобоваримые моменты. Чтоб быть лаконичным я зачитаю вам один документ. Это докладная от заведующей второй фермы Томары Аркадьевны Плужниковой.

Иван Иванович взял со стола лист бумаги и стал вслух читать.

Докладная записка.

Мной, по причине нетрезвого состояния, был отстранён от работы стекольщик Рубцов Г.П. Он вставлял выбитые стёкла в коровнике. Через час я возвратилась в животноводческий комплекс, и обнаружила, что, выбитые в раме стёкла, вставлены. В комплексе в это время никого не было. Рубцов вставить стёкла не мог. Это что, мистика? Может быть Маланьины бабки намолили? Мне один шутник так и сказал.

Подпись. Т.А. Плужникова 28.12.64г.

Иван Иванович вопросительно поднял голову, произнёс:

– Сегодня один шутник нашёлся, а завтра, через таких шутников у этого случая вырастут ноги… Ладно бы этот случай был единственным. Вот вам ещё рапорт. – И он достал из папки сложенную бумагу. – Да, да, товарищи, рапорт. Так и написано. «Рапорт». И в этом рапорте, я не буду его зачитывать из-за неразборчивого почерка, говорится о том, что группа коров скотника Никиты Ломова, уже неделю не пьёт воду.

Поясню: эта группа коров находится на беспривязном содержании в новом корпусе. В этом корпусе ещё не установлены автопоилки и коровы пьют из колоды, которая там имеется. В эту колоду скотник воду наливает шлангом. Воду коровам больше, как в этой колоде, взять негде. В течении недели, они не только не уменьшили надои молока, но даже их увеличили, как уверяет автор рапорта, и требует, чтобы его за новшество поощрили денежной премией. Вот, такая абракадабра получается. Я сейчас не буду ничего говорить по этому случаю, но попрошу собравшихся высказаться …– и сел на своё место.

Первой выступила Дашенька. Она быстро поднялась со своего места и, повернувшись к заведующему фермой Сырову Дмитрию Анатольевичу, произнесла:

– Это о вашей ферме говорят, Дмитрий Анатольевич…

– Да уж слышу…– буркнул тот в ответ.– Разберусь, Иван Иванович, недоразумение какое-то… Подал рапорт, а мне не сказал, через голову…

– Вы, Дмитрий Анатольевич, уважаемый в колхозе человек, передовик, а вот здесь явно не доработали,– продолжила Дашенька. – И мы вынуждены отрывать золотое время на проверку этого факта. Я тоже считаю, что здесь какое-то недоразумение.

– Я же сказал, что с этим делом разберусь, – всё больше багровея, проговорил Сыров.

– И раз уж мы здесь говорим о вас, то надо сказать,– продолжила Дашенька,– уже при всех, что на вашего сына снова поступила жалоба. Вчера он и его дружок Григорий, на ферме у конюшни, все сани перевернули, поставив их кверху полозьями… У меня всё,– и Дашенька быстро села.

– Да, да… Трудный подростковый возраст,– постучал по столешнице костяшками пальцев Николай Ильич Строгов. – Мне кажется, что вы, Дмитрий Анатольевич, больше внимания уделяете коровам, а сыну меньше. Такое бывает. Не так ли?..

В кабинете повисла тишина.

– Плохо то,– снова заговорил Иван Иванович,– что сын не берёт пример с отца. Это редкий случай. Такие поступки чаще всего связаны с тем, что подросток таким образом выражает протест обществу, а здесь, в частности, может выражаться протест вашему образу жизни, Дмитрий Анатольевич.

– Но мы не видим в образе жизни Дмитрия Анатольевича ничего предосудительного, наоборот, побольше бы таких производственников, – вставила Даша, – а тут сплошной подрыв авторитета…

– Как вы можете обвинять Дмитрия Анатольевича в плохом воспитании сына, когда он висит на доске почёта,– вставила агроном Пашинина Фрося.– О нём пишут в газетах….

– А мы не подвергаем сомнению трудовые доблести товарища Сырова, – сказал медленно директор школы, – их у него никто не отнимает. Я говорю языком педагогической теории, а она даёт на случившееся несколько ответов. Один из ответов такой, какой я озвучил и не более того… У меня у самого в голове всё это не умещается…

– Да ни у кого не умещается, – потдержала директора школы Дашенька. Она опять быстро поднялась со своего места и проговорила, а точнее, прострочила как из пулемёта. – Вот председатель сказал о секте. А это дело нешуточное. Я знаю, что у Верблюжихи секта молилась и что им там были голоса. Только и это не всё. Я понимаю, что сектанты могли просто галлюцинировать, войти в экстаз и так далее, я не врач. Но, этот голос слышал и сторож. Он временно поддался на сектантскую провокацию, ходил с ними к горе, а потом пришёл ко мне и всё рассказал. Дед сказал, что плакал ребёнок и взывал о помощи. Он сам слышал.

– И что? – поднял вопросительно брови Холмиков.

– Я, как только узнал об этом, то сразу выдели из старшего класса ребят, – Проговорил директор школы. – Они обследовали доступную часть горы. Ни каких примет пребывания ребёнка не увидели. Там они ничего не видели и не слышали.

– Да сектанты про голоса навыдумывали… , – а вы ищите!!!– проговорил Степан Евдокимович.

– Проверить всё равно было надо, так или иначе. А если человек действительно в беду попал? Здесь на сектантов не спишешь, – заметил Дмитрий Анатольевич.

– Думаю решение наше должно быть таким, -сказал председатель сельского совета:

1. Лиц, оказавшихся свидетелями непонятных явлений, успокоить.

2. Комиссии осмотреть коров и провести дополнительную беседу со скотником Н. Ломовым..

3. Оперативной группе выявить причину непонятных явлений на горе Верблюжихе.

– Так мы уже выявляли,– сказал директор школы.

– Вы выявляли по факту взывания о помощи с горы Верблюжихи, а теперь надо провести расследование в комплексе, – добавил Иван Иванович.– Там же ещё, говорят, и архангел летал…

Собрание затянулось надолго. А когда закончилось и отец Шкворня пришёл домой, то, не раздеваясь, от порога проговорил, обращаясь к жене:

– Нет… нас этот оболтус до добра не доведёт. Связался с этим сынком Клёковых. Нашёл себе друга-товарища… Вот, полюбуйтесь на него! – повернулся он к сыну,– отец и днём и ночью работает, покоя не знает, заслужил уважение людей, а он меня на всё село славит, люди говорят «Сыров воспитать собственного сына не может». Ну, как! Красиво!

Вовка стоит перед отцом потупившись, и ковыряет пальцем в носу.

– Я тебя спрашиваю, это красиво! – Дмитрий Анатольевич срывается на крик.

– Митя! Успокойся! – вступается за сына жена. – Со зла и зависти к твоим наградам, наговаривают люди, завидуют, хотят авторитет подорвать.

– Да какой авторитет!!! – хватается за головыу Дмитрий Анатольевич. – Напаскудил!!! Ославил!!! Всё насмарку… – и он потянулся рукой к сыновьему уху. Тот отпрянул и так посмотрел на отца, что у того так рука и повисла в воздухе.

– Ты скажи лучше, почему тебя, бать, в деревне не любят. Даже вон пьяницу Лыкова любят больше, чем тебя,– резанул прямо в глаза Сырову старшему Вовка.

– Как не любят! Ты что мелешь!!!– всплеснула руками мать и опасливо посмотрела на мужа.

– Не любят его люди, маманя, не любят… Я раньше тоже думал, что мой отец авторитет. А сейчас так не думаю… не авторитет он… боятся его люди, маманя, вот и всё. Одни боятся, потому что отец крест на карьере поставит, другие в глаза заглядывают, чтоб премию выписал. Фуражир в нём души не чает, сама догадывешься почему. И все догадываются… – красть не мешает.

– А разве уважение от страха далеко ходит? – спросил глухо отец и встал. – Сильных всегда уважали и побаивались одновременно. Запомни это. Сильная личность это всегда недюжинный ум. Поставь на моё место Заворотина Ваську и что будет… Ничего не будет. И фермы не будет. Ни молока, ни коров, хотя человек, как говорят, лучше не бывет, мухи не обидит. Мухи он не обидит, а колхоз, обчество обидит, потому что всё развалит. Ты подумай над тем, что я тебе сейчас сказал, крепенько подумай, сынок! Я, может быть, не совсем справедлив, зато коллектив в руках держать умею.

На этом разговор закончился.

Спасение

Вдруг до слуха Кости донёсся какой-то свист, скрежет, шевеление. Мальчик насторожился. Всё стихло, затем шевеление появилось опять… снова стихло. «Это мне, наверное, кажется. Что может здесь скрежетать? Видимо галлюцинация от абсолютной тишины. Привык в городе к разным шумам, вот они теперь и всплывают в сознании» – подумал Костя. И тут же задал себе простой вопрос, на который, как он понимал, нет ответа. – «Это рукотворное помещение или нет? Я ведь об этом ничего не знаю. Не инопланетяне же его сделали? Впрочем, и его надо хорошенько обследовать. А то, обрадовался снежной свободе, обрадовался тому, что могу двигать руками и ногами, стоять, ходить и расслабился. А ведь я даже не знаю, в какую сторону копать, не смогу даже вернуться на то место, где я провалился. В какой стороне гора, а в какой деревня? Где эта дыра из которой я сюда попал? И получается, что я ничего не знаю.

Он стал ощупывать стены грота. В одном месте нащупал провал. «Через этот провал я сюда попал, или есть, какой другой?– спросил он себя.– Другого хода я пока не нашёл, жаль. Получается, надо снова лезть по снежной кишке к месту падения. Тоже неплохо. Там твой голос могут услышать. Хоть какая-то надежда, а есть.

Костя влез в провал и пополз. Через несколько метров он попал в ту пещерку, куда провалился. Здесь он увидел тот самый конус. Только был он уже гораздо шире, будто его кто расширил лопатой, а сверху спускалась верёвка. «Чудеса какие-то!» – подумал Костя. Мальчик схватился за верёвку, подтянулся и через минуту был уже наверху. Там он увидел свои лыжи и палки, воткнутые в снег кверху кольцами, и привязанную к ним верёвку.

Это было удивительно. Кто так о нём постарался? Видно кто-то из ребятишек, всё-таки видел его провал под снег и, не желая себя афишировать, расширил конус и привязал верёвку, предварительно вытащив его лыжи с палками. Только сейчас Костя не мог об этом думать. Он так измучился, испереживался, плюс изрядно проголодался, что ему уже было не до чудес, связанных с его спасением. В голове стучало: «Скорее, скорее, скорее… домой, домой, домой…».

Как только Костя пришёл к бабушке, он плотно поел её пирожков с капустой, тотчас забрался на тёплую лежанку печи и там, в тепле и неге, незаметно для себя уснул, решив, что завтра он обязательно пойдёт на эту гору и всё там хорошенько обследует, и обязательно возьмёт фонарик, чтоб не в темноте под снегом тыкаться, а видеть куда ползёшь и что из себя представляют эти снежные катакомбы, а там, глядишь, и появится информация о тех, кто его спас?

* * *

На следующий день Костя с утра побежал к горе Верблюжихе, прихватив с собой с коротким череном лопату, спички, фонарик и бельевую бабушкину верёвку. Лопатка с коротким череном ему будет нужна ввиду непредвиденных обстоятельств, например, потребуется прорыть лаз пошире или вырубить ступеньки, фонарик, чтобы освещать в толще снега ходы, а спички, это на всякий случай, если батарейка в фонарике сядет. Такой был у Кости расчёт. Но этот расчёт, в самом начале предпринимаемого дела грозил не оправдвться совсем. Прийдя туда, где он вчера провалился, Костя не обнаружил на том месте вчерашней ямы. Везде лежал ровный, чистый снег, без каких либо следов лыж, или обуви.

– Ничего себе!– выдохнул Костя. – Я же только вчера вечером здесь был… Не неделю назад… а вчера…– Он внимательно стал осматривать то место, где был провал. Потыкал лыжной палкой в снег. Сверху он был сухим и рассыпчатым, а ниже жёстким и плотным. Костя снял лыжи и попрыгал в этом квадрате в разных местах – нигде нет даже намёка на слабость снежного покрова.

«Здесь ли я был?» – подумал Костя. И тут увидел на заснеженном косогоре вмятину. Свою вмятину. Это, когда он поскользнулся, то взмахнул руками и одна рука ударила по насту. Удар был сильный и наст прогнулся. Вон даже виден след от пальцев. Всё ясно. Костя повеселел. Ему было понятно, что это и есть то самое место, только кто и зачем замуровал провал? «Может быть, это сделал тот незнакомец, что привязал для него вчера верёвку?». Ответа на вопросы не было, и Костя решил откопать дыру, в которую он вчера провалился. Не долго думая, он взял лопату, примерился и стал копать. Но не тут-то было – под снегом сыпцом был сплошной лёд…

«Понятно… даже водичкой поплескали, чтоб я туда не проник. Умно… Но, и я не лыком шит,– думал Костя. – Если копать левее или правее от замороженного снега, то можно выйти в ту же катокомбу»,– и Костя усиленно заработал лопатой. Усердие его было вознаграждено – через некоторое время, лопата нырнула в пустоту. Это был тот самый конус. Мальчик засмеялся. Он быстро расширил вход в конус, воткнул в снег лыжные палки кверху кольцами, привязал к ним бельевую верёвку и стал спускаться. Площадка внизу нисколько не изменилась, а вот дыры, в которую он вчера залазил, не было. «Заделали», – сообразил он. Только, как действовать, Костю учить было не надо.

Через десять минут и этот лаз был откопан и мальчик, вооружившись фонариком, полез в снежную кишку. Дальше припятствий не было. Разумеется, ощущалось сдавливание, было трудно дышать, но Костя знал, что впереди будет провал в снежный грот или снежную комнату. Как её называть он ещё не знал.

– Фонариком посветим, разберёмся, – сказал он сам себе. – Вперёд…, только вперёд… Я там был… Я знаю…». Он боялся, что и эта снежная кишка будет отремонтирована, то есть, лаз будет, а провал в грот заделают. Луч фонарика скользнул по стенке снежной кишки и уткнулся в провал. «Не заделали, – улыбнулся Костя. – А чего его заделывать, вход снаружи залепили и даже водой полили. Да и с пещерки не попадёшь, тоже всё законопатили. Тут, как не крути, человек должен назад податься… А вот и нет… назад я не пойду… – И он пыхтя полз дальше. – Так, так… Ещё маненько, ещё чуть-чуть. Фух-ты!.. А вот и эта самая комната или грот. Сейчас посмотрим, что это такое и как мы это пустое пространство назовём?».

Костя прошёлся лучём фонарика по стенам и потолку грота. «Ясно, сказал он сам себе,– это всё -таки естественная снежная пещера. Вон снеговые торосы с потолка спускаются. Таких, лопатой не сделаешь. Ни одного касания лопатой на потолке, ни одной риски… Значит я не ошибся, а вот подправляли низ грота лопатой и не одной. Внизу след – явно от совковой лопаты, а рядом – от штыковой, след клинышком. А это что за лаз? – Луч фонарика скользнул по стене рядом с полом. – Его вчера не было. Или был? Кто его знает. Попробуем через него куда-нибудь попасть.

Костя влез в снежный проход и, подсвечивая фонариком, по-пластунски, а где и на карачках, если позволяла высота прохода, полез. Метров через пять он свалился в какое-то пространство. Свалился он потому, что высота пола той пещеры, куда он попал, была ниже чем уровень лаза. В этом месте было довольно темно. Костя включил фонарик и мальчик увидел напротив нечто похожее на дверной проём. Костя шагнул в проём и очутился в комнате. В этой комнате было довольно просторно и даже в какой-то степени светло, потому, что свет проникал с потолка. Откуда этот мерцающий свет шёл, было непонятно. Костя посветил фонариком и понял, что потолок был ледяным, а комната совершенно круглая. В неё сквозь ледяной потолок проникал дневной свет. Это всё равно, как свет проникает через стеклянные блоки при строительстве зданий. Костя это видел. Здесь же было не стекло, а лёд, но эффект тот же самый.

Ровный, спокойный, матовый свет лился с потолка. Разумеется, он был не яркий, но его совершенно хватало, чтобы видеть свои руки, стены, снежные скамьи вдоль стен, в стенах какие-то иллюминаторы, или нечто похожее на них. Что-то свисало с потолка. Это верёвочка. Костя потянул за верёвочку – тридцатисантиметровый квадрат поднялся в потолке и сразу потянул свежий воздух.

«Это вентиляция,– догадался мальчик. Здесь он увидел ещё одну верёвку, спускающуюся с потолка, только уже по стене. Костя потянул за неё и еле успел отпрыгнуть. Рядом с ним из пола вдруг поднялась круглая ледяная плита, похожая на крышку канализационного люка и, откинувшись к стене, закачалась и замерла. Костя заглянул в открывшееся отверстие. Вниз уходила снежная лестница и там тоже было довольно большое пространство. Возможно, внизу тоже была комната наподобие этой. Костя осмотрел крышку люка. В ледяную плиту были вморожены какие-то рычаги, стояли противовесы, тяги и шарниры.

«Целое инженерное сооружение, – подумал мальчишка. – Хитрецы, взяли и вморозили в плиту тяги с шарнирами… додумались же… крепко…надёжно. Сбоку Костя увидел, как ему казалось, вмороженный в стену циферблат от часов. Деревянные стрелки были величиной с полметра. «Неужели эти палки могут показывать время? – и Костя, взявшись за минутную стрелку стал её поворачивать вокруг оси. И как только он стал это делать, как вверху что-то зашуршало, задвигалось и вдруг в снежной комнате засияло солнце. Оно пробивалось своими лучами через ледяные плиты и чем больше поворачивал Костя стрелку часов, тем в комнате становилось светлее. «Это же настоящий солнцеулавливатель! – удивился Костя. – Значит там, наверху, чего я не увидел, находится поворачивающееся зеркало, которое и направляет солнечные лучи на ледяной купол. Отражённые лучи проходят сквозь лёд и освещают комнату. Придумали же…»

После эксперимента с большой часовой стрелкой, Костя вошёл в проём в стене и попал в коридор. Коридор был достаточно широкий и высокий. По нему можно было идти не пригибаясь. Вдоль внешней стены, через равные расстояния стояли три метательные машины. Около каждой машины лежали аккуратно сложенные пирамидкой снежки. В стене напротив, были вырыты ниши и тоннели, но куда они уходят и каково их назначение, было неизвестно. В этом месте в коридоре было достаточно светло. Свет проникал через узкие в стене прорези, в которые были вставлены ледяные стёкла. Коридор был длинный и закругляющийся. Костя решил его обследовать. Вскоре он понял, что этот коридор круглый, потому как он пришёл снова на то же место откуда вышел. Это он определил по торчащей из стены рогатуле.

Мальчик пощупал рогатулю и повернул её вокруг оси, как штурвал. Опять раздалось шуршание и вдруг массивная часть стены стала отъезжать в сторону, открывая то-ли бойницу, то-ли смотровую нишу. «Вот это да!» – удивился он.

В эту нишу Костя увидел раскинувшуюся вдоль речки деревню. Животноводческую ферму с длинными постройками для скота, а прямо под ним – пруд с зеленоватым льдом. «Понятно, куда от меня делись вчера мальчишки с пруда, когда он первый раз поднялся на гору и не увидел их. Только, как они сюда влезли? Из этой ниши хорошо обстреливать неприятеля снежками. А вот влезть сюда никак невозможно, даже с верёвкой. Под нишей сразу шла вниз отвесная ледяная стена. Да и сама ниша тоже была устроена в этой же стене.

Костю заинтересовала метательная машина или пушка. «Интересно и как она далеко может забросить снежок?»– подумал Костя. Он подошёл к машине и стал двигать расположенные на ней рычаги и вращать укреплённый внизу барабан. С машиной он разобрался довольно быстро. Вращением барабана за рукоятку снизу вверх ходит деревянная «рука». В ладонь которой кладётся снежок. Затем, понятно, надо на что-то нажать, чтобы запустить механизм метания и снежок точно полетит через нишу на улицу. Но и это было ещё не всё. Костя увидел на стене рамку. В рамке на листке бумаги было что-то написано. Он подошёл к рамке и стал читать:

Бастион № 2

Командир бастиона – Саша Чесноков

Дежурный – Федя Санкин

«Оказывается я нахожусь на позиции бастиона №2,» – удивился Костя.

Пока мальчик изучал механизмы, он не заметил, как в сторону горы направились две фигуры. Одна долговязая, это был Клек, а другая низкорослая, но широкая, это Шкворень.

* * *

– А что, Шкворя,– обманули мы пролетарият. А? – все рванули смотреть, как прошлогодняя солома горит, а мы сюда. Надо посмотреть, чего они здесь прячут и чем занимаются. Тоже мне, следопыты. Всё время здесь отираются. Слухи ходят – пещеру вырыли.

– Врут, поди… – ответил тот.

– А ты точно знаешь, что на Верблюжихе никого не осталось?

– Обижаешь!!! Я подсчитал. Сколько сюда на лыжах приехало, столько и пожар побежало смотреть, – ухмыльнулся Шкворень.– А ты здорово с поджогом придумал.

– А то,– самодовольно улыбнулся Клёк.

– А за поджог старой соломы нам шею не намылят?

– Не-а… Она старая, да никто и не видел, как я её подпалил…

– Ладно. Тихо.

* * *

Костя тоже увидел через нишу, идущих к горе двух мальчишек. Чтоб не привлекать внимание, он орсторожно закрыл нишу и стал смотреть в рядом расположенную прорезь. Видно, она была сделана для того, чтобы тайно наблюдать за обстановкой вне крепости.

* * *

– Клёк и Шкворень уже дошли до самой горы.

– Давай подниматься,– предложил Клёк, – только осторожно, видишь среди стены прямоугольник большой очерчен.

– Вижу, не слепой.

– Я, когда смотрел от дороги, мне казалось, что это дырка в горе, а ближе подошли – совсем не дырка. Думаю, что этот прямоугольник и есть вход в пещеру. Попробуем до этого прямоугольника добраться. Следуй за мной и подстраховывай, – и они стали осторожно, с оглядкой подниматься по стене к прямоугольнику.

* * *

«Эти двое меня сейчас здесь застукают, – подумал Костя, глядя на фигурки ребят, находящихся у подножия горы и решил покинуть крепость пока не поздно. – Намылят шею, да и спустят вниз. Загремишь только так. А вот почему они идут так осторожно, словно крадутся? Непонятно. Может быть, это не хозяева крепости, а наоборот, её враги? Вон уже к самой горе подошли, пытаются подняться. Костя пригляделся к мальчишкам.