Оставьте Дверь открытой

Оля устала, но перейти на шаг не решалась. Впереди, уже совсем рядом, виднелась кромка лесочка. Вдруг её отшвырнуло назад, она еле удержалась на ногах, раскинув руки в разные стороны и хватаясь за воздух, чтобы не упасть. В глазах потемнело. Время остановилось. Когда зрение наконец к ней вернулось, она увидела перед собой плотное облако тумана. Прямо из него к ней тянулась человеческая рука неестественного синего цвета. Оля не могла пошевелиться и только наблюдала, как эта рука медленно приблизилась, вошла в её грудь, словно та была просто воздухом, и вытащила из неё какой-то маленький блестящий предмет. Рука так же медленно исчезла в облаке, и туман рассеялся. В тот же момент всё вернулось, включая возможность шевелиться и чувствовать. Её накрыла боль. Оля упала на колени и схватилась за грудь. Ей казалось, что из неё вынули сердце и она вот-вот умрёт.

Острая боль постепенно стихала, но оставалась другая боль, ноющая и тянущая, настолько выматывающая, что если она прямо сейчас не придумает, что с ней сделать, то всё равно умрет.

К Оле пришло ясное осознание того, что она отказалась вчера от дара, а вот дар, по-видимому, от неё не отказался. И если она хочет выжить, ей придётся найти способ справиться с этой болью. Оля встала, подняла упавший на землю рюкзак, развернулась и пошла обратно.

Глава 8

Стемнело, и ребята вернулись на поляну.

– Януш, привет! – обрадовался мне Сашок. – А ты чего это припёрся в такую даль? Или ты нам помочь решил? – засмеялся он.

– Да вот, прогуляться решил, да и прибрёл к вам. Как там дела? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Всё, – тихо и уныло сказал Сеня, – раскопки закончены.

– Правда? – очень сильно удивился я. – А можно, я схожу посмотрю, как там?

– Иди, коли хочешь, – разрешил Палыч, – только осторожно, там всё перекопано, как на стройке века. Не оступись.

– Я с ним пойду, – сказал Сеня. Но было видно, что он не очень-то рад этой моей затее.

Мы остановились на входе. Действительно, всё было перекопано. Можно было подумать, что здесь проводились соревнования экскаваторщиков. Я переступил через валяющуюся жёлтую бечевку, некогда огораживающую это место, и сделал пару шагов. Моя правая рука начала ныть, по ней забегали мурашки. Засунув её поглубже в карман, я сделал ещё несколько шагов. Осмотрелся вокруг. Увидел под ногами обыкновенный маленький камушек, слегка плоский и круглый, как монетка.

«Возьму себе на память. Как-никак первая экспедиция», – и с этими мыслями поднял его и сунул в карман.

– Ну что, налюбовался? – Сеня стоял за территорией и, кажется, немного нервничал.

– Тебе что-то не нравится здесь? – спросил я осторожно.

– Мне всё здесь не нравится, – буркнул он, – я тут как будто все силы теряю, – ещё тише сказал он. И если бы я не подошел ближе, вряд ли бы расслышал его последние слова.

Мы вернулись на поляну. Здесь кипела работа. Уже и Капустин проснулся, помогал ребятам собирать весь инструмент и что-то даже примотал к тачке. Брезент от самодельных носилок отвязали, и нести его Палыч дал мне. Мелочь, но я повеселел. Приятно было хоть как-то помочь своим товарищам.

В скором времени мы собрались и направились в лагерь, унося всё с места раскопок. Никто не хотел возвращаться сюда ещё раз. Мы с Сеней шли замыкающими и постепенно разговорились о планах на будущее. Бородач рассказывал о своей семье, о том, как он любит своих детей: маленькую дочь и шалопая сына-подростка. Мы выяснили, что живём даже в одном городе, только я ближе к центру, а он на окраине, в доме, предназначенном под снос. Вот они и ждут, когда смогут переехать в новострой по переселению, и эта экспедиция позволит ему сделать ремонт и обставить новое жилище со всем комфортом.

– Только вот, наверно, большую часть денег, – вздыхал он, – придётся отдать врачам. Как я без рук-то?

Я ему сочувствовал, но не знал, что сказать и как поддержать. Я в этом совсем не мастер. Иногда мама даже называла меня бесчувственным, хотя это было далеко не так. Но я не знал, что и как надо сделать, чтобы человеку стало лучше. Вот и выбрал тактику – просто молчать и быть рядом.

За разговорами мы дошли до нашего лагеря. Хоть мы с Сеней шли почти с пустыми руками, но порядком отстали от всех и еле добрели.

– О! Хорошо, что появились наконец-то, а то думали уже идти вас искать, – всплеснул руками Сашок. Он пытался говорить весело, но нотки тревоги никуда не спрячешь. Было видно, что не только он, но и все остальные переживали за нас. Хорошие всё-таки ребята подобрались.

После ужина, лёгкого и довольно позднего, Палыч достал традиционную бутылку в честь окончания работ и, смущаясь, произнёс речь, поблагодарив всех за работу. После чего отпустил всех по палаткам с разрешением спать завтра кто сколько хочет.

* * *

Вернувшись в дом, Оля перерыла на кухоньке все полки. Она не знала, что ищет, но не могла остановиться. Обнаружила связку свечей, много разных банок с травами и какими-то порошками. В подполе – банки с заготовками, картошку и другие овощи. Она обошла дом снаружи. Её беспрестанно мучила ноющая боль, и, чтобы хоть как-то её унять, Оля решила попить успокоительный чай с мятой по бабушкиному рецепту. Принесла воды, залила в чайник. Возник вопрос, как его подогреть. Ни дров, ни спичек в доме не обнаружилось. Оля никогда не видела, как бабушка готовит, а только садилась за уже накрытый стол. Вот и сейчас села в их маленькой и уютной кухоньке. Бессильно опустила руки на колени и осмотрелась. Каким же пустым стал дом без её любимой бабушки. Слёзы опять заструились по щекам.

– Как же мне без тебя? – тихо спросила Оля. Её взгляд упал на кровать бабушки, на которой она и увидела пропавший узелок. Поднявшись, осторожно взяла его с кровати и понесла на улицу. Села на крылечко, поставила узел себе на коленки и аккуратно развязала. В нём были разложенные по мешочкам травы, сушёные ягоды и какие-то коренья. К каждому такому мешочку была привязана бирка с надписью. Конечно, эти слова ей ничего не говорили. Она-то надеялась найти на одном из них знакомое название «обезболивающее», но все наименования были ей не известны. Олино подавленное состояние усиливали чьи-то так и не прекращающиеся хныканья и плач, очень тихие, на уровне слышимости, но выматывающие ничуть не меньше этой терзающей её боли.

Вспомнив, как ходила за ягодами, чтобы полакомиться, Оля собрала всё обратно в узел и, отложив в сторону, встала. Закрыла глаза и попросила:

– Можно хоть что-нибудь, чтобы не болело. Пожалуйста.

Она стояла и ждала, как обычно, появления некоего знака, ниточки, которая приведет её к тому, что ей сейчас так необходимо. И ответ пришёл. Но не откуда-то, а из заднего кармана джинсов, словно в него положили что-то горячее. Открыв глаза, Оля очень аккуратно засунула руку в карман и вытащила бабушкин амулет. Он был горячим, от него исходила лёгкая вибрация. Оля не стала его рассматривать, у неё была только одна цель: остановить эту боль. Быстро надев его на себя, Оля спрятала его под футболку и прижала рукой к груди.

– Бабушка, милая, помоги, – как заклинание, твердила она эти три слова снова и снова. И ей стало лучше, будто тепло из амулета закрывало дыру в её груди, с каждой минутой становилось всё легче. И она больше не слышала плача и хныканья. Воздух наполнился запахами лета, чириканьем птиц, и ветер вновь ворвался в сад и зашуршал листьями.

Опустившись на крыльцо, Оля опять взяла узел – и начала вытаскивать всё, что в нём было, раскладывая рядом с собой. Уже почти на самом дне она нашла завёрнутые в золотую ткань две тетрадки. Коричневую, перетянутую красным жгутом, она уже видела. И бабушка про неё что-то говорила. А вторую видела в первый раз. Тетрадь была тёмно-зелёная, тоже свёрнутая в трубочку, но перевязанная чёрным жгутом. Под всем этим Оля обнаружила сложенный пополам лист, вырванный из тетради в клетку. Боясь читать эту записку – а Оля не сомневалась, что это именно письмо для неё, – она принялась складывать все мешочки, пакеты и бумажные свёртки обратно в узел. Записку сунула себе в карман, где ещё недавно носила бабушкин амулет.

Зайдя в дом, она вытащила из своего рюкзака одежду, положила туда узел и сверху – две тетрадки, завёрнутые в золотую ткань. Затем пошла на кухоньку и наклонилась над чайником.

– Что же я знаю о приготовлении еды? В голову кроме «варись-варись и больше не ленись» ничего не лезет.

Когда она разговаривала вслух сама с собой, ей становилось не так одиноко. Она даже слабо улыбнулась, видя, что её слова не принесли никакого результата. Оля вздохнула, налила в кружку холодной воды из чайника и достала из накрытой полотенцем вазочки уже порядком засохший пряник. Перекусив таким образом, она отправилась на улицу, чтобы собрать себе в дорогу яблок. Благо они растут рядом и в большом количестве.

– Не успеть мне сегодня на поезд, никак не успеть…

Где-то неподалеку, будто соглашаясь с ней, угукнула сова.

Глава 9

Наутро, хоть и можно было спать сколько угодно, все встали довольно-таки рано. Бродили по лагерю, донимали Капустина на предмет «завтрака да побыстрее», кто-то из братьев достал карты, но играть согласились только Палыч и Сашок. Славик, как всегда, в свободное время терзал гитару. Я бесцельно прогуливался по лагерю и незаметно для себя забрёл на место, где стояла палатка Архо.

– Странное ощущение здесь какое-то, – я вздрогнул, услышав голос Сени за моей спиной. – Может, это просто из-за тени, но мне здесь как-то холодно. Пойдем отсюда…

Я и сам начал чувствовать, как подкатывает тошнота и начинают путаться мысли. Кивнул головой, и мы поспешили отойти оттуда.

– Знаешь, – начал Сеня, когда мы уже стояли на открытом месте, залитом утренним солнцем, – последнее время мне легче, когда я нахожусь рядом с тобой, – он помялся. – Ты уж извини, но ты не против, если я буду иногда бродить рядом?

– Да нет, конечно, не против, – сказал я – и сам понял, что мне с ним тоже как-то очень спокойно становится.

– Ребята, завтракать! – прервал наш разговор Капустин.

Мы ели, болтали ни о чём, и всех интересовал один вопрос: когда же – и главное как – мы отсюда выберемся?

– Я с утра ходил по дороге, куда уехал грузовик, – сказал Родя, поднимая голову от тарелки, – там можно, конечно, и пешком дойти до реки, как мы сюда и шли. Да вот только как быть с оборудованием и…

– Так, – довольно резко прервал Родю Палыч, – я уже говорил, что даём Жоре ещё три дня, чтобы вернуться, и уже после решаем, что делать дальше. А пока отдыхайте. Смотрите, какая погода!

Было видно, что его самого сидение без дела и в неопределённости не радовало. Он же начальник и, следовательно, несёт ответственность за всех нас.

– К тому же, мы контракт выполнили полностью, и, значит, по возвращению все должны получить хорошие деньги. А вам, молодёжь, я подпишу прохождение практики сам, без заказчика.

Все покивали в знак согласия, и разговор плавно перешёл к воспоминаниям об их прежних экспедициях. Мы, студенты, слушали рассказы бывалых, где-то смеялись со всеми, где-то удивлялись и не верили, что такое может быть на самом деле. Так что настроение у всех постепенно улучшилось, и даже Капустин оторвался от вечной готовки и присоединился к общему разговору.

А после обеда мы услышали звук мотора. Все кинулись навстречу грузовику и чуть ли не на руках донесли Жору до лагеря, вытащив его из машины.

– Братцы, есть хочу, прям умираю, – просил Жора, – ну хоть три корочки хлеба, – молил он, улыбаясь.

Его усадили за стол, и все в нетерпении расселись вокруг, смотрели, как он ест, и расспрашивали о том, куда он ездил и что стало с той штукой, и забрасывали его другими вопросами. Только он всё ел и ел, периодически пытаясь отвечать с набитым ртом. Мы поняли, что он ездил до самого Райчихинска по бездорожью. А этот изверг, Архо, не давал ему ни отдохнуть, ни спокойно перекусить. То, что собрал им в дорогу Капустин, закончилось очень быстро, и первый раз он нормально поел только тогда, когда его разгрузили в Райчихинске. Он поведал нам, что когда доехал до места, его попросили уйти от машины подальше. Но он не согласился и из кабины наблюдал, как какие-то люди, одетые в костюмы химзащиты, перетащили эту штуку в свой крытый огромный чёрный грузовик – и укатили, даже не попрощавшись. Рассказал, как его накормили люди добрые, они же дали в пакете немного еды на обратную дорогу. И хорошо хоть канистры с топливом он всегда возит с собой – заправился и поехал обратно.

– Связи-то нет, сообщить-то не могу. Где я, что я. Страху-то натерпелся… – отодвинув тарелку, Жора потянулся, положил руки перед собой на стол, улёгся на них головой и моментально заснул.

Братья аккуратно взяли его и отнесли в палатку. Все остальные, не сговариваясь, начали сворачивать лагерь. Было решено, что завтра они отсюда уедут.

* * *

Весь оставшийся день она провела у ручья. Сидела на мостике, опустив ноги в воду, и слушала, как журчит вода, как переговариваются лягушки и как где-то вдали вновь звучит песня. Голоса, убаюкивающие и успокаивающие одновременно, несли облегчение и вселяли надежду, что всё ещё может быть хорошо.

Вернувшись домой, Оля не стала зажигать свечку, луна и так достаточно хорошо освещала всё пространство. Без бабушки дом будто осиротел. По его стенам поползли прожилки трещин. В окна с тихим стоном проникал ветер, и хоть на улице стояло лето, от этого звука хотелось закутаться в тёплое одеяло. Оля бродила по дому, касаясь предметов руками в надежде найти хоть один предмет, ещё удерживающий тепло дорогих рук. Но всё казалось словно чужим и незнакомым. Не раздеваясь, она легла на кровать и уснула со слезами на глазах. Ей было жалко бабушку, жалко себя. И было очень одиноко.

Ей опять снились странные сны. Один сменялся другим. То она видела себя маленькой девочкой, сидящей на коленках у бабушки и слушающей сказки. То снились нити, светящиеся в пространстве, по которым она двигалась в поисках разных вещей. Затем она опять увидела человека с синей рукой, и сердце сжалось, чувствуя опасность. А потом она услышала музыку. Даже не музыку, а так, звуки. Как если бы кто-то медленно перебирал аккорды на гитаре, трогая струны по отдельности и почти давая звуку замолкнуть, прежде чем тронуть другую.

Проснувшись, Оля ещё долго лежала, удерживая остатки сна. Ей казалось, что она увидела что-то важное. Во сне она видела бабушку. Воспоминания о ней вновь наполнили сердце тоской. Чтобы окончательно не впасть в отчаянье, Оля поднялась и почти на автомате делала все утренние дела. Умылась, почистила зубы, сходила во двор. Налила себе из чайника холодной воды и, взяв из вазочки оставшейся пряник, вышла на крыльцо.

Сидела и смотрела. Всё было, как всегда. Утро разбудило пчёл и бабочек, они летали и наполняли воздух тихим жужжанием, где-то в небе пели птицы. Зелень деревьев, разноцветие трав и цветов радовали глаза, и тепло этого утра тихо проникало в сердце, согревая его. Оля решила пройти по саду и запечатлеть всё в своей памяти, не зная, приедет ли ещё сюда когда-нибудь или видит всё это в последний раз.

Проходя мимо, подняла пустую кадку и поставила на табурет. Положила полотенце на край стола, перевернула стоящий на нём тазик кверху дном. В саду гладила стволы деревьев и рукой снимала росу с трав. Подойдя ближе к яблоне, она посмотрела на всё ещё мерцающую щель, в которой, если присмотреться, по-прежнему виднелся город. В нём, как и тогда, шёл дождь. Оля почувствовала, что появилось что-то новое, но что именно – сразу не поняла и стала рассматривать внимательнее. Всё то же самое. Но что же не так? Звук. Она слышала звук. От этой щели – или Двери, как называла её бабушка, – шёл звук. Почти такой она слышала во сне. Звук гитарной струны. Тихий, спокойный и еле заметный. Ещё она заметила тонкий золотистый лучик, выходящий из щели и убегающий в сторону дома. Её рука легко прошла сквозь него, и он рассеялся. Оля какое-то время ещё постояла, прислушиваясь к тихому звуку, и, погладив яблоньку, вернулась в дом.

Всё было сложено в рюкзак ещё вчера. Все окна заперты. Дверь тоже закрыта и подперта лопатой, чтобы случайно не открылась. Оглядевшись последний раз, Оля отправилась к себе домой. Туда, где совсем другая жизнь. Теперь она не торопилась. Шла небыстрым шагом, впитывая в себя всё, что видит, и стараясь запомнить каждую мелочь. На границе лесочка она ещё раз оглянулась. Ей казалось, что вот-вот сейчас она увидит провожающую её бабушку, как это обычно бывало. Но её не было. Помедлив, Оля с трудом развернулась и побрела дальше.

Глава 10

Как запланировали, так всё и получилось. Утром собрали палатки и всё, что необходимо было забрать, сложили в грузовик. Ближе к обеду выдвинулись по направлению к реке. Палыч поехал с Жорой в надежде на то, что, когда все остальные доберутся до берега, он уже сможет связаться с местным портом, и его отряд заберут на том же месте, где и высаживали.

Идти было вполне сносно. Никуда не торопились, и это даже походило больше на прогулку, чем на марш-бросок. Как говорится, дорога домой всегда короче.

Мы с Сеней были благодарны ребятам за то, что они шли не так быстро и периодически останавливались, делая вид, что кто-то из них устал. Хотя все прекрасно понимали, что именно мы тормозили передвижение. Садиться в грузовик мы отказались, было стыдно перед остальными ехать, когда все топают пешком. Ведь мы-то значительно лучше себя чувствовали. Пара дней передышки дала нам возможность набраться сил.

Когда мы подошли к берегу, уже стемнело, и всё же рассмотреть стоящий недалеко от берега баркас было несложно. Кораблём это было не назвать: старое и ветхое суденышко, наверное, сохранившееся со времён Петра Первого. Удивительно, что оно вообще ещё на плаву. Пара фонарей освещали нос и корму. На фоне угасающего заката впечатление было неоднозначным. Радость, что не надо дожидаться баржи, и страх, что такая лодочка вряд ли способна передвигаться – и утонет, чуть отойдя от берега.

– Эй! Народ! – заорал, увидев нас, Палыч. – Давай быстрее, а то все анекдоты закончились!

Мы, как могли, прибавили шагу. Когда приблизились, Палыч представил нам капитана баркаса.

– Знакомьтесь. Наш капитан Егор Степанович, готов сопроводить, так сказать, аж до самого Райчихинска, – представил нам очень пожилого мужчину Палыч. – Вот байки травлю да анекдоты, пока говорю – нас ждут. Такой договор. Ну, и я пообещал, что по приходу в место назначения отблагодарим, с каждого по поллитры. Согласны?

Все с сомнением посмотрели на эту лодку.

– Со связью засада, – стал объяснять Палыч, – а здесь увидели, плывёт эта….

– Говно плывёт! – перебил его капитан. – А мы ходим! Я и так вас прождал сколько времени! Если не идёте с нами, ждите здесь сколько хотите. Только время с вами потерял, – он сплюнул на землю, махнул рукой и пошёл к берегу, где стояла шлюпка.

– Ребята, я, конечно, отправлю Жору своим ходом, но боюсь, здесь нам долго можно будет ждать, – Палыч смотрел на нас умоляюще. – Может, всё же поплывём?

Выбора большого не было, мы поспешили на берег за капитаном. И вскоре отчалили. Это было странное путешествие. Время будто остановилось. Постоянно чувствовалось лёгкое покачивание, которое через пару дней заставило позеленеть даже самых стойких.

Места было мало, поэтому, когда располагались на ночь, вся палуба была устелена телами. Питались мы сухпайками, которые сняли с грузовика вместе со спальниками и небольшим количеством необходимого барахла. О самом плавании и рассказать-то нечего. Днём все мучились от жары, ночью кутались в спальники. Я пару раз доставал книгу и хотел почитать, но чтение одной рукой да ещё с ощущением, что тебя постоянно мутит, никак не давалось. Я опять отложил её до лучших времен, хотя очень хотелось дочитать и узнать, что же сказала предсказательница. Ночью мне снились какие-то хлопающие двери. Они то открывались, то закрывались. И дурацкая фраза из «Властелина колец» – «Ты не пройдёшь!» – преследовала меня.

Когда добрались до Райчихинска и пришвартовались к причалу, мы все почти выползли на него и были счастливы, что под ногами теперь твёрдая земля.

Жора был уже здесь. Он встречал нас с двумя ящиками водки. Я так понял, что это расплата за наше путешествие. Если бы нам сказали, как оно пройдёт, возможно, все согласились бы несколько дней подождать, чем пережить постоянное ощущение тошноты и головокружения.

– Да ладно вам, – утешал нас Жора, – подумаешь, пошатало. Я вот мчался на своей красотке, и её трясло ничуть не меньше.

При слове «красотка» он махнул головой, указывая на грузовик.

«Как грузовик может быть красоткой? Он же он, а не она», – думал я, приходя в относительную норму.

– Ну что, – с энтузиазмом в голосе начал Палыч, – вот и пункт сбора-разбора. Разбредаемся до следующей экспедиции? – подмигнул он нам, студентам, стоящим чуть поодаль от остальных. – Я встречусь с Архипом Осиповичем, передам ему всё, что мы нашли, – приподнял он небольшой тканый мешок, постоянно находящийся при нём, – и он сам каждому на карту переведёт причитающуюся ему часть зарплаты. Контракт все читали и все знаете, что деньги распределяет он, а не я. Телефонами рекомендую обменяться. Город вам не лес, за деревом не встретишься. Мой есть у каждого в документах.

Мы все тепло попрощались. Затем ещё долго вместе ждали проходящие мимо поезда, на которых разъезжались в разные города. Сперва уехали братья, буркнув на прощание:

– Пока, не хворай, – здесь я понял, что они всё-таки не немые.

Потом Капустин заскочил в вагон почти на ходу. Его поезд, как и наш, делает совсем короткую остановку.

Я же, Слава, Сашок и Сеня – все поехали на одном. А вот с вокзала нашего родного города уже, попрощавшись, разъехались в разные стороны.

* * *

Добравшись до дома, Оля открыла дверь своим ключом. Войдя, она услышала, что мама возится на кухне, слушая, как всегда, свою «старую» музыку и занимаясь домашними делами.

– Ой, Олюшка! – на звук захлопнувшейся двери выглянула из кухни мама. – А что так скоро?

Увидев грустное и заплаканное лицо дочери, она всё поняла.

– Бабушка? Она ушла? – тихо спросила мама.

Оля кивнула головой и, зайдя в свою комнату, плотно прикрыла дверь. Сняв рюкзак, она медленно начала его разбирать. Вытащив из-под кровати пустые обувные коробки, переложила в них содержимое узелка. Все пакеты, мешочки, какие-то веточки и палочки – всё было разложено по коробкам и задвинуто как можно глубже под кровать. А тетради, завёрнутые в золотую ткань, положила в дальний угол верхнего ящика своего письменного стола.

«Потом, потом я со всем разберусь», – с этими мыслями она легла на кровать и уснула.

Несколько раз к ней заходила мама. Покачивая головой, смотрела на дочь и видела, как она повзрослела за этот короткий период времени. Позже принесла разнос с горячим чаем и пирожком на блюдце, поставила его на тумбочку возле кровати. Ей было очень жаль Олю. Она знала, как сильно та любила свою бабушку. Она, конечно, тоже любила свою мать, но такой привязанности, которая была между Олей и её бабушкой, сама никогда не ощущала. Когда они виделись последний раз, мать ей сказала, что больше из своего дома она никуда не поедет, а когда придёт время, просто уйдёт, и никто не должен горевать о ней: ей будет очень хорошо там, куда она отправится. И за всё это время как-то у неё самой не получилось навестить мать. А вот Олюшка каждое лето отдыхала у неё, выбирая между отдыхом за границей или поездкой к бабушке неизменно последнее. А на днях ей приснилась мама. Утром, проснувшись, она почувствовала, что той больше нет, но отгоняла эти мысли до последнего. Сегодня, увидев Олю, она без слов всё поняла. Тихо поплакав, чтобы не разбудить дочь, принялась за обыденные дела.

Несколько дней Оля была молчалива, ела, спала и, сидя на подоконнике, смотрела на улицу. Мама уговаривала её позвонить подружкам и сходить погулять, развеяться. Но дочь отказывалась, и её телефон по-прежнему был отключен. Затем молодость взяла своё, и, проснувшись утром, Оле очень захотелось встретиться с подружками в кафе, выпить ароматный капучино и просто поболтать ни о чём: о кино, о дураках-мальчишках и, конечно, про то, какие планы они строят на будущее.

Она надела джинсы и хотела надеть любимую кофточку с глубоким вырезом, но, понимая, что будет виден висящий на шее амулет, который никак ни походил на стильное украшение, натянула футболку. Ей было страшно снять этот оберег, ведь неизвестно, вернётся ли та боль. Но, возможно, даже это было не так важно, как то, что этот амулет был частичкой, оставшейся ей от бабушки, и она ни за что не хотела бы её лишиться.

Оля созвонилась с теми, кто не уехал и скучает летом в городе. Собрались в кафе, счастливые и готовые весело провести время. Им всем нравились их лёгкие искромётные разговоры и подшучивания друг над другом, нравилось пить кофе и пробовать разные новые десерты. А ещё им очень не хотелось становиться серьёзными. Хотя несколько девчонок из их компании уже стали взрослыми и отказывались «так бездарно проводить время». Оставшиеся и сами понимали, что не избегут взросления и ответственности – и это не за горами. От этого их встречи наполнялись ещё большей радостью и озорством.