Оставьте Дверь открытой

Каждый день, возвращаясь с раскопок, ребята сетовали, что там, кроме той штуки, видимо, ничего и не было. За всё время они нашли только несколько звеньев цепи.

– Ещё пару дней – и мы там котлован выроем, – ворчал Родя. – А что потом делать? Прохлаждаться до конца лета? Палыч, что думаешь?

Начальник пожимал плечами и старался нас приободрить:

– Ну, нам бы только Жору дождаться надо, без него мы отсюда всё равно не выберемся. Если через неделю после окончания раскопок не появится, то будем решать, что делать. А пока радуйтесь, продуктов у нас ещё на два месяца. И погода стоит замечательная. Даже комарьё не такое приставучее, как обычно в это время.

Теперь по вечерам все собирались у костра и рассказывали истории, или просто пели песни. Славик хоть только и учился игре на гитаре, но четыре блатных аккорда брал уверенно и перебором, и боем. Очень удивили братья. Я их по-прежнему не совсем различал, только если присмотреться, у одного над бровью был еле заметный шрам. Один из них на гитаре играл, как после консерватории. Заслушаешься. А второй брал у Капустина самый большой таз, переворачивал и выстукивал разные ритмы, как на барабане.

Моя рука, хоть и имела слегка синюшный оттенок, но вполне действовала. И это меня очень радовало. Вот только по ночам по-прежнему снились странные сны. И в каждом из них я проделывал одно и то же. Я растопыривал пальцы правой руки, возле неё начинал образовываться светящийся вихрь. Чем сильнее были напряжены пальцы, тем сильнее он закручивался. Я также приближал далёкие от меня предметы. А ещё пару раз видел девушку. Она была красивой, но почему-то пугала меня так, что я просыпался в холодном поту.

Вот и сегодня ребята ушли на раскопки, а я вновь слонялся без дела. Хотел помочь Капустину, но тот меня мягко послал, дескать, не хватало ещё чего-нибудь себе повредить. И тут я вспомнил про книгу. Точно, вот и время появилось для чтения. Припомнил, куда я её засунул, достал из-под подушки ветровку и вышел на улицу. Расположившись в тенёчке на бревне, я вытащил из кармана ветровки уже довольно измятую книгу. Опять обратил внимание на картинку обложки – и решил, что девушка снится мне потому, что я видел её здесь. Хоть она и не прорисована чётко, но образ был на неё слегка похож. А ещё волки и горы. Мне стало смешно. Вспомнилось, как перед экзаменами клал под подушку учебники «для лучшего запоминания материала». Держа книгу в левой руке, я начал переворачивать страницы правой, которая, как мне показалось, приобрела ещё более синий оттенок, чем вчера. Я несколько раз сжал и разжал пальцы. Да нет. Нигде не болит, рука полностью функционирует. Я погрузился в чтение.

История поначалу казалась обыкновенным рассказом о трудной жизни в отдалённом селении, о необходимости уходить на охоту в леса, полные опасных зверей, чтобы прокормить свою семью. Но постепенно чтение меня захватило. Передо мной стали разворачиваться картины придуманного мира, в который попал рассказчик. Я видел горы и реки, таинственный город, улицы, шумный восточный базар. Вот я остановился вместе с автором и засмотрелся на брошь, лежащую на прилавке у араба-торговца. Причудливо переплетённые листья, созданные рукой мастера, из разного металла с пробегающими по ним переливами, заворожили меня. Я потянул к ней руку, взял и поднёс к глазам, чтобы рассмотреть поближе. И тут же её выронил. Брошь упала в траву перед моими ногами. Я вскочил. Книга тоже упала в траву. Я, конечно знал, что, когда читаю, вижу не буквы и слова, а «смотрю фильм», но такого, настолько реального, со мной ещё не было. Правую руку сильно покалывало, словно она затекла. Я старательно её растер, разминая каждый палец, пока покалывание постепенно не уменьшилось. Всё это время я не отводил взгляд от упавших в траву вещей. Мой мозг отказывался анализировать произошедшее. Я просто наклонился и поднял брошь.

* * *

Ночные сны растворились в чудесном утре. Однако возможность видеть границы двух миров Оля не утратила. Даже сейчас, неподалёку от яблони, она видела полупрозрачную полосу, проходящую от неба до земли. Та была больше похожа на щель в невообразимо огромной приоткрытой двери. Там, в том мире, если присмотреться, шёл дождь. Был едва различим какой-то город. Ходили люди. Ездили машины. И Оле очень чётко вспомнился момент их переезда в новостройку в Энске. Из подъезда вели две двери. Одна – во двор, вторая – на улицу, куда ей родители строго-настрого запрещали выходить. Маленькая Оля приоткрывала дверь и через неё наблюдала за тем, как жизнь движется по шумному проспекту. Ночью этот проспект заглядывал ей в комнату своими звуками и бегающими по стене полосками света от проезжающих машин.

Возможно, на неё ещё действовало вчерашнее ягодное варево или её к этому подготовил сон, но она не испугалась. Наоборот, Оля почувствовала сильное любопытство и поддалась ему. Медленно подошла и аккуратно протянула руку к этой щели. Сначала пришло ощущение покалывания. Несильное и даже приятно-щекочущее. Рука свободно проходила на «ту сторону» или «в то пространство». Ей очень хотелось, как тогда, в детстве, выглянуть и посмотреть что же там. Глубоко вдыхая воздух, Оля стала приближать лицо к щели. Она уже видела, что там, напротив, через мощёную улицу, стоит дом из красного кирпича. Возле него девушка в платье, наверное, века восемнадцатого или около того, Оля не сильно в этом разбиралась, с зонтиком в руке, разговаривала с мужчиной в цилиндре.

– Олюшка, не торопись, – окликнула бабушка. – Ещё не всё знаешь, поэтому не сегодня.

Оля отпрянула. И то, что было ещё несколько секунд назад таким ярким и чётким, подёрнулось пеленой. Она в растерянности отошла, но, оглянувшись, увидела, что эта щель всё ещё там и через неё по-прежнему виднеется город.

– Что это, бабушка? – спросила Оля, хотя, кажется, и так уже знала ответ. Но всё же ей хотелось объяснений.

– Пойдём завтракать? – спросив, бабушка направилась в дом. Оля последовала за ней. Ей не терпелось обо всём поговорить. Но завтракали они молча. И каждый раз, когда Оля хотела заговорить, старушка качала головой. Затем бабушка, налив ещё две кружки ароматного чая, взяла их и шаркающей походкой вышла на крыльцо. Очередной раз с ней произошла метаморфоза: она опять стала гораздо старше, по лицу побежали морщины. Но именно сейчас для Оли это стало так сильно заметно: раньше она хоть уже и видела это, но не тревожилась. Сейчас же она ощутила какую-то тоску, и её переполнило чувство любви к бабушке. Оля присела рядом, положила голову ей на плечо и спросила:

– Бабуля, а ты знаешь, как сильно я тебя люблю?

Вместо ответа старушка протянула ей кружку. Оле пришлось выпрямиться, чтобы не расплескать горячий напиток. Она взяла кружку двумя руками и, как обычно, прежде чем начать пить, поднесла её к носу и вдохнула. Она всегда так делала. Ей нравилось сначала сделать глоток аромата, ощутить его внутри, где-то в соединении носоглотки и гортани. Наполнить запахом и образами от него всю свою голову – и только затем сделать первый глоток по-настоящему. Вот и сейчас она ощущала внутри себя запахи леса, ягод, свежескошенной травы, а ещё пахло розами и, кажется, яблоками. Это было чудесно.

– Олюшка, – вздохнула бабушка, что-то рассматривая в своём напитке, – то, что я расскажу тебе, ты должна была узнать постепенно. Но так произошло, что времени почти не осталось… – замолчав, она посмотрела на внучку, – и сил, – добавила она тихо и опустила кружку на крыльцо рядом с собой.

Потом она много и долго рассказывала, а Оля слушала всё как сказку – и совсем не понимала, как такое может быть на самом деле. Бабушка рассказала ей про множество Миров. Про Двери, ведущие туда. Про то, что тот Мир, в котором они живут, далеко не единственный. Рассказала, что есть люди, которые, сами того не ведая, создают новые Миры и открывают в них Двери. И чем больше открытых Дверей, тем счастливее живут люди в нашем мире. Но вот каждая закрытая грозит большими бедами. Ещё она рассказала, что ночью услышала звук Гонга. Вибрация он него всегда связана с Дверью и исходом времени. К этому моменту Оля уже почти ничего не понимала, но бабушка всё продолжала и продолжала рассказывать.

– Понимаешь, эти Двери – они не плохие и не хорошие. Они просто есть. Просто излучают энергию, давая желающим возможность видеть мир по-другому. А иногда даже помогают спастись чистому сердцем человеку, – рассказывала бабушка, глядя куда-то вдаль. – Для остальных людей это просто место силы или «странное место». Некоторые их видят боковым зрением, но не придают этому значения, потому как, посмотрев прямо, ничего не видят. Многие, находясь возле Двери, едут они или идут, могут заметить, что расстояние короткое, а время на его преодоление нужно гораздо больше. Это как некоторое время идти на месте. Но люди сильно заняты и часто спешат, поэтому тоже ничего не замечают.

Бабушка немного помолчала, переводя дыхание, попила уже остывший чай и продолжила:

– Но если злой человек или человек с корыстными намерениями найдёт Дверь или, ещё хуже, откроет новую, в наш Мир может прийти много дурного. С каждым годом Двери, за которыми находятся самые похожие на наш Миры, открываются сильнее, и через них отдельные люди, иногда даже того не замечая, проходят в новую жизнь, где у них появляются новые возможности, новые таланты. Только вот люди эти все, хоть немного, да верят в чудеса, и у них открытые, добрые сердца. Иногда они, не осознавая этого, живут в двух Мирах, и жизнь их похожа на американские горки. Но открываются шире и те Двери, за которыми Мир хоть и похож на наш, но полон злобы, агрессии и ненависти. Вот такие Двери надо запечатывать – или ставить барьеры-отражатели. Этим-то я и занималась. А ещё возвращала в свои Миры тех, кто забрёл в наш по ошибке. Но это бывало редко. Ещё реже к нам открываются Двери из других Миров. При мне такое было только единожды. И то, человек был хороший, и цель благородная, да вот способ достижения её, кажется, выбрал неверный.

Бабушка замолчала, посмотрела на внучку, погладила её по голове и грустно улыбнулась.

– Если бы не звук Гонга, я могла бы дать тебе выбор: быть Стражем Дверей или уехать в город и всё забыть. Но теперь прости. Выбор невелик: или ты станешь Стражем, или наш Мир постепенно поглотит зло.

Старушка смотрела вдаль, и её глаза наполнились слезами. Слёзы так и не пролились, но на какое-то мгновение внучке показалось, что сейчас её бабушка не с ней, а где-то очень, очень далеко.

– Я услышала Гонг, перенеслась туда и нашла единственное живое существо поблизости. Это была чёрная змейка. Славная, безобидная, несчастная… Но в этот момент её убили,  – голос бабушки дрогнул, – и меня тоже. Осталось не так много сил и времени перед тем, как мне придётся уйти. Но вот какая Дверь открылась, я так и не узнала. А ведь она окроплена кровью невинного создания. Тебе придется это выяснять самой. Обряд ты прошла. Сила его конечно ослабнет постепенно, если решишь отказаться от дара. А сделать отворотный ритуал, у меня уже сил не хватит. Прости внучка, но семь следующих дней, ты связана телом со всеми границами всех Миров. Может и обойдётся. А может… Теперь думай, что ты выберешь. И у тебя на это времени – до заката.

Она с трудом встала и, пошатываясь, побрела в дом.

Глава 7

Я долго не решался разжать ладонь с брошью. Уговаривал себя, что такого быть не может. Но она же вот, лежит у меня в руке, и металл даже холодит пальцы. Сев на бревно, медленно разжал ладонь. Я присмотрелся. Брошь представляла собой три листика, слегка похожие на кленовые, сложенные один на один и скреплённые в центре миниатюрным камнем удивительного прозрачного цвета, в котором переливались все цвета радуги. Каждый листок был своего, почти однородного цвета: золотой, белый, возможно серебряный, и коричнево-красный. Чем больше я всматривался, тем яснее для меня становилась натуральность происхождения листьев. Если допустить, что бывают деревья с металлическими листьями. На обратной стороне броши была булавка, плавно протыкающая все три листа и скрепляющая их сверху камнем. Под пальцами металлические листики слегка прогибались и сразу возвращались на прежнее место, стоило их только отпустить.

– Януш! – оклик Капустина заставил меня подпрыгнуть на бревне от неожиданности. – Ты, часом, кушать не хочешь? А то я скоро ребятам обед понесу, может, поешь горячего, а?

– Нет, спасибо. Ты иди, я здесь на солнышке ещё погреюсь.

– Ну, если захочешь, я тебе тарелки прям у печки оставлю, под полотенцем.

– Хорошо, спасибо!

Я был до сих пор ошарашен произошедшим. Положив брошь в карман, поднял и открыл книгу, с осторожностью касаясь страниц, расположил её на бревне так, чтобы не трогать правой рукой. Мне не терпелось узнать дальнейшую судьбу героя. Я нашёл место, на котором остановился. Страница была жёлтого цвета, будто съедена временем, с выцветшими и размытыми буквами. И в этой размытости я видел расходящиеся круги. Я перевернул страницу и углубился в чтение.

В ней было много удивительных приключений и путешествий по разным странам. Но больше всего меня заинтересовала история встречи героя с предсказательницей, которая говорила про Двери в Миры и великую Стражницу, охраняющую их. О страшном испытании, которому он подвергнется, если повстречается с ней. Я закрыл книгу, предварительно вложив травинку вместо закладки. Автор так реально всё описывал, настолько подробно и точно, что мне стало неуютно от подслушивания их разговора.

«Мне надо прийти в себя. Отвлечься. А то так и до съехавшей крыши недалеко», – мои мысли путались. Чтобы хоть как-то развеяться, я засунул книгу в карман и отправился подкрепиться. Капустина до сих пор не было. Ему одному тяжело тащить туда обед, хоть и придумали ребята в помощь повару что-то вроде тележки. Оставленная для меня еда уже остыла. Но, погружённый в мысли, я съел всё, не чувствуя вкуса. И ещё долго водил ложкой по пустой тарелке.

«Что же со мной происходит? И только ли со мной? Может, и Сеню зацепило чем-то. А если так? Как найти ответ, и чем помочь ему?» Постепенно от мыслей о товарище я плавно ушёл совсем в другую сторону. Любопытство. А что я ещё могу? Что это такое? И ещё много-много вопросов крутилось в моей голове. Мне стало неуютно одному, в груди скреблась тревога, и я решил – впервые с тех пор, как меня укусила змея, – пойти на место раскопок. Медленно побрёл по тропинке и порядком устал, пока добрался до места. На краю поляны, в тенёчке, Капустин, сложив всё в тачку, присел возле неё и, облокотившись спиной, кажется, дремал. Я как можно тише прошёл мимо и опустился на бревно. С тех пор, как я здесь был последний раз, почти ничего не изменилось, только уменьшилось количество дров, которые мы заготовили, когда расчищали место раскопок.

* * *

«Ну как же так? – думала Оля. – У меня же свои планы, мама, папа. В конце концов, Рома ждёт, когда я соглашусь пойти с ним в кино. И вообще, что я могу? Я же просто девчонка. Ну да, бабушка меня учила всяким стишкам-заговорам, но это же несерьёзно…»

Оля сидела и чуть не плакала. Ей было жаль себя, свою так мирно проходившую жизнь. И ещё её пугала неизвестность. Даже не просто пугала, а приводила в ужас. И почему ей не оставили выбора? Чувствуя полную безысходность, она поднялась и пошла в дом. Поставив кружки на кухонный стол, Оля подошла к бабушкиной кровати. Та лежала с закрытыми глазами, и воздух из лёгких при каждом выдохе издавал шипяще-стонущий звук.

– Бабулечка, что с тобой? – Оля сразу забыла о всех своих горестях. – Может, тебе пить принести? Может, хочешь чего? А таблетки где у тебя? – она стала бегать по дому, суетиться, пытаясь найти хоть что-то, напоминающее лекарства.

– Олюшка, – тихо позвала бабушка, протягивая руку, – иди, присядь рядом, – её голос был слабым. Оля села поближе и наклонила голову так, чтобы не упустить ни одного слова. – Скоро вечер, а там и ночь. Луна выйдет, от неё сил возьму. Только вот ненадолго. Ты уж прости, что так получилось.

Оля гладила бабушку по голове, а по щекам поползли слёзы.

– Бабушка, милая моя, родная. Как же я буду без тебя? Я же так тебя люблю! Я не смогу без тебя, – она уже рыдала, положив свою голову рядом с головой старушки. – Бабулечка моя, милая моя, любимая, как же так? Как же я…

– Ну, ну, – бабушка легонько похлопала её по плечу, – слёзы ещё пригодятся. Ты налей-ка мне пока водицы из крыночки на окне. Она всю ночь там, под луной, стояла.

Оля быстро сбегала и принесла из кухни глиняную расписную кружку. Ей казалось, что в этой посуде есть своё волшебство и оно обязательно поможет. Налила воды и, приподняв голову бабушки, поила её аккуратно и бережно. Потом поправила подушки и присела на краешек кровати.

– Ты не сиди рядом со мной. Всё хорошо, – слабо улыбнулась бабушка. – Поди лучше посмотри, там за огородом, между двух кустов крыжовника, Дверь должна быть. Я её для себя давно приготовила, да только не думала, что так скоро придется пройти через неё. Так ты пойди посмотри, какого она цвета. И звук… послушай… есть ли звук. И возвращайся. Ночь придёт, луна взойдёт, а дел у нас… – бабушка грустно вздохнула и прикрыла глаза.

Оля вышла, обогнула дом, по тропинке пересекла огород и недалеко у забора увидела сначала Дверь и только после – два больших колючих куста, которые преграждали путь к мерцающей радужными всполохами щели. Узкая полоса, протянувшаяся от неба до земли, сейчас больше напоминала молнию или северное сияние, чем Дверь, но это всё же была она. Там, за всполохами, вдали виднелось море, а на переднем плане – сад с цветущими розами. В том Мире было очень красиво, хотелось приблизиться и рассмотреть всё отчётливее. Укол иглы крыжовника остановил Олю. Встрепенувшись, она сразу всё вспомнила и побежала в дом.

Рассказывая о том, что она видела и как прекрасны за Дверью розы, Оля помогла бабушке подняться. Они медленно вышли на крыльцо и сели. На сад постепенно надвигались сумерки. «Когда это день успел пролететь?» – появилось и тут же улетучилось удивление Оли. У бабушки в руках, откуда ни возьмись, оказалась старая, толстая коричневая тетрадь, свёрнутая в трубочку и перетянутая красным жгутом. Старушка поглаживала её подрагивающей рукой и, посмотрев внимательно на внучку, перевела взгляд на темнеющие облака.

– Здесь много из того, что я сама знаю или слышала от своей бабушки. Она тоже была Стражем. Многое тебе самой придётся понимать. Мир сейчас совсем не такой, каким был, когда я была молода. Сейчас всё быстрее, намного быстрее, – продолжая поглаживать тетрадку, говорила она тихим голосом. – Основное я тебе ещё успею рассказать. Ты быстро вспомнишь и сказки, и чудеса, которые здесь с тобой происходили. Они, по сути, все о том, как искать и блокировать нехорошие Двери. Как чувствовать тех, кто по незнанию или умышленно пользуется запрещёнными в нашем мире энергиями. Или колдовством. Называй как хочешь. Расскажу, как уводить кого-то за Дверь и как самой суметь вернуться. Но сейчас, – она внимательно посмотрела на внучку, – я должна спросить, – голос её стал твёрдым, строгим и всё же ласковым, – ты готова стать Стражем Дверей?

На Олю нахлынули её прежние мысли о такой далёкой, нездешней и увлекательной жизни. Она и хотела помочь бабушке, и в то же время не желала отказываться от всего того, что её ждало там, где все её друзья и планы на будущее.

Оля собрала все свои силы и дрогнувшим голосом спросила:

– А мне больше отсюда не уехать? И придётся всю жизнь провести в этом доме? И не иметь друзей? А как же любовь? – к горлу подступили слёзы.

– Если бы я сидела здесь безвылазно, откуда же у меня внучке взяться-то? – усмехнулась бабушка. И у Оли как камень с души упал, и она широко улыбнулась.

– Ну, ты особо-то не радуйся. В миру тебе жить и можно, и нужно, и любить, и дитё родить. Но вот ко всему прочему будешь ты Двери стеречь. А когда трудно будет со всем справляться, можешь и сюда приехать. Здесь место силы семьи нашей. Можешь, конечно, и свой дом найти, но чем старше будешь, тем больше станешь чувствовать Двери и струны. Ни на что другое сил оставаться не будет. А помощника трудно найти. Кто-то и видит Двери, да не верит, либо начинает из них выгоду получать. Только у прабабки моей был помощник, хоть и не долго. А вот ни я, ни моя бабушка не смогли ни одного уговорить быть помощником. Так что на роду у нас написано: пока внучка не родится, одной томиться. Ну так что? Пойдёшь? Или дашь Миру сгинуть? Без твоего согласия не могу. И заставить тебя не могу, и уговаривать не положено…

У Оли внутри всё сжалось в комок. Она чувствовала себя, как маленькая зверушка. Словно стоит она одной ногой в петле, ещё одно движение – и поймают её так, что не вырваться. И не убежать.

– Я не смогу, – сдавленным голосом еле выговорила Оля. – Прости меня, бабушка. Я очень боюсь.

– Ну что ж, – тихо и обречённо произнесла старушка, – это твоё право и твоё решение. Я всё равно люблю тебя, но вот помочь забыть всё, перед тем как ты уедешь, уже не смогу. Сил не хватит. На рассвете мне надо будет уйти в свою Дверь. Это то, что даётся в награду Стражу. Он может придумать свой Мир, но войти туда может только он – и только один раз.

Оля была так погружена в свои мысли, что почти совсем не слышала, о чём говорит ей бабушка. Она радовалась, что ей не придётся заниматься какой-то непонятной и опасной работой. И жить можно, как и прежде. Мечтать о будущем и о встрече с парнем. А страшилки «мир погибнет» – так люди каждый год конца света ждут.

Лунный свет уже начал заливать всё вокруг, и её любимой бабушке становилось лучше. Оля видела, как распрямилась её спина, а движения вновь стали, как и раньше, быстры и уверенны. Видела, как легко она встала и, уперев руки в бока, оглядывала своё приусадебное хозяйство.

На улице стало прохладнее, и они вернулись в дом. Пили чай на кухоньке, разговаривали о пустяках, даже смеялись. И Оле стало совсем легко на душе. Как будто ничего плохого не происходило, и всё, что было, – всего лишь наваждение. Затем, утомившись от всего пережитого, она пошла спать. Бабушка, как всегда, накрыла её одеялом, погладила по голове и задёрнула окно, чтобы лунный свет не мешал внучке спать.

Оля проснулась. Она выспалась и чувствовала себя прекрасно. Солнце светило ярко, наполняя всю комнату своим тёплым светом даже через задёрнутую штору.

– Бабушка! – по привычке позвала она. А затем, вспомнив, что было вчера, накрыла голову подушкой и попыталась отогнать мысли, которые тяжёлым воспоминанием стучали где-то в висках.

«Нет. Нет. Нет. Я ни о чём не хочу думать», – уговаривала она себя. Но от мыслей не сбежать. Резко сев, она откинула подушку, та на секунду зависла на краю постели и медленно перевалилась на пол. Оля ещё минут пять никак не могла найти в себе смелость спустить ноги с кровати…

Обойдя весь дом, она не увидела ни бабушки, ни большого узелка, всегда лежавшего на лавке у печки. Что в нём было, она не знала. Просто он всегда там лежал, сколько она себя помнила. Услышав какой-то плач на улице, Оля выбежала на крыльцо. Нигде никого не было видно. Только то тут, то там она слышала всхлипывания и тихие подвывания. Оглядевшись, она убедилась, что ничего не изменилось. Всё было так же, как и вчера. Даже Дверь под яблоней всё так же мерцала, и видела она её так же отчетливо. Но ощущение, что изменилось буквально всё, её не оставляло. Оля вспомнила про Дверь за огородом и, не надевая шлёпки, кинулась туда. Бежала, не обращая внимания на ветки, цепляющие одежду и царапающие руки, на камни, то и дело подворачивающиеся под ноги. Только подбежав вплотную к кустам крыжовника, она остановилась. Двери не было. Оля протянула руку вперёд и прощупала всё пространство, не веря своим глазам. Тут она вспомнила слова бабушки, которые почти не слушала вчера, радуясь за себя. Ноги стали как ватные, она опустилась на землю прямо там, под колючим кустом, и разрыдалась. Плакала, обхватив руками коленки и опустив на них голову. Безысходность, одиночество, боль потери – всё слилось в один непрерывный поток слёз. Только вот они не приносили облегчения, а рождали глубоко в груди серый разрастающийся комок тоски. Через некоторое время слёзы иссякли. Опираясь на руку, она приподнялась и сквозь пелену всё ещё стоящих в глазах слёз увидела на колючей ветке бабушкин амулет, который та никогда не снимала. Взяв его и прижав к груди, Оля пошла к дому. Слёзы опять покатились по щекам.

Зайдя в дом, она быстро собрала свой рюкзак. Бабушкин амулет сунула в карман джинсов. Выйдя на крыльцо, она плотно прикрыла дверь, которая всё никак не хотела вставать на место. А затем побежала. Побежала подальше от горя, от дома, от себя самой. Оля не замечала ни стоящей тишины вокруг, ни даже того, что не было ветра, вечно играющего с листьями. «Я уеду. И всё как-нибудь наладится. Вечером идёт поезд, я обязательно на него попаду, а потом буду дома – и всё будет хорошо, – уговаривала она себя. – Осталось только преодолеть небольшой лесок, а там цивилизация – и сразу всё станет как прежде».