Подарок ко дню рождения

Но все эти секреты не мешали им дружить и тепло относиться друг к другу.

Однажды Маруська заявила, что хочет шпица. А раз Маруська чего-то хочет, она из всех душу вынет, но своего добьется. На протяжении месяца она ходила за родителями хвостом и рассказывала взахлеб, какие шпицы замечательные. Как она будет за ним ухаживать, и словом, пусть ее испытают на прочность, она готова на всё, только чтобы у нее была собака. Надо сказать, что таким способом она выклянчила себе бурундука.

Когда Маруське впервые приспичило завести себе зверушку, Алёнка поставила ей условие, что если она всё лето в деревне у бабушки будет ухаживать за кошкой, курами и дворовой собакой, то так и быть родители разрешат завести животинку. Маруська девочка упертая, поэтому всё лето она вставала в семь утра, чтобы покормить и выпустить кур, потом кормила и выгуливала собаку, наливала молока в миску домашней трусливой кошке, и даже горшок ей чистила, рвала траву курам, собирала яйца, одним словом, развила кипучую деятельность.

В конце лета, Алёнке ничего не оставалось, как смириться с поражением. А что, никто за язык не тянул, за свои слова отвечать надо.

Но в этот раз такой номер не пройдет. Алёнка и сама всегда мечтала о собаке, но она даже боялась заикнуться об этом хозяину квартиры. Он и так был очень терпеливым арендодателем, терпел трех ее детей, кошку Плюху и бурундука Лимона. Если бы Алёнка завела собаку, доброе сердце хозяина точно не выдержало такого непочтительного отношения к его собственности, и скорее всего, им всем семейством пришлось в срочном порядке ретироваться куда-нибудь, желательно, подальше.

В одно воскресное зимнее утро на пороге их квартиры появилась Вера Георгиевна со шпицем на руках. Она рассказала что, оказывается, очень давно хотела собаку, а тут ее знакомая совершенно неожиданно подарила ей на Новый год щенка. Но она очень надеется, что Маруська будет ей помогать ухаживать за ним, так как одной ей не справиться. Стоит ли говорить, что в этот же день, Маруська практически переехала к соседке.

И вот вдруг ни с того ни с сего Тимоха бегал по лестничной клетке, а дверь к соседке оказалась не запертой. Алёнка точно помнила, что когда уходила с Сашкой в сад, на лестничной клетке царили мир и покой, она еще подумала забежать к ней и узнать, не надо ли чего в магазине. Но в последний момент передумала. Не хотелось будить старушку, Вера Георгиевна никогда не вставала так рано, она, как и Алёнка, была совой, и утром предпочитала поспать часиков до десяти-то точно. Правда вчера утром соседка просила ее забежать на чай, как сможет, она хотела о чём-то поговорить. Но Алёнка закончила работать лишь ближе к десяти вечера. Она постучала к соседке, но та не открыла, и Алёнка подумала, что Вера Георгиевна уже легла спать, и не стала ее беспокоить.

У Алёнки противно засосало под ложечкой, предчувствие чего-то страшного закопошилось где-то глубоко внутри. Бросив пакеты около своей двери, и подхватив шпица под мышку, она почему-то на цыпочках начала красться к соседской двери.

– Вера Георгиевна, я тут нашего Тимоху нашла! – осипшим голосом позвала Алёнка.

Ответа не было.

«Может быть, она в ванной или спит? – успокаивала себя Алёнка – Ну да наверняка просто вчера забыла дверь запереть, а Тимоха утром проснулся и выбежал, она спит и не подозревает даже, что он диверсию такую учинил. Вот сейчас посмеемся, обязательно подшучу над ней, что в ее юном возрасте до склероза еще далеко».

Алёнка вошла в просторный коридор. В нос ударил непривычно-резкий запах чего-то чужеродного, того, чему здесь не место. В квартире соседки всегда пахло вишневым табаком и любимыми Верой Георгиевной духами Climat, но сегодня к уже такому знакомому и родному запаху примешался какой-то посторонний, то ли бензина, то ли солярки, который Алёнка никак не могла вспомнить.

Справа от входной двери располагалась ванная с туалетом. Алёнка постучалась, и, не дождавшись ответа заглянула. Соседки там не было. В конце прихожей находилась кухня, объединенная с гостиной. Там царил присущий хозяйке квартиры идеальный порядок. На большом круглом столе, накрытом кружевной белоснежной скатертью, стояла пустая хрустальная пепельница в форме черепахи на больших толстых лапах.

«Значит, старушка еще не просыпалась, иначе бы в пепельнице уже были окурки», – мимоходом подумала Алёнка. На стене мерно тикали бронзовые часы, цвели орхидеи на подоконнике, всё было, как всегда, вот только не было Веры Георгиевны.

Слева от кухни был еще один небольшой коридор, по стенам которого друг напротив друга располагались двери в остальные комнаты. Самая первая дверь вела в спальню хозяйки, туда-то Алёнка и направилась, поглаживая притихшего подмышкой Тимоху.

– Верочка Георг… – договорить она не успела.

Заглянув в спальню, Алёнка от страха закрыла рот рукой, пытаясь не завизжать, а потом в глазах у нее всё потемнело, закружились белые мушки, и она без чувств сползла по стене, а может быть, и шлепнулась с размаху на пол, этого она уже не помнила.

Глава 3. У нас тут труп!

Когда сознание начало потихоньку возвращаться, Алёнка почувствовала, что ее лицо и уши кто-то облизывает. Приоткрыв один глаз, она с изумлением поняла, что лежит на полу не своей квартиры, а на груди у нее сидит Тимоха и самозабвенно лижет ей лицо. После обморока Алёнка всегда очень долго не могла прийти в себя. Ноги и руки были ватные, в ушах звенело, во рту был горьковато-кислый привкус.

– С чего это я тут разлеглась, давненько меня так не выключало! – пробормотала Алёнка.

И тут она повернула голову и увидела то, воспоминания о чём она старательно отгоняла.

На полу в спальне, возле своей кровати, на животе, широко раскинув руки, лежала Вера Георгиевна. Ее белоснежная накрахмаленная ночная сорочка задралась, оголив мертвенно-синие с сеточкой голубых вен ноги. Вокруг головы расплылась безобразная красная лужа.

Алёнка набрала побольше воздуха, как будто готовясь нырнуть, и заверещала что было сил.

Тимоха залаял в унисон с ее воплем, этот звук немного привел Алёнку в чувство. В голове наконец-то появилась мысль, надо проверить пульс, а вдруг она живая! Ну пусть будет живая! Пожалуйста! Она на карачках подползла к Вере Георгиевне, пытаясь вспомнить, как там в фильмах пульс проверяют.

– Так, кладем указательный и безымянный пальцы между горлом и большой мышцей на шее, говорила же, не зря я всё эти сериалы смотрю. Ну же, давай, нащупывайся! Еще бы вспомнить, как делать искусственное дыхание!

Алёнка, рыдая в голос и причитая, всё еще пыталась нащупать пульс, стоя на коленях около тела Веры Георгиевны, Тимоха с бешеным лаем носился вокруг – именно такую картину застал влетевший в комнату Денис – еще один сосед по этажу, а по совместительству друг и парикмахер.

Глядя на его лицо, Алёнка подумала, что этот тоже сейчас отключится, и она рявкнула:

– Вызывай скорую и ментов, живо. У нас тут труп!

Она сама не ожидала от себя такой решительности, но на Дениску ее команда и уверенность подействовала должным образом. Он передумал падать в обморок и судорожно начал тыкать в телефон трясущимися пальцами.

– Ой, надо Васеньке позвонить. Он точно знает, что дальше делать, – воскликнула Алёнка.

Алёнка набрала номер мужа:

– Да, малыш, – бодро ответил муж.

– Вааааася, у… одуванчик… она… а я… а она… милиция… ааааааааа! – услышав в трубке родной голос, Алёнка растеряла все остатки самообладания и могла только выть и всхлипывать.

– Ты дома?

– Угу, – продолжала всхлипывать Алёнка.

– Буду через тридцать минут, – решительно ответил Вася и отключился.

Вот за что она его любила, так за то, что в сложных ситуациях она всегда могла на него рассчитывать.

Приехавшая через пятнадцать минут скорая констатировала смерть. Алёнка с Денисом стояли на лестничной клетке и были похожи на неприкаянных подростков-переростков.

– Вы кем приходитесь умершей? – спросил уставший фельдшер Алёнку.

– Соседка, – пискнула Алёнка.

– Вы труп нашли?

– Угу, – губы Алёнки предательски затряслись, она была на грани истерики.

– Сейчас менты приедут, не уходите никуда. Заставят показания давать. Да, дела, поубивал бы всех этих нелюдей!

– Вы о чём? – удивилась Алёнка и перестала плакать.

– Ну я за двадцать лет работы, точно могу сказать, где естественная смерть, а где…

– А где что? – перебила испуганно Алёнка и даже икнула пару раз от неожиданности. – Вы думаете ее… того… убили?

– Нет, ну может, конечно, она сама так неудачно упала, но это вряд ли, помогли ей. Да уберите же уже, в конце концов, эту психованную псину! – взвыл фельдшер, потому что Тимоха с диким лаем носился вокруг врачей, крутившихся рядом с телом его хозяйки, и норовил каждого укусить за штанину.

Алёнка подхватила собачку и отнесла к себе.

– Бедненький, мне же даже покормить тебя нечем, ты же наверняка с самого утра ничего не ел.

Она вернулась в соседскую квартиру, прошмыгнула мимо снующих туда-сюда врачей на кухню, нашла в холодильнике собачьи консервы, заодно подхватила миски, которые стояли там же около холодильника. Вернувшись с добычей домой, она примостила миски Тимохи рядом с Плюхиными и начала открывать баночку с кормом. Руки не слушались и предательски тряслись. На глазах опять начали выступать слёзы.

– Вот, я тебе горшок принес, – в дверях ее кухни появился Денис.

– Зачем мне горшок? У нас есть, после Сашки еще не выкинули, и вообще, я уже давно унитазом пользуюсь, – опешила Алёнка.

– Собачий горшок, балда, и наполнитель, там в коридоре стоял мешок огромный, я решил еще и его заодно захватить, – ответил Денис, – а то сейчас менты понаедут, место преступления оцепят, вряд ли чего вынести получится, а вам это всё, судя по всему, понадобится. Он же у тебя теперь останется?

Только сейчас Алёнка заметила, что в одной руке Денис держал собачий темно-синий лоток, а в другой – большой пакет с наполнителем.

– Ты, я смотрю, тоже детективов пересмотрел, «место преступления», «оцепят», понахватался, – беззлобно поддела Алёнка. – И правда, куда же теперь я Тимоху-то дену?

От грустных мыслей ее отвлек дверной звонок. Открыв дверь, Алёнка увидела на пороге молодого парня лет двадцати трех-двадцати шести в полицейской форме. Из воротника рубашки торчала тонкая по-детски беззащитная шея. Да и вся форма, казалось, ему велика, как минимум размера на два. На совсем невыразительном, каком-то блеклом лице лихорадочно блестели маленькие красные глазки.

«Пил что ли всю ночь?» – подумала Алёнка.

Его лицо при всём при том было вызывающе-надменным.

– Младший оперуполномоченный Спиркин Константин Петрович, – представился пацан таким тоном, как будто он был целым полковником. – Ваша фамилия?

– Моя? – переспросила Алёнка.

– Ваша-ваша.

– Воронова Алёна Владимировна.

– Это вы нашли труп?

– Я.

– Кем вы приходитесь погибшей?

– Соседки мы… были… – всхлипывая, прошептала Алёнка.

Слово «погибшая» больно резануло Алёнку, и на глазах снова выступили предательские слёзы.

– Назовите дату своего рождения, адрес проживания и место работы, – как по написанному выдал опер.

– Ой… я совсем забыла на работе предупредить! – опомнилась Алёнка.

– Не отвлекайтесь, гражданочка, все разговоры потом!

– Слово-то какое выкопал – «гражданочка»… мы что в тридцать седьмой год попали? – проворчала Алёнка.

Спиркин густо покраснел.

– Мне протокол оформить надо, а вы тут…

– Ладно, Бог с тобой, давай оформлять, но если меня уволят, кормить моих детей ты будешь, – устало согласилась девушка.

– А их много? – почему-то уточнил Спиркин, как будто он и впрямь собирался кормить Алёнкиных отпрысков.

– Трое, – на автомате гордо ответила Алёнка.

– Кх-кх-кх… не отвлекайтесь. Отвечайте на поставленный вопрос.

Алёнку царапнуло, что не последовало привычной реакции вроде той – «как у такой молодой девушки и уже трое детей, никогда бы не подумал», но она попыталась сконцентрироваться на главном.

– Дата рождения 9 ноября 1982 года.

Эта информация почему-то тоже никак не подействовала на противного полицейского.

– Проживаю по этому же адресу, только квартира 548. Работаю в «Трансадмиралбанке».

– Хорошо, так и запишем. Почему вы с утра пришли к погибшей?

Алёнка, еле сдерживаясь чтобы снова не разрыдаться, рассказала все свои утренние приключения, не забыв упомянуть и про тёмную фигуру на лестнице.

– А это кто? – ткнул пальцем Спиркин в маячившего за спиной Алёнки Дениса. – Муж ваш?

– Нет, это тоже сосед.

– А что он у вас в квартире делает?

– Он нас с Верой Георгиевной нашел и вас всех вызвал, – ответила за Дениса Алёнка.

– Ваши данные и показания мне тоже нужны.

Когда Спиркин закончил старательно записывать показания Дениски, он снова обернулся к Алёнке.

– Пройдемте на место преступления.

– Зачем? – растерялась она, возвращаться в квартиру ей вовсе не хотелось.

– Ну как… положено, – стушевался опер.

– Кем?

– Кем надо, тем и положено, – огрызнулся Спиркин.

– Не положено, а покладено, не покладено, а зарыто, – на автомате выпалила Алёнка.

– Чего? – вытаращил свои поросячьи глазки Спиркин.

– Эх вы, классику не знаете, младший оперуполномоченный. Ну пошли, – сказала Алёнка, а про себя подумала, что пора завязывать с мультиками.

Они вошли в квартиру Веры Георгиевны. Тело уже вынесли, но Алёнка всё равно помнила всё до мельчайших деталей и готова была в любой момент разреветься. Денис следовал за ней по пятам.

– Посмотрите внимательно, в квартире потерпевшей ничего не пропало? – с важным видом спросил Спиркин.

Алёнка начала бродить по квартире. С момента ее утреннего пребывания тут на кухне и в гостиной ничего не изменилось. Она, еле сдерживая подступавшую к горлу тошноту, заглянула в спальню Веры Георгиевны… Труп вынесли, но на ковре около кровати было отвратительное пятно. От запаха крови Алёнку замутило, но она старалась не смотреть вниз, а лишь рассматривала обстановку в комнате. Не заметив ничего подозрительного, она прошла в следующую комнату, служившую Вере Георгиевне кабинетом. Открыв дверь, она застыла на месте. В комнате всё было перевёрнуто вверх дном.

Гордостью соседки была огромная библиотека. Три из четырех стен кабинета от пола до потолка были закрыты стеллажами с книгами. Здесь были редчайшие собрания сочинений и даже книги с автографами авторов, которых уже давным-давно не было в живых.

Сейчас большая часть книг валялась на полу. Кто-то явно в спешке пытался что-то найти, многие издания были зверски распотрошены. У третьей стены напротив окна стоял хозяйский стол, за которым Вера Георгиевна частенько читала, уютно устроившись в обитом бархатом кресле, а в последнее время всё чаще и чаще с помощью Алёнки училась азам работы на ноутбуке, который семейство Вороновых подарило ей на прошлый Новый год. Сейчас же стул был опрокинут, а ящики стола раскурочены чьей-то безжалостной рукой. Алёнка, которая с огромным трудом взяла в себя в руки, увидев весь этот бардак, опять начала тихонько подвывать.

– Итак? Можете сказать, что тут пропало? – спросил Спиркин.

– Вы издеваетесь, что ли? Тут черт ногу сломит, как я пойму, чего именно не хватает? – выпалила Алёнка, решив вместо истерики спустить всю злость на несчастного Спиркина.

– Вы внимательно посмотрите.

– Точно… ноутбука нет, – сообразила Алёнка, – а еще в столе была шкатулка, маленькая такая, ничем не примечательная.

– С драгоценностями? – оживился рядовой следователь.

– Нет, там письма были и фотографии, ничего ценного вроде бы.

– Уточните, какие письма?

– Я не знаю, лишь один раз ее и видела, а когда спросила у Веры Георгиевны, чьи она письма хранит, та отшутилась про старую любовь и сменила тему.

– А где фигурка пилигрима? – подал голос Денис, который выглядывал из-за Алёнкиного плеча. – Она же раньше на столе стояла!

– И правда, – поддакнула Алёнка, – была фигурка, бронзовая, с гравировкой «Дорогой Верочке от Андрея». В семидесятых годах какой-то малоизвестный скульптор подарил ее соседке. У них был бурный, но короткий роман. Фамилия еще у него такая вкусная была…

– У кого? – спросил Спиркин.

– У скульптора, – ответила Алёнка, – Вера Георгиевна называла, но сейчас не могу припомнить…

– Булкин?

– Не-а.

– Пышкин?

– Да нет же.

– Пирогов?

– Тоже не то… и вообще, чего ты меня сбиваешь… она прямо на языке крутится… а ты со своими хлебобулочными подумать не даешь.

– Женщина, почему вы мне тыкаете?

– Кто?! – задохнулась Алёнка от возмущения.

Последний раз ее так в роддоме называли.

– Что кто? – не понял опер.

– Как ты меня назвал?

– Ладно, Алён, давай еще одну комнату осмотрим и по домам, меня уже клиентки четвертуют скоро, – примирительно вклинился в их перепалку Дениска.

Как Алёнка ни старалась найти что-то еще в творившемся вокруг хаосе, больше ничего вспомнить она не могла.

Все трое проследовали в последнюю комнату, в которой при жизни соседки Алёнка никогда не была. Это была мастерская. Алёнка знала, что старушка рисовала когда-то, но что она продолжает рисовать до сих пор да еще так… она даже не подозревала. На мольберте стояла незаконченная картина, на которой была изображена деревушка, вся занесенная снегом. Из труб некоторых домишек шел дым, кое-где в окнах горел свет, а по узкой тропинке, утопая по самую грудь в сугробах как живой бежал толстый рыжий котище. Алёнка совсем не разбиралась в живописи, но даже она смогла оценить талант Веры Георгиевны. На стенах тоже висели картины. Среди них были и портреты, и натюрморты, но чаще всего художница изображала одну и ту же деревеньку.

– А тут всё на местах? – спросил Спиркин, про существование которого Алёнка напрочь забыла.

– А я откуда знаю, я тут не была ни разу, но смотрите, вот там, кажется, не хватает двух картин, видите, обои более темные, не выгоревшие.

– Давайте выводы тут буду делать я, ваше дело вспоминать, – важно сказал Спиркин.

– Да, пожалуйста, – фыркнула Алёнка.

На выходе из квартиры Алёнку осенило.

– Мундштука нет!

– Мундштука? – тупо переспросил Спиркин.

– Ну да, мундштука, она с ним никогда не расставалась. – И Алёнка во всех подробностях описала мундштук.

– Понятно, – протянул Спиркин таким тоном, что сразу стало, что ему очень мало что понятно в этой жизни. – А вы сами-то где были в момент убийства? – неожиданно сменил тему Спиркин.

– Я?! – опешила Алёнка. – А во сколько было убийство?

– Приблизительное время смерти от семи до восьми утра, – с важностью произнес опер.

– Дома была, потом в сад Сашку отводила, я же вам всё рассказала.

– Ну мало ли…

– Что – мало ли? Вы что думаете, я в перерыве между сборами детей в школу забежала, кокнула старушку и как ни в чём не бывало повела ребенка в сад?! – начала закипать Алёнка.

– В нашем деле всякое бывает, – надменно процедил Спиркин, – значит так, вы пока никуда не уезжайте, мы вас вызовем еще, сначала как свидетеля, а там как пойдет… а я пока напишу убийство с целью ограбления.

– Да какое тут ограбление? – не выдержала Алёнка. – Ты посмотри, вся аппаратура на месте, а она, между прочим, недешевая, в спальне в вазочке лежит дорогущий браслет и кольцо с изумрудом, да и сережки у нее в ушах были. А там, между прочим, тоже изумруды с брильянтами. Тут что-то другое. Кому могли понадобиться шкатулка с письмами, статуэтка и мундштук? И что значит «как пойдет»?!

– Вы, женщина, что это меня вздумали учить, как мне работать? Я вас не учу детей воспитывать, так почему вы в мои дела лезете? – выпалил Спиркин, но увидев Алёнкино лицо, тут же пожалел о сказанном.

– Как же ты меня достал, хорёк ты белобрысый! Какая я тебе женщина?! – не на шутку взбеленилась Алёнка, сжимая от злости кулачки и надвигаясь на растерянного Спиркина. – И вообще, не зря ты мне сразу не понравился, с такими работничками, как ты… – договорить она не успела, из лифта выбежал ее Васенька.

Решительной походкой подойдя к Алёнке и уже издалека оценив степень ее бешенства, он сгреб ее в охапку и затащил домой.

– Извини, задержался, пробки. Значит так, сиди тут, дальше я сам, – сказал он таким тоном, что Алёнке и в голову бы не пришло ослушаться.

Дожидаясь возвращения мужа, она разъяренной тигрицей наматывала круги по квартире. Погруженная в свои мысли, она на автомате разобрала валявшиеся в коридоре пакеты с продуктами, загрузила после завтрака посудомойку и замесила тесто на пироги. Почему-то в моменты тоски или сильных переживаний Алёнке хотелось печь, и чем сильнее она переживала или хандрила, тем больше пекла. Вот и сейчас она поняла, что пирогов в этот раз будет ну очень много. «Как же Вера Георгиевна любила ее пироги», – с тоской подумала Алёнка и опять начала реветь.

Вернувшийся вскоре муж застал ее ревущую на кухне, всю перепачканную мукой.

– Значит так, с мамой я договорился, она детей заберет после школы и отвезет к себе, на работу твою позвонил, тебя отпустили до понедельника. А теперь сядь и на вот… выпей! – говоря всё это, он достал с полки бутылку коньяка и налил ей приличную дозу в пузатый бокал.

– Я не хочу, – хныкала Алёнка.

– Я сказал, пей, как лекарство, – безапелляционно приказал Василий.

Алёнка зажмурилась и выпила одним махом янтарную жидкость. По телу сразу разлилось тепло, а зубы перестали выбивать дробь.

– Ну что, полегчало?

– Угу, – простонала она, – Васенька, а что мы с Тимохой будем делать?

– Что-что, оставим, куда же его девать, с хозяином договорюсь, не переживай.

– Ой, а детям? Как детям-то всё расскажем?

– Детям? – приуныл Василий. – Придется сказать, как есть, что умерла, только без подробностей.

– А похороны? У нее же никого нет, кто ее хоронить-то будет? – снова завыла Алёнка. – Я лишь одного ее знакомого знаю, Семёна. Помнишь, мы его встречали время от времени? Но ни его телефона, ни даже фамилии я не знаю.

Василий налил ей еще один бокал, с которым Алёнка, не дожидаясь уговоров, быстро расправилась.

– М-да, дела. Ладно, я всё решу. А ты… – тут Василий задумался, он прекрасно знал характер своей жены, чтобы она быстрее пришла в себя, ее надо было чем-то занять, и чем скорее, тем лучше. – Давай-ка ты пока оповестишь всех ее знакомых, может, кто-то захочет попрощаться.

– А где же я их найду-то? У меня их телефонов нет.

– Ну знаешь, зай, тут уж сама подумай, или мне одному всем заниматься?

– Ой нет, Васенька, не одному, я всё сделаю, обещаю.

– То-то же… давай, действуй, а мне отъехать надо, с бумагами волокиты впереди много и, однако, у меня встреча, с совещания сорвался, а там люди серьезные. Тебя одну можно оставить? Ты как?

– Да нормально уже, – вяло отозвалась изрядно захмелевшая жена.

– Ну всё, я ненадолго, ты только больше ни на кого не набрасывайся с кулаками, а то еще в кутузку загремишь.

Он чмокнул жену в щёку, обнял ее покрепче и вышел. Алёнка осталась одна. Мысли после двух бокалов коньяка да еще и на голодный желудок вяло перетекали одна в другую, и она никак не могла на чём-то сконцентрироваться. Она упускала что-то важное, но что, никак не могла понять.

– Так, оповестить знакомых, – вслух сама себе сказала Алёнка, – у Веры Георгиевны рядом с телефоном лежала записная книжка, наверняка там есть все номера. Да, мысль хорошая, но как попасть в квартиру?

Она выглянула на лестничную клетку, там уже никого не было. Дверь соседки была опечатана. Не вариант. Вернувшись домой, Алёнка продолжала размышлять: «А сотовый? В телефоне должны быть контакты и последние звонки, не мешало бы посмотреть. Тоже отпадает, телефон забрала полиция. Да… ситуация».

Можно было бы попросить помочь Гришаню, он был айтишником от Бога, вдруг он смог бы уж если не найти список контактов, то попробовать установить звонки соседки. Гришка – хороший знакомый Алёнки еще со времен общажной жизни.

Когда-то будучи молоденькой второкурсницей Алёнка, не выдержавшая разгульной жизни соседок по комнате в общежитии, переехала в блок, где обитал пятикурсник Гриша с двумя своими соседями. Комендант, с которой у юной Алёнки установились практически дружеские отношения, сжалившись над ее мучениями с соседками, предложила ей комнату.

«Ты уж не обессудь, комната так себе, сильно убитая, да и пацаны по соседству, но тихие. Зато будешь сама себе хозяйка. Из-за размеров мы туда лишь по одному селим. Но лучше уж одной, чем с такими», – сказала комендант и открыла перед Алёнкой дверь ее будущего жилища. Алёнка сначала опешила от открывшейся перед ней картины. Комнатка действительно была маленькой, даже не так… крохотной. Весь дальний угол был в черной плесени из-за того, что комната была угловой и в швы между панелями попадала влага. Обои были все ободранные, а на одной из стен красовался кем-то нарисованный черно-белый портрет одноглазого мужчины. При этом недостающий глаз он держал в выставленной вперед руке. Из мебели в наличии имелась лишь трехногая кровать и полуразвалившийся шкаф. Ванна с туалетом тоже были в плачевном состоянии.