Мошки в янтаре. Отметина Лангора. Стена, которой нет. Пробуждение

Увлеченная обучением, Вера стала замечать странную вещь. Думая о том, как правильно выполнить то или иное движение, она чаще ошибалась. Стоило ей перестать сосредотачиваться на этом, и отпустить себя, как тело само безукоризненно исполняло нужный элемент. Это одновременно и пугало, и вдохновляло. Но, доверившись в равной степени себе самой и своей новой оболочке, она обрела уверенность.

Иной раз приходила Айна, смотреть, как Ори муштрует дочь. Молча вздыхала и уходила. В самом начале она пыталась говорить с мужем о занятии Веры.

– Ей бы замуж, Ори. Детей рожать, а не с железками вертеться. Навоевалась уж, слава Валкуну, что жива.

– Ничего, пусть повертится, – возражал Ори, – крепче будет. Детей защищать опять же надо.

– А муж на что?

– Муж на то и муж. Сегодня жив, завтра на брани пал. Жизнь такая. Вон, на Нерсу глянь. Был муж – и нет его. Как думаешь, Нерса к своему Эригу врага просто так подпустит? То-то. Да и себя девкой вспомни-ка, мать, – и Ори усмехнулся.

Айна только махнула рукой, и больше мужу на эту тему не перечила. Аргумент Ори был правильный – в юности Айна сама была сорви-голова, за что и приглянулась Ори. Да и сейчас, если пришлось бы взять в руки оружие, Айна могла бы постоять не только за себя.

Вера напилась, присела передохнуть на крыльцо. Ирве, утирая пот подолом рубахи, подсел к ней.

– Устала? Да и то верно. Сколько ж можно. Скажу отцу, пусть завтра тебя отпустит со мной.

– Куда?

– Прокатимся верхом, развеешься.

– Ты так думаешь?

– Конечно. Тебе всегда нравилось носиться верхом на своем Громе. Жалко его, отличный конь был.

Вера вымученно уронила голову на руки. Предстояло учиться ездить верхом. Ирве понял её вздох по-своему.

– Ну, не огорчайся так. Могу на время Ветра одолжить, он тоже резвый.

– Спасибо, братишка. А есть кто-то медленный и спокойный?

– Медленный? – Ирве недоверчиво посмотрел на неё. – Ты шутишь, нельзя разучиться ездить верхом!

Вера странно промолчала, и Ирве неуверенно предложил:

– Если только Тучка…

– Отлично, – расхохоталась Вера, – кто еще из стихийных бедствий стоит в нашей конюшне?

– Ты сама давала им имена, – улыбнулся Ирве. – Когда в прошлом году Тучка ожеребилась, ты хотела назвать жеребенка Снежок. Да отец отговорил. Сказал, что снег рыжим не бывает.

– И как назвали?

– Рыжик.

– Как кота, – усмехнулась Вера.

– Так что, завтра Тучку возьмешь?

Вера обреченно кивнула. В юности она, воодушевленная фильмами и книгами, посещала пару раз уроки верховой езды. Воодушевление прошло вместе с синяками на седалище. Но теорию она помнила.

Тучка оказалась огромной, мохноногой кобылой с мощным торсом, широкой спиной и добродушной мордой.

– Бог ты мой…, – у Веры перехватило дыхание, когда Ирве вывел из конюшни взнузданную и оседланную гнедую лошадь. Костистые ноги кобылы были покрыты густыми щетками, спадающими до широких копыт. Увидев Веру, лошадь потянула к ней морду, поводя длинными ушами.

– Узнала, – Ирве похлопал кобылу по высокой шее. – Держи повод, я Ветра выведу.

Вера с опаской приняла из рук Ирве повод. Кобыла несильно толкнула Веру мордой в плечо. Та отошла на шаг. Тучка потянулась и, шумно выдувая воздух, снова коснулась Вериного плеча.

– Она меня толкает.

– Морковку дай ей, – ответил Ирве, выводя своего коня.

– А у меня нет, – огорчилась Вера.

– Возьми, – Ирве протянул Вере небольшую морковку, – Тучка помнит, что у тебя всегда есть чем полакомиться.

Вера, держа морковь за кончик, с недоверием протянула угощение лошади.

– Не укусит?

– Тучка?! – изумился Ирве. – Она самая спокойная лошадь, которую я знаю.

Кобыла, хрустя морковью, укоризненно скосила глаза на Веру.

– Подсадить или сама сядешь в седло? – похлопывая Ветра по шее, Ирве оглянулся на сестру.

– Сама попробую. Подержи её.

Вера ухватилась за густую гриву и решительно вдела левую ногу в стремя. Носок сапога Веры несильно ткнулся в лошадиный бок. Кобыла шагнула вперед, и Вера с протяжным «э-э-эй!» запрыгала на правой ноге обок её. «Не балуй!» – Ирве придержал лошадь и поддержал Веру.

– В бок ей ногой не тычь.

Вера кивнула, перевела дыхание, и поднялась в седло. Ирве передал ей повод и легко вскочил на спину Ветра.

– Ну? Поехали?

Облизнув губы, Вера несильно сжала бока лошади ногами. Та двинулась вперед. Ирве поощрительно улыбнулся.

– Отлично! К воротам её направляй. Хотя она и сама дорогу знает. Можешь просто сидеть, я впереди поеду. От Ветра она не отстанет.

– Не торопи, – прошептала Вера, с опаской поглядывая вниз, и прикидывая, как высоко придется падать.

Тучка спокойно шла за конем Ирве, бережно неся на спине Веру, чувствуя её неуверенность и неопытность. Постепенно Вера приноровилась к движению кобылы и почувствовала себя увереннее. Стараясь перенять манеру Ирве держаться в седле, она выпрямилась, развернула носки внутрь, прижала локти. Пройдя в ворота тана, Ирве повернул коня в поле.

Верховая езда оказалась не так уж сложна. Через несколько дней и пару падений Вера смогла вполне сносно держаться в седле и управлять лошадью. Обученное с детства тело, вопреки её опасениям, совершенно спокойно реагировало на привычное занятие. Вскоре Вера уже скакала наперегонки с Ирве, чему он был несказанно рад, и иной раз даже позволял неторопливой Тучке обходить его Ветра. Когда в очередной раз Вера, надавав кобыле шенкелей, обогнала Ирве, тот сказал:

– Хватит мучить животину. Не для скачек предназначена, сумовая она. Пора тебе другую лошадь подобрать.

– Где?

– В табуне подыщем.

Ирве с Верой приехали на выпас вечером следующего дня. Табун Гланартана был невелик – не больше сорока голов. Широко разбредясь по лугу, паслись лошади всевозможных статей и мастей. Тут же на лугу были наметаны сенные скирды для зимнего прокорма лошадей.

– И чьи это лошади? – спросила Вера.

– Наши, тановые. Общие для всех. Если нужна лошадь, можно придти сюда и выбрать себе любую.

– А твой Ветер тоже общий?

– Ты что?! Он мой собственный. У каждой семьи есть свои лошади, но если их не хватает, можно взять здесь. А если лишние – можно отдать в табун.

– Любой может просто придти и взять?

– Из нашего тана – да. Пришлые могут купить, или обменять свою лошадь на нашу.

Когда Ирве и Вайра подъехали к пасущимся на отаве лошадям, к ним навстречу верхом на невысокой лошади выехал табунщик – седой, не старый еще довгар.

– Помощи Трира тебе, Сигге, – поздоровался Ирве.

– Мира дому твоему, Ирве, – ответил тот. – Здравствуй, Вайра. Как отец, семья?

– В добром здравии, слава Валкуну. Ты один, никак?

– Нет. Ночные спят еще. По делу али так заехали?

– По делу. Лошадь для неё, – Ирве кивнул в сторону Вайры, – помоги подобрать.

– А что выбирать-то, бери самого ходкого, – хмыкнул Сигге, подмигнув Вере. – Я её повадку знаю.

Ирве отрицательно помотал головой:

– Если бы все было так просто…. Она бы не на Тучке ездила, а моего Ветра отобрала.

Табунщик понимающе кивнул, проницательным взглядом оглядел наездницу.

– Ну, езжай, я посмотрю.

Вера послушно тронула Тучку с места. Табунщик внимательно наблюдал за тем, как они движутся по кругу.

– Быстрее.

Вера подхлестнула кобылу, и та перешла на рысь.

– Хватит. Понятно. Думаю, есть подходящий – Крепыш.

– Эннара конь?

– Его, да будет теплой ему Обитель Нейны. Крепыш – хороший конь. Взрослый, но не старый. Быстрый, умный и опытный, в бою бывал.

– Да, знаю его. Ход хороший, и выезжен на славу. Эннар его ладно выучил.

– Думаю, и она ему понравится.

– Я ему понравиться должна? – удивилась Вера словам табунщика.

– А то. Конь – твоя опора и защита в поле, а ты – его хозяйка, и вы должны быть как единое целое, чувствовать и понимать друг друга. Будьте тут, я его приведу.

Табунщик развернул свою лошадь, привстал в стременах, оглядывая луг, и отъехал. Вера повернулась к Ирве.

– Эннар – это кто?

– Младший брат Эрмона, муж Нерсы и отец Эрига. Он погиб этой весной. В той битве на Дерне, где тебя ранили. Отец Нерсу взял в семью, не чужая она нам все же.

– А Эрмон нам кто? – робко поинтересовалась Вера.

– Муж Айсы, нашей тетки по матери. Гвир и Савра – его дети. Смотри, вот твой конь.

Сигге вел к ним на веревке серого коня с небольшой сухой головой, высоко поставленной шеей и длинными, мускулистыми ногами.

– Какой красивый, – залюбовалась Вера. – Как это его не забрали до сих пор? Или не купили?

– Забрали однажды, – усмехнулся Сигге, спрыгивая со своей лошади. – Так он дверь в деннике выломал у нового хозяина, и сюда пришел. Купить хотели, опять же. Хотели, да поймать не смогли. Как чуял, зачем ловят! Не всякий ему по душе. Подойди к нему, посмотрим как он тебя примет.

Табунщик сделал знак Вере, и та, спрыгнув с Тучки, медленно подошла к Крепышу. Конь стоял спокойно, с любопытством рассматривая голубыми глазами приближающуюся к нему девушку. Она подошла сбоку, коснулась его рукой. Выгнув лебединую шею, Крепыш заглянул Вере за спину, потом шумно обнюхал её и потыкался носом в пустые руки. Вытянув веревку из рук табунщика, конь отошел в сторону и стал спокойно щипать траву.

– Чего это он? – спросила Вера.

– Думает, – глубокомысленно пояснил Сигге, сложив руки на груди, и хитровато глянул на Вайру. Вера доверчиво кивнула, не зная, что делать дальше. Ирве усмехнулся, тряхнув головой.

– Вайра! Он уже подумал. Бери веревку, садись на Тучку и веди его домой.

– Откуда ты знаешь? – с сомнением в голосе поинтересовалась она.

– Ну не целовать же он тебя должен, – хохотнул Ирве. – Если не убежал, не укусил и копытом не вдарил, значит признал.

Вера, помедлив, подняла свободный конец веревки, и потянула к себе со словами, – Иди ко мне, Крепыш.

Конь поднял голову и спокойно подошел.

– Забирай, забирай, – улыбнулся Сигге. – Пусть он будет тебе другом.

Крепышу отвели стойло, в котором раньше обитал Гром. Нерса, увидев, какого коня привели для Веры, тихонько всплакнула, но не сказала ни слова. Позже, зайдя в конюшню и печально улыбнувшись, она сказала Вере.

– Он сухари любит, – и протянула Крепышу на ладони несколько сухарей.

– Я его не обижу, – понимая, что творится в душе у Нерсы, отозвалась Вера.

Глава 3

Созрела рожь, доспевал овес. Точились косы и серпы – довгарский тан готовился к жатве. В последний раз хозяевами осматривались и подправлялись амбары и лари. За несколько дней до начала жатвы Ирве по распоряжению отца отправился осмотреть поля, и позвал с собой сестру. Оседлав коней, они направились к западу от Гленартана.

– Сначала рожь проведаем. На обратном пути на овес заедем. Если повезет, куропаток набьем, поле – самое для них место, – Ирве закинул на седло лук.

Налитые соком щедрой земли, золотистые тяжелые колосья клонились к земле. Драгоценными камнями на желтой скатерти хлебов посверкивали васильки и ромашки. Пустынная дорога, заросшая невысокой травой, вилась меж полей и пригорков. Стрижи стремительными стайками носились в синем небе, под пышными белыми облаками. Рощицы и одиночные деревья среди полей, дающие укрытие от солнца в страдную пору, шелестели зеленой листвой под порывами сухого теплого ветра.

Ирве спешился у края поля, сорвал колосок. Потерев его меж ладоней, вдохнул с рук ржаной запах, сдул шелуху, и вытряхнул зерна себе в рот.

– Хороша! – потянувшись, он закинул руки на затылок и оглядел колышущееся море ржи.

Вера, сидя на Крепыше, засмотрелась на ширившийся вокруг простор. На живое, дышащее, непостижимое в своей необъяснимой и необъятной красоте, на гармоничное и совершенное Всё, зовомое природой. Казалось ей – шагни вперед, и утонешь в волнующихся золотых волнах, погрузишься в них с головой.

– Вайра! – голос Ирве вывел её из состояния отрешенности. Брат уже отъехал на несколько шагов, и звал её, – едем, Вайра!

Золотые поля ржи сменились серебрящимися овсяными посевами. Примыкающий к ним край леса был светел, опушка пестрела зарослями кипрея. Вера, улыбнувшись, направила коня туда. Спешившись, она принялась обрывать душистые розовые соцветия, набивая ими полотняную торбу.

Ирве тем временем, отъехав чуть дальше, осматривал поле. Заметив на его краю замятые участки, он обеспокоенно нахмурился. Соскочив с коня у проплешин, присел и взял в руки примятые колосья. На верхушках поломанных колосьев остались лишь волоски, в метелках не было ни зернышка. «Мадвур», – Ирве резко поднялся, встревожено оглядываясь вокруг. Колышущаяся масса сизых колосьев таила в себе опасность. Ирве попятился к коню, взобрался в седло, и, взяв лук, наложил стрелу.

– Вайра, – негромко окликнул он. Ответа не последовало. Ирве оглянулся туда, где несколько минут назад видел сестру. На опушке стоял только Крепыш, глядя в лесную глубь, скрытую кустами. Выругавшись на несвоевременность физиологических потребностей сестры, Ирве подъехал к Крепышу.

– Вайра! – позвал он её. – Вайра, уходить надо, тут мадвур поблизости.

За спиной хлопнуло и зашуршало. Ирве молниеносно обернулся в седле, вскинув лук. По краю поля, выпорхнув из овса, бежала куропатка. Ирве перевел дух, и в этот миг из леса донесся крик.

Прянув с седла, Ирве бросился в лесную тень. Продравшись сквозь кусты, он ринулся вглубь леса с воплем:

– Вайра-а!!!

Крик сестры резал тишину леса, и Ирве, перепрыгивая трухлявые упавшие пни и петляя меж стволов, мчался на него.

Темную тушу мадвура, нависшую над съежившейся на земле девушкой, он увидел издалека.

– А-а-а-! – Ирве с ревом кинулся к нему, спуская тетиву. Зверь пал на передние лапы, и стрела скользнула поверх спины. Повернувшись к Ирве, мадвур с угрожающим рычанием двинулся ему навстречу.

– Давай, зверюга, отойди от неё! – Ирве натянул лук, громким криком отвлекая зверя от Веры. – Иди сюда, ко мне!

Сделав еще несколько шагов, священный танок остановился, умерив рычание и раздраженно вертя длинным хвостом. Ирве, в душе надеясь, что мадвур просто уйдет, продолжал кричать.

– Уходи! Вайра, уходи оттуда! Только медленно, не дразни его! Ко мне продвигайся!

Вера, замолчав, стала медленно отползать в сторону от зверя. Расстояние между ней и мадвуром постепенно увеличивалось. Танок наблюдал за стоящим перед ним человеком, и, казалось, не обращал никакого внимания на несостоявшуюся жертву. Голос Ирве стал тише, он уже не кричал, а говорил.

– Прости, если побеспокоили тебя, священный мадвур. Мы уходим. Позволь нам уйти. Мы принесем богам щедрый дар за твою милость, а ты можешь есть столько овса, сколько пожелаешь.

Внезапным стремительным молчаливым прыжком мадвур преодолел расстояние до Веры. Придавив её ногу передней лапой, зверь разинул пасть в намерении вонзить клыки в тело девушки. Стрела Ирве угодила в пышущую горячим дыханием глотку, пробив щеку и язык. Рык потряс лес. Зверь взметнулся на задние лапы, и в этот миг подскочивший Ирве ударил его ножом под ребро, в сердце. Вера успела отпрянуть в сторону до того, как мадвур рухнул на землю, подняв вихрь листьев. Он еще смог отползти на несколько метров, оставляя на земле глубокие борозды от когтей и кровавые полосы. Потом всхрапнул в последний раз, дернул лапами и стих.

Ирве с ужасом смотрел на неподвижное тело зверя. Потом опустился на колени, уронил голову на руки.

– Что я сделал…. Что же я наделал!

Вера, которую еще трясло мелкой дрожью, подползла к нему, обняла.

– Спасибо. Спасибо. Ирве! Все хорошо, хорошо.

Тот отнял ладони от лица, оторопело взглянул на сестру.

– Хорошо? Хорошо?! Это, по-твоему, хорошо?!!

Он высвободился из её объятий.

– Вайра, послушай. Это очень, очень плохо. Мадвур – наш танок. Мы совершили большой грех, убив его. Этого нельзя делать!

Вера не верила своим ушам. Она мотнула головой в сторону мадвура.

– Ты предпочел бы, чтобы вместо него тут в луже крови лежала я?

– Нет! – вымученно простонал Ирве. – Ты что, правда, не понимаешь, что произошло?

– Я понимаю это так, что на меня напал дикий зверь. А ты, защищая меня, его убил. Разве это ненормально?

Она поднялась и отряхнулась, огорошенная тем, что Ирве больше переживает за какого-то зверя, чем за неё. Он тоже встал, подошел к мадвуру, и, подняв тяжелую лапу, вытащил нож из туши.

– Если бы это был обычный хищник, я бы убил его без всякого сомнения, – смирившись с содеянным, Ирве вытер нож о траву, кинул его в ножны, исподлобья глядя на сестру. – Но мадвур – хранитель нашего тана. Кто убивает своих хранителей? За такую провинность будет суровое наказание.

– А что, оглашать случившееся всему тану обязательно? – Вера посмотрела на Ирве, как на неразумное дитя. В его серых глазах вспыхнул огонь возмущения.

– Я тебя не узнаю, сестра! Ты говоришь, как чужая. Ты считаешь, что я смогу спокойно жить с таким камнем на сердце? Думаешь, если об этом не узнают в Гленартане, боги будут милостивее? Кара будет еще более жестокой! Я сам буду отвечать перед богами, духом мадвура и таном!

Вера развела руками, понимая, что даже пытаться переубеждать его бессмысленно. В чужой монастырь, как говориться…

– И как мы его потащим?

– Волокуши сделаем. Кони дотянут. К седлу топор приторочен, принеси. И веревку.

Срубив две березки, Ирве на скорую руку соорудил волокуши, и вдвоем они кое-как затащили тушу мадвура на них. Вера привела Ветра, чтобы привязать к нему волокуши. Но тот, почуяв запах зверя, захрапел и заартачился, не позволяя Ирве прикрепить оглобли. Пришлось запрягать в волокуши Крепыша. Тот, пофыркав, все же позволил приладить жерди. Ирве вырубил на опушке кусты, и Вера вывела коня под уздцы на дорогу.

***

– Вайра натойче мадвурэ! Вайра натойче танокэ! – дикими голосами орали ребятишки, врываясь в ворота тана.

Они понеслись по селению, вопя во все горло. Из домов на их крики стали выскакивать довгары. Вера видела, как бледнели лица сельчан, едва им удавалось разобрать то, о чем кричат напуганные дети. «Вайра убила мадвура! Вайра убила танока!» Со всех сторон к ней и Ирве бежали люди, и вскоре вокруг них собралось все население тана. Окруженные плотным кольцом людей, Ирве и Вера добрались до площади посреди селения. Под глухой ропот мужчин и испуганные причитания женщин Ирве отвязал волокуши, на которых лежала мохнатая туша. Подняв глаза, он увидел направленные на сестру осуждающие, напуганные и откровенно неприязненные взгляды. Ирве нахмурился, и, подойдя к Вере, взял её за руку.

– Не бойся, Вайра. Никто не посмеет тронуть тебя.

Торопливо растолкав людей, в центр круга выбился Баэлир. Охнув, он подскочил к волокушам и склонился над мертвым зверем. Жрец провел рукой по жесткому меху, и его ладонь окрасилась в алый цвет. Баэлир медленно распрямился, и повернулся к стоящей в центре круга паре. Правый глаз его дергался, а рот гневно кривился.

– Ты!!! – трясущийся палец, перепачканный в крови зверя, уперся Вере в грудь. – Ты….

– Это не она! – Ирве заслонил Веру. – Мадвура убил я!

Вздох негодования пронесся над головами людей. Яростный взгляд жреца впился в лицо Ирве. Тот решительно выпрямился и оглядел людей.

– Мадвура убил я! – громко повторил Ирве.

Баэлир, не сводя с юноши негодующего взгляда, занес руку, но ударить не успел.

– Никто не смеет бить моих детей, – подошедший Ори перехватил кисть жреца.

– Они вред опрометчиво нашему таноку причинили! – вздернул подбородок Баэлир, вырывая руку из сильных пальцев танеда. – Говорил я, всегда я знал, что лишь вред будет нам от приемыша твоего! Вот и сын твой, о почтении обычаев наших забыв, на священного зверя оружие поднял! Теперь грозит всему тану кара Валкуна!

Последние слова жрец прокричал, потрясая кулаками.

– Остынь, Баэлир, – нахмурил брови Ори. – Прежде, чем обвинять, надо их выслушать.

Он повернулся к Ирве.

– Ирве, ты убил танока. Это тяжелый проступок. Законы наши ты знаешь. И я, и Баэлир, и весь тан хочет знать, зачем ты это сделал.

Ирве помедлил, взглянул на жреца, на отца, на Веру, и, опустив голову, сказал.

– Мадвур напал на Вайру. Я защищал сестру.

Люди переваривали эти слова, затаив дыхание и переглядываясь. Баэлир прищурился и тихо произнес, глядя Ирве в глаза:

– Танок на людей тана хранимого не нападает. Опасность от силы его лишь чужакам грозит. Где оберег мой, что дал ей я? Смотрите, люди, его нет на руке её! Отринула она защиту танока, тяжела ноша священного оберега для чужака.

Вера бросила взгляд на запястье, где был привязан оберег. Его там не было. По всей видимости, она потеряла его в лесу.

– Вайра не чужая! – побледнев, выкрикнул Ирве, понимая, куда клонит жрец.

– Баэлир, ты говори, да не заговаривайся, – грозно нахмурившись, поддержал сына Ори. – Она не пришлица, а дочь мне.

– Приемная, Ори, – вкрадчиво промурлыкал жрец, взглянув на Веру, выглядывающую из-за спины Ирве. – Приемная. Кто знает, кого ты привез из страны рыжеволосых?

– Я привез ребенка моего друга Строна, – насупился Ори.

– Возможно. А возможно и нет. Если владеют нимхи силой неизвестной, то могли они подменыша тебе отдать. Дабы отомстить народу нашему за испорченную кровь их.

– Хватит! – Ори шагнул к Баэлиру, и, схватив того за плечи, как следует встряхнул. – Ты безумные вещи говоришь!

– Нет. Это не речи мои безумны! Безумна дочь твоя! – не унимался жрец даже в железных тисках рук танеда. Голос его больше не был тихим, теперь Баэлир почти кричал, громко и уверенно, указывая на Веру. – Взгляни же, взгляни, Ори! Не выжить никому после ран таких! Никому, кроме тех, кого не принимает в свою Обитель Нейна, кроме тех, над кем власть имеет лишь Неназываемый! Отметина черного Лангора на лице у дочери твоей! Не Вайра она больше, но темный дух, посланный, чтобы нести зло людям!

– Замолчи!!! – Ори с негодованием оттолкнул жреца. Баэлир отскочил, споткнувшись о волокуши со зверем, но сохранил равновесие. Взгляд жреца вспыхнул возмущением, и он бросил в лицо Ори:

– По довгарским законам, те, кто носит знаки Неназываемого на себе, испытанию священным железом подвергнуты должны быть. Если примет их Нейна в свою Обитель, то погребен прах по обычаю будет. Если же останется жив испытание проходящий, то в очищающее пламя Валкуна ему путь!

– Ты слишком ускоряешь события, Баэлир, – с едва сдерживаемой яростью проговорил Ори. – Сначала нужно убедиться в правоте твоих слов. И за жизнь моей дочери я буду бороться, что бы тебе там не казалось! Я не хуже тебя знаю законы и обычаи! Ты один решать не вправе. Нужно согласие верховного жреца. Если он признает Вайру тем, кем её считаешь ты, то только тогда этот закон может быть исполнен! И, даже если это так, всегда можно провести обряд изгнания Неназываемого.

– Я получу согласие это, – уверенно кивнул Баэлир. – Не сомневайся.

– Баэлир, – недоуменно свел брови Ори. – Такое впечатление, что ты не хочешь даже думать о спасении моей дочери, что для тебя главное – избавиться от неё!

– Не для меня, – покачал головой жрец. – Весь тан, народ весь от неё избавить надо мне! Ты помнишь, танед, тридцать лет назад тому горестные события для тана нашего тоже с убийства танока начались! Хочешь ужас тот повторить? Хочешь, чтобы имя твоё в устах потомков с проклятиями перемешано было? Послушай меня, Ори, я совет мудрый тебе даю. Избавь Гленартан от несчастий грядущих!

Наступила тишина. Замолчали даже собаки, скулящие за спинами людей, и рвущиеся на запах свежей крови. Баэлир ждал. Ори стоял, молча глядя на него. Танед знал, о чем говорил жрец. Он был тогда подростком, и помнил тот страшный год. Год, когда четверть населения Гленартана умерла от непонятной болезни. Немощь нагрянула через неполный месяц после того, как один из сельчан по неосторожности убил мадвура. Обряд прощения был проведен, как положено, и, судя по словам тогдашнего жреца, танок простил преступника. Но, тем не менее, первой жертвой страшного недуга стал именно убивший зверя довгар. Ори вздрогнул и побледнел. Ведь мадвура убил Ирве! Мысль о том, что он может потерять сразу обоих детей, обожгла Ори как раскаленным железом.

– Но… но танок погиб от рук моего сына, – тихо выговорил танед.

– В этом вина не сына, а приемыша твоего. Дочь твоя на это ненамеренное деяние Ирве подтолкнула, ей и ответ полный держать. Но про неё я всё сказал. Сыну же твоему обряд прощения пройти будет нужно.

– Когда? – насторожившись и внутренне трепеща, спросил Ирве.

– Сегодня же вечером. День новый явит людям милость Валкуна. Или гнев его.

При последних словах Ирве порывисто вздохнул, глядя в глаза Баэлира. Жрец выдержал паузу, потом повернулся и махнул рукой людям, чтобы расходились. Ори, угрюмо смотревший на тушу мертвого зверя, проговорил:

– Если танок простит Ирве, ты оставишь Вайру в покое?