Главная загадка «Эволюции»

– Удивительно, Серёж, сколько времени мне понадобилось, чтобы понять, как сильно я тебя люблю.

Елена сидела на скамейке в саду имени Баумана, кутаясь в тёплое пальто. Пронизывающий осенний ветер трепал её чёрные кудри.

– И, поняв это, ты хочешь всё разрушить?

Сергей сидел рядом, вполоборота, и держал её за руку.

– Прости меня. Я хорошо себя знаю. Мне нужен ребёнок. Обязательно.

– Но мы могли бы…

– Не могли бы! – Она взглянула на него, чуть не плача. – Мы с тобой уже сорок раз всё это обсудили. Мне нужен свой, родной ребёнок. Я не смогу без этого жить. Что делать, видимо, какая-то программа во мне доисторическая. Я должна родить. И родить от своего мужа. А не от… тьфу, даже думать противно… Всё, Серёж, хватит друг друга мучить, прошу тебя. Отпусти меня. Просто отпусти.

– Хорошо, родная. – Он мягко погладил её по волосам, но ветер снова тут же растрепал их. – Завтра пойдём и подадим заявление. Ты будешь свободна.

– Серёжа, а можно я ещё кое о чём тебя попрошу? Ну, если только для тебя это не будет обузой, конечно… Давай останемся друзьями? Не будем насовсем терять друг друга из виду? Что бы ни случилось.

– Конечно, любимая! – Он притянул её к себе и обнял покрепче. – Ты, главное, помни, что я всегда тебя любил и всегда буду любить.

– Спасибо тебе… – Она не выдержала и, разрыдавшись, уткнулась в его плечо.

После развода Лазарев с головой ушёл в работу. Проект «Эволюция» стал для него делом всей жизни. Он не допускал ни малейшей ошибки, перепроверял всё лично, буквально сутками не вылезал из лаборатории. «Что ж, – думал он иногда, встречая очередной рассвет в своём кабинете, – почти все, кто чего-то достиг в этой жизни, женились поздно или не женились совсем, полностью отдаваясь своей работе, науке, не замечая пролетающего времени. Видимо, такова и моя судьба: семья для меня непозволительная роскошь. Либо семья, либо открытия». Сергей Дмитриевич полагал, что, возможно, ему удастся стать отцом немного в другом смысле слова: всё же этот проект был его детищем, и в результате на свет должно было появиться восемь малышей. Но всё это пока было только в его мечтах.

Он ещё раз взглянул на фотографию бывшей жены, глубоко вздохнул и положил её сверху в одну из коробок, предназначенных для переезда.

3. 1990—1991 годы

Окна нового кабинета Лазарева выходили на настоящий лес. Правда, сейчас листья уже опали, и только ели и сосны приятно зеленели на фоне унылого ноябрьского неба. Институт генетики и биоинженерии находился на самой окраине Краснолесска и занимал огромную территорию. Помимо главного корпуса, среди высоких деревьев расположились медицинская часть и два кирпичных дома для сотрудников. А на большой лесной поляне была построена настоящая оранжерея, которая радовала обитателей института свежими овощами и зеленью круглый год.

Сергей Дмитриевич сидел за большим письменным столом, сплошь заваленным бумагами, и пил жасминовый чай.

– Как вы только не путаетесь в своих записях?! – Секретарша принесла ему очередную толстую папку. – Вот, Ильин вам из лаборатории прислал результаты тестов.

– Спасибо, Анечка.

Лазарев, отставив в сторону кружку с чаем, сразу же развязал ленточки на картонной папке и принялся изучать её содержимое.

– Да вы б хоть чай-то допили, Сергей Дмитриевич! – сказала девушка, открывая дверь. – Остынет же!

– Не беспокойтесь, Анечка. – Он улыбнулся. – Зелёный чай превосходно сохраняет вкус, его можно пить и холодным.

Как только секретарша закрыла за собой дверь, Лазарев тут же снял телефонную трубку и набрал номер Ворона.

– Ну что, неужели пришли результаты? – спросил тот, даже не поздоровавшись, едва услышал голос своего ученика.

– Пришли, Александр Михайлович!

– Ну, ну! Не томите же! Говорите!

– На этот раз весь материал рабочий! – Лазарев листал отчёт из лаборатории и одновременно рассказывал. – Всё можно использовать! Все четыре образца!

– Ух! – Старик аж крякнул от удовольствия. – Значит, первая победа?

– Да, и во многом благодаря вам!

– Не хотите заехать ко мне отметить?

– Был бы рад, Александр Михайлович, но пока график мне не позволяет. Вот если бы вы могли к нам сюда заглянуть…

– Ох, – Ворон вздохнул, – тяжеловато мне в такую даль ехать, сердечко что-то в последнее время пошаливает. Ну да ничего, свидимся как-нибудь, друг мой. Работайте, пока удача сама идёт к вам в руки! Работайте!

* * *

Двумя днями позднее Лазарев шёл по коридору медицинского корпуса, и сердце его учащённо билось. Сегодня ему предстоял нелёгкий выбор. Он уже три недели изучал личные дела и результаты анализов десяти девушек от двадцати двух до двадцати семи лет, четверым из которых предстояло войти в историю советской, а скорее всего, и мировой науки. Заочно ему нравились шесть кандидатур, по всем параметрам они подходили. Именно они и были приглашены на сегодняшнее собеседование.

– Что ж, милые дамы, я рад вас приветствовать! – начал он, войдя в небольшое помещение, напоминающее обычную институтскую аудиторию для проведения семинаров. – Я знаю, что вам уже рассказали, кто я и зачем вас сюда пригласил.

Девушки закивали.

– Но всё же, – сказал Лазарев, – я хочу лично объяснить вам ещё раз, в чём суть нашего медицинского проекта. Вам… простите, четверым из вас в ближайшее время предстоит стать матерями. Необычными матерями.

Девушки потупили глаза и стали улыбаться и переглядываться. Лазарев тоже улыбнулся и продолжил:

– Да-да, необычными. У ваших детей не будет отцов в общепринятом смысле. И условия нашего контракта таковы, что вы не сможете выйти замуж.

– Да и без вашего контракта девушке замуж выйти трудно! – высказалась круглолицая румяная девушка с русыми волосами, собранными в аккуратный хвостик. – Так что нас это не особо пугает.

– Не надо обобщать! – хихикнула маленькая темноглазая брюнетка.

– Девушки, прошу вас… – Лазарев обвёл взглядом небольшую аудиторию. – Я сейчас закончу, а потом вы сможете задать свои вопросы. Пока контракт не подписан, вы абсолютно свободны и ничем не связаны. Так вот, сумма контракта такова, что вы не будете ни в чём нуждаться. Но вы будете обязаны регулярно проходить медицинские обследования, ну и, разумеется, ваши дети тоже будут всё время находиться под нашим неусыпным контролем.

– А жить где? – спросила всё та же брюнетка.

– Первое время, пока дети будут совсем маленькими, вам придётся провести здесь, а потом вы сможете жить с детьми у себя дома. А если кто-то захочет, мы выделим квартиру в нашем городе. Дети смогут ходить в обычный детский сад и в школу, а вы – на работу.

– А в чём всё-таки смысл этого вашего эксперимента? – не унималась брюнетка. – Что не так с детьми-то будет? Скажите прямо.

– С детьми будет всё «так», не волнуйтесь, пожалуйста. У них будут особенные отцы. И имена отцов я смогу раскрыть только тем из вас, кто останется в проекте.

– Ой ты ж мама дорогая! – Круглолицая с хвостиком вновь оживилась. – Это что ж? Неужто от Горбачёва рожать будем?! Чтоб перестройку быстрее перестраивать? Или от Валерика Леонтьева? Чтоб ещё и с песнями!

Девушки рассмеялись.

– Нет, – Лазарев постарался говорить серьёзно, – не от них. Прошу вас, не стоит гадать.

Но девушек было уже не остановить: кого только из известных современников они не упомянули! Лазарев перестал призывать их к порядку, понимая, что их совсем ещё юный возраст и таинственность происходящего требовали разрядки. Он просто сидел и наблюдал за ними. Такие разные, все по-своему симпатичные… Но выбрать нужно только четверых. «Господи, а как им объяснить, что одним из „отцов“ будет Мария Кюри? – промелькнуло у него в голове. – Придётся всё же называть вещи своими именами, а не придумывать бред про несуществующих папаш».

И вот, после нескольких дней раздумий и консультаций с коллегами, Лазарев выбрал четырёх девушек. Родить двух клонов великого Альберта Эйнштейна предстояло Татьяне Саганович. На тот момент девушке было двадцать четыре года, она недавно окончила институт и начала работать инженером на цементном заводе, расположенном недалеко от Краснолесска. По мнению Лазарева, она подходила идеально: чёрные волнистые волосы, большие выразительные глаза – по идее, дети будут похожи на свою маму. Ольга Исаева, двадцатитрёхлетняя аспирантка филфака МГУ и большая любительница гор, должна была родить клонов Леонардо да Винчи. Самой старшей девушке недавно исполнилось двадцать шесть лет. Елена Кононова преподавала историю в школе Краснолесска, ей предстояло стать матерью клонов Марии Кюри. Последней выбранной девушкой оказалась та самая любопытная розовощёкая, которая взбудоражила всю аудиторию на первой встрече. Звали её Алла Игонина, ей было двадцать четыре года, работала она поваром в столовой института. Ей выпала роль будущей матери клонов Исаака Ньютона. Все девушки были абсолютно здоровы и полны энтузиазма. Все они с радостью подписали договор. Одним из главных его пунктов было неразглашение любых сведений, касающихся проекта «Эволюция», зато пункт о компенсациях был столь привлекательным, что все ограничения меркли по сравнению с ним. После подписания договора Лазарев снова собрал девушек в той же аудитории.

– Ну что ж, теперь мы с вами одна семья! – сказал он.

– Так кто же отцы? Теперь-то можно узнать? – тут же спросила нетерпеливая Игонина.

– Видите ли, нет никаких отцов. – Лазарев поочерёдно посмотрел в глаза каждой из девушек.

– От духа святого, что ли, рожать будем? – не унималась Алла.

Остальные молчали, но на лицах явно читалось недоумение.

– Вы будете рожать клонов великих людей. Поэтому всё так и засекречено.

После этих слов девушки заметно взволновались и, кто тише, кто громче, начали засыпать его вопросами:

– Клонов?

– Уже есть такие технологии?

– А это законно вообще?

– А такое кто-нибудь уже делал в мире?

– Это опасно?

– А как это физически всё будет происходить?

– От каких великих?

– А великие в курсе?

Лазарев замахал ладонями перед лицом и постарался перекричать поднявшийся шум:

– Тихо, тихо! Прошу вас, успокойтесь! Программа государственная, всё законно, всё совершенно безопасно для вас! Пожалуйста, позвольте мне продолжить!

В аудитории наконец наступила тишина. Тогда он продолжил:

– Итак, я повторяю: всё абсолютно законно. Вы находитесь в полной безопасности в государственном научно-исследовательском центре. Мы уже давно занимаемся вопросами клонирования и продвинулись в этом деле очень далеко, намного дальше американцев и европейцев. Уверен, что вы родите совершенно нормальных, здоровых детей, которые будут ходить в обычную школу. Мы очень надеемся, что со временем в детях начнут просыпаться таланты – такие же таланты, как у их прототипов. Собственно, в этом и заключается наша с вами цель – вырастить новых гениев. Воспитывать их как-то особенно не нужно, способности должны проявиться сами, а со временем мы посмотрим, кому и чем сможем помочь, чтобы талант раскрылся максимально полно. А, чуть не забыл, есть одно ограничение: вы сможете дать своим детям имена по своему усмотрению, но с условием, чтобы первая буква имени клона совпадала с первой буквой имени клонируемого. А в остальном вы вольны воспитывать детей так, как подскажет вам ваше сердце. Поймите, вы не рабыни. Вы можете остаться в проекте или покинуть его. Но решить это вам нужно будет очень быстро. Те, кто захочет покинуть проект, пройдут сеанс гипноза: из вашей памяти будут стёрты этот разговор и несколько предыдущих дней, в течение которых вы общались с моими помощниками. Это условие было прописано в договоре. Проект «Эволюция» настолько засекречен, что лишь несколько моих сотрудников знают, что именно будет здесь происходить. Большинство персонала, с которым вам придётся общаться, уверены в том, что мы всего лишь совершенствуем технологии искусственного оплодотворения для рождения близнецов. Вы должны понимать, какая ответственность ложится на ваши плечи. Никто – ни ваши родители, ни ваши лучшие друзья – не должен узнать о клонировании. Сейчас я готов ответить на любые ваши вопросы, а потом дам вам три дня на раздумья, и… либо вы остаётесь в проекте, либо навсегда забываете о нём.

– Скажите, Сергей Дмитриевич, – Татьяна Саганович подняла руку, как на школьном уроке, – а мы никогда-никогда не должны будем ничего рассказывать про клонирование?

– Если всё пройдёт успешно… – Лазарев сделал небольшую паузу, – а я уверен, что всё пройдёт успешно… то очень скоро о нашем общем проекте и лично о каждой из вас узнает весь мир. Нам будет нечего скрывать. Напротив, мы будем гордиться нашей работой, нашими детьми. И мы будем рассказывать об этом совершенно открыто.

– Даже по телику могут про нас показать? – спросила Алла.

– Даже по телику, – улыбнулся Лазарев.

* * *

По прошествии трёх дней все четыре девушки приняли решение остаться в проекте. Лазарев был рад, что ему не придётся проводить новый отбор. Единственное, что его смущало, это поведение Аллы Игониной. Иногда она задавала странные вопросы, вроде: «А не грех ли это?», но Сергей Дмитриевич списывал на то, что девушка была из очень простой сельской семьи, окончила всего восемь классов и была очень уж далека от науки. Но зато у неё было отменное здоровье и своеобразное чувство юмора, остальные участницы эксперимента полюбили её за простодушие и природную доброту. Вообще же девушки быстро сдружились, и их не пугал тот факт, что им придётся провести в тесном общении много месяцев. Заводилой в их небольшой компании стала Оля Исаева, которая буквально через неделю уже уговаривала новых подруг отправиться вместе с ней в поход на Эверест. «Для такой команды, как мы, нет недоступных вершин!» – говорила она. Таня Саганович и Лена Кононова были тихими и спокойными. Татьяна волновалась только о том, когда она сможет снова выйти на работу: она мечтала в будущем сделать цементное производство безвредным для окружающей среды. А Лена немного беспокоилась о своих учениках, особенно о каком-то Алёше из 5-го «А», который всё время путал египетских фараонов.

* * *

Новый, 1991 год начался стремительно. Уже в середине января успешно прошло оплодотворение будущих мам. Перед процедурой они сфотографировались для истории: четыре милые улыбающиеся девушки и симпатичный учёный, полный надежд на светлое будущее для себя и своих подопечных.

Но история решила распорядиться их судьбами по-своему. Именно с января Советский Союз – нерушимая, казалось бы, империя – стал активно разваливаться. В союзных республиках начались волнения, по стране прокатилась волна протестов, шествий и митингов, причём далеко не всегда мирных. В марте прошёл референдум, на котором подавляющее большинство граждан проголосовало за сохранение целостности страны, но колесо истории остановить было уже невозможно.

На обитателях Краснолесска все эти события сказывались не очень сильно: маленький тихий научный городок с давних пор имел неплохую систему снабжения, и, пока она работала, все его жители верили в то, что скоро всё образуется, закончится и вернётся на круги своя. Наступило лето. Институт генетики и биоинженерии по-прежнему получал из казны деньги, в местной оранжерее зрели пузатые фиолетовые баклажаны, сладкие помидоры и сочные болгарские перцы. Заметно увеличивались и животы четырёх будущих мам. Единственное, что пошло не по плану, – это беременность Аллы Игониной. Вместо запланированной двойни молодая женщина ждала трёх малышей. Однако все обследования и анализы показывали, что трое будущих Ньютонов были абсолютно здоровы, как, впрочем, и все остальные клоны. К середине августа девушки округлились настолько заметно, что было решено сделать ещё одно фото для истории. Ольга, Татьяна, Алла и Елена надели яркие летние сарафаны и намеренно поддерживали руками свои животы. В центре фотографии в белоснежной рубашке красовался «отец проекта» – Сергей Дмитриевич Лазарев.

4. Осень 1991 года

Лес стал разноцветным, но листья ещё не успели упасть на землю. Они лишь трепетали и шумели от лёгкого дуновения ветра. Оранжево-красно-жёлтые краски лиственных деревьев с яркими вкраплениями хвойной зелени великолепно смотрелись на фоне ярко-голубого неба, по которому проплывали редкие белые облачка. Но Сергей Дмитриевич не смотрел в окно и не замечал всей этой красоты. Он вторую неделю ждал звонка из министерства и часто сидел в своём кабинете, просто уставившись на спецтелефон. Но аппарат не поддавался его гипнозу и упорно молчал. А когда наконец зазвонил, то Лазареву показалось, что над его головой сгустились сразу все тучи мира: в дальнейшем финансировании проекта «Эволюция» было отказано. Оставшихся средств едва хватало на то, чтобы обеспечить будущим матерям проживание и питание до момента родов.

В середине октября на свет появились девять здоровых малышей. Татьяна назвала мальчиков Александром и Аркадием, Ольга выбрала для своих имена Лев и Лука, Алла – Иван, Илья и Игорь. Елена назвала девочек Мария и Маргарита. Несмотря на то что Сергей Дмитриевич понимал, какие серьёзные у них намечаются проблемы, он не хотел раньше времени расстраивать молодых мамочек, и, когда дети немного подросли, они снова устроили фотосессию. На этот раз сделали один общий снимок, где все четверо держали на руках своих малышей, а посередине всё так же стоял и улыбался «папа», и четыре фотографии, где каждая мама снялась со своими детьми.

* * *

– Что поделать, друг мой, что поделать… – Александр Михайлович Ворон удручённо качал головой, сидя в своём любимом кресле у камина. – Вы начали свой проект в той стране, которой больше нет.

– Но есть же какие-то юридические нормы! – возмущался Лазарев. – Разве не должно государство-правопреемник взять на себя обязательства предшественника?!

– Сейчас такое время, что никто никому ничего не должен – каждый сам за себя. Не пойдёте же вы с этим в суд?

– Да какой тут суд… – Сергей опёрся локтями о колени и опустил голову, закрыв лицо ладонями. – Если бы у меня были накопления, я бы на свои деньги содержал девчонок и малышей. Но я гол как сокол! Машину даже продать пришлось. А тут зима на носу. Куда я дену детей?!

– К сожалению, у меня сейчас тоже за душой ни гроша, – вздохнул Ворон. – Всё, что было, у меня давно выцыганил Стасик. – Он вздохнул ещё глубже. – А моего сына вы прекрасно знаете: связался с какими-то отморозками – и теперь ни денег, ни нормальной работы у него нет.

– Да, я в курсе, мы с ним разговаривали в начале весны, он хотел продвигать мои разработки, но я не мог ему рассказать всех подробностей. Вы ведь ему ничего не рассказывали об «Эволюции»?

– Боже упаси! – Старик поднял брови и замотал головой. – Стасику такие вещи знать, я бы сказал, вредно для здоровья. Может заработать язву желудка на нервной почве. От зависти.

– Ох, Александр Михайлович, видите, как всё повернулось? Нечему теперь завидовать, абсолютно нечему. Я в отчаянии… Куда бежать?

– Ну, начнём с того, что институт ваш не закрыли, мамочки могут пожить пока прямо там. Ведь детям и двух месяцев нет, так что не повредит дополнительный присмотр со стороны медперсонала.

– Персонал начали сокращать. Мою лабораторию неделю назад вообще закрыли, сотрудники разбегаются кто куда – и это понятно: у всех семьи, бесплатно работать никто не будет. Я и сам живу в основном за счёт доброты тётушек из нашей столовой: они добавляют мне к бесплатному обеду лишнюю порцию, я прячу её в холодильник – и вот мой ужин. Ездил недавно в Сеченовку: моё место давно занято, да и у них пошли сокращения. Талантливая молодёжь думает только о том, чтобы уехать за рубеж. Такое впечатление, что наука теперь никому не нужна.

– Да-а-а… – протянул Ворон. – Совсем худо дело. Друг мой, может быть, то, что я вам сейчас скажу, покажется вам странным, но всё же. Когда в стране начинается такой хаос и беспредел, обязательно находятся те, кто наживается на этом. Может быть, вам попробовать…

– Что? – Лазарев покраснел. – Вы мне предлагаете связаться с преступниками, с ворами?

– Мм… Видите ли, Серёженька, если вы хотите остаться жить в этой новой стране и не помереть с голоду, вам придётся смириться с мыслью, что это не воры, а успешные бизнесмены, талантливые руководители и так далее. Произошла смена парадигмы. Общество больше не будет прежним. Идеалы кардинально поменяются.

* * *

После разговора с Вороном Лазарев вернулся в Краснолесск совершенно разбитым. В отчаянии он попробовал позвонить бывшей жене в надежде услышать родной голос, но телефон не отвечал. Он набрал номер её матери и выяснил, что Елена месяц назад улетела в Милан и собирается выйти замуж за итальянца. «Лена сказала мне, что, возможно, ты будешь её искать, Серёжа, – сказала бывшая тёща. – Хотела, чтобы ты знал, что она не скрывается от тебя, просто она пока не готова говорить с тобой. Я дам тебе её новый номер. Но постарайся не беспокоить её сейчас, у неё свадьба через две недели. Позвони ей через полгодика, когда всё наладится. Думаю, она будет рада тебя услышать».

Следующие несколько дней он обзванивал всех своих знакомых, но быстро понял, что финансовой помощи ждать неоткуда. Зато вскоре раздался звонок из министерства: его попросили освободить все занимаемые помещения до Нового года. На дворе между тем стоял декабрь. Не оставалось ничего другого, как честно сообщить молодым мамам, что никто их детей дальше содержать не будет.

Он решил, что лучше будет поговорить с каждой женщиной отдельно, и не ошибся: реакция на печальное известие у всех была разной. Татьяна сразу твёрдо заявила, что Саша и Аркаша – её сыновья, и она никому их не отдаст: «Ничего, квартира у меня есть, работа тоже… Как-нибудь выживем!» Ольга, всегда уверенная в себе, на этот раз явно испугалась внезапно свалившейся на неё ответственности, но вскоре взяла себя в руки и заявила, что своих мальчиков тоже оставит у себя, пусть ей и придётся пожертвовать диссертацией: «Устроюсь лаборанткой у нас на кафедре, как-нибудь проживём!» Тихоня Лена сначала горько заплакала, запричитала: «Ну как же так, ведь обещали…» – а потом успокоилась, вытерла слёзы и сказала: «А вообще-то, я с тридцатью детьми в классе справляюсь, справлюсь и дома с двумя!»

И только Алла как будто впала в какой-то ступор. Она несколько минут просто молчала, опустив глаза в пол. А потом вдруг резко и чётко сказала:

– Это не мои дети. Это дьявольское отродье, которое вы запихнули в мой живот! Нужно от них избавиться!

Лазарев счёл эти слова проявлением сильного стресса.

– Алла, я понимаю, что ты очень расстроена. Давай ты успокоишься, и мы поговорим об этом завтра, хорошо?

– Я не расстроена. – Алла смотрела ему прямо в глаза. – Я абсолютно спокойна. Это вы расстроены тем, что сейчас происходит. Но разве вы сами не понимаете, что ваш проект с самого начала был обречён на провал? Потому что нельзя идти против Бога! Вы сами рассказывали нам, что из полумиллиарда сперматозоидов всего один сливается с яйцеклеткой – и так появляется новая жизнь. Кто, если не Бог, решает, кому подарить эту жизнь? А вы сами решили стать богом, чтобы дать жизнь… нет, даже хуже: чтобы воскресить души давно умерших людей! Но Бог всё видит! И он против этого! И как только я согласилась на участие?! Теперь мы все прокляты до конца дней!

– Ладно, Алла. – Лазарев кивнул, хотя и начал подозревать, что с девушкой происходит что-то неладное. – Я так понял, ты не хочешь забирать детей, тогда мы будем вынуждены отдать их в детский дом.

– Вы неправильно поняли. Не надо их в детдом. Потому что это не дети. Это неизвестно кто. И не только мои – всехние!

– Нет слова «всехние». – Сергей Дмитриевич решил хоть как-то отвлечь Аллу, сосредоточив её мысли на грамматике.

– Это не важно, какое слово. Всех этих дьявольских уродцев надо убить, а все следы вашего адского проекта стереть с лица земли!

– Алла, господи, что ты такое говоришь?! Ты себя слышишь?

– И я себя слышу, и Господь меня слышит. И Он одобряет их уничтожение!

Лазарев встал, быстро вышел из комнаты и запер за собой дверь. Алла при этом не шелохнулась. Он вызвал врача, и, посоветовавшись, они сделали ей укол успокоительного. Алла не сопротивлялась. К сожалению, проснувшись, Алла продолжила говорить в том же духе, и её пришлось поместить в психиатрическую клинику. Так двухмесячные клоны Ньютона – Иван, Илья и Игорь – попали в ближайший детский дом.

5. Лето 1991 – зима 1992 года

Мирза Исаевич Громов, директор крупного богатого совхоза в Краснодарском крае, сидел развалившись на кожаном диване в приёмной высокопоставленного московского чиновника и буквально плавился от жары. Он теребил воротничок, пытался ослабить галстук, но это не помогало: струйки пота предательски стекали по его одутловатому лицу. Он вынул платок и стал промокать лоб и виски, но и этого хватило не надолго. «Черти лысые, хоть бы кондиционер поставили!» – ругался он про себя. Сегодня совхоз имени ХХ Съезда партии должен был превратиться в акционерное общество «Солнечная поляна». И, конечно, в роли главного акционера выступал товарищ Громов. Уж что-что, а договориться с партийными бонзами он всегда умел. То, что сейчас они вслед за Ельциным стройными рядами побежали из рядов КПСС, ничего не меняло: и связи остались старыми, и значимые посты почти повсеместно занимали те же люди. Вот и на этот раз всё прошло гладко, попотеть пришлось только в буквальном смысле.