Виктория

– Да, нашла. Более того, она не единожды спасла меня и вселила в мою души надежду в то, что я, несомненно, вернусь на Землю и обниму тебя. И теперь я здесь и обнимаю тебя! Это невероятно!

– Ты ее любишь? – спросила она.

– Да, – ответил он, глядя в ее глаза с надеждой и благословением.

– Это… это. – Виктория заплакала. – Прости меня. Я не могу сдерживать чувства.

Они обняли друг друга. Больше слов не требовалось. Было все сказано.

Это миг, воссоединения и всепрощения, им уже никогда не забыть.

Открыв глаза, они увидели, что на них смотрят растроганные Элизабет, Антон и Василий.

– Домовой! – закричал Василий и обнял Домового.

– Василий, мой юный друг! Как твои дела? Скучал по мне?

– Каждый день! Думал, ты уже бросил меня и мою сестру! Ты выглядишь моложе!

– Спасибо за комплимент, – ответила Домовой. – Странно, что ты подумал обо мне так плохо. Ты ведь знаешь, что я не бросил бы вас. Вы слишком дороги моему сердцу. Василий, твой образ был всегда со мной, когда мне было плохо и одиноко. Я вспоминал тебя. Твой звонкий дивный смех. Твою скромную и добрую улыбку. Твои красивые глаза. Мне становилось лучше.

– То есть я был рядом с тобой, когда ты отсутствовал? – Домовой кивнул. – Здорово! Домовой, а ты помнишь, как мы раньше собирались вместе конструктор?

– Конечно, помню.

– Так вот сейчас я собираю кое-что покруче! – восторженно сказал Вася.

– Что же это?

– Теперь я собираю целые корабли из крохотных пластмассовых и деревянных деталек, склеиваю их и крашу! Это так здорово и увлекательно, что я не замечаю, как время летит! Ты поможешь мне?

– Естественно помогу! ТЫ меня заинтриговал!

– Класс! – обрадовался Вася. Засмеялся и пустился в пляс, рассмешив Домового до слез.

– Как же мне этого не хватало! – сказал Домовой и поднялся с колен.

Он посмотрел на Виктории, Элизабет и Антона; они разговаривали.

– Домовой мне рассказал о ваших отношениях, Элизабет, – сказала Вика. – Я рада за тебя, за вас!

Виктория обняла Лизи.

– Ты рада? Я увела у тебя парня! Я думала, ты меня возненавидишь за это! Думала, что ты перестанешь со мной общаться! А ты… ты… ты рада?

– Безумно! Я счастлива, что Домовой нашел свое счастье. И это счастье – ты, Элизабет. Как я могу сердиться на тебя?! Как я могу ненавидеть тебя? Я знаю, что, если бы Домовой не ответил тебе взаимностью, ты никогда бы не помешала нашей любви. Ведь, так?

– Так. Но…

– Виктория, подожди, я не понял, – вдруг сказал Антон, который явно находился в шоковом состоянии от того, что происходило вокруг. – Домовой и Элизабет любят друг друга? Я правильно понял?

– Да, милый, – ответила Виктория.

– Я, наверное, да… особенно, после того, когда ты побежала к нему и упала на колени, став говорить с пустотой. Прости, с Домовым.

– Он не верит, – сказал Домовой. – Главное, что он любит тебя. Со времен он поверит, Вик.

– Домовой сказал, что тебе нужно дать время. И ты поверишь. Возможно, даже увидишь, если, конечно, захочешь увидеть то, чего бояться видят обычные люди.

– Где он сейчас стоит? – спросил Антон.

– Рядом с Элизабет, слева.

Антон протянул руку и сказал:

– Приветствую тебя, Домовой. Надеюсь, мы будем друзьями.

– Он тоже тебя приветствует, – сказала Виктория. – Его рука в твоей руке. Он ее сжимает. Но ты не чувствуешь. Это нормально.

– Нет. Я что-то чувствую. Дрожь. Вибрацию. Тепло, – ответил Антон. – Мне, наверное, кажется.

– Тебе не кажется. Домовой передает тебе, что он твой друг.

– Значит, теперь мы друзья. – Антон смотрел в пустоту, и на мгновение ему показалось, что пустота дышит, выпуская облака пара.

– Давайте уже обнимемся! – предложил веселый Василий.

– Давайте! – согласилась с братом Виктория. – Ознаменуем новый виток нашей жизни теплыми объятиями, чтобы больше никогда не расставаться.

– Хорошо сказала! – похвалил ее Домовой.

– Согласна! – сказала Элизабет.

Они обнялись и почувствовали, что стали едины.

Они стали Семьей.

Том 2

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Прошло пять лет. Быстро, неуловимо, безвозвратно. Пять лет – взлетов и паданий, сюрпризов и разочарований, рутинности и ярких впечатлений. Пять лет в долгом пути по витиеватой, заснеженной дороге жизни.

Зазвенел будильник. Виктория нехотя, ленно, открыла глаза. Зевнула. Потянулась. За окном – тихая и сладкая ночь. Звездное небо. И луна, ярко освещающая серебристым светом одинокий город: дороги, улочки, парки, дворы.

Перевернулась на бок. Посмотрела, с любовью и преданностью, на его сонное лицо, которое лежала на пуховой подушке. Он тихо посапывал, как невинный, робкий ребенок после бурного и насыщенного дня – дня приключений. Он что-то пробормотал во сне, почесал нос и снова засопел, шевеля пальчиками волосатых рук.

Виктория каждое утро, в течение последних двух лет (именно столько времени они жили вместе в двухкомнатной квартире в центре города), смотрела на него и не могла налюбоваться его красотой, нарадоваться своему счастью, что она просыпается не одна в кровати, что с ней Антон.

Она поцеловала его в щечку, чуть косая губами, чтобы не разбудить. Он поморщил носиком, вытер щеку рукой и засопел.

Мой плюшевый медвежонок, подумала она про себя, и поднялась с кровати, опустив ноги на мягкий ковер. Приятное ощущение, когда хлопок впивается в ноги, окутывая их нежностью, мягкостью и какой-то неописуемой легкостью.

Виктория сходила в душ; холодный и ободряющий. Умылась. Выпила стакан холодного апельсинового сока. Съела сдобную булочку с шоколадной конфеткой. Накрасилась. Высушила волосы феном. Сделала прическу. Оделась.

Все как обычно. И так – пять раз в неделю, двадцать раз в месяц, двести сорок раз в год.

Ужас!

Посмотрела на будильник. Шесть тридцать утра. Трамвай должен подойти через пятнадцать минут к остановке. Пора.

Пора идти на нелюбимую работу, которая отравляет ее жизнь своей рутинностью и бессмысленностью. Сразу после успешного окончания института ее приняли на завод по обработке цветных металлов, взяв на элитную должность: младший экономист. Подарок судьбы, как сказала Мария Виктории. Возможно, для кого-то это подарок судьбы, но только не для меня, ответила она маме.

Вики всегда хотелось заниматься чем-то действительно важным, а не тупо просиживать в заводоуправлении штатным сотрудником и рассчитывать каждый месяц себестоимость, рентабельность и другую экономическую ерунду для наглого и алчного предпринимателя, который делал все, чтобы получить максимальный денежный отток, пренебрегая социальным положением своих подчиненных. Его ничего не волновала кроме прибыли – денег. Он был настоящим политиканом, который только говорил, но не делал. Даже не пытался, что-то изменить. Хотя, нет, он кое-что изменил: урезал зарплаты, вдвое сократил штат сотрудников и рабочих (по его словам, хороший работник – это тот работник, который выполняет две работы сразу, а то и три), втрое уменьшил расходы на обслуживание и эксплуатацию опасного металлургического объекта. Хорошая политика? Несомненно! И никто слова ему не говорил, так как он состоял в Главной Государственной Партии России (в партии бюрократов, которые погрязли в обмане и лжи, которые подмяли под себя всю страну и держат ее в страхе).

Виктория ненавидела, презирала и не боялась, как другие сотрудники, своего начальника, ответственного за экономический отдел. Он был жестким, грубым и наглым с подчиненными и добрым, покладистым и таким положительным с теми, кто был выше его по карьерной лестнице. Типичный хамелеон, который ради повышения готов биться о стену и идти по головам. Его звали Константин Эдуардович.

Позавчера, в конце рабочей смены, он впервые накричал на нее; прилюдно оскорбил. Виктория чуть не расплакалась; сдержалась. Не стала молчать, не позволив вышестоящему унижать ее в присутствие других сотрудников. Сказала несколько колких и резких замечаний в его адрес. Он разгневался. И начал кричать на нее еще сильнее. Виктория закрыла ему рот, высказав все, что о нем думает, и вышла из кабинета.

После этого неприятного инцидента Константин Эдуардович затаил на нее обиду и стал ее игнорировать, перестав здороваться.

Когда она накинула белую курточку поверх изумрудной блузки, в коридор зашел сонный Антон, чтобы проводить Вику на работу.

– Привет, дорогой. Проснулся? – спросила она и поцеловала его в щечку.

– Пока еще нет. – Антон улыбнулся. – Сейчас кофе попью и, наверное, проснусь.

– Как неохота на работу!

– Понимаю. Одно радует, что сегодня уже пятница. Наш день! – с гордость сказал он.

– Да! Я уже предвкушаю вечерний балет и праздничный ужин при свечах. Эх! Быстрей бы вечер! Кстати, с праздником, милый мой!

Она обняла его.

– С праздником! – сказал Антон. – Мне не верится, что мы вместе уже пять лет! Пять лет!

– И мне, – согласилась Вика. – Так быстро время пробежало.

– Не то слово. Пролетело!

Они поцеловались.

– Мой сладкий! – сказала она, когда коснулась его губ. – Как хорошо, что ты есть у меня!

– Моя сладкая! – сказал он, целуя ее в шею, как ей нравилось. – Спасибо за то, что ты со мной. Я люблю тебя.

– А я тебя, – вымолвила она. Посмотрела на часы. – Не хочу тебя отпускать. Уходить от тебя. Но надо. Прости.

– Прощаю. – Антон ее развернул и легонько хлопнул по попке. – Не задерживайся, хорошо?

– Постараюсь. Ты во сколько придешь с работы?

– Думаю, в два, максимум в три часа дня. Последний день репетиций.

– Удачи. Ладно, все меня нет. Пока.

– Пока.

Антон закрыл двери. Пошел на кухню, думая о грядущем вечере, который изменит их жизнь – навсегда. Думал о ней. О том, как здорово, жить вместе и любить. Он всегда считал, что любовь – мимолетна. Он был не прав. Она – вечна!

Антон заварил себе кофе, включил телевизор и стал заучивать свои реплики. Он всегда учил текст по утрам, когда голова еще свежа и не перенасыщена отвлекающими мыслями.

К слову, он с отличием окончил театральный институт, чем очень гордился, но никогда не хвастался. А после успешного дебюта в спектакле «Смутное время», его не раздумывая, пригласили работать в самый элитный и одаренный талантами театр музыкальной комедии и драмы имени Безрукова. После – постоянные главные роли в известных театральных постановках страны. Даже снимался в кино. Правда, в неизвестных, сугубо артхаусных лентах за сущие копейки. А разве творческому человеку нужны деньги за работу, которая дарит лишь удовольствие? Ему, нет, так как он по-настоящему был влюблен в то, что он делал. Он нашел себя.

Виктория вышла из подъезда. На улице было прохладно и свежо. Асфальт был мокрый; ночью прошел небольшой дождь. На востоке появилась красно-оранжевая полоска. Светлело. Лунное сияние потускнело, как и сама луна на фоне неугомонно приближающего рассвета. Птицы пели, все еще в зеленой траве стрекотали кузнечики, где-то ворковала голубка.

Во дворе никого не было, кроме собаки (помесь овчарки и дворняги), которая лежала возле скамейки у подъезда. Она тихо скулила; ее задние лапы были в крови. Виктория подошла к ней, собака задрожала, поджав передние лапы.

– Я ничего тебе не сделаю, – сказала она, присела на корточки и начала гладить ее по голове. Овчарка заскулила от нежных прикосновений, от приятной ласки. – Моя хорошая. – Вика достала из пакета одну сосиску и два куска хлеба. И протянула собаке. Та быстро, не жуя, проглотила вкусную еду и в знак благодарности лизнула ее руки. – Ты такая голодная. Прости, но больше у меня ничего нет. Только супчик. Мой рабочий поек.

Виктория посмотрела на часы, ахнула и пошла на остановку, махнув на прощание собаке, которая провожала ее умными глазами, наполненными болью и любовью, предсмертным отчаяньем и преданностью.

На трамвайной остановке было двадцать-тридцать человек, одетых в обыденную одежду. Все – хмурые, недовольные, сонные. Почти все. Двое молодых юношей нарушали привычный диссонанс; они неугомонно веселились, рассказывая друг другу смешные, пошлые истории, вставляя туда матерные слова. Виктория отошла от них подальше и встала рядом с представительным высоким мужчиной лет сорока пяти; он выделялся среди других людей манерой одеваться: черная шляпа, длинный черный плащ, под ним – деловой костюм-тройка тоже черного цвета. Когда он увидел Викторию, он поприветствовал ее кивков и закурил.

Через несколько минут подъехал, дребезжа и качаясь, трамвайчик, полностью забытый людьми. Он остановился. Двери открылись. Из трамвая вышло три человека, остальные не двигались, крепко держась за металлические поручни. Виктория под напор других бешеных пассажиров втиснулась в переполненный вагон, наступив, как минимум, на три или четыре пары обуви, ухватилась за поручень и с облегчение вздохнула, если, конечно, уместно сказать в данном контексте «с облегчением». Ее зажали между собой два высокорослых амбала с густыми бородами; не самые приятные ощущения. Было тяжело дышать. Душно. Спертый воздух. Пот стекал по лицу, по телу. Виктория попыталась вытащить носовой платок. Тщетно.

Закрылись двери. Трамвай тронулся с места. Проехав три небольшие остановки, внутри трамвая стало свободней. Виктория расплатилась с кондуктором.

На следующей остановке «Академической», она вышла. И вот тогда она точно с облегчение вздохнула. Свежесть и прохлада. Как же хорошо! Перешла дорогу. Пробки. Рев моторов, ворчание, постоянные сигналы, угарный газ. Вышла на главную площадь города 1905 года, вымощенную продолговатыми кирпичами. Прошла мимо постамента, на котором был установлен памятник Ленину: одна рука тянулась к небу, другая – прижимала к груди толстенную книгу. Великий человек или лживый манипулятор?

Перешла площадь и вышла к трехэтажному зданию заводоуправления, ухоженного и отбеленного. Перед ним: вымощенная дорожка, шесть голубых невысоких елей, подстриженный газончик, небольшой фонтанчик, несколько миниатюрных скамеек.

Зашла в здание. Внутри было тепло, тихо и играла музыка. На входе – двое охранников. Виктория поздоровалась, достала из сумочки личный пропуск. Охранник, удостоверившись, что все в порядке, нажал на кнопку и пропустил ее через блокирующий вход, огражденный металлическим прутком.

Виктория поднялась по лестнице на третий этаж. Длинный коридор освещался энергосберегающими лампами, подвесной потолок, стены были обиты панелями, на полу был постелен линолеум. Череда кабинетов. Вошла в 323 кабинет. В кабинете она работала с двумя сотрудницами; их не было. Посмотрела на часы. Всего полвосьмого утра. Смена начинается ровно в восемь.

Виктория разделась, положила вещи в встроенный шкаф. Поставила греть электрический чайник. Приготовила себе кофе. Села за свой стол, усеянный папками. Включила компьютер. Глотнула бодрящего кофе. Жутко хотелось спать. Вика открыла папку на рабочем столе под названием: «Экономический анализ хозяйственной деятельности».

Начальник экономического отдела, Константин Эдуардович, ей сказал, четко и ясно, чтобы она подготовила отчет до пятницы и положила на его стол не позднее трех часов дня. Если не успеет, то ее будут ждать неприятности. Скорее всего, увольнение.

Виктория успевала и нисколько не сомневалась в своей работе. Она дала оценку выполнения плана, установленного предприятием. Выявила факторы, влиявшие как положительно, так и отрицательно на выполнения плана. Нашла методы повышение эффективности работы предприятия и подробно указала на пятнадцатой странице пути их мобилизации. Осталось только сделать соответствующие выводы, обосновывая их полученными аналитическими данными в отчете. И предложить несколько конструктивных идей. С этим было тяжелее. Не потому что она чего-то не знала. Нет. Ей просто не хватала опыта в рассмотрение данного вопроса.

К концу напряженной смены, она все-таки закончила отчет и поставила финальную точку, получив несказанное удовольствие от проделанной работы. Она закончила еще бы раньше, если бы не постоянное тарахтение коллег, жалующихся на ущемления прав, на невыносимые условия труда, на маленькие зарплаты, на невыполнимые горы работ. Викторию настолько бесили эти пустопорожние разговоры ни о чем, что она хотела встать из-за стола и крикнуть им: «Хватит жаловаться на невыносимый труд! Вы не дышите вредными газами, конденсациями, пылью, вы не подвержены каждодневной опасностью, вы не вкалываете до седьмого пота, как рабочие! Хватит жаловаться, что у Вас маленькие зарплаты! Посмотрите на корешки рабочих и заткнитесь! Хватит болтать часами напролет! Если бы все так работали, как Вы, мир бы давно полетел в Тартары!». Но она себя сдержала. Положила отчет в папку, встала из-за стола, натянуто улыбнулась коллегам и вышла из кабинета. Чертов офисный этикет!

Подошла к двери. Постучалась. Голос за дверью: «Войдите». Она вошла и поздоровалась.

– Здравствуйте, Виктория Константиновна, – властно сказал Константин Эдуардович и высокомерно посмотрел на свою подчиненную, не вставая с кресла. – Почему вы стоите в дверях. Проходите-проходите. Садитесь. – Виктория поблагодарила и села напротив него. – Вы подготовили отчет?

– Да, Константин Эдуардович, – ответила она и протянула ему папку.

– Хорошо. Думал, не справитесь. – Он открыл папку и начал читать. – Так. Так. Хорошо. Состояние техники, технологии, организации производства и управление предприятием. Их влияния на экономические показатели. Нормы расходов. Трудоемкость. Рентабельность. Хорошо. Даже итоги и предложение имеются. Хорошо. Я изучу ВАШ отчет и постараюсь к понедельнику дать справедливую и конструктивную оценку ВАШЕЙ работе. Надеюсь, вы нигде не ошиблись?

– Нет. Я проверила.

– Проверка – залог успеха. На самом деле, я хотел поговорить с Вами, Виктория Константиновна, о другом. Если, конечно, Вы мне позволите.

– Я с удовольствие вас выслушаю, Константин Эдуардович.

– Благодарю. Для начала можно мне Вас называть Виктория?

– Как вам будет удобно.

– Хорошо. Хорошо. Хорошо, – он задумался, посмотрел в окно. – На днях между нами произошла конфликтная ситуация. Неприятная. Вы со мной согласны?

– Безусловно.

– Я хочу перед Вами извиниться. – Он посмотрел на нее холодным, надменным взором. – При всей моей безупречной репутации, я совершил ошибку. Иногда сильные мира всего совершают ошибки. Я побоялся при сотрудниках признаться в том, что Вы, Виктория, по сути, молодой и неопытный специалист, были правы, поэтому я накричал на Вас. Конечно, тут способствовали еще как объективные, так и субъективные причины моего психического надрыва. Проблемы в семье; умер отец от сердечной недостаточности. Проблемы с вышестоящими сотрудниками нашего предприятия; заместитель инженера завода был недоволен моей работой. И так далее. Это Вас не касается. Это мои проблемы и только мои. Так что, вы меня прощаете, Виктория?

– Я вас прощаю.

– Хорошо. Благодарю Вас.

– Я тоже хотела перед вами извиниться, Константин Эдуардович. Я наговорила лишнего. Я была не права, когда обвинила вас в некомпетентности в работе с персоналом. И когда ушла, хлопнув дверью перед вашим лицом.

– Я Вас прощаю, Виктория. Давайте пожмем друг другу руки и забудем об этом. Хорошо?

Легкое рукопожатие. Он улыбнулся.

– Хорошо. Хорошо. Приятно с Вами работать. Теперь Вы можете быть свободны. Вы на славу потрудились.

– Спасибо. До свидания, Константин Эдуардович.

– До свидания, Виктория Константиновна.

Виктория вышла из кабинета, ее тело все еще сотрясала дрожь.

Слава Богу, обошлось, подумала она про себя, и пошла в свой кабинет.

В полшестого вечера Виктория, измученная и уставшая, была дома, сняла осенние сапоги, дошла до кровати и легла, испустив радостный, блаженный вопль. Мгновенно расслабилась. Ноги гудели.

Антона, как всегда, не было дома. Хоть он и обещал не задерживаться на роботе, Виктория знала, что он обязательно задержаться. Так обычно бывало.

Он до беспамятности любил свою работу, в отличие от нее. И мог работать с утра до позднего вечера, на износ, не требуя ничего взамен. Лишь бы творить-творить-творить и еще раз творить, получая на выходе приемлемый, удовлетворяющий его амбициям результат. В театре платили мизерные зарплаты. Но он никогда не жаловался. Антон мог и бесплатно работать, хоть и отнекивался от данного заявления.

Она уснула, наверное, на минут десять-пятнадцать.

Ей снилось, как она идет по длинной белой шелковой простыне, туго натянутой над землей. Под ее весом простынь прогибалась дугой, чуть ли не касаясь земли, но на удивление не рвалась. На Викторию и на простынь падал лунный свет. Вокруг – темнота. Чей-то звериный рык вдалеке. Шорох и торопливое копошение во тьме. Взмах крыльев. Спасительный вой в пустоте.

Виктории было тяжело идти, она постоянно падала. Простынь покрылась кроваво-красными пятнами. Она нагнулась и прикоснулась к пятну; на ее пальцах была чужая кровь. Вика испугалась. Побежала. Белые волны стали вздыматься все выше и сильнее, превращаясь в белый шквал. Виктория упала на спину, и ее крохотное, беззащитное тело понесло смертельное «течение».

Ее закружило в танце игривых и властных волн.

Все вокруг смешалось.

Викторию с ног до головы окутала в свои крепкие объятия простынь, полностью пропитанной еще теплой кровью.

Простынь утягивалась все сильнее, причиняя невыносимую боль Виктории. Кости хрустели, словно чечетки. Она кричала, молила, чтобы ее отпустили, пыталась выбраться. Безрезультатно. Простынь продолжала сдавливать ее хрупкое тело. Издав крик боли, она потеряла сознание.

Открыла глаза. Подумала, что проснулась. И с облегчение вздохнула, что кошмар благополучно закончился и остался лишь бредовым вымыслом в ее голове. Резко в нос возился зловонный запах сырой земли, смрада, бездушия – смерти. Вокруг – темнота. Шепот травы и осеннего дождя.

Она закрыла глаза, потом открыла. И увидела, что лежит в белой простыне на сырой, рыхлой земле – на свежей могиле. Ее окружали мрачные березы, тополя, рябины, клены среди могильных плит и деревянных крестов. Вика задрожала всем телом и в ужасе упала на землю, запорошенную пожелтевшей листвой.

Она зарыдала, когда поднялась с земли и посмотрела на свежий деревянный крест, на котором было написано черным цветом: Астахова КАТЕРИНА Владимировна, 23.03.1989 – 11.10.2009.

– Прости меня, Катерина! – крикнула она и упала на колени.

Посади Виктории, послышался оглушительный треск, словно надломилось дерево. Она оглянулась. Толстый стол дерева падал прямо на нее. Она отпрыгнула в сторону; дерево упала в несколько сантиметрах от Вики.

Она посмотрела на могилу. Никакого дерева. Оглянулось. Дерево продолжало тихо, словно пританцовывая покачиваться на ветру.

Вика засмеялась. Потом заплакала.

– Прости, прости, Катерина. Я так виновата. Если бы я только осталась… но я не осталась.

– Нет! – ответил противный тошнотворный голос. – Я не прощу тебя!

Виктория посмотрел на могилу; на ней сидела иссиня-черная Катерина без волос и губ, с вытекшими глазами, проеденными щеками. Она была одета в шелковую просвечивающуюся мантию, под который было видно, как свисает кожа, как сияют красные мышцы и былые кости, как по ее телу ползают туда-сюда рой белых трупных червей.

Жуткое зрелище!

Виктория опорожнила желудок.

– Нравится, как я выгляжу? – спросила Катерина.

Покорное молчание.

– Я спрашиваю, тебе нравится, как я выгляжу? – настойчиво и властно повторила она, подойдя ближе к Виктории.

– Нет.

– Разве? Я думала, что я неплохо сохранилась за последние пять лет, что я провела в могиле! – Катерина засмеялась грубым, отвратительным смехом. – А знаешь, кто виновен в том, что я сбросила восемьдесят килограмм? – Вика кивнула. – Я знала, что ты признаешь свою ошибку.

– Извини…

– Извинить? Нет! Никогда! Этого слишком мало, чтобы загладить вину!

– Ты не должна винить меня во всех грехах. Ты – приняла решение! Ты – совершила грех! Не я…

– А ты – меня бросила! Именно ты! Помнишь? – Виктория снова заплакала. – Не плачь. Правда колет глаза.

– Что ты хочешь? – спросила убитая горем Виктория.

– Хороший вопрос. Я хочу твоей смерти! Я хочу, чтобы ты стала такой же красивой, как я. – Катерина засмеялась; из-за рта вывались белые личинки.

– Ты просишь слишком много! Я не хочу умирать?

– Думаешь, я хотела!? – разгневалась Катерина.

– Видимо да! раз ты решилась на столь отчаянный поступок!

– Ха-ха. А кто, по-твоему, меня натолкнул на этот поступок?

– Я? Ты меня еще и в этом обвиняешь?

– ТЫ! ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВНА! УМРИ, ПОДРУГА! – закричала Катерина и вцепилась в горло Виктории.

Вика закричала. И проснулась.

– Тише-тише, это я, Домовой, – сказал он, касаясь рукой ее лица.

– А Домовой? – с облегчение вздохнула Вика и обняла его. – Слава Богу!