Виктория

В одночасье призраки покрылись серовато-зеленой чешуей, тела их вытянулись, стали извиваться. Они превратились в змей – в анаконд.

Домовой взмахнул камнем и распорол живот анаконде, которая взмыла в воздух и хотела вцепиться в испуганную Элизабет.

Анаконды обступили их со всех сторон, хищно глядя на жертв. Они жаждали отмстить за убийство их собрата.

Они приближались, заставляя воинственного и храброго Домового покрываться испариной, а Элизабет реветь и дрожать от бессилия и безнадеги.

– Мои войны, пожалуйста, остановитесь! Прошу Вас, не делайте ошибок! Они нужны мне живыми, – скомандовал главный призрак-анаконда. Потом высокомерно и властно посмотрел на Элизабет и Домового. Улыбнулся. Сказал: – Следуйте за нами, духи. Если вы будете сопротивляться, то мне придется вас убить. Если же вы будите вести себя хорошо, то вам представиться возможность увидеть воочию – цветок вечной смерти.

– Мы не сдвинемся с этого места! – воскликнул Домовой, держа на уровне глаз святящийся камень. Он был тверд в своем решении, как скала.

– Еще как сдвинетесь и пойдете, да так быстро, что будет казаться, что вы бежите!

– Домовой, их слишком много, – шепнула Элизабет. – Они нас убью! Лучше согласиться на их условия, пока есть выбор.

Домовой посмотрел на умоляющие глаза Элизабет и сдался.

– Пожалуй, Элизабет, ты права. Будет разумней согласиться на условии этих тварей. – Анаконды зашипели на Домового, не двусмысленно показывая свое недовольство, свой гнев. – Ведите нас! – сказал Домовой без тени страха и дрожи в голосе.

– Почему ты хочешь попасть в мир, где тебя никто не ждет? – спросил призрак у Домового, когда они тронулись в путь, к цветку смерти.

– Ты ошибаешься. Меня ждут. И любят.

– Ты глубоко заблуждаешься, дух. Тебя никто не ждет. Твое место – здесь! Оглянись вокруг – ты в своей стихии. Ты рожден убивать! В твоем теле бежит царская кровь! Посмотри на себя! Ты ведь безжалостный, храбрый, смелый, сильный, умный воин. Зачем тебе быть там, где тебе не рады? В мире, где ты ровным счетом никто – пустое место.

– Именно на Земле, я понял, что я не один в этом огромном мире. Что меня кто-то ждет долгими бессонными вечерами, ценит и любит. Верит в меня, когда это необходимо. Доверяет мне, заполняя мой черный душевный пробел чужими – но такими родными – воспоминаниями, видениями, идеями, мечтами. Разве это не замечательно, когда ты просыпаешься утром и понимаешь, что ты не один среди тьмы, одиночества, боли, жестокости, глядя на нее, на ту самую единственную и неповторимую, которая согласилась прожить с тобой до конца своих дней? Разве одинокая и безумная власть, основанная на смерти, может сравниться с чистой, открытой любовью? Нет! Поэтому я хочу вернуться на Землю, где еще не разучились любить, подальше от Вас, эгоистичных и самовлюбленных тварей!

– Ты все-таки глуп, – сказал призрак. – Я ошибся, когда тебя назвал умным воином, ты – дурак! Ты веришь в то, что давно забыто на одре бытия и сожжено в костре тщеславия. Неужели ты хотел променять все, потереть уважение отца, потерять свой прежний мир из-за какой-то любви?

– Да, – уверено ответил Домовой.

– Ты еще и безумен!

– Возможно.

Когда неглубокая река была успешно пройдена Домовым и Элизабет, они с облегчением вздохнули и пошли дальше, гонимые змеями и попутным ветром. Пробравшись через небольшой участок леса, заросший непроходимыми кустарниками, они вышли на открытую желто-зеленую пустошь. Прямо в центре прорывался сквозь траву крохотный цветок, лепестки которого словно пылали в красных языках пламени. Он и правда завораживал.

Они подошли к цветку.

– Он прекрасен! Изумительно! – восхищаясь, проговорил призрак.

– Да, – согласилась Элизабет.

– Не смотри на него! – закричал Домовой.

– Почему?

– Потому что он опасен, – ответил за Домового самодовольный и, безусловно, самовлюбленный призрак, – не так ли, дух?

Домовой молчал.

– В общем, я не буду больше морочить ваши головы. Надоело. Вам нужно смотреть на цветок в течение минуты. Если раньше завертите головой, я ее снесу с плеч. Обещаю. Думаю, я объяснил доходчиво. Так что приступайте.

– Можно один вопрос? – спросил Домовой.

– Эээ… наверное, нет. Хотя… задавай. Так и быть сжалюсь над тобой.

– Спасибо за одолжение. После того, как пройдет минута, мы вернемся обратно?

– Да.

– Исчерпывающий ответ. Спасибо. Я так и знал…

– Раз ты знал, зачем спрашивал? – поинтересовался дух.

– Чтобы вы отвлеклись.

– Что?

Домовой со всей силы выдрал цветок из земли.

– Нет! – гневно закричал призрак.

– Элизабет, спрячься за мою спину. Закрой уши руками. Я кажется, готов.

– К чему?

– К тому, чтобы оглушить этот остров!

– Что вы вылупились! – кричал он. – Убить их! Убить!

Домовой закричал. Одна анаконда сразу же взорвалась, другие – оцепенели. Домовой кричал, наверное, минуть пять-семь. Закончив, он начал подходить к каждой змее и разрывать руками их пасти; они хрустели, трещали, как старые тряпки.

Одной анаконде удалось спастись, она вырвалась из его стальной хватки и успела обхватить своим мощным, сильным и гибким телом его шею. Домовой взвыл от боли; его тело обмякло, превратившись в мягкую, бескостную плоть. Анаконда выпустила его; он рухнул наземь, не двигаясь, не показывая признаки жизни. Элизабет, позабыв про страх и опасность, подбежала к нему и зарыдала. Змея сначала наблюдала за страданием Элизабет, но потом ей это надоело, и она обхватила ее хрупкое девичье тело. Элизабет не сопротивлялась.

– Убей меня! – завопила Элизабет.

– Как знаешь…

– Стой! – закричал Домовой. Анаконда закрыла огромную розовую пасть. – Стой! Ты ее все равно не съешь!

– Это еще почему?

– Я все понял. Понял, – еле слышно говорил он, лежа на животе.

– Что ты понял?

– Я нашел то, что искал на острове.

– Да неужели? – ехидно спросил призрак-змея.

– Да-да. Нашел.

– И что же это?

– Не что, а кто. Это… Элизабет!

– Что? Это бред!

– Это не бред. Я знаю, что это она.

– О чем ты говоришь? – изумилась Элизабет.

– Элизабет, я искал тебя четыре года. И нашел. Именно ты – то прекрасное, что суждено мне было найти на островах забвения. Я нашел – или ты меня нашла? Если меня кто-нибудь слышит, то отзовитесь на мой отчаянный крик. Это Элизабет! Элизабет! Элиз…

Он не договорил, закричав от боли. Упал на землю. Его дыхание остановилось.

Глава 14

Виктория, сонная и растерянная, встала с кровати, опустив босые ноги на пол.

– Ты слышал, Антон? Или мне показалось? – спросила она.

– Да, – зевая и потягиваясь, ответил он. – Кто-то определенно кричал. Но судя по всеобщему смеху за дверью, можно предположить, что ничего серьезного не случилось.

– Я хочу проверить. На сердце не спокойно. Извини, что оставляю тебя одного. Я скоро вернусь.

– Я буду ждать.

Вика быстро оделась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Мимо нее пробежал испуганный Валера, ни сказав не слова.

Она подошла к толпе – к пяти пьяным студентам, которые непредвзято и нахально пялились в чужую спальню: показывали пальцами, передразнивали кого-то и смеялись.

– Что здесь происходит? – спросила Виктория.

Увидев Вику, одногруппники смутились, сконфузились и перестали смеяться, переключив все свое внимание на нее.

Они расступились, и Виктория, с замиранием сердца, зашла в спальню и увидела нечто такое, после чего ее вера в людей упала до самой низшей планки. Она не могла поверить в реальность происходящего: такого просто не могло произойти. Нет, только не с ней. Только не с Катериной. Но правда колола глаза своей прямотой и жестокостью. Виктория упала на колени больше не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции. Кто-то хихикнул. Остальные молчали, глядя на Викторию.

– Что вы с ней сделали, животные? Что? Отвечайте! – кричала Вика, подползая к Катерине, которая лежала на полу, почти голая, свернувшись в клубок; ее тело дрожало. Она ревела, закрыв лицо руками. – Милая моя, успокойся. Все кончено. Все хорошо. Теперь я с тобой. Я рядом. Никто больше тебя не обидит, – она подняла с пола платье, и прикрыло ее нагое тело. – Что случилось, Катерина? Расскажи мне.

Тишина. Лишь тихое бормотание сквозь рыдания и всхлипывания.

Катерина говорила о скрытой камере, об обмане, о лишение девственности, о всеобщем позоре.

Виктория посмотрела на ее трусы; они были в крови. Она ужаснулась, когда поняла что произошло. Ее изнасиловали. Ею воспользовались. Над ней надругались: жестоко, подло и расчетливо. Они сняли ее на скрытую камеру – обесчестив. И ради чего? Чтобы просто посмяться.

Виктория посмотрела на лица завороженных студентов взглядом, полного гнева и ярости. Она закричала:

– Пошли вон, ублюдки! Прочь, поганые волки! – Виктория посмотрела на улыбающегося Григория. – Тебе смешно! Смешно!? Ты за это ответишь! Я обещаю!

– Как интересно. И в чем же меня обвиняют? – ехидничал он.

– Ты причастен к изнасилованию, к моральному унижению, к поступку, которому нет оправдания. Вы все причастны к этому! – Виктория обвела взглядом одногруппников . – Все вы будите отвечать пред судом! Я этого так не оставлю!

– Она сама дала Валере, – ответил он. – Он даже не просил. Можешь, сама спросить у нее. Спроси-спроси. Вот смеху-то будет!

– Катерина, это правда? – спросила Виктория.

– Да, – ответила она.

– О боже!

– Это еще не все, Виктория, – сказал Григорий. – Мы еще не рассказали тебе самого интересного – правду!

– Какую правду? – изумилась Вика.

– Ой, я тебе умоляю, не будь такой безучастной. Ты прекрасно знаешь о нашем маленьком секрете.

– О чем ты? У нас с тобой не было секретов! Ты – бредишь!

– Разве?

– Да.

– Скорее ты, милая моя.

– Не называй меня так.

– Почему? Раньше ты мне разрешала! Ты ей расскажешь о нашем секрете?

Катерина не доверчиво посмотрела на Викторию.

– Нет никого секрета!

– Как что-то случается, наша гордая Виктория сразу в кустики. Не выйдет. Сегодня ты ответишь за все, что ты сделала.

– Что ты сделала? – спросила хриплым голосом Катерина.

– Ничего, хорошая моя. Не слушай его. Он на меня наговаривает.

– Да неужели? – усмехнулся он. – А кто со мной в школе, в столовой, неделю назад, все запланировал?

– Замолчи, подлая тварь! А не то я тебе глаза выцарапаю! – гневно закричала Виктория.

– Виктория, о чем он говорит? Ты тоже причастна к этому?

– Нет! Разве я могла так поступить с тобой? Ты ведь знаешь меня. Как ты могла так подумать обо мне!?

– Прости, – извинилась она.

– Рано извиняешься, Катерина, перед тем человеком, который предал тебя, – сказал староста. – Именно, она все подстроила. Договорилась с Валерой, заплатив ему, чтобы он тебя сопроводил на вечеринку, чтобы тебе было не так одиноко и плохо.

– Замолчи! – закричала Виктория.

– Ты не затычка, чтобы меня затыкать. Я продолжу. Любовное письмо написала тоже она и передала его Валере. Он его переписал своим чудесным почерком, как хороший, прилежный ученик, и отослал его обратно Виктории, которая подсунула письмо тебе под дверь. Потом заставила тебя, пойти на свидание. Почти силком. Я знаю, ты не хотела идти. Я прав? Виктория всегда была хитра и умна, как кошка, поэтому обманула тебя в два счета, сказав, что это, возможно, единственный шанс обрести счастье. И ты сдалась. Поверила. А после… ээ… она тебя оставляет наедине с Валерой, а сама скрывается в другой комнате. А для чего, знаешь? Чтобы обеспечить себе алиби! Что, мол, я вот такая хороша и ни к чему не причастна, мол, во всем виноваты эти тупые придурки, вроде меня. Ведь так, Виктория?

– Я тебе не верю, – сказала Катерина. – Виктория не могла так со мной поступить. Она не такая. Только не она. Я ее знаю.

– Какая же ты все-таки наивная, Катерина. – Он вытащил из кармана диктофон. – Слушай. И вникай.

Григорий нажал на кнопку воспроизведения. Запись пошла. Потрескивание. Шум. Потом тихий, приглушенный голос Виктории, словно из-за стены. Она смеялась. Оскверняла Катерину. Снова смеялась. Снова оскверняла.

– Это не мой голос! Не мой! – запротестовала Вика.

– А чей же?

– Не мой! Это подделка! Я так бы никогда не сказала!

– В этой комнате находятся почти четырнадцать человек, и они все могут подтвердить, что это голос – твой.

– Как ты могла? – спросила Катерина, глядя в сверкающие глаза Виктории. – Я ведь тебя считала лучшей подругой, а ты…

– Не верь им! Не верь! Они хотят оболванить и меня, и тебя! Ты знаешь, что я никогда бы не пошла на это. Никогда!

– Тогда почему я слышу то, что я слышу? – По щекам Катерины бежали слезы. – Ты унижаешь меня! Слышишь?

– Это не мой голос! – Виктория схватила ее за плечи. – Почему ты не веришь?

Катерина посмотрела на нее холодным взглядом. Сказала:

– Отойди от меня.

– Нет.

– Отойди! – повторила Катерина.

– Нет.

– Отойди! – закричала она.

Виктория отпустила ее. Катерина ударила по ее щеке и убежала прочь, зарыдав. Ошарашенная Виктория от случившегося, села на пол, не понимая, почему и за что ее наказала лучшая подруга, которая поверила в бредни мошенника – в хитроумный план Григория.

– Что за херня тут творится! – воскликнул сонный Антон, когда зашел в спальню. – Виктория, ты чего разлеглась на полу? Что тут вас творится? Почему Катерина вся в слезах выбежала на улицу?

Он присел на корточки, обнял Викторию.

– Что случилась, любимая?

Вика не ответила. Она откинула его руку.

– Ты что?

Она встала. И кинулась на старосту. Ударила его по щеке, выпустив ногти. Григорий опешил; по щеке побежала кровь. Потом она вцепилась одной рукой в его волосы, а другой – стала истошно бить, куда попало. Когда она ударила его по голове хрупкими казанками, он вскрикнул от боли. Антон ловко оттащил Вику от Григория и попросил успокоиться.

Но Виктория не хотел успокаиваться, и ударила Антона, который не хотел ее отпускать. От неожиданного удара в область паха, Антон выпустил Викторию, которая побежала за Катериной, пока не случилось непоправимое.

Вика бежала за ней по лесу, вдыхая и выдыхая морозный осенний воздух. Яркая луна, выглянувшая из-за серо-пепельных облаков, осветила пышные кроны вечнозеленых сосен; пожелтевшую траву; лесные невидимые тропы; два силуэта, бегущих в вечерних платьях. Нагнав Катерину, Виктория схватила ее за руку и попыталась остановить. Но неудачно. Они обе упали на землю, испачкав платья в перегное и смоле.

Катерина снова ударила по лицу Викторию.

– Не подходи ко мне! Я ударю тебя снова!

– Пожалуйста, ударяй столько, сколько тебе угодно! – самоотверженно сказала Виктория. – Хоть до смерти избей! Я буду терпеть, но руку твою не отпущу. Я – твоя подруга и я не позволю тебе совершать глупостей.

– Оставь меня! Я хочу побыть одна! Ты – предала меня! Предала! Ты мне не подруга!

Катерина попыталась вырваться. Тщетно. Виктория вцепилась в ее руку мертвой хваткой.

– Я не отпущу. И я все еще твоя подруга! И всегда ей буду! Ты слышишь меня – всегда! Повторить? ВСЕГДА!

Катерина ударила ее по лицу. Снова и снова. Потом зарыдала, упал наземь. Спросила:

– За что?

– Ты успокоилась?

– За что?

– Посмотри в мои глаза. – Катерина послушалась. – Видишь в них боль – боль от того, что моя подруга, оказывается, не доверяет мне. Боль от того, что ты наивно поверила тем, кто надругался над тобой. Боль от того, что я не в силах была остановить то, что произошло, хотя мое сердце подсказывало, что что-то не так, что что-то произойдет плохое. Боль от того, что я сама тебя толкнула в пропасть, в злобные лапы Валеры, не подумав о последствиях. – Виктория обняла ее, прильнув к лицу; она плакала, но продолжала говорить. –Посмотри на меня. Посмотри. Разве я смогла бы пойти на это? Вспомни все наши чудесные встречи в стенах общаги, прогулки по паркам, по городу, бессонные ночи, когда мы рассказывали друг другу разные истории из жизни. Вспомни, все самое хорошо. Вспомни, все самое плохое. Вспомнила? Я – да. Когда мы были вместе, не было ни зла, ни боли, ни призрения, ни зависти, ни других человеческих пороков. Нам всегда было хорошо вместе! – Виктория поцеловала ее в щеку. – Я люблю тебя! Люблю! Люблю!

– Я…

– Скажи, что любишь меня. Ты все поймешь. Тебе станет легче.

– Я люблю тебя, – сквозь рыдания сказала Катерина. – Прости-прости меня! Я не знаю, о чем думать. Это правда не твой голос на пленке?

– Правда-правда. Я н…

Через несколько минут к ним прибежал встревоженный Антон и сказал, что пленка была поддельная. Трусливый и подлый Григорий признался ему, когда он его припер к стенке.

– Прости меня, – снова извинилась Катерина.

– Ты не знала. Главное, что ты мне поверила.

– Надо возвращаться в дом, – сказал Антон. – Жуть, какой холод! Наверное, минус. Мы все продрогнем.

– Надо. Как ты, Катерина, справишься?

– Да. Я – сильная. Сильнее, чем они думают.

– Я знаю. Знаю, – сказала Виктория и обняла сначала ее, а потом Антона.

Они пошли обратно в дом…

Глава 15

Безликая поступь в пелене облаков. Надвигающиеся волны холодного воздуха. Мимолетная легкость. Ощущение пустоты, безразмерности, покоя. Нет больше ограничений, преград, многовековых ответвлений, разлагающих территории на разные континенты. Теперь оно – пространство, расщеплено на невидимые атомы. Теперь целая Вселенная погружена в невидимые сети возможностей и ограничений, бесчестия и счастья, добра и зла, любви и ненависти, жизни и смерти.

Он открыл глаза. Подумал, что умер. Улыбнулся.

Смерть его не беспокоила.

Он чувствовал лишь безмятежность и блаженство, особенно, когда ветер ласкал его, окутывая в холодные объятия.

Он был белым облаком, плывущим по голубому небу, к солнечному свету, который струился по всему небосводу, который манил и притягивал.

По мере приближения к тайному светилу, Он ощутил приятную сладость меда, свежее дыхание мяты, горьковатость миндаля, чувственную прохладу с дальних морей и океанов, волнующие запахи соснового бора, травы, хвойной веточки. Ощутил покорную влажность тумана, морозную свежесть белого и пушистого снега, вкус разгоряченного поцелуя, окрыляющую страсть в порыве благоговейного чуда, запах ее волос, губ, тела. Он все вспомнил, когда его одухотворенное тело, в виде облака, полностью поглотило дневное светило.

– Здравствуй, Домовой, – раздался среди света и тишины чей-то приятный, спокойный, мягкий и доброжелательный голос.

– Здравствуйте, – ответил он, не понимая, что происходит. – Я умер?

– В какой-то степени, да.

– Не понимаю. Вы – Бог?

– Нет. Я – Кирилл. Его помощник.

– Где я?

– В Трое.

– В Трое? – изумился Домовой.

– Да. В цитадели кучных облаков, которые окружают наши владения со всех сторон, словно стены древнегреческой Трои.

– Интересно. Но почему я здесь?

– Ты прошел все испытания на островах забвения. И умер – частично.

– Разве так бывает?

– Раз ты здесь – значит, так бывает. – Голос повеселел. – Твоя злая, порочная материя скоропостижно уничтожена твоей добротой и смелостью. Силой. Поэтому ты здесь. В Трое, где духи, белые облака, как ты, имеют право выбора.

– Право выбора?

– Да. Ты можешь… либо остаться здесь и навсегда быть Вселенной, помещенной в небесную оболочку… либо начать новую жизнь в мире добрых духов… либо стать человеком.

– Человеком?! – воскликнул Домовой. – Это, наверное, сон?

– Нет, – смеясь, ответил голос. – Это ни сон, ни видение, ни безумие, ни помешательство. Это реальность, в которую трудно поверить, учитывая тот факт, что ты, Домовой, потерял тонкую грань между фантазией и реальностью, когда жил четыре года на островах.

– Я всю жизнь мечтал стать человеком! И теперь это возможно! Конечно, я хочу стать им!

– Это твое окончательное решение?

– Да. Наверное. Я не знаю. – Молчание. – А как же Элизабет? Где она? Она жива? – поинтересовался Домовой.

– Конечно, жива. Она вернулась на Землю. Ее уже заждались в школе, где она защищает ребятишек от злых духов. – Молчание. – Скажу по секрету, Элизабет сейчас страдает, как никогда раньше.

– Почему?

– Ведь ты для нее умер. Твое тело на ее глазах исчезло, растворилось, превратившись в безликое облако.

– Ужас! – воскликнул Домовой.

– Она тебя ждет.

– Кто?

– Элизабет, кто же еще?

– А Виктория? – поинтересовался Домовой.

– Она любила тебя и продолжает любить, как друга. Она долго ждала. Очень долго. И сейчас ждет, но для того, чтобы извиниться и признаться в том, что она…

– Стой! – воскликнул Домовой. – Не говори ничего. Пусть это будет тайной для меня. Секретом. Я хочу вернуться на Землю.

– Человеком?

– Нет.

– Духом?

– Нет.

– А кем же? Не понимаю?

– Никем. Я пока не решил. Я хочу вернуться на один день туда, где мой дом, в котором я вырос, в котором я любил и меня любили. И только после этого принять окончательное решение.

– Увы, друг мой, это невозможно.

– Невозможно? Но почему?

– Такие правила?

– Но я не смогу так определиться!

– Тогда останешься здесь. В Трое тоже хорошо. Лучше, чем на Земле.

– Можно хоть одним глазком подсмотреть за Викторией и за ее семьей?

– Нельзя.

– Пожалуйста. Я хочу видеть, счастлива она с ним или нет.

– Хорошо. Ровно на десять минут.

– Спасибо-спасибо, – благодарил Домовой.

– Не благодари. Это пустяк. Запрещенный пустяк. Через пару минут ты увидишь, как они, всей семьей, ужинают.

– Мне даже не верится, что я возвращаюсь. Что я выжил. Что я имею право выбора.

– Вспомни, благодаря кому ты выжил?

– Я помню.

– Ты уверен, что хочешь это видеть?

– Это необходимо.

– Тогда закрой глаза. И…

Глава 16

– Где я? – спросил Домовой.

– Ты на Земле, – ответил голос извне. – В комнате Виктории.

– Но я ничего не вижу. Вокруг только белая дымка.

– Я забыл, что тебе не дано видеть то, что видим мы – троянцы. Сейчас я прикоснусь к тебе. Ты почувствуешь теплоту и одновременно холод. Приготовься.

Кирилл прикоснулся к нему.

– Да не очень-то приятно. Но забавно.

– Ты узрел Земные просторы?

– Нет… хотя, кажется… белая дымка рассеивается, словно туман в утренних лучах солнца. Я вижу! Вижу! Это комната Виктории! Кровать, стол, платяной шкаф, ковер, обои, картины – ничего не изменилось! – Домовой побежал к шкафу, хотел открыть дверцу, но рука прошла сквозь дерево. – Что это такое? Я – призрак?

– Призрак – это слово, которые придумали люди, не ведающие о призраках ничего толкового. Мы – троянцы. И ты тоже. Частично.

– Я по ходу делу никто в этих мирах.

– Тоже неверное определение. «Никто»? Что это за слово такое? Каждый носитель духовный оболочки обладает своим уникальным даром, имеет свое Верховное предназначение, свой путь с взлетами и падениями, свое определенное место во Вселенной. Люди исказили простые истины, подстроили их под себя и теперь не понимают главного: в чем заключается суть сего – суть жизни. Запомни, что нет людей и духов, которых можно отнести к понятию: «никто».

– Если я не никто, то тогда кто я?

– Ты носитель Его наследия – Его души, которую он подарил тебе, когда ты появился на свет. Думаешь, почему новорожденные дети кричат так громко, когда появляются на свет? Но сейчас не об этом. Ты душа, которая мечется между небом и землей и не может выбраться; душа, которая не знает, где ей будет хорошо. Ты, по сути, конденсированное облако. Поэтому твоя рука не может почувствовать твердость дерева, мягкость ковра, холодную металлическую ручку двери. Ничего.

– Понятно. То есть я не смогу прикоснуться к Виктории, сегодня?

– Почему сможешь, но, увы, ты не почувствуешь теплоту ее щек. Извини.

– Понятно, – Домовой посмотрел на картину. – Эту картину я подарил ей на день рождения. Два лебедя – это мы! Я так ее люблю…

– Домовой, я все понимаю. Сам когда-то был влюблен. Но сейчас нам некогда растрачивать драгоценное время на сантименты. У нас осталось шесть минут.

– А где они – моя семья?

– Внизу. В зале. Константин поставил два стола, накрыв их белой кружевной скатертью. Мария приготовила изумительные блюда: салаты, картошку с мясом, к чаю – запеченные орешки со сгущенкой, на десерт – йогуртовый торт. Василий вымол пол, пропылесосил запылившийся ковер, помог маме расставить на стол: ложки, тарелки, бокалы, вазы с салатами, подносы. Для семьи Шолоховых приезд Виктории всегда праздник. Правда, удивительно?

– Ничего удивительного, – сказала Домовой, спускаюсь вниз по лестнице. – Более того знакомо. Если было бы по-другому, я бы непременно расстроился. А так я рад, что ничего не изменилось.