Виктория

– Они и так гордятся, – перебил ее Домовой и спросил. – О чем еще?

– Мечтаю о новом мобильном телефоне с сорокатональной полифонией и ярким цветным дисплеем. Мечтаю о белой длиной кофточке с кружевами и высоким теплым воротом, о красно-белых кроссовках «Пума» с амортизаторами и неоновыми шнурками за пять тысяч рублей. – Домовой аж свистнул от такой бешеной цены за одну пару кроссовок. – О новом шелковом, голубом платье, о дорогущем золотом кольце с огромным алмазом, о золотой цепочке, о новых серьгах. Знаешь, я могу перечислять до бесконечности. Вспомнила, я мечтаю сейчас о горячей и вкусной пицце с сыром. Мммм. Пальчики оближешь.

– Даа. Много же у тебя желаний. Мечта за мечтой, – прокомментировал он.

– Это еще не все. Я тебе рассказала только самую маленькую часть из того, о чем я мечтаю днями и ночами, – пояснила Вика.

Домовой замолчал, продолжая смотреть в одну точку. Виктория не выдержала и ущипнула его за плечо.

– Ты чего? – возмущенно спросил он.

– А ничего! Я значит ему все рассказала, а он тут, понимаешь ли, лежит и молчит, как партизан. Давай колись, уважаемый! Или я тебе выгоню из комнаты.

– Аа. Прости. Я мечтаю о двух…как бы этого сказать…вещах. Я мечтаю, стать, как вы. То есть человеком, а не духом. И мечтаю о том, чтобы отец меня не отправлял в питкант,…ой прости в колледж,…где я должен жить и учиться вместе с другими мальчиками и девочками, как я. Ты представляешь, вдали от дома на долгие и мучительные шесть месяцев.

– Значит ты об этом. – Она задумалась. – О твоей первой мечте я узнала еще тогда, когда мы только познакомились. Помнишь, у дерева? – Домовой кивнул. – Ты был такой крохой!

– Ты тоже! Я все еще удивляюсь, как ты так быстро вымахала, что стала выше меня.

– Баскетбол творит чудеса, – подметила она и засмеялась. – Но не будем об этом. А второй твоей мечте я впервые слышу. Ты мне в последнее время только о колледже и твердил. Что как там будет здорово: друзья, общение, веселье, новые знания и открытия. Почему ты передумал? Я не понимаю. Что случилось? Это же было твоей мечтой? – изумился он.

– Потому что…потому что…

– Говори, как есть, Домовой, – ласково прокомандовала она.

– Потому что мы не сможем видеться полгода, – выдавил из себя Домовой.

– Что ты сейчас сказал? – недоумевая, спросила Вика.

– Я сказал, что мы не сможем видеться шесть месяцев.

– Кто тебе такое сказал?

– Вчера мне об этом сообщил отец. Он извинялся, что не оповестил меня раньше и, не говоря ни слова, скрылся в своей комнате. А я продолжал стоять и смотреть в пустоту, пытаясь переварить сказанное отцом.

– Почему он тебе сразу же не сказал об этом? – возмутилась Вика. – А ты никак не можешь отказаться от учебы? – Она осеклась. – Ой, прости, я, кажется, сказала сейчас лишнего. Подло такое просить. Знаю. Ты должен учиться так же, как и я.

– Я сам не хочу. Но…

– Но должен. Вот так весть…и… когда ты уезжаешь?

– Совсем скоро. Первого января. Сразу же после Нового года.

– Боже! Через три дня, – вскрикнула она. – И за полгода не будет ни единой возможности встретиться? Ты не спрашивал у отца? Хоть какую-нибудь весточку написать, послать сможешь?

– Боюсь, что нет, – сказал он, посмотрев на расстроенную Викторию. – Ты не переживай… мы сможем видеться во снах.

– Не ободряет, – почти шепотом проговорила она. – Не верится, что тебя не будет сто восемьдесят дней и столько же ночей. – Она посмотрела на него. – Что же я без тебя буду делать? Ты мой единственный друг, не считая подружек.

– Я не знаю…вот поэтому я и сейчас лежал и мечтал, чтобы не уезжать в колледж, а остаться с тобой. И чтобы не видеть сейчас твое опечаленное личико, по которому вот-вот побегут слезы.

– На самом деле, если я сейчас заплачу, то не от горя, а скорее от радости.

– Что?

– Ты, наконец, осуществишь свою мечту. Хоть ты в данный момент мне доказываешь, что не хочешь ехать, я вижу, что ты, как и прежде, страстно желаешь уехать от отца и учиться вместе со сверстниками. Просто ты расстроился – и чего лукавить, я тоже – из-за такого пустяка, как расставание на каких-то шесть месяцев. Они пролетят, и не заметишь. И мы снова встретимся…

Заиграла мелодия мобильного телефона.

– Извини. Мне нужно ответить. Звонит Иришка. – Она вышла из комнаты, вытирая слезы. – Алло. Приветик. Как дела?

Наговорившись по телефону с Иришкой, которая переживала из-за завтрашнего состязания (Виктория ее тщетно успокаивала), Вика зашла в комнату и, почувствовав нарастающее напряжение, решила сменить тему для разговора, чтобы больше не вспоминать о скором расставании. Ведь у них есть еще три дня.

Вика посмотрела на часы и охнула, когда увидела, что стрелки часов показывают десять часов вечера.

– Мне пора в постель. Завтра тяжелый день, – сказала она.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Домовой скрылся в шкафу. Вика включила ночник, легла в постель, укутавшись под одеяло, достала из-под подушки дневник в твердом переплете, на котором был изображен белый Пегас с величественными крыльями, открыла на страничке тридцать восемь и начинала писать.

«28 декабря 2003 года!»

«Здравствуй, мой дневничок! Странный сегодня день! Хотя нет, лучше сказать – ужасный!

Сначала в школе у меня какая-то … (не буду здесь писать бранное слово!) украла дорогущую бесцветную помаду из сумочки, а потом на уроке русского языка учительница взъелась на меня из-за того, что я «штрихом» замазала ошибку в домашней работе. Учительница сказала мне, что это некультурно и неуважительно по отношение к ней – и к ее предмету – и по этой причине она не может поставить мне пятерку, только слабую тройку с минусом. Ты представляешь, дневничок? Домашняя работа без единой пунктуационной, орфографической и синтаксической ошибки, а она мне ставит жирную тройку с минусом в мою тетрадь. В тетрадь, между прочим, отличницы. Скажу честно, мой дневничок, я расстроилась не на шутку. И более того впервые обозлилась и разгневалась на учительницу и обозвала ее «старой каргой» и в слезах выбежала из класса. Я, наверное, рыдала минут двадцать. И еще столько же бы прорыдала, если бы не Иришка и Кристи, которые еле-еле успокоили меня. Я не могла поверить в то обстоятельство, что я получила – причем получила незаслуженно – тройку. Для меня тройка – это смертельный приговор. Но потом, успокоившись и почувствовав вину перед Тамарой Яковлевной, я благоразумно подошла к ней и извинилась. И на мое удивление, она тоже стала извиняться. Пообещала, что эту тройку не будет ставить в журнал. Но предупредила, что, если она еще раз увидит «штрих» в моих домашних работах, которые она задает, то непременно влепит мне двойку. Я уже хотела возразить и снова ее обозвать «старой каргой», но в последний момент передумала и послушно согласилась. Хоть все и обошлось, все равно чертовски неприятно было показывать маме тройку в тетради (если бы девчонки знали, что я все еще показываю маме тетради, они бы меня непременно засмеяли!).

Дальше, только хуже. На тренировке неудачного приземлилась после прыжка, подвернула ногу и упала, стукнувшись коленом. Вдобавок ко всему мяч приземлился мне на голову. Сейчас хромаю. Надеюсь, к завтрашнему дню пройдет. Если нет, то проще застрелиться, ей-богу!

Потом пришла домой. И что ты думаешь – счастье и покой? Нет! Брат, которого я с каждым днем все больше и больше люблю, почувствовал запах протухшей рыбы и увидел красные глаза и сказал это мне. Я, конечно, обрадовалась, что у него тоже есть дар, как у меня. Но потом расстроилась. Все же лучше, чтобы он не видел тех, кого вижу я.

Кстати, о любимом Домовом (надеюсь, он никогда не увидит этот дневник), он сегодня преподнес мне такой сюрприз, от которого я в буквальном смысле схожу с ума. Он сказал, что уезжает от меня на шесть ДОЛГИХ! месяцев. Оставляет одну. ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ! Пишу сейчас эти строки и плачу как дурочка. Ничего не могу с собой поделать. Я скучаю по нему, когда он исчезает из моей жизни на три дня. В эти дни я себя чувствую потерянной и опустошенной, как физически, так и духовно (словно туман окутывает мою душу и его ледяное дыхание пощипывает мое «плачущее» сердце). Если бы он знал, как я его люблю. Как друга, конечно. Хотя кого я обмываю!? Только саму себя. Я прекрасно понимаю, что он мне уже давно не друг. Мы любим друг друга. По-настоящему. Хотя прошу заметить, что мы еще ни разу не целовать по-взрослому. Это не простая влюбленность, как у многих моих подружек, которые сходят с ума по парням из старших классов. А настоящая любовь. Мы Родные души, соединившиеся через триллионы километров космического пространства. Удивительно! Я верю, что это судьба. И не хочу думать иначе. Надеюсь, что когда-нибудь (может совсем скоро) мы поцелуемся и признаемся о том, что кричат наши сердца.

Снова плачу, дура чертова! Чересчур сентиментальная стала. Надо собраться, но не могу, когда вспоминаю о ШЕСТИ МЕСЯЦЯХ разлуки и несчастья. А вдруг он с кем-то познакомиться, подружиться, влюбиться и больше не вернется ко мне, и мы так и не поцелуемся? Вот что меня пугает до колик в животе! Хотя если рассуждать логически и разумно – как говорит учитель по химии Антон Анатольевич – к этому все идет. Мы не может быть вместе. У нас разные судьбы, разные пути. Мы можем быть лишь – друзьями. Но достаточно ли мне этого для счастья?

Кажется, мама идет в мою комнату пожелать мне спокойной ночи. На сегодня заканчиваю свой ежедневный отчет. Спасибо за то, что выслушал меня, мой любимый дневничок.

P.S. Может показаться по сегодняшнему отчету, что моя жизнь ужасна. Но это не так. Не все так плохо. Жизнь продолжается. Я все еще живу. Ох, Господи, помоги мне завтра выступить достойно. Спокойной ночи».

Вика закрыла дневник, убрала под подушку. Мария вошла в ее комнату. Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Виктория тут же уснула сладким сном, видя, как она с Домовым идет по цветущему парку.

Глава 2

Виктория подбежала к скамейке запасных. Тяжело дышала. Рухнула на скамейку, взяв в руку бутылку с водой. Сделала глоток. Почувствовала, как сухое горло омывает живительная вода. По ее лицу стекали капли пота, капая на спортивную площадку. Шелковая спортивная форма прилипла к телу. Лицо горело, словно было опущено в костер, извергающий языки пламени. Она плеснула воды на лицо. Почувствовала, как ее обдало желанным холодом и освежило. Ладно, хоть не зашипела, подумала она про себя и усмехнулась.

Свисток. Конец третьего тайма. Вот черт! Проигрывают 55:62. Финал. Нервы на переделе.

К ней подбежали еще четыре девушки, одетые в такую же форму. Все потные, разгоряченные, обессиленные, со сбитым прерывистым дыханием. Силы бесследно уходили. Как-никак последний тайм. Еще десять минут жесткой и упорной борьбы за первое место в первенстве среди школ по женскому баскетболу.

Два месяца упорной борьбы. Девять побед и один проигрыш обеспечили им выход в финал с достойным соперником, у которого значился такой же, несомненно, превосходный результат.

Две, по сути, сильные команды в борьбе за славу и признание. За трофей, что из года в год переходит из одной школы в другую. За трофей, который ставят на самое видное место в школе, чтобы все ученики видели и восхищались успехом своих сверстников, которые добивались победы непосильным трудом, целеустремленностью и самоотдачей. С помощью тех качеств, которыми, по мнению учителей, должен обладать каждый ребенок.

В школе этот почетный, сверху позолоченный трофей – на трех колоннах стоял человек, державший в руках баскетбольный мяч – красовался в стеклянном ящике уже три года. И мог остаться еще на год.

Но они проигрывают. Семь очков. Не было той сплоченности, энтузиазма и задорности, когда они вели счет, играя с другими командами. А главное – нет командной игры. Каждый словно играл сам за себя. Каждый хотел вывести команду вперед, но все эти храбрые действия и поступки только тянули их в темную пропасть отчаяния и разочарования – в пропасть проигрыша, неудачи, краха надежд и мечтаний; утере кубка.

Виктория собралась, выкинув из головы все мысли о проигрыше и стала внимательно слушать тренера, учительницу по физической культуре Галину Васильевну.

– Что случилось с моей командой? – спрашивала она. – Где ваша сплоченность? Куда испарился командный дух? Почему вы опустили руку, когда еще играть десять минут и когда вся борьба еще впереди? Очнитесь же. Семь очков. Десять минут. У нас есть время выиграть и победить. Почему вы не подстраховываете своих коллег? Почему не защищаетесь от соперников, как подобает, как я вас учила? Почему перестали играть в пас? Почему держите мяч так долго и не даете его в центр, когда «пятый» и «четвертый» номер открыт и просят мяч? Я вас не понимаю. Не понимаю, что случилось с Аленой, для которой сломанный ноготь во время игры важнее победы? Я не понимаю, Виктория, тебя и твою бесконтрольную ярость. Ты фолишь направо и налево, открыто стукая соперниц по рукам. Это тебе, милочка, не бокс, не рукопашный бой, а интеллектуальная и интеллигентная игра, в который, хочешь ты этого или не хочешь, ты должна уважать своих соперников. Как ты не можешь понять, что ты – капитан команды. ТЫ – первый номер. ТЫ – управляешь развитием атаки и отвечаешь за результат. – Вика что-то хотела сказать тренеру, но она была непоколебима. – Дай мне договорить. Времени мало. Именно ты должна вести команду вперед, а не сидеть на скамейке запасных из-за чертовых фолов. – Она посмотрела на часы и продолжила. – Мы проигрываем, и ты должна объединить команду, как ты это умеешь делать. Ты сильная и смелая. Вы все – сильные и смелые. Вы дошли до финала, играя каждый матч, каждую игру, словно он был последний. Так и отыграйте и этот матч так, чтобы доказать самим себе, что эти два месяца были не напрасны. Докажите себе, что вы лучшие. Вы – лучшие! Я в этом нисколько не сомневаюсь. Надо просто успокоиться, собраться и играть одним целым – командой. Понятно? – Команда усталым голосом процедила «да». – Я не слышу. Вы хотите победить? Да или нет? – «Да» отвечали они громче. – Громче!

Свисток.

Пять девушек вышли на площадки, обвились клубком, обнимая друг друга.

– И так наше время настало, – сказала Вика командирским голосом. – Играем в пас, хватит играть поодиночке. По возможности кидаем «трешки» и находим лазейки, чтобы доставить мяч в центр поля. – Она помолчала. – Ладно, к черту, эти бессмысленные разговоры. Надерем этим сучкам их интеллигентные задницы! – злобно вскрикнула она. Ее слова поддержали единогласным «да».

Они подошли к центру поля, встали на свои позиции.

Свисток.

Игра началась. Отчет пошел.

Мяч в руках у Виктории после высокого прыжка Анастасии в центре поля. Пас. Снова пас. Бросок. Два очка.

57:62.

Спустя девять минут они проигрывали всего одно очков, сумев собраться. И наконец-то начали играть в командную игру. Движение игроков были отточены и точны, просты и эффективны. Без колебаний, без суеты, без всепоглощающего напряжения и волнения, они передавали друг друга мяч по всей площадки, чувствуя своё превосходство перед соперником, и в итоге завершили атаку высоким прыжком, уверенным броском и двумя очками.

Виктория посмотрела на табло и увидела, что осталось всего сорок секунд играть, перевела дыхание, закрыла глаза, помолилась и скинула мячик из-за боковой линии.

Свисток.

39, 38.

Получив обратно мяч, к ней подлетела девица ростом чуть ли не под два метра и начала таранить ее корпусом, переходя к откровенному фолу. Судья не замечает. Ловким движением Виктория обыгрывает соперницу и подходит на трех очковой отметку, чикая кожаный мячик. С левой и с правой стороны трех очковой дуги – два игрока мечутся из стороны в сторону, словно рыбы во время нереста. В центре – два игрока закрыты, тщетно пытавшиеся освободиться от опеки.

36.

Проходят доли секунды, и Виктория принимает решение, сделать ложный пас, чтобы отвлечь внимание соперника и кинуть трехочковой. Отлаженное движение и соперница отпрыгивает в сторону. Сработало! Прыжок. Бросок. Крученый мяч летит высоко, по правильной траектории, и приземляется, как казалось Виктории прямо в цель. Но, увы, мяч думает по-другому, попадает в душку и отлетает от кольца прямо в руки соперникам, которые проводят контратаку. Мяч получает центровой, уходит от защитника и легким движением руку заносит мяч в кольцо. Хруст сетки. Два очка. Свисток. Тайм-аут.

25 секунд.

– Виктория, зачем ты кидала трехочковой, когда каждое очко на счету? Сейчас вы поигрываете три очка, черт возьми, – вспылил тренер.

– Никто не открывался. Никто не боролся. Я приняла решение и…

– Ты знаешь, что я всегда осуждала и буду осуждать бессмысленные действия. И с твоей стороны кидать с трехочковой отметки, уйдя от противника, было крайне глупо и опрометчиво. Ты так не считаешь? – спросила она и продолжила. – Если бы ты оценила ситуацию правильно, то увидела бы, что к тебе бежал защитник, чтобы поставить блок-шот. Защитник, который оставил Алену, одну, возле кольца. Она тянула вверх руки, показывая, что она свободна и открыта. А ты что? Пренебрегаешь этим шансом и кидаешь сама. И мимо. – Она посмотрела на таймер. – Времени мало, чтобы спорить. Победа у нас в руках, если вы соберетесь. За оставшиеся двадцать пять секунд вы должны продемонстрировать свой профессионализм, свою силу и волю к победе. Вы должны победить. – Раздался свиток. – Вперед! Вперед! И никаких дальних бросков, идите на фолы, сражайтесь. Главное, зарабатывайте очки.

Виктория чувствовала себя отвратительно после слов тренера, отчего еще больше стала злиться на соперниц. Возгласы и подбадривания зрителей со скамеек ее раздражали, нежели успокаивали. Внутренняя дрожь охватывала каждый кончик тела. Четкие разноцветные линии расплывались, переплетаясь друг с другом, площадка удлинялась и уменьшалась в размерах.

«Успокойся, успокойся. Только не сейчас. Ты нужна команде. Нужна!!! – говорила она сама себе. – Обморок – это не выход из сложившейся ситуации. Ты сильная и сумеешь справиться с неприятностями. Да. Не время думать о проигрыше, когда на горизонте сладкая победа. Соберись».

Свисток. Отчет пошел.

24.

Пас. Виктория на чужой стороне поля. Отдает мяч третьему номеру (левый форвард), который обыгрывает защитника, врывается в штрафную площадь, делает обманное движение и отдает мяч центровому. Прыжок. Хлесткие удары по рукам. Свисток. Мячик взлетает в пространство, врезается со страшной силой в щит, уходя в аут.

20.

Два удара в штрафной зоне – хорошая возможность, думает про себя Вика.

Первый бросок – точен. Публика ревет и хлопает в ладоши. Счет – 70:72. Второй бросок – мимо. Мяч не долетает до красного кольца. Тишина. Только несколько приглушенных недовольных «ФУ!».

19 секунд до конца матча.

Нервы на пределе и натянуты, как тетива. Виктория защищается от наседающих противников, которые специально тянут время. На атаку дается двадцать четыре секунды и этого достаточно, чтобы выиграть матч. Галина Васильевна встала со скамейки и что-то кричала Виктории, судорожно махая руками. Виктория ее не слышала. Она на мгновение потеряла дар слышать, наблюдая, как мяч глухо стукает о деревянный пол.

15,14,13,12.

Время ускользало от них, как проточный ручеек сквозь пальцы. Соперники просто перекидывали мяч, предвкушая желанную победу.

11,10,9.

Вика на секунду остановилась, перестав защищаться.

8 секунд.

Соперница, увидев брешь в защите, рванула в штрафную площадь, чтобы поставить жирную точки на исходе матча. Но не тут-то было. Виктория выбивает из ее рук мяч, подбирает и врывается в чужую площадь.

6,5,4.

Она бежит изо всех сил. Она чувствует, что к ней приближаются. Ноги словно залиты отяжеляющим свинцом, а твердая поверхность засасывает, словно зеленое и пузырчатое болото.

3 секунды до конца матча.

Вика врывается в штрафную площадь. Чье-то горячее дыхание касается ее шеи.

2 секунды.

Она бросает мяч и ее, накрывает рука.

1 секунда.

Запрещенный блокшот. Виктория падает на пыльный пол, больно ударяясь коленом и локтем. Но боль ее не интересует. Она поднимает глаза и видит, как судья подносит к губам свисток. Толпа завороженно смотрит. Гробовая тишина. Судья свистит один раз, показывая на руках, что был совершен жестокий фол. Технический.

«Три очка! – говорит судья».

Все стихло. Все замерло на секунды. Игрок пробивает три очка и конец игры. Счет – 70:72. От трех бросков Виктории зависит судьба команды. Желанная победа или позорный проигрыш. Почет или презренные взгляды. Успех или разочарование, подобное полному провалу.

Виктория встала с пола. Она не чувствовала обжигающей боли ни в локте, ни в колене. Ее накрыла непроницаемая пелена ужаса и страха от того, что именно от нее будет зависеть судьба, исход матча.

К ней подходит судья, говорит одобряющие слова и просит, чтобы обе команды отошли в сторону, а Виктория встала за штрафную линию, очерченную белой краской. Она посмотрела на свою команду, выдавила из себя притворную улыбку, чтобы никто не переживал. Судья свистнул и кинул ей мяч. Руки дрожали, пытаясь не выпустить мяч. Виктория уже хотела кинуть, но в последний момент передумала, почикала. Звук успокаивал и в полной тишине звучал, словно раскат грома на чистом небе.

Она вспомнила о Домовом, вспомнила об их ночных разговорах, когда они делились самым сокровенным и потаенным. О том, как они наивно полагали, что мир принадлежит только им – двоим, когда сгущаются сумерки, когда темное покрывало оседает в небе, окаймленное сверкающими звездами, когда мир на мгновение умирает, когда только ветер, лай собак, стрекот кузнечика разрушают безмерную тишину ночи.

Мысли о Домовом, ей помогли на секунду успокоиться. Все растворилось в непроглядной дымке. Не было ни судьи, ни зрителей, жадно сверлящие ее глазами, ни лиц омраченных девчонок из двух команд. Только мяч, кольцо и парящий в облаках – по кромке игровой площадки – Домовой.

Она улыбнулась. Кинула мяч. Одно очко.

Счет – 71:72.

Оглушительный ропот накрыл площадку, но Виктория его не слышала или не хотела слышать. Виктория была поглощена в воспоминаниях. Она видела, как Домовой ей приносит желтый венок из одуванчиков, пахнущий свежестью зеленой травы, летом и солнцем. Как Домовой помогает ей справиться с несчастьем, прижимая ее к себе, гладя ее шелковистые волосы, успокаивая ее, шепча на ушко, что она обязательно встретит новых друзей – хороших и добрых. Которые не будут ее использовать в своих коварных целях, как это сделала Полина.

Мяч снова в ее руках Виктории. Бросок. Неповторимый звук рвущейся сетки от хлестко и точно попадания в кольцо закрученного мяча.

Счет – 72:72.

Она беспристрастно смотрит на мяч, на судью, на мир, как бы глядя сквозь него (них), думая только о нем, чтобы не потерять расслабленность и одновременно хладнокровность к напряженной ситуации, граничащей с условной, невидимой, опасной линией. Линией паники.

Люди с замиранием сердца следят за игрой. Соперницы из команды «Лисичек» рвут на себе волосы и негодуют от такой несправедливости, чтобы вести в счете всю игру и проиграть в последнюю секунду. Команда «Отличниц» (так они себя иногда величают) радуются ничьей и мечтают о победе. Заслуженной победе. По некоторым щекам бегут слезы радости. Судья, пораженный Викиным непроницаемым выражением лица, кидает ей мяч. Последний бросок.

Виктория бросает. Пелена воздушных облаков исчезает, испаряется, показываются обескураженные лица всех, кто находится в спортивном зале в тот славный миг. Мяч летит вечность, в замедленном действии, как фильмах. Виктория смотрит на него, магнетизируя взглядом. Мяч коварно закрутился в безумном танце по основанию кольца, описывая бесчисленное количество кругов, думая, то ли вылететь из него, то ли залететь вовнутрь.

После трех секунд ожидания – Виктории показалось, что прошло три часа – мяч влетает в кольцо и гулким эхом ударяется об пол.

Счет – 73:72.

ПОБЕДА!

Свисток судьи теряется в оглушительном гуле всеобщей победы, радости и восторга. Команда, тренер и группа поддержки подбежали к растроганной и одновременно смеющейся Виктории – она лежит на полу, обессилев от физического и психологического переутомления – они берут на руку и начинают кидать вверх, выкрикивая «Вика! Вика! Вика!». Она не может поверить, что все это происходит наяву. С ней. Что ее боготворят и благодарят. Что она добилась небывалых успехов. Что за ее триумфом наблюдают ее родители и ее маленький братик Василий.

Она летала в облаках удовольствия и не хотела возвращаться обратно, на землю.

Мир стал чуточку теплее и добрее. Все обнимали друг друга, радовались, плакали, смеялись, ликовали, пели.

После того как чувства и эмоции поутихли, слезы радости перестали стекать по юным лицам, а ликование приглушилось тишиной, осознанием сладкой победы, осознанием скрытого счастья внутри каждого игрока, кто боролся за почет и уважение, за первое место, на середину спортивного зала вышел толстый, маленький, статный человек в деловом, респектабельном костюме. В одной руке он держал микрофон, в другой – тот самый кубок. К нему присоединились еще две девушки, державшие в руках горсть золотых и серебряных медалей, привязанные на белые ленточки.