Третий Шанс

Данила уловил небольшую паузу и истолковал её, в общем-то, правильно.

– Ну, не хочешь, не рассказывай.

– Да нет у меня от тебя секретов, Данила. F-command включает в себя, разумеется, изобретения и полезные модели. И ещё несколько промышленных образцов. Изобретения – это понятно, полезная модель – это, как бы попроще сказать, новое техническое решение, но в нём нет такой новизны, как в изобретении, полезную модель может разработать любой специалист. А промышленный образец – это просто внешний вид. Так вот, всё это защищается патентами. У кого патенты, тот и вправе использовать объекты интеллектуальной собственности. Проще говоря, у кого патент на F-Command, тот вправе сам производить устройства, разрешать или не разрешать другим производить сами устройства или использовать технологию в производстве своих товаров.

– Это понятно, – нетерпеливо перебил Данила. – Ты к сути!

– Пожарский и Гутман пытались выкупить у Филатова всю технологию. Полностью, весь комплекс исключительных прав. Сначала мы подумали, что для предпринимательской деятельности – наладить производство, торговать патентами. Они даже интересное действие предприняли. Подкупили одного из юристов Филатова, чтобы тот сделал ошибки в патентных заявках. Тогда бы Роспатент отказал Филатову в патентовании, но не сразу, а через три-четыре месяца. За это время Пожарский и Гутман подали бы свои заявки на то же самое, и F-Command был бы уже зарегистрирован на их компанию.

– А так можно?!

– Если постараться, то можно. Кто первый подал правильную заявку, того и патент. Оспаривать потом, в принципе, было бы возможно, но сложно и без гарантии успеха.

– А так себе подбор юристов у Филатова, – не удержался Данила от язвительного комментария.

– Прекрасные юристы у Филатова! И «Дельта» свою работу выполняет. Как только Пожарский и Гутман начали разговоры о продаже им комплекса технических решений, аналитики «Дельты» сразу предположили такой сценарий.

– Аналитики «Дельты» разбираются в юриспруденции?

– У них хорошие консультанты. Конечно, мы ждали такого развития событий и были готовы.

Дмитрий умышленно использовал местоимение «мы». Чего уж тут. И так уже ясно, что, имея в виду отношения Дмитрия Смирнова с Калинкиным и отношения последнего с Филатовым, вряд ли такой высококлассный адвокат остался бы сторонним наблюдателем. Данила, конечно же, уловил это «мы». Скорее, он насторожился бы, если бы не услышал.

– И что же? Поймали за руку купленного юриста?

Дмитрий улыбнулся.

– Мы разыгрывали историю с подкупом достаточно долго. Чтобы определить, зачем Пожарскому и Гутману эта технология. Не буду томить – на девяносто процентов мы уверены, что они хотели просто «похоронить» F-command. Не использовать самим и не давать другим.

– То есть, – продолжил мысль Данила, – на самом деле другими, правильными, юристами Филатова готовилась правильная заявка…

– В принципе, да, но это как запасной вариант. Главным было выяснить мотивы Пожарского и Гутмана.

– Но зачем им покупать технологию и не использовать? – вопрос, конечно, напрашивался, хотя и казался риторическим.

– А вот это я у тебя хотел спросить.

– Я подумаю, – быстро пообещал Данила. Он не стал гадать, прежде решил пособирать информацию и на ее основании уже делать выводы или хотя бы предполагать не умозрительно.

– А в итоге, – продолжил адвокат, – Филатов выложил всю технологию в свободный доступ. На юридическом языке это означает, что любое лицо в мире теперь может использовать технологию, ни у кого не спрашивая разрешения. F-command стал всеобщим достоянием.

Данила вдруг замолчал. Дмитрий тоже сделал паузу, а потом всё-таки спросил:

– О чём задумался?

– Ходят слухи, что одного из ближайших ассистентов Филатова пыталась завербовать иностранная разведка.

Дмитрий отрицательно покачал головой.

– Не ассистента, а девушку его завербовали. Но в итоге ничего существенного ей выведать не удалось. Моё лично мнение – её просто спугнули, слишком напрямик действовала.

– А ещё Милена Голицына…

– Это было покушение на Филатова.

– Там же ещё образец был…

– Сначала мы сами думали, что это уничтожение образца, который посчитали результатом клонирования. Однако сегодня я считаю, что целью нападения был профессор.

– Всё из-за того же F-command?

– Логично было бы так думать, – согласился Дмитрий. – Но наверняка мы не знаем. Ни кто организовал, ни зачем. Конечно, полиция установила исполнителей и первый уровень заказчиков. Но реальных заказчиков так и не нашли, а потому и мотивы нам неизвестны. Пока.

– А этот образец… Не клон разве?

– Нет. Клонирование – это, по существующему определению, полное сканирование всех органов и тканей и последующее воссоздание идентичного образца. Здесь же, скорее, экстраполяция. Воссоздание образца по имеющимся обрывкам информации. Как взять кость и несколько зубов и по ним полностью воссоздать животное. В том случае одни психологи с нейробиологами и генетиками тысячи часов потратили! В итоге образец получил право на жизнь, он был признан не-клоном. Это было согласовано с правительствами ведущих государств. Вот только пожить образец не успел.

* * *

Работал Коля механиком. Вообще-то такой должности в штатном расписании базы не было, а вот потребность в механике все время возникала. То одно к другому прикрутить, то что-то где-то поправить и закрепить, что ветром (ах, какие здесь дуют ветра!) покосило. Сама по себе работа во многих случаях оказывалась несложной, а чертежи были понятными. А вот что Колю поразило, так это свойства материалов и точность подгонки! Например, на элементы наружной обшивки не налипали ни снег, ни влага, вообще ничего, и детали самых сложных конфигураций соединялись с прецизионной точностью.

Ну, а если где было сложно или непонятно, Коля шёл разбираться с заданием вместе с инженером Марком Розегналем. Марку было под пятьдесят, из них пять лет он провел на «Джульетте». Голова у инженера работала отлично, но, говоря образно, гайки крутить он не любил, поэтому появление Коли встретил с каким мог воодушевлением. С каким мог – потому что по жизни Розегналь был человеком угрюмым.

Да вообще, вся эта «Джульетта», все эти люди… В порыве эмоций, когда от тоски хотелось на стенки бросаться, Коля назвал их (не вслух, конечно, выделяться же нельзя) сборищем неудачников. Потом, когда остыл, вспомнил словосочетание из школьных уроков литературы: лишние люди. На всей базе Коля не встретил никого, кто направился бы сюда из жажды приключений или в порыве энтузиазма. Ну, или за деньгами хотя бы. Возможно, среди пионеров базы такие были, но сейчас здесь обитали те, кто не нашёл себя дома или бежал от проблем. Предложи Марку, или Биллу, да даже тому же Энрике работу на Земле – рванули бы, не задумываясь. Но на Земле они не смогли стать востребованными по специальности. Тому же Франку-Мартину, наверное, вообще уже ничего не нужно. У него и взгляд такой, как будто сама жизнь в тягость. У людей здесь отсутствовали стремления. Может, когда-то у кого и были, но годы вдали от Земли, в большой коробке из композита, в окружении тех, в ком давно угас энтузиазм, сделала своё дело. Энджела тоже неплохо сформулировала: «Так сидишь на Земле, а так хоть движняк». А вот и нету его, движняка. И, главное, им нормально! Да, ноют – кто вслух, кто про себя, – но всех всё устраивает.

Наверное, играло роль и то, что у базы не было определённой задачи, не был обозначен результат, которого нужно достичь. Изначально базу создали пятнадцать лет назад, если считать от появления на ней первого постоянного жителя, для обкатки технологий освоения новых планет. Уран подходил для этого лучше любой другой планеты солнечной системы. С одной стороны, много экстремального: и среда, и температура, и метеоусловия, да одно магнитное поле чего стоит, так сказать, для компасов с устойчивой психикой. А другой – в основном понятная поверхность, всё же не газовый гигант, не самая агрессивная окружающая среда и сила тяжести, не критически отличающаяся от земной (на Земле Коля весил восемьдесят пять килограммов, а здесь семьдесят шесть с половиной). И состав среды такой, что его, в совокупности с продуктами переработки, можно использовать в как сырье для 3D-принтеров: изготавливать еду и повседневную одежду. Кое-что с Земли, конечно, завозили, но свелось к тому, что одного крупнотоннажного рейса раз в три года оказывалось достаточно, еще с запасом.

Семь лет назад на далёкой орбите вывесили космический телескоп. Чтоб был, так сказать, под присмотром. Хорош, конечно, присмотр – тридцать тысяч километров, это ж вам не три миллиарда, это ж практически через дорогу! Коля, кстати, уже успел слетать вместе с Марком к телескопу, чтобы поправить солнечную батарею. Заодно забрали в ремонт робота-малыша, который как раз и должен был эту батарею поправить, но словил микроскопический метеоритик и поломался.

А как красиво было, когда летали! Уран – это и есть настоящая голубая планета! Когда Коля добирался сюда c Земли, так ещё и не пришёл в себя, было всё равно, в иллюминатор не смотрел. Зато в этот раз! Какая красотища! А кольца Урана! В космических масштабах они тонкие, не больше нескольких километров в толщину. Но эти краски! Пусть до Солнца далеко, но его света вполне достаточно, чтобы явить эту красоту, и ею можно проникнуться! И почему этим людям здесь так… Почему они не восхищаются?! Колю тогда одна Элли поняла. И пообещала, что в следующий раз возьмёт с собой на Миранду, один из спутников Урана, на который полгода назад выгрузили геологический исследовательский робот.

А вот никуда без человека. Казалось бы – пусть автомат слетает на Миранду, тут рядом, да заберет в ремонт этого головоногого монстрика, вполне по силам для современной техники задачка. Но по силам на Земле. А здесь всегда может что-то пойти не так. Говорят, даже «Джульетту», пока строили, на полгода потеряли. Прилетел автоматический корабль со стройматериалами, передает: нету базы. Нашлась потом в океане.

А современной механикой Коля увлёкся. Конечно, многое, очень многое было совсем непонятно. Эти свойства новых материалов, которые то скользят друг по другу с легкостью, то трение такое, что не сдвинешь. Эти немыслимые соединения и сопряжения. Эти… да всё! Колесо только осталось, как было, понятное. Вот уже где хоть дом без единого гвоздя, хоть машину без единого шурупа заделать можно! Марк, пусть нехотя, но объяснял. В библиотеке нашлось много литературы по механике (её, литературы, здесь вообще было завались), а простенький Колин флекс по местным меркам оказался вполне современным, и Коля закачал туда всего навалом, в том числе и популярной литературы сначала о прикладной механике, а потом и к теории стал подступать с осторожностью. Удивительно, но знания впитывались легко. Хорошие и интересные были книжки, а жажда знаний просто обуяла.

Тогда Коля понял, что пришёл в себя. Жизнь продолжается.

* * *

В мозг транслировались сразу несколько изображений, каждое снималось с разных ракурсов. Камеры, установленные на полицейских «Ратниках-П-18», камеры журналистов, съемки со спутников, дронов и обычных камер наблюдения, установленных в Тимофеевке.

Августовское утро только начиналось, солнце едва взошло, а петухи лишь недавно пропели свои утренние песни. Вся деревня была на ногах ещё с ночи.

– Сканер ответь Пороху.

– Сканер на связи.

– Уверен, что не вмешиваемся?

– Если продолжишь спрашивать каждую минуту, всё равно ответ не изменится.

– Полиция же не справляется!

– Потом объясню. Конец связи.

Связь прервалась, но тут же в голове возник другой голос.

– Сканер Фотону.

– Сканер.

– Готов принять доклад?

– Докладывай.

– В четыре тридцать две утра Петрова Мария Ивановна, тридцать два года, убила своего мужа Петрова Александра Сергеевича.

– Пропусти то, что было в новостях.

И так известно, что стряслось. Маруся Петрова зарубила топором своего мужа Сашка, когда тот спал. Её ситцевое белое в цветочек платье было до сих пор забрызгано кровью, ошмётками мозгов и осколками костей. Сильно она его ударила. Несколько раз. Дети спали в соседней комнате. Слава Богу, ничего не видели и так и не увидели, их соседи сразу к себе забрали и так и держали у себя дома. Хотя, конечно, все всё узнали. Маруся сама объявила односельчанам, что сделала, почти сразу же. Говорила, это чтобы душу его грешную спасти.

Довольно быстро прибыл наряд полиции, чтобы разобраться на месте, зафиксировать событие преступления и арестовать подозреваемую. Одновременно прибыли дознаватель и криминалист из Службы расследований. Однако дальше кое-что пошло непредсказуемо. Поначалу всё развивалось по регламенту – фиксация записей средств наблюдения, изъятие доказательств, опрос подозреваемой и свидетелей и так далее. А вот арестовать подозреваемую Марию Ивановну Петрову не удалось. Сельские мужики вдруг вступились за женщину, мол, не отдадим Марусю в руки режима. Уже потом, когда в Тимофеевку слетелись журналисты, никто из мужиков так толком и не смог объяснить, какой «режим» они имели в виду, лишь твердили о чистоте веры и спасении душ заблудших. И почти единогласно одобряли поступок Маруси.

Полицейские прибыли на место через восемь минут после сообщения об убийстве. К этому времени уже начали подтягиваться журналисты, и то, что произошло далее, оказалось зафиксировано не только обычными системами наблюдения, но и транслировалось в прямой эфир с журналистских камер, да ещё и с лёгким пси-сопровождением (а ведь пытался Матвей Юрьевич законом запретить запись эмоций журналистами, но никто его тогда не поддержал, говорили, это нарушит свободу на получение информации, граждане должны не только видеть и слышать, но и чувствовать, что происходит на местах событий).

Когда прибыл наряд полиции, Маруся стояла во дворе своего дома в окружении пяти журналистов и двадцати трёх односельчан, в основном мужиков. Полицейский пинг приземлился в тридцати метрах от этой небольшой толпы. Трем полицейским позволили приблизиться, они задали вопросы о произошедшем, но отвечали им в основном Марусины односельчане. Однако, когда полицейские попытались войти в дом или приблизиться к Марусе, деревенские мужики встали стенкой и полицейских не пропустили. В этот момент стражи порядка должны были применить силу, благо технически экзоскелеты даже их примитивных «Ратников» позволяли справиться с такой толпой, не причинив никому существенного вреда. Но тут полицейских ослепила внезапная вспышка, а через секунду двое из трех оказались лежащими на земле лицом вниз с руками, зафиксированными за спиной прочными жгутами. Один из деревенских мужиков практически неразличимой для обывательского взгляда подсечкой снёс с ног весь наряд, столь же молниеносно затянул руки жгутами сначала одному, потом другому полицейскому, который только ещё начал осознавать, что происходит. Третий ушёл в сторону перекатом, вскочил на ноги и выхватил свой МТО-Б-194 (многофункциональное тактическое оружие ближнего боя), и сразу же захлопнулась его шлем-сфера, казалось, надёжно отгородив полицейского от внешнего мира. Но в эту же секунду ему на спину опустился огромный камень и, хотя «Ратник» и поглотил удар, и позвоночник полицейского остался неповреждённым, камень сбил его с ног, отбросив прямо в руки того, кто только что справился с двумя другими полицейскими. Через четверть секунды и третий служитель порядка оказался лежащим на земле с зафиксированными за спиной руками. Он беспомощно ворочался и таращился на лежавшее в метре от него МТО.

Так полицейские провалялись на земле почти пятнадцать минут, пока по индивидуальным устройствам связи им не пришёл приказ возвращаться в участок.

Однако криминалисту и дознавателю, которые прибыли на место преступления достаточно быстро, был оказан вполне нормальный приём. Никто не преграждал им дорогу, не препятствовал в работе. Только дознавателю всё никак не удавалось толком приступить к допросу, Маруся то и дело отвлекалась, чтобы ответить на вопросы журналистов.

От адвоката Петрова отказалась, но сообщила, что своим общественным защитником хотела бы видеть священника Стеньку. Самого Стеньки во время этих событий в Тимофеевке не было, однако он уже вылетел в село, и вскорости ожидалось его прибытие.

– По фактуре всё просто, – докладывал Фотон, – ночью проснулась, взяла топор и убила мужа тремя ударами по затылку, пока он спал. Сделать это хотела давно, обдумывала примерно неделю, хотя именно на эту ночь убийство и не планировала. Потом сразу же пошла к соседям и рассказала о содеянном. Теперь о сопротивлении сотрудникам полиции. Мужчина, напавший на полицейских, – бывший полковник спецназа Кирилл Ксиаобович Рахманов. Прибыл в Тимофеевку двадцать три дня назад, по словам соседей, «чтобы Стеньку вашего послушать да пособить, если что». Полицейских он ослепил армейским стробоскопом. Оружия, как утверждает, с собой нет. Вот что интересно. Почти сразу же после появления в Тимофеевке Рахманов начал обучение местных мужиков ближнему бою, пока что без оружия. Видели, как те двое полицейского в «Ратнике» валуном с ног сбили? Рахманов их этому научил. Насколько я понимаю, заранее они действия по сопротивлению наряду полиции не отрабатывали, однако базовые навыки Рахманов у мужиков уже начал формировать. Плюс идеологическая обработка на тему «мы должны уметь защищаться от неверных». Пока всё. Сообщу, когда появится новая информация.

– Принято, – коротко ответил Сканер. – Конец связи.

Сканер продолжил наблюдение за происходящим одновременно в разных местах в Тимофеевке.

– Фотон Кельту.

– На связи.

– Видишь журналистку в красном платье? Можешь её номерок раздобыть?

Матвей Юрьевич вошёл в президентский кабинет и быстрым шагом приблизился к столу, из-за которого уже поднялся, выдвигаясь ему навстречу, Анатолий Вольфович Шацкий.

– Господин Президент! – Калинкин по привычке едва заметно щёлкнул каблуками и коротко поклонился.

Шацкий подошёл к нему, пожал руку и похлопал по плечу.

– Всё вы как-то с формальностями, Матвей Юрьевич! Ну-ка присаживайтесь, – и указал своему «вице» на место у стола переговоров.

Калинкин занял предложенное кресло, и Шацкий уселся напротив, закинув ногу на ногу и тут же энергично переменив позу, а потом ещё раз переменив.

«Он все такой же, – подумал Матвей Юрьевич, – даже внешне. Сколько я его помню? Лет двадцать? Невысокий, пухленький, постоянно лысеющий, но так и не полысевший… И всегда, если смотреть со стороны, как будто суетливый. Человек умный, проницательный, однако ж не во всем последовательный. В жизни, как и в движениях: вот вроде бы просто сидит в кресле, а сам всё время меняет позу, всё время занят чем-то. Может, потому и сохранил президентский пост на второй срок, хотя выдающегося ничего не сделал, да и не сделает». Тут Калинкину вспомнилась фраза из Достоевского: «Он был несколько трусоват или, лучше сказать, в высшей степени консервативен».

– Ну, рассказывайте! – Шацкий нетерпеливо подался вперед.

– Хотел поделиться с вами своими опасениями. И, если это возможно, спросить.

– Спрашивайте! – Шацкий сделал быстрый взмах рукой в воздухе. – Что угодно!

И как он, такой, президентом стал?

– Почему вы отдали приказ не направлять подкрепление полицейским в Тимофеевке?

– Потому что это могло вызвать гражданский конфликт. А так обошлись небольшим инцидентом. Суд, как вы знаете, вынес решение о возбуждении уголовного дела и при этом решил оставить подозреваемую на свободе до суда, так что конфликт исчерпан. А так побоище бы там устроили!

Матвей Юрьевич откинулся на спинку кресла. Интересно получается. Суд вынес решение в течение часа, да ещё, как утверждает Дмитрий Смирнов, с грубейшим нарушением процедуры. И нашёлся кто-то, кто сначала привлёк внимание Президента к мелкому, в его-то масштабах, делу, а потом ещё и убедил отозвать наряд полиции…

– Господин Президент, а суду вы лично указание давали так быстро дело рассмотреть?

– Да ну вас, Матвей Юрьевич! У нас же разделение властей! Вы же не думаете, что я судье позвонил?

Матвей Юрьевич беспомощно развёл руками, мол, совсем ничегошеньки не понимаю.

– Ну-у, – Шацкий тоже откинулся в кресле и сложил руки на груди, а потом подпёр левой рукой подбородок.

– Вам кто-то подсказал, что, если не вмешиваться, конфликт решится мирно и правосудие не пострадает? – помог ему Калинкин. – А если прибудет полицейское подкрепление для силовой операции, то начнется бойня?

Шацкий молчал.

– Кто же это мог быть?.. Пожалуйста, Анатолий Вольфович, скажите, – Калинкин уже не помнил, когда называл Президента по имени-отчеству, и сейчас сделал это отнюдь не машинально, просто разговор уж такой пошёл. – Вы же понимаете, я всё равно узнаю. Может быть, ещё не поздно всё это остановить? Анатолий Вольфович, вы же видите, что затевается! Неповиновение полиции, которое прикрывает Президент, незаконное судебное решение – неужели вы думаете, что это исключения, о которых завтра забудут? Это был Ходырев? Нет… Генерал Федоренко! К вам приходил генерал Федоренко, так?

Президент вздрогнул.

– Да, – Шацкий вдруг перестал суетиться, а голос его сделался спокойным и серьёзным. – Когда это случилось, Василий Никифорович пришёл ко мне и попросил вмешаться и отозвать наряд. Сказал, так будет лучше, всё уладится. И я поверил. И, как видите, не зря. Наверное, мне стоит удивиться, что мой вице-президент ко мне не пришёл. Человек, уже семь лет отвечающий за внутреннюю политику в стране. Некоторым кажется, что это при вашем попустительстве такое стало возможно. И я был вынужден исправить вашу ошибку.

– Осмелюсь напомнить, господин Президент…

– Да не надо мне ничего напоминать, – Шацкий вяло махнул рукой. – Что вы ко мне месяцами ходили, говорили и предупреждали? Так ведь делать надо было, Матвей Юрьевич, а не говорить. А сейчас…

Шацкий не закончил фразу и лишь всплеснул руками.

– Правильно понимаю вас, господин Президент, что вы сейчас сообщили мне о моей отставке?

Президент промолчал.

Матвей Юрьевич поднялся и выпрямился в полный рост.

– Господин Президент. Я не буду подавать в отставку. Если на то будет ваша воля, подписывайте указ, но добровольно я не уйду. Искренне надеюсь, что вы доверите мне исправить ситуацию в стране. Это ещё не поздно, и я знаю, как.

– Ступайте, – Шацкий тоже поднялся и указал Калинкину на дверь. – Указ о вашей отставке будет подписан завтра. Прошу вас сегодня не делать ничего во вред стране и мне лично. Надеюсь на вашу порядочность.

– В ней вы можете быть уверены. Благодарю вас за то, что предоставили мне возможность служить России все эти годы. Прощайте, господин Президент.

Шацкий обогнул стол, подошёл вплотную ко всё ещё вице-президенту.

– И вам спасибо, Матвей Юрьевич. Не поминайте лихом.

Они обменялись крепким рукопожатием, пристально глядя друг другу в глаза, и Калинкин вышел.

* * *

Биллу нравилась Азуми. Конечно, через год жизни в таких обстоятельствах любая девушка красавицей покажется, а Билл работал на «Джульетте» уже четыре с лишним года. Однако Азуми была симпатичной. Чуть за тридцать, относительно невысокого роста, меньше ста семидесяти, не сказать, что с идеальной фигурой, но, однако, неплохой. Самой Азуми нравился молодой вьетнамец Хоанг, и он этой симпатией японки вовсю пользовался. А Билл страдал. К нему, в свою очередь, внимание проявляла Энджела, сорокалетняя дама из Южной Африки, однако Билл ее расположением пренебрегал, надеясь, что Азуми переменит объект своих чувств. Энджела же времени не теряла и периодически наведывалась в кубрики Берни, Минжа, Джима, и даже один раз её увидели выходящей из двери Вильгельма Забушека, однако всё это было без симпатии, поскольку мысли Энджелы были посвящены Биллу.

Коле от всего этого было противно.

Да, жажда событий в природе человека, и если событий не хватает, то человек выдумывает мелкие свои или наслаждается чужими, зачастую присочиняя и излишне драматизируя. Вон какую эмоцию еженедельный перекур вызывал! СОБЫТИЕ!

А вот о человеческой природе Коля узнал многое. Благодаря библиотеке. Он то и дело мысленно обращался к письму от себя-«второго». Оказывается – запомнил наизусть. Сохранилось ли?.. Под влиянием письма прочитал «Братьев Карамазовых». Быстро, за несколько дней. Потом «Игрока». Потом взялся за Чехова, потом за Гончарова. И даже три раза к Толстому подступался. Пушкин! Куда ж без него. Лермонтов. Блок. Времени хватало. Хватало и… ума, что ли: поменьше выходить из кубрика и побольше читать. Спортзал ещё, а там можно слушать музыку. Современная классика, кстати, очень даже! А эти дрязги были противны. Сначала по инерции держался со всеми. Пытался вжиться, что ли… А потом вспомнил тех, с кем был так близок совсем недавно, как они помогали ему меняться. И понял, что нужно продолжать то, что начал. Уже без помощи, уже сам. Сложно, поначалу приходилось себя заставлять, и жестко, но потом по-другому уже не мог.