Третий Шанс

– Возможно ли предостеречь вас от этой ошибки, мой друг? Предвижу ваши аргументы о достойных людях и, спору нет, в том неприятном времени, которое мы пережили, многие представители молодого поколения повели себя похвально. Однако их время ещё впереди. А кроме вас, кто, по вашему мнению, поспособствует им на высоты пробиться? И уж как бы вы ни привыкли «человеком за спиной» оставаться, так уж сложилось, что нет сейчас спины такой. Ну, а если по-своему решите, так и бог вам судья. Мы-то с вами всё равно вместе останемся.

* * *

Достойные же представители молодого поколения тем временем пытались напоить ёжика молоком. Ёж фыркал, пытался свернуться в клубочек, но мужчины были настойчивы.

Собственно, началось с того, что Данила по привычке хотел заказать «ёжика с грибами на иголках», однако Тихон усомнился в натуральности ингредиентов, и Дмитрий разделил это сомнение. Управляющий ресторана в ответ на сомнение принёс ежа, и уж тогда какая готовка, если он вот такой смешной по столу бегает. Ежа неполиткорректно окрестили Митей и заказали ему блюдце молока.

– Может, с молоком что-то? – вдруг спросил Данила и осторожно поднёс блюдце к лицу. Понюхал, а потом осторожно коснулся языком. – Нет, отличное молочко! Пожалуй, себе тоже блюдце такого закажу.

– Так что Дворянская? – напомнил Дмитрий о теме беседы, прерванной приключением с ежом.

– Дворянская возвращается в ЦБ, но советником. Пост председателя вакантен, исполняющим обязанности пока будет Магометов.

– А тебе, насколько я знаю, предложили должность зампреда по денежной политике? – осведомился Тихон.

– Ну, – Данила пожал плечами, – есть такие слухи. Но поскольку знаю об этом из уст самого руководителя Администрации президента, переводим слухи в разряд достоверных. Сам-то в АП остаёшься?

– Остаюсь.

– А диалово вы эту историю с Верховным судом разыграли! Просто безупречно!

Дмитрий опустил глаза. Он ведь тогда, во время их предыдущей встречи, уже всё знал. И не рассказал. А Данила это понял. Наверное, ещё тогда. Догадался, что ему раскрыли всего восемьдесят процентов правды. И, наверное, простил. Дмитрий когда-нибудь обязательно его об этом спросит. Им ещё жить и работать вместе, и очень хочется надеяться, что дружить.

– А ты очень профессионально эмиссию тогда сорвал, – осторожно проговорил адвокат. – Понимаем, как ты рисковал…

– Да они глупые все. Никто этих ошибок не заметил бы, пока бы до дела не дошло. И хорошо, что не дошло. А рисковали мы все. Но знаешь, что я тебе, адвокат, скажу? Хватит отсиживаться в стороне и делать всё чужими руками. Пришло твоё время действовать, даже если через боль. Ну-ка давай пои Митю!

* * *

– Есть идеи, Богдан Петрович? – Ходырев развалился в шезлонге, закинув ногу на ногу, и с издевательской улыбкой уставился на бывшего руководителя службы охраны.

– Есть, Игнат Рафаэлевич. Пусть Фролов ещё чаю принесёт.

– Трудно с вами спорить, Богдан Петрович. Фролов, а не организуешь ли нам чайку? С печеньем.

– Сей момент, Игнат Рафаэлевич. Только баланс проверю на счетах. А то, знаете ли, с барскими привычками мало ли…

– Там миллиардов пятьдесят осталось… Ладно, можно без печенья, а то и вправду мало ли. Так что делать-то будем дальше? А то скучно же так.

– Скучно, – согласился Пекарский. – А вам, Игнат Рафаэлевич, наверняка ведь и костюмчик надеть хочется, а то вот так уже три дня в шортах. Кстати, не успел вам сказать, Стенька объявился. На Кубе. Организует движение за объединение Америк в одно государство. Фролов, ты ещё здесь?

– Так точно, господин Пекарский. Не хотелось бы пропустить обсуждение вопроса «Что делать дальше».

– Да понятно, что, – Ходырев посмотрел вдаль, на горизонт. – Пока ничего. Разве что от «Дельты» прятаться, если охоту объявят. А дальше посмотрим, что там Калинкин предпримет. Может быть, и ему наша помощь когда сгодится. Хотя, скорее, его оппонентам. У него таковых сейчас объявится предостаточно.

* * *

Митрополит Василий вышел в отставку. «И вправду закоснела наша Церковь, надобно новую жизнь в неё вдохнуть, молодую. Мир-то меняется, и Церкви нашей надлежит следовать этим изменениям. В миру живём, куда тут деваться. Но и мир вести за собой мы должны, а то, не ровен час, скатится куда не следует».

И подался он священником в Тимофеевку. Туда, где Стенька произнёс свою первую, принёсшую ему славу, проповедь.

Народ в храме собирался угрюмо, безрадостно, однако пришли все, кото мог. То ли осознали, к чему привело слепое принятие Стенькиных увещеваний и призывов, то ли просто на бывшего Митрополита хотелось посмотреть.

Священник Василий провёл службу как следует, без отступлений от канонов. А потом, когда настало время проповеди, он развёл руки в стороны, как бы обнимая свою паству, и улыбнулся в седую бороду.

– Сделать мир лучше – дело благое, – начал он своим глубоким баритоном. Говорил достаточно громко, чтобы могли слышать все, благо голос был мощный, позволял не переходить на крик. – Благое, конечно. И мы, православные христиане, конечно, должны ради этого трудиться. Только, прежде чем в большой мир выходить, давайте у себя дома разберёмся. Вот, например, наш храм имеет голубые стены. А знаете, что это означает? Не просто так же, какая краска была, такую и использовали. Голубые стены имеют храмы в честь Пресвятой Богородицы…

Он говорил простые вещи – о христианских обрядах, традициях и обычаях, о правильном, по Писанию, поведении. Он говорил долго, и все слушали.

* * *

На истринскую дачу дедушки Кеши они добрались на такси уже за полночь. Коля заранее предупредил Пекиныча, и тот не ложился спать, ждал дорогих гостей. Попытался накормить, но гости отказались, только чаю попили некрепкого, да по несколько ложек облепихового варенья съели.

Алёшу расположили в спальне на первом этаже рядом с комнатой Чалдона.

А Коля поднялся на второй этаж. В ту комнату, которую он на короткое, но очень яркое время считал своей. Потом своей и Милены. Все так же скрипела в коридоре памятная половица. В комнате было всё как раньше, но казалось нежилым. Коля дал команду мыслеобразом, и кресла, расставленные вокруг столика, засуетились, задвигались и за несколько секунд превратились в кровать. Коля вздохнул, прошёлся к окну, сел на краешек упругого матраса.

Он посмотрел на входную дверь и вспомнил, как он плакал здесь, когда прочитал письмо от себя «второго», как заснул в забытьи, и как скрипнула половица и в комнату вошла Милена. «Уже, конечно, за полночь немного, – почти шёпотом проговорила девушка, – но я подумала… Может, согласишься чаю со мной попить? Мы тут с Фёдором Пекиновичем плюшек тебе напекли… Быстренько, как смогли… Хотя, на ночь вредно, конечно… Можно войти?»

Как тогда, Коля сел на кровати и заплакал. Только вот сейчас было тяжело.

Он встал, утирая слёзы, подошёл к холодильнику, открыл. Ну конечно! Бокал пива! Какая неожиданность! Он улыбнулся сквозь слёзы и сделал глоток. На столике он, конечно, обнаружил сигарету и зажигалку. Ну, раз вы так настаиваете… Он накинул куртку, вышел на балкон и закурил.

Он не помнил, когда и как заснул. А когда проснулся, на улице сияло зимнее солнце, его лучи пробивались сквозь затемнённые стёкла комнаты. Было одиннадцать утра.

День пролетел быстро, и он был наполнен грустью. Светлой, но яркой, ослепляющей. Коля с Алешей рассматривали поблекшие фотографии, которые привезли из квартиры Василисы. Старые семейные альбомы. И в какой-то момент, наверное, когда Коля увидел себя маленького на коленях у папы, ему стало совсем невыносимо. Он вспомнил, как тогда ездили на шашлыки… Закрыл альбом, собрал остальные, затолкал все на дальнюю полку. Алеша примолк, только вздыхал.

Втроём, вместе с Василием Юлиановичем, пошли гулять по лесу. И ноги сами привели Колю на ту поляну, откуда когда-то он принёс Милене цветы. Вспомнил, как бежал тогда под дождём, подгоняемый Петром Аристарховичем. Счастливый! Как прижимал к груди промокшие бутончики. И как Милена стояла под зонтиком у входа в дом.

Да за что же всё это! Почему память так устроена? Да, свойство памяти – хранить хорошее. Плохое и вправду забывается быстрее. Но почему хорошие воспоминания так ранят? Почему грусть называют светлой? И как с этим жить дальше? А боль потом притупится? И главное – хочет ли Коля, чтобы эта боль исчезла?

Но надо жить. А как по-другому?..

Когда вернулись, ещё было светло, Пекиныч суетился с полдником.

– Пекиныч, – крикнул Коля с порога, – ты шашлыки готовить мастер?

– А то ж! – охотно подал голос Пекиныч в ответ из кухни. – А хошь, и тебя научу!

– А вот и хошь! – Коля улыбнулся. – За мясом на базар поедем?

С шашлыками они провозились до ночи, с перерывом на ужин. Съездили на рынок, накупили свинины, телятины, баранины, лука, специй и помидоров для соуса. Потом мясо резали, и Пекиныч показывал, как правильно, потом мариновали. Собственно, делали всё в основном Коля и Алёша, а Пекиныч командовал (дорвался в кои-то веки), размахивая огромным кухонным ножом. Намариновали килограммов десять, никак не меньше.

– Иннокентий Аристархович с гостями могут заявиться, – сообщил повар. – Так-то у меня всё есть, но нехорошо было бы уважаемых людей без особого угощения оставить.

Коля представил дюжину учёных-очкариков, поедающих мясо, на которое он вместе с Алёшей потратил почти полдня и полночи, и ему стало жалко шашлыков. Ну, будем надеяться, люди стоящие. Или малоедящие. А лучше вегитарианцы.

Спасть легли опять поздно, но проснулся Коля в половине седьмого. По-быстрому в душ, и на первый этаж. Растолкал спящего правнука.

– Подъём, курсант, – проговорил он ласково. – Через двадцать минут – на зарядку. Пойду разузнаю, как у них тут теперь со спортивным помещением.

Помещение он обнаружил по вполне характерным звукам – Чалдон колотил по груше. Он заметил вошедшего Колю, но не остановился, продолжил наносить по висящему кожаному мешку мощные и точные удары, перемежая их с защитными действиями и постоянно меняя дистанцию.

Коля встал у двери и коротко произнёс:

– Чалдон Бризу.

– На связи, – отозвался старый вояка и тут же провёл серию из четырёх молниеносных ударов по снаряду.

– Василий Юлианович, потренируете нас?

Чалдон едва заметно улыбнулся и молча, кивком головы, указал, мол, заходите.

Мангал вытащили на улицу к двум пополудни. А здоровенный мангал-то! Чугунный, что ли? Где только Пекиныч его прятал! Интересно, что у него ещё в запасе есть?

– Гости прибудут к четырём, – сообщил повар, – а потому, молодые люди, нарубите-ка дров, да давайте уже огонь разводить. Дров-то много понадобится, небось, в три аль четыре приёма жарить будем.

Дров нарубили за полчаса, разожгли огонь в огромном мангале. На улице щипал морозец, но у мангала было даже жарко, и они стояли рядом, сняв перчатки и поднося руки к огню, иногда одёргивая, когда жгло. Молчали.

Тишину нарушил вой рассекаемого воздуха – надо льдом Истринского водохранилища, раскинув огромные чёрные крылья, плавно скользил «Грифон». Истребитель мягко приземлился и, прокатившись несколько десятков метров по снегу, замер. Раскрылись створки люка, и на снег легко спрыгнул Кельт, а за ним Сканер. Потом в проёме люка появилась седая шевелюра и такая же седая бородёнка дедушки Кеши, и офицеры помогли ему спуститься. Следом появился, и все присутствующие, даже Алёша, вытянулись в струнку, исполняющий обязанности Президента Российской Федерации Матвей Юрьевич Калинкин. Вот оно что… Ну, для этих-то шашлыков не жалко, так бы сразу и сказали.

А потом Кельт поднял руку, помогая выйти следующему гостю, и навстречу ему протянулась маленькая ладошка, затянутая в чёрную кожаную перчатку. А потом… потом был изящный взмах каре, и у Коли помутнело в глазах.

Милена спрыгнула на снег и поёжилась, кутаясь в длинную белую шубку. Чихнула.

– Простите, резкая смена климата, – и она улыбнулась, радуясь собственной шутке.

Все стояли и переводили взгляды с Милены на Колю и обратно. А они замерли и смотрели только друг на друга. А потом бросились друг к другу! Коля обнял Милену, поцеловал в губы, в шею, и прижал к себе так, как будто хотел сказать: «Я тебя больше никогда не отпущу!»

– Коля… – тихонько простонала девушка, – ты же меня так задушишь!

– Ничего, – Коля улыбнулся, – мне дедушка Кеша ещё сделает.

Милена отстранилась и посмотрела на Колю строго и внимательно.

– Коля, – сказала она серьёзно, осторожно проведя пальцем по его щеке, – ты что? Два дня не брился?

И, наконец, напряжение отпустило, и рассмеялись все. А Коля стоял, сияющий, и уже не мог вымолвить ни слова. И опять обнял Милену и прижал к себе.

– Я тебя люблю, – прошептал он ей на ухо, – и всегда буду любить. Как же я по тебе скучал!

– Даже не знаю, как реагировать. Я-то с тобой виделась полдня назад, – она усмехнулась, а потом тихо добавила: – И я тебя люблю.

Наконец, он выпустил её из объятий, но руку её крепко держал в своей.

– Коля, а это кто? – она ласково посмотрела на Алёшу. – Твой?

– Мой, – гордо ответил Коля.

– И когда успел… Мне-то сказали, и трёх лет не прошло…

– Так это правнук, – растерянно ответил Коля. – Так-то я ни-ни! И вообще я на Уране был, а там невесомость, а в невесомости ничего такого…

– Ой, да уж мне-то не надо заливать, что в невесомости такого и не такого, ладно? Знаю я вас, мужчин!

А потом они все вместе жарили шашлыки, мешая друг другу и путаясь, кто что должен делать. Что-то немного пережарили, что-то приходилось второй раз отправлять на мангал. А потом все вместе с первой партией шашлыков отправились в гостиную, у мангала остались только Коля и дедушка Кеша.

Коля аккуратно установил на мангале шампуры с заранее насаженными на них кусками мяса.

– Ну и запах! В животе аж бурлит! Эти-то пошли в дом лопать, а мы тут с тобой, дедушка Кеша, как самые ответственные.

На пороге появилась Милена с кастрюлькой в руках, осторожно приблизилась к мужчинам.

– Мы же всё забрали, – виновато проговорила она, – а я вот вам вынесла по паре кусочков. Вы ведь тоже проголодались? Я вам тут оставлю и пойду, а то холодно, – она ещё раз виновато улыбнулась, чмокнула Колю в щёку и убежала.

Дедушка Кеша достал вилкой из кастрюльки кусок шашлыка, протянул Коле, себе другой вилкой достал такой же.

– Ну, за вечные ценности! – произнёс Коля тост, и они, как будто бокалами, чокнулись кусками мяса.

Потом молча жевали, потом съели ещё по куску.

– Ну что, дедушка Кеша, – Коля говорил с набитым ртом, так-то он уже отвык, а вот здесь по-другому не хотелось, – переосмысливается мировоззрение?

– Должен тебе кое-что рассказать, – вдруг серьёзно проговорил дедушка Кеша и повернулся к мангалу, умело поправляя шампуры. – Изначально я эту выходку даже в мыслях не допускал. Всё-таки, клон в чистом виде. Поэтому я попросил Митю вынести вопрос на обсуждение Этического комитета Лиги Наций.

Коля присвистнул.

– Вот это вы, мужики, масштабно вопросы решаете!

– Этический комитет Лиги Наций не дал согласие на клонирование.

У Коли внутри мгновенно всё похолодело. Он вспомнил разговор с дедушкой Кешей несколько недель назад о том, что такое незаконный клон, и ужаснулся. И что…

– Да не ссы ты! – дедушка Кеша зловеще усмехнулся. – Вопрос пока подвесили. Неизвестно на сколько. Пока разрешили изготовить один клон, но находиться он должен здесь, на этой даче, или в НИИ. И ни шагу за периметр.

Клон. Изготовить. Коля поёжился и с опаской прислушался к себе. И отлегло. Да какой к чёрту клон! Он посмотрел в окно ярко освещённой гостиной, где Милена нагнулась и привстала на цыпочки, стараясь до чего-то дотянуться на обильно накрытом столе. Вот же она! Его любимая девушка. Настоящая! С телом и душой. С той же лучистой улыбкой и тем же чувством юмора. И их любовь тоже самая настоящая.

– Она знает? – тихо спросил Коля.

– Да, – дедушка Кеша кивнул. – Сразу тебе не стала говорить, не хотела портить праздник.

Они помолчали, покручивая шампуры на мангале.

– Очень сложно жизнь устроена, – наконец, сформулировал мысль Коля.

– А, по-моему, – послышался сзади нежный голосок, и они оба вздрогнули от неожиданности, – это обостряет ощущения. Проверим сегодня, – и Милена озорно подмигнула Коле.

Она взяла его под руку и прижалась щекой к Колиному плечу.

– Всё будет хорошо, – произнёс он спокойно и уверенно. – Прорвёмся. Доработаем маневровыми.

Как невозможное становится простым

Как жизнь то набирает, а то сбрасывает скорость,

И как осуществляются мечты

И как печалью душу сковывает холод.

Как лучше ошибиться, чем стоять

И наблюдать, как жизнь проходит мимо

И как на волю судеб не роптать,

Как крест нести. Как пережить лавину.

Как жизнь прожить, чтоб не было потом

Сомнений, недосказанности, боли,

Что выбрал не тот путь, мимо ль прошёл

И то невспаханным оставил поле

Об этом ты узнаешь в тот же миг

Когда поверишь, что мир бесконечен

В нём место для тебя, и он открыт

Так сделай шаг к нему. Он ждёт. До встречи!

Москва

2017

Примечания

1

Скамья в лодке