Невыдуманные истории

Юбилей

Чествовали руководителя вуза – юбиляра. Его коллега из другого университета, выступая, дает неожиданную для присутствующих характеристику юбиляру. “Вы, мой дорогой коллега, в совершенстве владеете тремя видами орудий: юмором, сатирой, сарказмом. Первый – юмор – используете, когда разговариваете с вышестоящим начальством – юморите, вплоть до заискивания. Второй вид (сатира) используете, когда беседуете с равными себе по занимаемой должности. Здесь, вы, выказываете даже некоторое преимущество перед своими собеседниками, пытаясь хоть немного, но принизить их. Третий вид – сарказм – применяете только при общении с подчиненными или стоящими на более низкой служебной ступени – уж его то самолюбия вы совершенно не щадите, вплоть до оскорбления и унижения вашего собеседника”. Рядовых сотрудников это поздравление, эта обнаженная откровенность просто шокировала. Даже если это шутливое поздравление – в каждой как говорится шутке есть доля истины. Но все это походило больше на правду. Поздравляющий имел более высокую ученую степень, был авторитетен в научной среде и мог себе позволить такую вольность. Юбиляр, однако, казался невозмутимым. Следующие выступления были вполне политкорректными.

Справедливость восторжествовала

В иных студенческих группах здоровый коллектив складывается как-то само собой. Для курируемой мною группы это была большая проблема. В группе учились несколько отпрысков первых лиц вуза, и коллектив распался на отдельные группировки. Такому положению вещей способствовали и ряд преподавателей, которые открыто, выделяли эту элитную часть. Ставили этим студентам за просто так отличные оценки, совершенно не интересуясь их знаниями. Наиболее преуспел верноподданническими чувствами преподаватель Васильков. Ошибкой, сгубившей его, пожалуй, стало то, что он без стеснения перед студентами оправдывал свой “дифференцированный” подход к студентам. Вот и на этот раз, принимая экзамены, он собрал зачетки у “избранных” студентов – проставил им пятерки. И это все открыто. Потом начал принимать экзамены у остальных по обычной методике. Дошла очередь до студентки, семейной, воспитывающей двух маленьких дочерей. Училась она на твердое “хорошо”, что позволяло получать, хоть небольшую, стипендию. Жизнь у семейной студентки складывалась не просто, ей тяжело было совмещать учебу и семью. Она была достаточно нервной и вспыльчивой, не скрывала своей баптисткой веры. Но и на этот раз она хорошо ответила на основные и дополнительные вопросы. Васильков, оценивая результат, сказал – конечно, ответ заслуживает хорошей оценки, но Вам-то, мол, она все равно ни к чему и ставит в зачетку “удовлетворительно”, оставляя ее без стипендии. Студентка возмутилась – “Вы, ведь только что незаслуженно поставили отличные оценки ряду студентов”. “Да, это так, но это же дети наших уважаемых руководителей вуза. Я не могу иначе – чем с начальством ругаться, лучше со свиньей целоваться”. Это было его любимое изречение. От такой несправедливости нервы студентки не выдержали – она бросила в лицо Василькову зачетку и выбежала из аудитории. Написала жалобу в партком. Назначили пересдачу в комиссии. Я, как куратор, тоже присутствовал. Ответ был между “хорошо” и “отлично”. Но исправлять в зачетке оценку студентка не стала. Дело не в оценке, мол, а в принципе.. Такой преподаватель с двойной моралью не может оставаться в вузе. И добилась своего. Партком ее поддержал – секретарем была принципиальная женщина, у нее недавно погиб единственный сын в Афганистане – и ректорат дал санкцию на увольнение Василькова по соответствующей статье. Справедливость восторжествовала…

Единственная четверка

Сын ректора, парень неглупый, но был он избалован чрезмерным вниманием со стороны преподавателей. Многие из преподавателей сами за него выполняли контрольные и курсовые работы и ставили отличные оценки (самим себе). А сам папаша об этом и не догадывался – слыл он мужиком вполне справедливым. Защита курсового проекта по нашей кафедре проходила в комиссии. Заведующая кафедрой, зная мою принципиальность, перехватывает этого студента, беседует с ним и ставит оценку “хорошо”. Заранее идет на компромисс со мной. Сдающий вне себя от радости – он не знает, видимо, и на четверку. Чертежи в охапку и бежит их сдавать в архив. Я его заворачиваю и напоминаю, что защита-то, мол, в комиссии. Скрепя сердце, подошел ко мне, разложил чертежи. После первых же вопросов, убеждаюсь в отсутствии хороших знаний и ставлю оценку “удовлетворительно”. Итоговая оценка – “хорошо” – округлили, посовещавшись, в пользу студента. Как выяснилось, это была единственная четверка за все годы обучения. Обиделся на меня студент крепко. Кочка, мол, на ровном месте. И перестал здороваться со мной. После окончания института он десять лет делал кандидатскую диссертацию. Отец сына совершенно не протежировал. Пустил его в вольное плавание. И только после защиты кандидатской диссертации наш герой стал со мной здороваться. Кто знает, может быть, он мне даже благодарен за ту единственную четверку в его зачетке…

Ситуация…

Профессор принимал экзамен по философии. Группа экономического факультета второго курса – одни девушки. Профессора и студентку разделяют два стола. Неожиданно профессор предлагает один стол убрать. Ничего не подозревавшая девушка помогает ему в этом. Садится и начинает отвечать. Руки профессора начинают жить самостоятельной жизнью. Под столом они дотягиваются до трусиков экзаменующейся. Девчушка мгновенно краснеет. Она не понимает, что происходит. Руки становятся все более активными. Целомудренность берет верх. Она вскакивает и, закрыв лицо руками, покидает аудиторию. Остальные студентки еще не успели осмыслить случившееся, но когда это произошло с очередной студенткой, группа доложила об этом секретарю парткома. Для того “чудачества” профессора не были тайной за семью печатями – что-то подобное он ожидал. Об этом знали все, кому это было положено знать. Представитель парткома восстановил статус-кво – второй стол вернулся на свое прежнее место. Для верности партийный товарищ еще с полчасика посидел… Как только ушел представитель парткома, профессор любезно предложил очередной экзаменующейся помочь убрать один “лишний” стол. Мол, между ними нет достаточно близкого контакта, а сдает она все-таки философию – здесь, мол, важны первоначальные ощущения. Стол убрали. Ситуация повторилась. Группа вконец взбунтовалась и отказалась сдавать экзамены. Профессор работал в этом институте на полставки. После описанных событий он вынужден был уйти из института. Об этом мне стало известно годы спустя. Но в то время я был в технической аспирантуре в другом институте и мой научный руководитель решил переехать в другой город – там они вместе с супругой планировали сделать одну докторскую диссертацию на двоих. Все его аспиранты оказались подвешенными. И я пошел на отчаянный шаг – стал проситься у упомянутого профессора, чтобы он принял меня в аспирантуру. Мне всегда казалось, что имею склонность к философии – кандидатский минимум, я сдал именно этому профессору на отлично. Пиши реферат – сказал он. Месяц спустя, прочитав мой реферат, отметил четкость, и ясность изложения мысли и согласился взять меня к себе. Но перевод из технической аспирантуры в гуманитарную – дело хлопотное и нужно время для разрешения этой ситуации. Договорились о повторной встрече через месяц. Когда я пришел, профессор был в шоке и сказал, что сейчас ему не до меня, он сам влип – ему самому надо спасать свою репутацию. К счастью, у моего научного руководителя с переездом ничего не получилось – им ВАК не разрешил делать одну диссертацию на двоих, и я остался в технической аспирантуре. Когда я услышал об описываемом инциденте и связал все во времени, то понял, что отказом мне послужили как раз описанные выше фосмажорные обстоятельства, в которые попал тогда профессор. От знакомой, которая училась в том институте, узнал много шокирующего из жизни этой незаурядной личности. В то время поездки на уборку картофеля были регулярными. Профессор, хоть и занимал высокий пост в институте, по возможности не пропускал ни одной такой поездки. В непринужденной обстановке, во время отдыха можно было, не привлекая особого внимания, войти в контакт с той или другой студенткой. И решили студентки проучить его. Взяли с собой палатку, установили ее и во время отдыха залезли в нее. Профессор тут же нырнул вслед за ними. Девчонки выскочили с другой стороны, обрушили палатку и начали кулаками и ногами колотить любителя острых ощущений, наставив ему множество ушибов и синяков. Назавтра, встречая своих “мстителей” в коридорах вуза, с фонарем под глазом, он мило им улыбался и никогда, никому из них не мстил. Как философу, ему достаточно было первичных ощущений, и дальше прикосновений и ощупываний дело никогда не шло…

Девяностые годы

Доценту Анисимову, коммунисту до двадцатипятилетнего стажа не хватило двадцати дней. Грешил он на Бориса Николаевича, не вовремя распустившего компартию России. И эта тема стала болезненной для него и постоянной в разговоре со своими коллегами. Он не скрывал своей обиды. Партийный билет, конечно, хранил. Надеялся на восстановление статус-кво, мол, скоро мы возьмем реванш, и тогда всем новоиспеченным “дерьмократам” не поздоровится. Воистину миром правят идеи… Но только ли? Вспоминаю, что в то время на факультете партийная ячейка состояла из трех сотрудников и нескольких студентов – так сказать “гордость и совесть нашей эпохи”. Нас беспартийных они постоянно “доставали” своими собраниями, куда нас под любым предлогом загоняли вместо балласта, естественно. Тягомотина с обсуждением партийных документов, принятием соответствующих решений никого ни к чему не обязывающих. Такое повторялось с завидной регулярностью, по крайней мере, раз в месяц. На следующем собрании та же самая толчея. И насколько же эта работа была формальной, до отупения, ни кому не нужной, и в первую очередь рядовым коммунистам, а про беспартийных и говорить нечего. Но бывало и так – на повестке собрания появлялись так называемые закрытые вопросы. И секретарь партячейки нам беспартийным без обиняков и с чувством глубокого удовлетворения, оскорбительно предлагал покинуть собрание. Секретничали одни. Кто-то из нас поинтересовался у студента-коммуниста – что это за секреты. В данном конкретном случае оказалось, что один студент попал в медвытрезвитель и факт этот скрывался от широкой общественности. Я уж не говорю о демонстрациях, куда нас загоняли по случаю знаковых советских праздников. Как-то работу партячейки нашего факультета заслушали на партийном собрании института. Секретарь партячейки отчитался. Работа, собрания проводятся регулярно. Выступил проверяющий – зам секретаря парткома. Ошеломляющая критика, но какая? Мол, о какой работе можно говорить, если за последние три месяца не оформлено ни одного протокола партсобраний, а ведь, мол, это в работе главное. А раз этого нет, то и вся работа насмарку. Проверяющий вконец разошелся – его лицо стало пунцово-красным. Вывод – нет бумажек, нет работы. А вот были бы вовремя оформлены соответствующие бумажки (ну это для проверяющих) – сама работа никого и не интересует вовсе, да ее и не могло быть. И все мы беспартийные с облегчением вздохнули, когда правящая, безальтернативная коммунистическая партия в России была распущена, вся эта надстройка, это наваждение, наконец-то рухнули. Уж за одно это спасибо Борису Николаевичу. “Идейные” же партийные тяжело переживали эту ситуацию. Они готовы были взяться за оружие, чтобы вернуть прежнюю жизнь – дозволенной возможностью измываться над беспартийными. Да ведь и льготы в их жизни играли не последнюю роль. Правда, браться за оружие им не пришлось. Самые “идейные” быстро сориентировались и ушли в коммерцию. Бытует мнение, что в этом виноваты Горбачев с Ельциным – как раз все наоборот. Спасибо нашим тогдашним руководителям государства, что эта гнилая партийная надстройка именно всегда и бывшая таковой, наконец-то определилась, а известные реформы Российского государства, лишь обнажили их подлинную суть – они никогда для народа и не жили, а всегда заботились лишь о собственном кармане и благополучии своих родственников. Рядовые же коммунисты роспуск партии спокойно перенесли – они ведь, как и мы, беспартийные были тоже балластом. Тяжелый крест свалился с наших душ и мы, наконец, обрели внутреннюю свободу. Надеемся, что этот деспотический режим в России, это мозгопротираловка, скотская жизнь россиян – это уже бесспорно невозвратное прошлое.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.