Секреты фарфоровой куклы

– Но разве плохо любить музыку?

– Конечно же нет, но надо уметь любить и уважать других людей! Разве не это заповедал нам Господь? Ах, – внезапно осеклась она, – простите, я, кажется, несколько необдуманно увлеклась своими рассуждениями. Кстати, вы ей понравились. Элен очень капризна.

Подобное от нее я слышала только о Генделе, но вам она говорила сплошные комплименты. К тому же она подала вам руку – это очень добрый знак, поскольку обычно этого Элен не делает никогда. Так что поздравляю вас – леди Перси умеет ценить талант и возможно скоро перед вами откроются двери самых знатных домов в Англии.

Лансдорф скромно промолчал.

Глава 10

Домой Дерек почти что летел на крыльях от счастья. «Вы ей понравились» – стучали у него в голове слова Мэри, а губы все еще ощущали нежность ручки Элен.

Фредерик, увидев сына, остолбенел:

– Что с тобой? Какая идиотская улыбка! А…я, кажется, догадался! Проклятый испанец добился своего – ты пьян, католики напоили тебя в таверне! Я знал, я чувствовал, эта дружба добром не кончится!

– Отец, я не был в таверне и не пил, – тихо возразил Дерек.

– Как не пил? – отец начал подозрительно принюхиваться, а сын неожиданно обнял его, затем резко забежал в свою комнату и закрылся в ней.

– Открой! Немедленно открой! – неистово бился в дверь отец Фредерик.

– Я уже сплю, отец. Завтра поговорим.

Тот вскоре устал и отошел от двери. От шума проснулся Клаус и, увидев брата, кинулся к нему на руки.

– Как я всегда по тебе скучаю, – грустно сказал ребенок, – ты сейчас какой-то особенный.

– Просто сегодня мне улыбнулась удача. Могу же я быть хоть немного счастливым?

– Конечно, – убежденно ответил Клаус, – ведь ты – самый лучший на свете!

«Если бы так думала леди Перси!» – мысленно грезил Дерек, укачивая брата, и когда тот заснул, отнес его в постель. Сам же он уснуть никак не мог, в его голове бродили беспорядочные мысли: «Гордячка!

Но почему? Она была со мной мила. Все зовут ее Элен, это как-то по-французски, но так нежно – Элли. А у Уэлсли такой глупый вид, что мне сдается, он надоел бы любой девушке. Мэри любит его, а потому злится, вот и все. По словам Мэри, Элен любит только скрипку, но это же означает, что ее сердце свободно!». От этой мысли Дереку стало так хорошо, что у него внутри зазвучала новая музыка. Стараясь не разбудить Клауса, он осторожно зажег свечу, сел к столу и начал записывать звучащие в голове ноты.

Почти не спав всю ночь, наутро Дерек сел за клавесин – посмотреть что получилось. Услышав эту музыку, Фредерик понял, что в сердце его сына вошла любовь. Он рассердился и собрался потребовать объяснений, но тут же передумал: «силой ничего не добьюсь – упрямец начнет скрываться от меня. Лучше сделаю вид, что ничего не замечаю, а тем временем выясню кто она!». Зайдя в залу, он спокойно спросил у сына:

– Что это за музыка?

– Это менуэт, – смутился Дерек.

– Ты ведь, как будто, не пишешь ничего для танцев?

– Вообще-то да, но поступил такой заказ, и я решил попробовать.

– Кто же заказчик?

– Одна очень знатная дама.

«Он хочет меня уморить! Неужели его соблазнила одна из светских замужних блудниц? О, как я этого боялся!» – в ужасе подумал Фредерик, но все же сдержался, пожал плечами и вышел.

В полдень к Дереку пришли заниматься певцы из придворной капеллы герцога Чандоса для разучивания новой оратории. В залу, где они занимались, зашел Фредерик.

– Отец? – удивился Дерек.

– Хочу немного послушать божественных гимнов. Я не помешаю.

Во время пения отец Фредерик внимательно всматривался в лица певиц – вдруг сын обманул и это какая-нибудь певичка! Но как он ни старался, ничего подозрительного обнаружить ему не удалось.

Глава 11

Спустя три дня Дерек сидел в обычное для него время в кофейне Уилла в обществе нескольких поэтов. В кофейню зашел важный лакей в дорогой ливрее и направился прямо к нему.

– Господин фон Лансдорф?

Получив утвердительный ответ, лакей сообщил, что леди Перси находится в данный момент в Ковент-Гардене и выражает желание, чтобы он немедленно появился там. Тут же распрощавшись с поэтами, Лансдорф поспешил в театр. Зайдя туда, он увидел леди Перси, любезно беседующую с Генделем. С ней были ее гувернер Грейл и леди Флеминг.

Элен заметила его и сделала знак веером подойти.

– Господин Гендель исполнил мой заказ, – довольно произнесла она и протянула тому кошелек, – три сонаты для скрипки!

Гендель вежливо поклонился.

– Миледи, у меня тоже кое-что для вас имеется, – сказал Лансдорф и вдруг спохватился, – как я мог! Забыл в кофейне! Меня позвали…

– Да не волнуйтесь вы так, – улыбнулась Элен, взяв под руку Долорес, – идемте же туда и заберем.

Кивнув на прощание Генделю, девушки и Грейл пошли к выходу.

Лансдорф ощутил на своей спине злобный взгляд немца-композитора.

– Мы подождем вас в карете, – сказала на улице леди Перси.

Быстро забрав забытые в кофейне партитуры, Дерек сел к ним в карету и протянул их Элен.

– Менуэты? Но вы же сказали, что не пишите их?

– Я решил попробовать. Отдаю их на ваш суд.

Леди Перси пробежала глазами по нотам:

– Но это же недурно, весьма недурно! Что ж нам делать а, Долли?

– В чем проблема, миледи? – спросил Дерек.

– В том, что негде играть. Я, собственно, искала вас, чтобы показать некоторые свои сочинения. Уверена – в них есть недочеты, и мне нужно точно знать какие. Бонончини только восторгается.

Может оттого, что мой отец хорошо платит ему. Но мне-то нужна правда!

– А господин Гендель не смог ответить на ваши вопросы? – с хорошо скрытой ревностью спросил Дерек.

– Гендель? Он тоже восторгался, но явно неискренне. Знаете ли, с ним тяжело общаться. Говорят, он ужасно обращается с певицами и вообще груб.

Дерек достал из кармана пошетту[17] и протянул ее девушке, но она с презрением отвергла такой инструмент.

– Может, поедем к Мэри Вильерс? – предложила Долорес.

– Уэлсли там нас быстро обнаружит и не даст играть. Мы же только что ловко улизнули от него! Послушайте, Лансдорф, а где вы живете?

Дерек слегка покраснел.

– Я живу в таком месте, куда ваша светлость вряд ли захочет войти.

– Но отчего же? У вас ведь имеется скрипка, клавесин?

– Даже домашний орган и некоторые духовые, – ответил страшно смущенный Дерек.

– Так чего же еще нам надо? – обрадовалась леди Перси. – Мы едем к вам! Назовите адрес кучеру.

в XVI–XIX веках. От франц. «poche» – карман.

Лансдорф повиновался, и карета тронулась. Грейл сухо заметил:

– Я бы не советовал вам, миледи, ехать запросто, неизвестно куда с малознакомым человеком.

Лицо леди Перси застыло, в глазах промелькнул недобрый огонек. Она медленно произнесла:

– А кто здесь нуждается в ваших советах, сэр?

– Вот именно, Грейл! – подхватила Долорес. – К тому же вы-то едете с нами!

Грейл недовольно промолчал и уставился в окно. Воцарилось молчание. Лансдорфу явно было не по себе.

– Мой отец, леди Перси, редко заходит в зал, где я принимаю музыкантов, – тихо заговорил он, – но все же если зайдет… вобщем, он очень благородный человек, но может показаться вам несколько, как бы это сказать, странным.

– Думаете, меня можно этим смутить? – улыбнулась Элен и многозначительно посмотрела на свою подругу. – Господин фон Лансдорф, приходилось ли вам жить под одной крышей с мегерой, скандалисткой, ханжой, ищейкой, злобной фурией – и все в одном лице?

– Простите, я не понимаю вас, миледи.

– Поняли бы, если б близко знали мою невестку – графиню Перси, – тут девушки весело рассмеялись, чем несколько разрядили напряженность Лансдорфа.

– Слава Богу, Оливер разрешил эту проблему, – сказала леди Флеминг, – кстати, господин фон Лансдорф, мы напросились к вам в гости, но даже не знаем, как вас зовут.

– Мое имя – Теодерих Вольфганг Иоганн. Сокращенно – Дерек, если вам угодно.

– Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф – как-то по-немецки длинно, – заметила леди Перси.

– Ну уж не длиннее твоего, – засмеялась Долорес.

– Разве миледи зовут не Эллен Эдуарда? – спросил Дерек.

– Эллен Эдуарда Анна Изабелла Катарина Анаис Элеонора Луиза Элизабет Беатрис София Кристина, – с улыбкой ответила леди Перси, – запомните? Матушке и всем остальным нравится называть меня Элен на французский манер, как вы наверное и сами заметили, но отец зовет меня Нэдди, то есть – Эдуарда.

– Я обязательно запомню это, миледи. А у вас, леди Флеминг, такое же длинное имя?

– О нет, со мной все просто – Мэри Долорес. Я никогда не пользуюсь своим первым именем.

Так, незаметно за разговором, они подъехали к пансиону Дерека.

Один из камер-лакеев, ехавших на козлах, открыл дверцы. Вокруг них моментально начала собираться стая зевак, ибо такие кареты не часто останавливались возле пансиона миссис Астер.

Войдя в апартаменты Лансдорфа, леди Перси не спеша огляделась:

– Что ж, у вас довольно мило, – она подошла к его столу, на котором с чисто немецкой аккуратностью были разложены бумага для писем, партитуры, катехизис и кругом ни одного чернильного пятнышка, ни пылинки. – Лансдорф! – восхищенно сказала девушка.

– Что-то не так, миледи? – обеспокоился Дерек.

– Вот именно! Такой идеальный порядок! А у меня вечно разбросаны партитуры везде, я ужасно злюсь, когда прислуга собирает их – ничего после нее не найдешь. И не только партитуры, но и другие вещи. Ну да ладно. Взгляните-ка на мои сочинения.

Дерек стал их просматривать. В основном они были для клавесина, флейты, скрипки или для двух скрипок. Его удивила строгость и отсуствие манерности в ее музыке, хотя в некоторых сонатах все же проступала сентиментальность. Стало ясно, почему она выбрала именно его в качестве критика: они писали светскую музыку примерно в одном направлении, отходя от вычурного барочного стиля. Еще одно приятно удивляло – Элен была необыкновенно грамотна в написании, лишь с небольшими погрешностями.

– Что вам сказать? Написано совсем неплохо, – он черкнул пером в нотах, – вот здесь бы я внес поправки в гармонии. Спешу заметить, я приятно удивлен.

– Вы считаете, девушка не может написать хорошую музыку?

– Не в обидном смысле, миледи. В любом обществе, как вы знаете, всегда было принято, что женщина – это жена и мать. А осваивать профессии чисто мужское занятие. Но тут, я спешу вас заверить, – Дерек улыбнулся, лаская ее взором своих лучистых глаз, – что я лично совершенно не согласен с таковым общественным мнением. Грешно зарывать такие таланты как у вас в землю. Но ведь и далеко не все девушки стремятся познавать какие-либо науки, чего никак не скажешь о вас. И еще: у вас видно врожденное чувство гармонии и хотя пока есть некоторые недостатки, я уверен – вы пишите недавно и со временем отточите свое мастерство.

– Вы поможете мне? – с надеждой спросила Элен.

– Я всегда к вашим услугам, миледи, – сдержанно заверил ее счастливый Лансдорф.

В дверях появился Фредерик, держа за руку Клауса:

– Мы не помешаем?

– Нет, отец, проходите, – ответил Дерек и представил его своим гостям. Фредерик, учтиво поклонившись, уселся в кресло. Клаус живо подбежал к Долорес:

– Вы меня помните, леди Флеминг?

– Конечно! Как я могу позабыть такое прелестное дитя, – просияла она, тут же усаживая Клауса к себе на колени.

– Он вам не помешает, миледи? – спросил Дерек.

– Что вы! Когда я выйду замуж, у меня будет много вот таких детишек!

– Долли очень любит детей, – пояснила Элен.

– А вы? – осторожно поинтересовался Дерек.

– Я? Ну конечно же. У меня есть трое очаровательных племянников, я люблю играть с ними, когда они гостят у нас. Но мечтать о своих детях и о замужестве мне как-то не приходило в голову.

– А мне казалось, все девушки мечтают о хорошем муже, – раздался голос Фредерика.

Леди Перси покраснела.

– Отец, эти юные леди пришли ко мне заниматься, и я прошу вас впредь воздерживаться от ненужных замечаний, – спокойно и строго сказал Дерек.

– У меня есть мечта, отец Фредерик, – оправилась от смущения Элен, – но вам она наверняка покажется нелепой, как и моему отцу.

Я хочу стать композитором!

– Отцу Фредерику эта мысль не кажется нелепой, не так ли? – глядя на отца в упор, спросил Дерек.

– Конечно, не кажется. Прошу прощения миледи, не обращайте на меня никакого внимания, занимайтесь, – любезно произнес с поклоном Фредерик и вышел.

Поиграв менуэты Лансдорфа, девушки остались довольны. Уходя, леди Перси сказала Дереку:

– Вы можете свободно приходить и спрашивать меня во дворце когда угодно. Только играть мы там не сможем. Я буду приезжать иногда сюда, можно?

– Когда пожелаете, миледи. Рассчитывайте на меня во всем.

– Спасибо Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф, – девушка мило улыбнулась, – и все-таки это длинно, а Дерек – простовато. Вы не против, если я буду звать вас коротко – Ланс?

– Конечно, если вам это нравится. К тому же друзья нередко именно так меня и называют.

– Я тоже хочу быть вашим другом, Ланс. Мое имя длиннее вашего, и когда нет посторонних, можете тоже звать меня коротко – Элен.

Глава 12

Дворец Сайон-хауз поразил Дерека своей поистине королевской роскошью, когда он прибыл туда после всего недельного знакомства с леди Перси, по ее приглашению. Дворецкий, свысока оглядев его, предложил подождать – леди Перси была в отцовской библиотеке.

Лансдорф весь сжался. Впервые в жизни он чувствовал себя хуже последнего нищего, в своей недорогой, поношенной одежде. Не смея присесть на предложенный дворецким стул, он разглядывал приемную дворца, украшенную двенадцатью колоннами из голубого мрамора с позолоченными капителиями и скульптурами наверху. Скульптуры эти были выполнены по рисункам самого Адама – он считался знатоком античности, а потому стволы колонн являлись подлинно античными, и были найдены на дне реки Тибр в Риме. В этой величественной комнате висели на стенах портреты герцогов, королей и принцев – предков герцога Нортумберленда. В глаза Дереку сразу бросился довольно странный портрет Элен: художник изобразил ее до пояса в мужском костюме для охоты: плаще и шапочке с пером, зачем-то придав нежным чертам девушки некоторую резкость. Рядом с этим портретом находилось еще два: один изображал увядшую бледную даму средних лет с застенчивыми голубыми глазами, а другой – красавицу неопределенного возраста, точь в точь похожую на Элен с той лишь разницей, что ее прекрасные глаза были черными, как и кудри.

Двери неожиданно распахнулись, и через приемную быстро прошел сам герцог. Он даже не взглянул в сторону Лансдорфа, лишь небрежно бросил на ходу слуге:

– Что сей за оборванец?

– Это к вашей дочери, милорд.

– Скоро мой дом, благодаря ей, превратится в приют для бродяг!

Герцог исчез в коридорах своего дворца. Слуга с затаенной усмешкой взглянул на Дерека, а тот уже готов был провалиться сквозь землю от стыда и хотел удалиться, но тут он услышал голос леди Перси:

– Господин фон Лансдорф! – она зашла в комнату и подала ему руку. – Прошу прощения, что заставила вас ждать. Идемте же в мой кабинет.

Но Дерек словно оцепенел. Слуга что-то шепнул ей на ухо. Девушка немного смутилась:

– Простите, Лансдорф, мой отец бывает иногда немного несдержан, но он, поверьте, совсем не такой грозный, как о нем говорят.

Я представлю вас ему, и он не будет препятствовать нашему общению, вот увидите!

Взглянув еще раз на странный портрет, Дерек хотел идти за ней, но она спросила:

– Вас что-то удивило в этом портрете?

– Нет, нет, просто необычно, вы в мужской одежде.

– Ага, вот вы и попались! – задорно рассмеялась леди Перси.

Лансдорф застыл в недоумении и растерянности. Продолжая смеяться, Элен пояснила:

– На этом портрете изображена не я!

– Не вы?!

– Перед вами герцог Нортумберленд в возрасте двенадцати лет.

Это семейная шутка. Мы нарочно повесили портрет здесь, чтобы наши гости сразу обращали на него внимание. Интересно, но никто еще не узнал в нем отца. И вы тоже ошиблись.

– Совершенно удивительная схожесть, – удрученно пробормотал Лансдорф и спросил, указав на портрет черноокой красавицы, – а это, должно быть, герцогиня Нортумберленд?

– Да, – ответила Элен, – только если вы не имели в виду мою матушку, – она кивнула на портрет увядшей дамы, – вот это моя мать, а та, что вы приняли за нее – покойная герцогиня Нортумберленд, в девичестве испанская принцесса Изабелла Арагонская и моя бабушка, то есть, мать отца.

Поразил Дерека и кабинет девушки уже одним своим существованием. По своему интерьеру он сильно напоминал кабинет ее отца, только здесь все стены были увешаны полками с книгами и какими-то папками. На ее письменном столе царил невообразимый хаос, а на столике у камина и под ним валялась кипа нотных исписанных листов.

– Какая у вас обширная библиотека, – восхищенно сказал он.

Леди Перси гордо улыбнулась:

– Вы бы так не говорили, если бы видели библиотеку моего отца.

А здесь большинство – партитуры.

Дерек протянул ей принесенную с собой папку:

– Осмелюсь надеяться, эта симфония понравится вам, Элен.

Она взяла партитуры, просмотрела их, мысленно наигрывая, и восторженно спросила:

– Сколько?

– Что – сколько? – не понял Дерек.

– Сколько я вам должна?

– Это мой подарок, – тихо произнес он, отводя глаза.

– Подарок? – удивилась Элен. – Но почему? – так и не получив ответа она добавила, – впрочем, благодарю, если так. В ответ разрешаю вам сколько угодно времени проводить в моем кабинете, выбрать любые книги и партитуры, а я немедленно прикажу переписать их для вас. А может поедем, Ланс, чуть позже в Друри-Лэн[18]? С оркестром, думаю, проблем не будет, – она пристально посмотрела на него, – уж очень хочется услышать вашу новую симфонию.

Глава 13

Прошло примерно два месяца. За это время леди Перси и Лансдорф крепко подружились. Дерек тщательно скрывал свои чувства, заметив, что она не любит, когда ее осаждают пылкие влюбленные, к тому же он был сильно неуверен в себе. Однако если от Элен ему удавалось скрывать любовь, то от своего отца нет. Фредерик сразу все понял, но решил молчать. Он увидел, что Элен избалованная, но порядочная девушка и Дереку ничего не грозит рядом с ней, а его юношеская блажь, думал он, пройдет сама собой, когда Нортумберленд выдаст дочь замуж за какого-нибудь принца или герцога.

Друзья завидовали Лансдорфу, особенно Гарсиа. Он никак не понимал, как тому удалось очаровать такую девушку.

– Будь осторожен, Ланс, – говорил он, – если что, нам всем головы не сносить. На самом деле, старый Цербер Нортумберленд зорко стережет дочь.

Дерек же не откровенничал ни с кем, но правдиво отвечал друзьям, что их с леди Перси не связывает ничего, кроме музыки.

Однажды, в назначенный час, Элен не приехала к нему для занятий. И на следующий день тоже и даже записки не прислала. Встревоженный Лансдорф хотел ехать прямо во дворец, но потом раздумал, и отправился в кофейню Уилла. Не встретив в это время там почти никого, он мрачно пил кофе в одиночестве.

– Как, вы здесь, Лансдорф? – услышал он за спиной голос поэта Сиббера.

– Что же в этом такого необычного?

– Странно. Разве вы не знаете последнюю новость? Сегодня весь Лондон об этом только и говорит!

– Какую новость?

– Ну как же! Вчера ночью умерла герцогиня Нортумберленд!

Лансдорфа подбросило. Он выбежал из кофейни и, не решив куда лучше идти, направился домой. Там его ждала записка:

Ланс!

Вы, вероятно, уже знаете о нашем несчастье.

Как только сможете – приезжайте во дворец.

Элен

Не теряя ни минуты, Дерек помчался в Сайон-хауз.

– Леди Перси сегодня никого не принимает! – не пускал его дворецкий.

– Пропустите его! – послышался голос Элен. – Это потому, – объяснила она Дереку, – что лорд Уэлсли и прочие с ним, не оставляют меня в покое даже в столь горестный для меня час.

На ней было надето строгого покроя черное платье, отчего ее покрасневшие от слез глаза казались очень яркими, зелеными, а весь облик был таким прекрасным, что Дереку захотелось сжать ее в объятиях, но, не подав виду, он с грустью выразил ей соболезнования и спросил, чего бы ей пожелалось.

– Церемония прощания, – ответила она, – пройдет в нашей часовне. Затем, тело моей матери отправят в Нортумберленд для захоронения в семейном склепе. И я хотела, чтобы вы играли во время церемонии на органе. Согласны?

«Как странно. Для чего им нужно везти тело в Нортумберленд?» – удивленно подумал Дерек и ответил:

– Разумеется, Элен, я согласен.

– Тогда идемте. Траурная месса начнется через пару часов.

В небольшой часовне, примыкающей к дворцу, стоял на постаменте закрытый, обитый красным бархатом гроб. В часовне присутствовала почти вся высшая знать Англии. Каменное лицо герцога Нортумберленда, как, впрочем, и лицо Элен, не выражало никаких чувств. «До чего же они похожи!» – еще раз удивился Лансдорф. Долорес тихо плакала, уткнувшись в плечо овдовевшего герцога. Рядом с ними стояла приятная худощавая дама лет тридцати. Из ее светлых глаз непрерывно текли слезы, которые она прикрывала веером. Хотя Дерек никогда раньше ее не видел, он догадался, что это принцесса Конде, старшая дочь герцога. На ней не было парика: голову венчала густая копна каштановых волос – таких же точно как у Элен, но на этом их сходство оканчивалось. Принц Конде оказался весьма немолодым угрюмым человеком. Здесь же стоял их сын герцог Ангулемский с сестрой Анной Луизой и граф Перси со своей именитой супругой-мегерой. Вдруг из толпы выделился герцог Сент-Олбанс и медленно приблизился к гробу. Сент-Олбанс был стар, но его благородные черты, величественная осанка и ясный взгляд некогда пламенных черных глаз выдавали в нем высокородного, потомственного аристократа. Дерек знал о нем, что он очень богат, член Тайного Совета[19], кавалер Ордена подвязки, а также, что он имеет наследственный титул Великого сокольничего Англии и наследственного секретаря суда лорд-канцлера.

Постояв с минуту, старик припал лицом к крышке гроба. Он не издал ни звука, но всем было заметно, что его плечи сотрясали судорожные рыдания. На неподвижном лице герцога Нортумберленда начала проступать краска ярости. Он уже сделал шаг вперед, но Элен так строго посмотрела на него, что он остановился. Справившись с собой, герцог Сент-Олбанс поцеловал крышку гроба и поспешил покинуть часовню. Никто из присутствовавших этому не удивился. Молва твердила, будто бы Сент-Олбанс долгое время был любовником покойной герцогини.

Церемония закончилась. Пастор, подобострастно скрестив руки на груди, поклонился семье герцога Нортумберленда. На прощание, Элен сердечно поблагодарила Лансдорфа за его игру.

– Некоторое время мы не будем заниматься, – сказала она, – но как только это станет возможным, я дам об этом знать.

Прошло три месяца. Все это время Дерек не видел леди Перси. Он и не подозревал, что даже временная разлука окажется такой тяжелой. Все его мысли и днем и ночью были о ней. Сейчас он пытался сочинять новую ораторию, но приступ меланхолии отчаянно мешал ему сосредоточиться. Он ждал прихода Гарсиа, который обещался зайти и немного помочь. Лансдорф всегда считал, что у его друга имеются недюжинные способности для написания музыки, о чем он неоднократно говорил ему, но тот всегда со смехом отшучивался: «Уж лучше быть отличным исполнителем, нежели посредственным композитором. Если мне и суждено что-то написать, так нечто великое, а для этого нужно такое событие, которое потрясло бы меня до глубины души!».

Размышления Дерека прервал стук в дверь, он крикнул:

– Входи, Гарсиа, открыто.

На пороге появилась улыбающаяся леди Перси. От неожиданности Лансдорф чуть было не подпрыгнул и поспешил ей навстречу. Глаза девушки сияли радостью, отчего ему показалась, что она стала еще красивее. От счастья Дерек готов был сказать ей всю правду, признаться, как он ждал ее и как сильно любит. Но этому мешали прибывшие с ней гувернеры и леди Флеминг. И Лансдорф, как всегда, сдержался.

– У вас такой кислый вид, Ланс, что я склонна думать, будто вы не рады мне, – надула губки леди Перси.

– Не рад?! Да я просто уже и не ждал вас. Ведь вы ни строчки не написали мне, – с тихим укором произнес Дерек.

Элен удивленно посмотрела на него.

– Но я не знала, что это нужно. У нас был траур. Вот, приехала, надеясь застать вас дома.

– И совершенно правильно поступили, – поспешил заверить ее Лансдорф.

– Что это? – спросила Элен, подходя к партитурам.

– Новая оратория. Но что-то не так. Я ждал прихода Гарсиа, его советы бывают довольно ценны и своевременны.

– А мои советы… не подойдут? – робко спросила она.