Любовь – игра, в которой всё серьёзно

Витька на автомате завернул Оленьку, совершая спонтанные, необдуманные действия и тут же впился в её рот губами, испытывая неземное  наслаждение.

Он целовал глаза, нос, шею, волосы, уши, в то время как руки лихорадочно путешествовали по возвышенностям и впадинам.

Витька чувствовал экзотический, несравнимый ни с чем вкус, который воспламенял внезапно разбуженную похоть .

Как долго он мечтал, забыв про запреты ласкать Оленьку.

Оба моментально улетели в страну грёз, в иную вселенную, где не было его и её, где тела и души сливались в единое целое, представляющее из себя концентрат наслаждения и блаженства.

Всё, что случилось после не оставило иных воспоминаний, кроме бесконечного состояния эйфории.

Когда ребята очнулись и отдышались, Оля, приходя частично в сознание, поняла, что стала взрослой, о чём свидетельствовали следы на простыне и на теле, что не подумали о возможных последствиях.

– Дурак! Дурак! Дурак! Как ты мог, ведь я тебе доверяла! Что я теперь маме скажу? – Оля зарыдала, уткнулась в Витькину грудь, стучала по его плечам маленькими кулачками.

Витя гладил  голову девочки, прижимал к себе. Сегодня и он стал мужчиной, следовательно,  Оля – его женщина, его жена.

Теперь он в ответе за неё. Наверно это и есть любовь.

– всё, девочка, к чёрту все эти перегородки. Теперь мы семья и спать будем на одной кровати. Милая. Как я рад, что наконец-то мы решились! Не представляешь, как я устал от тревожных мыслей и неразделённых чувств.

А Оля плакала. Уже тише, закапываясь носом в Витькину грудь, всхлипывая время от времени, почти засыпая. В кудрявой головке мелькала странная мысль, что добившись, чего хотела, воплотив чувственные грёзы в реальность, дойдя до заветной цели, ощутила вдруг в душе гнетущую пустоту.

Чего она в сущности добилась? Продегустировала вкус настоящего секса? Определённо ничего особенного. Было состояние планирования, приятного опьянения, безграничная радость, эйфория и много чего ещё, но совсем недолго.

Когда всё закончилось, стало не очень здорово. Откуда-то налетела ноющая тоска. Меланхолия, отчаяние, ощущение беспомощности, апатии, вины, злости – всё разом. Захотелось остаться одной, зарыться с головой под одеяло и плакать. оттого, что поступила необдуманно, поспешно и глупо.

Возможно, так случилось от неожиданности и страха неизвестности, которые догнали позже, когда было поздно чего-то менять.

Оля незаметно заснула, что-то бормотала во сне, просила не подходить, не трогать. Минут через двадцать она проснулась, забыв про тоску и уныние, начала приставать к Витьке.

Новоявленные любовники не ведали покоя до самого утра, вновь и вновь покоряли вершины блаженства, падали в изнеможении и приступали к новому штурму.

Оленька оказалась особой любознательной и ненасытной.  Витька физически не мог удовлетворить свою маленькую женщину в нужном объёме и ритме. Ей нужно было ещё и ещё, а ему необходимо рано вставать, идти на работу или учёбу.

Несмотря на ежедневное переутомление, Витька летал на крыльях. Сначала у них была медовая неделя, потом месяц. Оленька незаметно превратилась в настоящую женщину.

В ней зрело и приобретало грандиозные размеры чувство собственника. Мой, больше ничей, постоянно повторяла она и этому приходилось верить. Оля исключила из близкого окружения всех подруг и Витькиных друзей, старалась контролировать своего мужчину поминутно и посекундно.

К ней вернулась прежняя уверенность. Теперь Оля знала, что старалась не зря. Витька мог стать идеальным мужем. Единственное, что теперь её угнетало, это цепкие мысли о залётных хищницах, для которых её мужчина мог стать желанной добычей.

Говорят, мужчины, когда страстно влюблены, излучают сгустки энергии и феромоны, гормоны любви, на которые словно мотыльки на пламя свечи слетаются охмелевшие от романтических запахов подружки.

Оля старательно разжигала влюблённость и страсть, приучала Витьку к эротическим деликатесам, знания о которых черпала в институтской библиотеке, старалась утомить его сексом до предела, чтобы исключить желание лакомиться на стороне.

Это был её пунктик. Оля маниакально сомневалась в Витькиной верности.

– Вдруг какая-нибудь нахалка поймает сигналы вожделения, поманит неизведанными, оттого притягательными прелестями, которые могут показаться соблазнительнее, чем её собственные.

Оленька начала контролировать Витькины передвижения, действия, беседы и встречи, каждый шаг.

Поначалу он принимал настойчивые надзорные старания с улыбкой, считал такие действия свидетельством большой любви. Позже ревность стала утомлять и раздражать.

Все эти выворачивания карманов на предмет улик, проверка памяти телефона, обнюхивания, едкие замечания по поводу встреч, разговоров и просто случайно брошенного взгляда на проходящую мимо девушку, навязчивые попытки найти несуществующий повод подозревать, казались бредом умалишённого.

У него и в мыслях не было чего-то подобного.

– Ты маньяк, настоящий сексуальный извращенец, – злобно кричала любимая, – мало тебе меня, раздеваешь взглядом каждую встречную.

– Успокойся, Оленька. Никто, кроме тебя, мне не нужен. Я по жизни однолюб, в отца. Даже если бы у меня появились левые мысли, не хватило бы сил на осуществление подобных желаний. Всю энергию и любовь я отдаю тебе. Ты мою любовь до донышка выпиваешь. Разве кто-то ещё способен выдержать твой неугомонный темперамент? Подозрения напрасны, беспочвенны. Как же мы будем вместе жить, если не способны друг другу верить? Я ведь тебя люблю.

– Это не мешает тебе заглядываться на красоток. А силёнок у твоего слоника хватит на всех. Мне ли этого не знать. Не морочь мне голову, выбрось из головы обладательниц фривольных выпуклостей, иначе не знаю, что с тобой сделаю, –  Олечка начинала истерично лить слёзы, которые Виктор заботливо слизывал, пытаясь успокоить.

Невыносимая мука, когда женщина плачет

Обычно, такие стычки заканчивались примирением в постели, серией страстных акробатических этюдов. Конфликт подобным образом удавалось исчерпать, но неприятное ощущение выпадало в осадок и наслаивалось на предыдущие серии приступов ревности.

Так они прожили весь первый курс и часть второго, пока по случайности девочка не забеременела.

Радости Виктора не было предела. Он уже мысленно готовился к свадьбе, потихоньку откладывая по копеечке деньги на торжество. Чтобы не расстраивать и не злить любимую, Витька совсем перестал с кем-либо общаться, чтобы не вызывать у невесты чувство ревности.

Зачем расстраивать женщину, которая  вынашивает драгоценный плод?

Жених  покупал для любимой экзотические фрукты, деликатесы, не считаясь с ценой, вынашивал планы семейного благополучия.

Увы, им не суждено сбыться.

Кто знает, что и как повлияло на поведение Оленьки, только она не говоря ни слова, тайком от будущего отца сделала аборт.

Операция избавления от новой жизни не заняла много времени. Вечером невеста была как обычно дома, встретила Виктора готовым ужином, мурлыкала, ластилась. В её планы пока не входило разоблачение.

– Придёт время – узнает. Не ему рожать, значит, и решать не ему. Я не готова стать матерью, не хочу превращаться из прелестницы в бабу. В конце концов, ничего страшного не произошло.

Жених был счастлив при виде улыбающейся невесты, предвкушал, как посадит Оленьку на колени, как ласково погладит животик, где прячется мальчик или девочка, которую он любит и ждёт. Он предполагал, что темой разговора, сегодня, завтра и всегда будет прелестное дитя.

Хорошее настроение невесты было недолгим. Её взбесили Витькины расспросы, назойливые попытки погладить живот, пустой и болезненный. Увести разговор в сторону, сменить тему. Не удавалось.

Оленьку посетило раздражение. Она кричала, топала ногами, злобно сыпала оскорблениями, вспоминала  давно забытые скандалы, обвиняла Витьку в прелюбодействе и эгоизме. Как последний и очень действенный аргумент невеста открыла слёзный шлюз.

Витька пытался шутить, балагурил, но встретив пронзительный, воинственно настроенный взгляд всё тех же, страстно любимых в половину лица чёрных глаз, в которых пропали вдруг глубина и очарование, зато чётким контуром отпечаталась непонятная боль и нечто ещё…

– Что случилось, родная?

– Ничего особенного, отстань!

– Так откуда драматическое выражение лица, немотивированная злость? У тебя есть претензии? Что я сделал не так, в чём провинился?

– Нет-нет. Всё в порядке. Паршивое настроение, только и всего.

– Отчего в твоих глазах лёд и ужас?

– Потому, что исправить уже ничего невозможно.

– Разве у нас что-то не так? Что именно требует исправления? У беременных бывает беспричинная, спонтанная перемена настроения, я понимаю, что вас теперь двое, что это непросто. Не молчи, успокой меня. Отчего я так волнуюсь? Мне тоже захотелось плакать. Почему? Это касается нас, наших отношений, что-то случилось с твоими родными, что?

– Я сделала аборт.

– Нет, только не это! Ты пошутила, Оленька? Скажи! Ведь это не только твой, но и мой ребёнок. Почему, зачем? Ты лжёшь! Я тебе не верю! Не могу поверить. Как же так? А Я?

– Я не готова к материнству,  испугалась последствий. Мне девятнадцать лет, всего девятнадцать. Что дальше, что? Пелёнки, ползунки, бессонные ночи, нищета? А жить когда? Я ещё даже не любила…

– Что ты такое говоришь! А я, а мы, разве это не любовь? Ты подумала, как мы будем жить после такого предательства? Предположим, чисто гипотетически, условно, теперь можно что угодно предполагать, что мы сумеем преодолеть этот конфликт, это безжалостное убийство.

Что дальше, как я могу тебе верить, на что мне рассчитывать, если в таком важном вопросе, как жизнь родного человечка ты приняла единоличное решение, словно мясник. Ведь теперь я знаю, что ребёнок для тебя, обыкновенный  кусок мяса.

Да, моё суждение жестоко. Убеди меня в обратном, если я не прав. Для безжалостного, садистского решения действительно была причина? Да не молчи же ты!

– Прости, если сможешь. Я думала, что сумею тебя полюбить.

– Хочешь сказать…

– Я поняла, что случившееся с нами – физиология, гормональный бунт, взрыв эмоций, вызванных химией. Всё настолько банально. И вообще, не хочу и не могу постоянно страдать от ревности.

Рано или поздно тебя уведут, я это чувствую, знаю. Тебе нужна другая жена. Уравновешенная, не  ревнивая, романтичная, нежная… не знаю какая, но это точно не я.

Я от тебя устала. Ты предсказуем, с тобой скучно. Я сразу тебя просчитала, ещё тогда, на экзаменах. Хотела использовать, только это оказалось не просто. Обманывая тебя, я вынуждена играть в ту же игру. Долго, до бесконечности, вечно… А вечность, для нас, людей, никак не может длиться дольше одной единственной жизни.

Не желаю истратить её на такой пустяк, как скучный, однообразный секс с одним и тем же мужиком. Может быть я и ревную-то оттого что сама хочу поиметь всех без исключения интересных кобелей.

Попробовать всё, что возможно, даже то, чего нельзя, не оглядываясь на детей, на мужа. Мне нужна свобода, ничем не ограниченная самостоятельность. Извини. Это моя жизнь и только я вольна ей распоряжаться.

– Может быть ты и права. Кто знает. Жизнь покажет, кто прав, кто виноват. Убийство моего ребёнка простить не смогу. Омерзительное состояние. Поверить не могу: люблю и ненавижу одновременно. Ты тут наговорила про меня гадостей, а ведь сама не веришь в то, что предъявляешь.

Я не ангел, в каждом из нас намешано чёрного и белого, но сейчас ты превзошла сама себя. Как жить с этим будешь? Пройдёт время, убитый тобой человечек покоя не даст, днями и ночами мерещиться будет. Вот кто тебе предъявит. Мало не покажется.

Не знаю, когда ты изменилась, когда стала беспощадным циником. Ведь полюбил я совсем другую женщину. Ты – не она.

Замечательную девушку, свою Оленьку всю жизнь буду помнить. Нашу странную любовь в съёмной комнате, застенчивость, переживания, мечты о любви и близости. Мы даже не понимали, что любовь задолго до первого поцелуя поселилась  и жила в нас.

Первый в твоей и моей жизни секс. Та Оленька была божественно прекрасна. Очень жаль, что ты оказалась не настолько романтичной, чтобы понять – мы созданы для любви, друг для друга.

 А ребёнок… наша Алёнушка… я буду помнить убитый тобой плод именно  так…

Давай выпьем что ли. Поминки, всё же… Двойные поминки. Сегодня мы хороним не рождённое дитя и убитую любовь.

Не хочешь? Я выпью. Пусть земля будет ей пухом!

Витькины глаза до краёв наполнились слезами. Он в последний раз обнял свою Оленьку, точнее её жалкую тень, прижал к груди.

Сердце молчало.

– Что ты решила? Кто уходит, кто останется? Останется ни с чем. Впрочем, это теперь не имеет значения.

Любовь с испытательным сроком

Жизнь У Антона Шемякина отчего-то никак не желала выстраиваться в стройную логическую цепочку. Последний год она походила на изуродованную странным образом картинку, нисколько не похожую на тот сценарий, который Антон Сергеевич тщательно выстраивал и редактировал с юных лет.

Ему казалось, что твёрдо знает, чего именно хочет, каких целей в каком порядке собирается достигать. Для этого было достаточно сильное желание жить интересно, уверенно, дерзко, к тому же вдохновляли и окрыляли головокружительные перспективы, неизменно  удачное стечение обстоятельств, отменное здоровье и прекрасная муза, романтические отношения с которой были катализатором всего остального.

Так и было, пока рука судьбы не дрогнула нечаянно, обронив и беспорядочно смешав уже уложенные в красивую рамку детали почти готового полотна, изображавшего счастливую жизнь с дивным продолжением, и заготовленные заранее пазлы, каждому из которых было определено своё уютное гнёздышко.

Увы, роковые события, к которым Антон не был готов, увели вектор судьбы далеко в сторону, словно магнитная аномалия, подчиняющая себе стрелку компаса.

Прежние удачи и будущие достижения были безжалостно брошены в миксер обстоятельств, который перемешал и взбил их в густую массу. Капли негатива окрасили жизнь в безрадостный грязно-серый цвет, породив в усталость, уныние, апатию и скуку.

С тех пор как лучший друг увёл прямо из-под венца невесту, девушку, с которой Антон успешно выстраивал отношения больше двух лет,  испорченную картинку в первозданном виде восстановить не удавалось.

Впрочем, вновь почувствовать вкус жизни не было ни желания, ни сил.

Кануло в Лету то злополучное лето, не оставив иных воспоминаний, кроме немного смущённого лица, опущенных глаз и тонких пальцев невесты с красивым маникюром, нервно теребящих кружева подвенечного платья, затем монотонной чередой одинаковых дней без событий  пролетели дождливая осень и бесснежно-слякотная зима.

Даже весеннее цветение, солнечный свет и вернувшееся тепло не радовали.

Марина до последней минуты скрывала своё решение, хотя приняла его задолго до торжественного дня. Антон так и не понял, для чего ей понадобилось столь экстравагантно расстаться, превращая сцену банального объяснения в зрелищное шоу.

Можно было спокойно, не ломая комедию, не превращая расставание в фарс, выяснить отношения. Суть осталась бы та же, но один на один пережить предательство было бы легче.

Любовь – территория свободы. Она похожа на порхание прекрасной бабочки. Стоит только к ней прикоснуться, как с невесомых крыльев облетает перламутровая пыльца, лишая возможности продолжить полёт.

Гости с раскрытыми от удивления ртами старались не смотреть на жениха и невесту, чувствуя неловкость, неуверенно топтались, переглядывались, однако с интересом ожидали развязку и шептались, закрывая ладонями рты, чтобы невозможно было прочесть их мнение по губам..

Антону тогда казалось, что это был спланированный заговор, что над ним насмехаются.

Ампутированные любимой крылья Антон так и не отрастил вновь: считал себя неудачником, решил, что всё интересное в жизни уже произошло и дальнейшие усилия бессмысленны.

Однообразно-унылые утомительные будни изнуряли пустотой. Нелепость беспомощного существования, лишённого радости движения, наводила на тревожные мысли, от которых пришлось отгородиться одиночеством.

Друзья и добрые знакомые один за другим покинули его скучное общество, застыла на месте некогда успешная карьера. Антон перестал осязать, видеть и чувствовать.

На улице и на работе он видел безрадостные лица угрюмых, озабоченных невзгодами и неразрешимыми проблемами людей, которым ни до кого не было дела.

Женщины и мужчины скандалили, спорили, агрессивно сливали друг на друга негативные эмоции, попадали в неприятные и драматические ситуации, подстраивали друг другу каверзы.

Отцы и матери ругали, наказывали детей, которые страдали и плакали. Взрослые дети изнуряли родителей непокорностью, упрямством и ленью.

Люди вокруг мучились депрессиями, аллергиями, бессонницей, похмельем, болезнями. Эти состояния составляли суть их жизни. Никто никого не хотел понимать.

С работы домой, из дома на работу. Там и там Антона ждала размытая реальность в виде густого тумана, в котором восприятие действительности ограничено зыбкими неясными контурами предметов без объёма и цвета, где нечем было дышать.

Его раздражало всё и все.

Прошлая жизнь изредка всплывала в памяти фрагментами, как нечто недосягаемое, словно счастливые годы жизни были галлюцинацией, фантомом. Обрывочные сюжеты вызывали  приступы агрессии. Он уничтожил фотографии и письма, выбросил вещи, напоминающие о Марине, спрятал в чулан зеркала.

Антон пробовал  горстями глотать таблетки от депрессии, повесил на окна тяжёлые тёмно-коричневые шторы, чтобы отгородиться от внешнего мира, почти не включал свет, глушил тоску алкоголем.

Если бы для выживания не было нужды работать, зарабатывать, он отказался бы от профессии.

Почувствовать вновь вкус жизни не получалось. Да он и не стремился что-то менять.

Лишь недавно внутри что-то неясно шевельнулось, вернуло робкое желание оглянуться по сторонам, вспомнить, что он живой.

Это случилось, когда в отдел, которым Антон заведовал, пришла новая сотрудница, Жанна Игоревна Постникова.

Женщина бесила его  жизнерадостностью, избытком энергии, самостоятельностью, настойчивостью, профессиональной уверенностью.  Антон относил эти качества к желанию выделиться, что сильно раздражало.

Жанна ярко одевалась, назойливо лезла на глаза, задавала слишком много вопросов, причём постоянно улыбалась и бесцеремонно стреляла глазками. Она явно его клеила.

Антону Жанна Игоревна казалось излишне самоуверенной выскочкой и беспринципной карьеристкой, которая метит на его место. Страх, что женщина может разрушить остатки стабильности в его безрадостной жизни вынудил решиться на затяжной конфликт.

Мужчина скрупулёзно выискивал недостатки в её работе, приписывал саботаж, нарушение субординации и дисциплины, цеплялся по любому поводу и даже просто так, чтобы унизить, указать место в иерархии отдела.

Жанна Игоревна безропотно терпела придирки, покорно исправляла огрехи, со всем соглашалась, улыбалась и никогда не отводила взгляд.

У неё был низкий грудной голос, тёмный цвет глаз, густые брови, объёмные шелковистые волосы, приятное смуглое лицо и стройная девичья фигура, скрывающая истинный возраст.

Жанна Игоревна выглядела подростком.

Если бы Антон не знал из личного дела, что женщине тридцать пять лет, ни за что бы в это не поверил.

Её слегка портил неумеренный макияж, обилие побрякушек и резкий запах парфюма, иначе она вполне могла бы ему понравиться.

Антон обратил на неё внимание как на женщину, заслуживающую внимания, случайно, вопреки желанию и воле.

У генерального директора был юбилей. Пришлось принять в торжестве участие.

Он сел в дальний конец стола, потихоньку напивался, стараясь не обращать ни на кого внимания,  чтобы немного позднее под шумок незаметно исчезнуть.

Суетливо-хмельная обстановка напрягала, хотя никто не мешал скучать. Тамада частил с тостами, развлекал гостей играми с эротическим подтекстом, зажигательными танцевальными ритмами, а Антон мечтал о тишине и покое.

Когда объявили белый танец, Жанна Игоревна стала настойчиво его приглашать. Отказаться не вышло, хотя Антон пытался применить обычную агрессивную тактику: некрасиво пошутил и бесцеремонно высказался, что думает о ней, неуместной попытке флирта и приличиях.

Едкий сарказм не возымел действия. Жанна Игоревна улыбнулась и ответила с той же долей ехидства.

– Опасаетесь за целомудренность? Клянусь, приставать, драться и насиловать не буду, разве что соблазню, но шансов как я понимаю, весьма мало. Вы боитесь лично меня или вообще всех женщин?

– Я с подчинёнными, тем более пьяными, не танцую и не развлекаюсь. Пригласите кого-нибудь другого, кому ваши манеры и формы покажутся соблазнительными. От вас, Жанна Игоревна, одни проблемы и неприятности. Ещё в постель меня пригласите.

– Вы меня недооцениваете, предпочитаю не совершать необдуманных действий. Постель, это не повод для знакомства, подобную тактику выбирают те, кому нечего больше предложить. И танец не просто развлечение, скорее серьёзный диалог. Рабочий день, между прочим, закончился. Имидж руководителя нисколько не пострадает.

– Мне не до танцев. Беседовать будем на работе.

– И всё-таки я настаиваю. Джентльмен не имеет права отказывать даме, когда она приглашает на белый танец.

– Хорошо, если отдавлю ногу, не обессудьте.

Жанна Игоревна уверенно поставила в удобную для себя позицию руки Антона и легко закружила его по залу.

Когда-то он любил романтический язык танца, какое-то время даже занимался в студии. С Мариной они часто посещали танцевальные вечеринки. Это было в прошлом, которое невозможно вернуть.

Оказалось, ноги ничего не забыли. Антон удивительно быстро освоился с ритмом и ролью ведомого, даже забылся на время, ощутив возбуждающую теплоту и упругость кожи.

Чувственное прикосновение к гибкому стану, невольно возбуждающая воображение экскурсия грудной клетки партнёрши, близость разгорячённого танцем стройного тела, её зачарованный, в какой-то мере гипнотический взгляд, пикантно-бесстыдный запах, влажная припухлость соблазнительно изогнутых губ, оживление и радость на лице освежили в памяти ощущение восторга.

Антон утонул в глубине серых глаз, опьянел от давно забытого ощущения эйфории. Вокруг мелькали разноцветные пятна, голова приятно шла кругом.

Внезапно Жанна ойкнула, покраснела, замедлила движение и остановилась. В мимике и жестах мелькнула застенчивая неуверенность.

– Извините, Антон Сергеевич, вы можете мне помочь? У меня неприятность.

– Похоже, вы заранее продумали тактику соблазнения, – неожиданно грубо оборвал он Жанну, – постарайтесь справиться без меня. Не хватало ещё вляпаться с вами в пикантную историю. Увольте!

– Покрой платья не позволяет обойтись без посторонней помощи.

– Причём здесь ваше платье? Ищете повод для скандала? Пожалуй, пора отправляться домой. Слишком шумно и вообще… мне ещё рано в психушку. Чувствовал подвох, но не мог предположить, что вы извращенка.

– Предпочитаете бросить меня в щекотливой ситуации? Можно подумать я предлагаю публичный секс. Что с вами не так?

– Я уже достаточно пострадал от женского коварства. С меня хватит. Попросите помощь у Светланы Витальевны или Антонины Юрьевны. Они не откажут.

– Но что они могут подумать? – Жанна наклонилась к его уху и зашептала, – у меня расстегнулся бюстгальтер. Женщины могут предположить, что вы намеренно это сделали.

– Что вы себе позволяете! Тараканы в вашей голове настолько изобретательны?

Жанна Игоревна приложила палец к его губам, – не привлекайте внимание. За раздевалкой в фойе есть тихий уголок.

– Надеетесь, что буду копаться в вашем исподнем? Бред какой-то.

– Тогда проводите домой, не могу же я танцевать с болтающимся лифчиком. Это смешно и неприлично. Неужели так сложно защёлкнуть застёжку?

– Как вы себе представляете подобную процедуру? Вообразите, что у меня лопнули трусы, а я прошу отойти в сторонку и заштопать. Как вам такая перспектива?

– С трусами проще: снял и выбросил. Расстегнёте молнию на спине, и… вы что, боитесь до меня дотронуться? Предложи я это кому другому, подозреваю, не услышала бы вопросов. Ну же, смелей. И продолжим танцевать.