Любовь – игра, в которой всё серьёзно

Соблазнительно-томная наивность, наигранная скромность и молчаливое обещание любви моментально достигли цели. Витька встрепенулся и поплыл, почувствовав жгучий интерес симпатичной однокурсницы.

Ласковый взгляд, заманчиво-чувственная поза, ловкая демонстрация приятных особенностей соблазнительной девичьей фигуры, мягкие, по-кошачьи плавные жесты – всё было адресовано ему.

Разве можно такое волшебство не заметить?

Витька увидел и оценил.

Ещё бы! Оленька так старалась…

– Оля. Моё имя Оля, фамилия Рушницкая. Вас не смущает, если обращусь с просьбой? Кажется мы поступили. Я так счастлива, так рада!  А вы? Впрочем, какая глупость спрашивать такое.  Хочется запомнить этот день, отметить, а я совсем никого не знаю. Давайте отпразднуем вместе. Как вам такая идея? Деньги у меня есть, если что. За меня платить не придётся. Не бросайте меня, а…  пожалуйста.

Девушка сократила расстояние до минимума, едва не коснувшись его упругой грудью, схватила его ладонь двумя руками, просительно заглядывала в глаза, эмоционально пританцовывала, не в силах сдержать возбуждение, как обычно это делают дети, выпрашивая что-то у мамы.

Виктор смутился.  Отказывать потенциальной подружке в такой малости было глупо, тем более девушка ему понравилась.  Себе он в этом  признаться не мог, но Оля сама его выбрала.

Сердце сигналило  учащённым пульсом, кожа пунцовым цветом пылающих щёк, лёгкие сбившимся дыханием, мышцы мелкой дрожью.

– Отказываться нельзя. Что с того, что дома за накрытым столом ждут родители? Будем дружить. В коне концов я уже не школьник, – думал он.

– С удовольствием. Правда, отметить сколько-нибудь серьёзно, не выйдет. Деньги меня не любят. Могу осилить  кафе мороженое, но лучше просто погулять. В парке, например.

– В парке так в парке. А музыка там есть?

– Только по выходным.

– Ну и ладно. Наедимся мороженого, наговоримся. Ты дома живёшь или в общежитии?

– С родителями. Только не здесь, в Подмосковье. В общежитии мне отказали, придётся квартиру снимать. Ничего, справлюсь. Я уже работу нашёл. Только одному жильё снимать дорого, нужно будет напарника найти.

– А со мной не хочешь квартиру разделить? Я тоже работу найду, чтобы комнату оплачивать. Ты как? Соглашайся!

– Извини, не могу. Ты же девушка. Так нельзя. Понимаю, если бы невеста была, но у меня любовь и семья в планы не вписываются.

– Я же не предлагаю спать вместе и детей рожать. Можно между кроватями ширму поставить, будет две комнаты. Готовить вместе будем. Кто первый придёт, с того ужин. Ты чего, девчонок боишься? Так я не кусаюсь.

– Еще чего. Просто это неправильно. Представляешь, что о нас могут подумать? К тебе же ни один жених на пушечный выстрел не подойдёт, будут думать, что ты… сама понимаешь.

– Ой, ой, ой! А тебе, не всё ли равно, кто чего думает? Твоя жизнь – твои правила. Уроки вместе учить будем, к зачётам готовиться. Ты мне поможешь, я  тебе. Один ум хорошо, а два лучше. Не понравится – разбежимся. Просто эксперимент, без обязательств и целей. От учёбы отвлекать никто не будет. У нас и времени-то свободного не будет: учиться, работать, спать. Главное, обо всем сразу договориться, чтобы не было поводов для ссор и разноглазий.

– Хорошо, я подумаю. Только не очень надейся, что соглашусь. С парнями надёжнее. Я ведь учиться хочу, а не жениться.

– Ну и ладно. Мне и в общежитии неплохо. Зато работать не придётся. Назло тебе  отличницей стану. А ты со своими парнями в свинарнике будешь жить, злой и голодный. Прибавь сюда пьянки, девочек-подружек в кровати соседа, вечеринки. Хотела как лучше… Испугался, да? Так и скажи. Понимаю, мамочка ругать будет, по попке настучит.

– Не знаю я как лучше. Мама ничего не скажет, она у меня женщина продвинутая. На отношения полов смотрит нормально. Считает, что без любви жизнь становится пресной и бесполезной. Но у меня сейчас другая задача: образование, профессия, карьера. Минимум лет на десять. В плане романтики антракт. По крайней мере, до диплома. Институт закончу – там видно будет.

– Намекаешь, что у меня совсем другая задача, что кадрю тебя? Какая же у меня цель, по-твоему?

– Ничего плохого про тебя не думаю. Можем просто встречаться, для этого не обязательно вместе жить. В кино будем ходить, на танцы. Иногда.

Через месяц, получив первую зарплату, жильё Витька снял. Не квартиру,  как хотел, комнату в коммуналке, зато близко от института. Поселился всё-таки вместе с Олей.

Пока решал и думал, как правильнее будет, из ушей валил перегретый пар, мозги от сомнений и ожиданий закипали.

Подобного свойства авантюра не укладывалась в голове, казалась рискованной и даже преступной, но странного свойства азарт, предвкушение заманчиво увлекательных ощущений и нового опыта разрушали на корню резонные сомнения.

Начать жить самостоятельно, по-взрослому, было интересно. Настораживала пикантность ситуации, её необычность. О подобных предложениях Витька никогда прежде не слышал.

Оля становится соседкой, однокурсницей и другом. Нормальный ход.  Но она девушка, скорее всего девочка-недотрога, симпатичная, привлекательная, к тому же, определенно нравится.

Подобное обстоятельство может запросто перечеркнуть дружбу, превратить её в нечто иное, заманчиво прекрасное, но рискованное. Не хватает только влюбиться, тронуться умом, превратиться в послушного ослика, следующего за сладкой морковкой.

Для посторонних подобное сожительство равносильно созданию семьи. Ещё мама, она может не понять и не принять такой экстравагантный  двусмысленный ход. Не хочется остаться без поддержки родителей ради блажи.

Витька довольно долго не мог преодолеть неуверенность и робость, миллион с хвостиком аргументов и сомнений, но в итоге решился.

Оля приняла новость без смущения, обрадовалась, трогательно чмокнула Витьку в нос, выкрасив  помадой, потом с удовольствием оттирала её, всеми доступными средствами показывая, что не в силах сдержать восторг.

Неискушенная в любви и отношениях  девушка не видела, не могла почувствовать неоднозначность подобного шага, её увлекало заманчивое состояние беспредельной свободы и позитивного опыта.

Мысли в её кудрявой головке выпирали во все стороны, как солома у Страшилы Мудрого. Жизнь и судьба перекраивались налету, не считаясь с обстоятельствами. Кажущиеся перспективы и возможности увлекали, захватывали. Оля была уверена, что ухватила за хвост Птицу Счастья.

В комнате сразу  смастерили перегородку, разделившую её на три части: две спальни и кухню. Не очень удобно, позже придётся перестраивать, пока так сойдёт.

С воодушевлением наводили порядок, готовили ужин, эмоционально делились впечатлениями.

Оля переоделась в лёгкое, воздушное, свисающее невесомыми складками платье, не скрывающее, скорее демонстрирующее, насколько она хороша.

Девочка то и дело прикасалась к Витьке, изображая из себя взрослую женщину, старательно, но бездумно вызывая у него возбуждение.

Эффект получился не совсем такой, какой девочка ожидала: первой на чувственную удочку попалась именно она, испытав не вполне осознанное, но интенсивное желание близости.

Комнату заполнил концентрированный запах взволнованного страстью молодого женского тела, её чувственный голос и избыточная сексуальная энергия. Игнорировать опознавательные знаки любви, условные сигналы неожиданного возбуждения и визуальные эффекты неожиданной страсти было попросту невозможно.

Соседи по комнате чувствовали себя неловко, старались скрыть эмоции и обоюдную готовность начать игру.

Когда закончили ужинать, мальчишку трясло от неведомого желания, которое было направлено именно на Олю.

 Витька не предполагал, что просто подруга способна в один миг перевернуть прежние представления о себе, о девушках, о сути дружбы с ними с ног на голову, превратить жизнь рядом и вместе в мучительное предприятие.

– Зачем, зачем я согласился с ней жить? Какая преступная наивность! Разве можно не возбудиться от всего этого великолепия? Как дальше жить? Оля сведёт меня с ума и что тогда? При ней я совсем не способен думать о занятиях. Какой же я дурак! Как научиться жить, не замечая очевидного стремления наслаждаться и обладать? Что это, если не любовь? Чёрт возьми, только бы она не заметила моё идиотское состояние.

Себя Витька мог уговаривать сколько угодно, внушая, будто сладкие ощущения и волнующие эмоции – ошибка сознания, самообман, тело об этом не догадывалось. Оно не умело себя обманывать, посылало и посылало в мозг  одну за другой волны постыдных желаний и нежных грёз, парализующих сознание.

– Легко сказать, не замечать, не чувствовать, не хотеть. Как, если рядом,  стоит только направить взгляд, протянуть руку, вдохнуть  наполненный соблазнительно-пикантными запахами воздух, находится неиссякаемый источник щекотливых  мыслей и пламенных чувств? Чёрт бы подрал эту с Оленьку с её рюшечками, воланчиками, милыми забавными кудряшками, соблазнительными коленками,  манящими губами.

Было странно сознавать, что сам заманил себя в западню, сам залез в сети.

– Стонать и сожалеть об опрометчивом поступке поздно. Нужно как-то приспосабливаться. Если бы я мог предположить, как тяжело жить с девчонкой под одной крышей. Говорил же ей, что это неправильно!  Интуиция подсказывала отказаться от подобной авантюры. Не послушал внутренний голос, который знал о последствиях.  Интересно, сколько Оленьке лет? Господи, причём тут её возраст, какое это имеет значение? О чём я сейчас подумал? Не может быть, только не я! Что за тягостные, распирающие плоть  ощущения не дают мне покоя? Попал, так попал. Экспериментатор хренов!

Олю тоже донимали  сомнения и волнения. Нахлынувшие ощущения и навязчивые мысли стали неожиданным, не сказать приятным сюрпризом. Возмутительно-непристойные  переживания развеяли уверенность в том, что она  хочет продолжать совместное проживание на одной территории с Виктором.

Если бы волнующими, запретными и сладкими были только грёзы, можно было бы не переживать. Видения и иллюзии того, что с ней наяву происходят невероятные события, которых нет, и пока не может быть в реальной жизни, посещали давно. Оля была знакома с возбуждением и страстью в сновидениях и фантазиях.

То, что она чувствовала сейчас, причём постоянно, даже когда Виктора не было рядом, вызывало растерянность и тревогу.

Оля сильно нервничала. У неё набухли и отвердели соски, словно внезапно напала аллергия. К низу живота приливала кровь, вызывая непонятное томление и спазмы. Её трясло, непонятно отчего кружилась голова.  В мозгу происходило нечто невероятное. Пришлось скрыться за ширмой, чтобы не привлекать внимание к своему пикантному состоянию.

Такого результата девочка не ожидала. Возбуждение было приятным, но несвоевременным сюрпризом.

– Добилась, твою маму, влюбиться заставила. Интересно, кого? Кажется, моё глупое тело перепутало объект внимания. Зачем мне эта странная лихорадка, я её не заказывала.  Что со мной!  Идиотка,  мечтала  о любви, как средстве вырваться их капкана нищеты, теперь сосредоточена на единственном желании, чтобы Витька… чтобы поцеловал и… да-да, именно это бесстыдное желание высверливает сознание. Как же я хочу, чтобы он оказался во мне! Бред!!! Навязчивый психоз. Уж не накапал ли мне чего-нибудь Витька в чай?

Оля представляла вновь и вновь, как Витька целует, как нежно и страстно ласкает, как медленно раздевает, как бережно, но властно дотрагивается до восставших сосков, как…

Она чуть не закричала от ощущений, которые заполнили всё существо, вызывая конвульсии и опьяняющее наслаждение. Восторг и чувство планирующего полёта заставили забыть обо всём, кроме желания предельной близости. Она мечтала, чтобы это сладостное состояние продолжалось вечно.

Потом пришло отрезвление, чувство беспомощности, утраты чего-то очень важного,  непонятное восприятие себя и своего непослушного тела, смешанное с чувством ответственности, вины и страха.

– Что я про него знаю? Симпатичный, здоровый, во всяком случае, внешне. Не хам (пока не проявился), общительный, самостоятельный, добрый. Это всё. А характер: привычки, мысли, реакции, действия, планы на жизнь, на меня и мою судьбу планы? Что, если я ему нужна только для того, чтобы… или вообще не нужна?

Оле стало не по себе, захотелось плакать,  собрать пожитки и тихо, по-английски  скрыться в ночи.

– Куда? Из общежития я опрометчиво, самонадеянно, чересчур смело выписалась. Теперь точно не поселят, слишком много иногородних желающих. Что, если вдруг случится то, о чём грезила, если это приведёт к беременности, если придётся родить?

Оле стало нестерпимо жалко наивную себя, девочку, которая заигралась во взрослую женщину.

– Какой ещё ребёночек, зачем он мне нужен? Разве для этого уговаривала я Витьку жить вместе? На кой чёрт мне нужна такая обуза? Хотела как лучше, а получается непонятно что.

Может ни я, ни дети, всё, что сочинило моё больное воображение, нафиг ему не нужны. Витька чётко и ясно дал понять, что девушки и женщины могут не беспокоиться следующие десять лет.

Узнает о моих болезненных фантазиях и исчезнет навсегда, а я буду одна расхлёбывать неприятные последствия глупой выходки, вместо того, чтобы с удовольствием наслаждаться заманчивыми преимуществами обеспеченной столичной жизни. С головой дружить нужно, девочка! О чём я только думала!

Любовь – игра, в которой всё серьёзно Часть 2

Мысли Оленьки стремительно  раскручивались в другую сторону, возвращали в опостылевший родительский дом, где жизнь вообще теряла смысл, где любовь и страсть полностью утрачивали ценность, где нет места красивым мечтам о счастливом будущем.

Наивное желание вырваться из нищеты соблазнив и охмурив Витьку, такого же неприкаянного и нищего мальчишку, как сама, теперь не казалось хорошей идеей, тем более, что не смогла предусмотреть даже то, что сама угодит в расставленные силки.

– Похоже, заварила я эту несъедобную кашу по недомыслию. Ладно бы серьёзно влюбилась, жить без него не могла, сохла и страдала, так нет же, ничего подобного не чувствую, кроме непреодолимого желания близости.  Накрутила эмоции, вызвала внутри ураган Катрина, чуть не умерла от вожделения и нахлынувшей страсти. Несерьёзно это всё, несерьёзно и глупо! Нужно заканчивать неудачный эксперимент.

Как бы ни так! Если бы всё обстояло настолько просто: захотел – полюбил, передумал – разлюбил: включил – выключил.

Желания и мысли Оленьки рвались одновременно в противоположные стороны, не желали подчиняться рассудку, показывали, кто или что на самом  деле руководит телом.

Оля приводила себе убедительные аргументы, отчаянно спорила с непокорным мозгом, посылающим интригующие сигналы, заставляющие тело поступать больше чем странно: оно требовало нежности, вынуждало действовать вопреки логике, настойчиво и властно толкало на опасную близость.

Нежданные, непредсказуемые, ненужные во вновь открывшихся обстоятельствах романтические чувства наполняли организм безумными переживаниями, толкали к духовному и физическому слиянию, которого нельзя было допустить.

Девушка не заметила, как вновь принялась грезить. Сознание всё ещё пыталось убедить себя не делать глупостей, забыть про соблазнительные фантазии, но сердце уже стучало в висках, заставляя быстрее перекачивать кровь, переполненную гормонами.

Оля всё ещё пыталась сопротивляться,  дискутировала с внутренним собеседником, который молчал, в то время как её вновь сотрясали волны сладострастия.

– Зачем он мне? Умный, сильный, наивный москвич… ну, почти москвич, у родителей  квартира имеется. Всё, никаких реальных достоинств, кроме того, что мужчина. Хочу с ним секса? Кто знает, отчего это желание посещает меня ни с того, ни с сего. Наверно от  свободы и любопытства ошалела.

Думать нужно, серьёзно думать. Со всем этим придётся жить, если пойти на поводу у гормонов.  Да, с инстинктами не поспоришь: вон как разобрало. Отдаться без обязательств готова, практически первому встречному, причём сразу и даром.

Ещё немного и умолять начну, чтобы всё по-взрослому. Сколько раз спала с братом  в обнимку в одной кровати и ничего, совсем ничего подобного не чувствовала, а тут… Наваждение какое-то, психоз, припадок, помешательство.

Оля за своей перегородкой елозила, извивалась от непомерного желания на кровати, чувствуя, как намокают трусики, как набухают и сладко ноют соски, как подступают неминуемые уже конвульсии страсти.

Она переживала, кляла себя за то, что не умеет гасить нахлынувшие эмоции, но почти готова была  улечься под Витькино одеяло.

Несколько чувствительных, взрывающих сознание и тело мгновений, и наступила бурная разрядка. Кажется, она стонала. Или показалось? А ведь это лишь начало, один из первых совместно прожитых дней.

– Нужно купить что-нибудь успокаивающее, реже бывать дома. Или уходить.

Вечер заставил обоих нервничать ещё сильнее. Оба тщетно пытались читать конспекты и учебники, но видели перед собой лишь расплывающиеся пятна.

Разговаривали мало. Оля придиралась к Витьке, использовала в репликах едкий сарказм.

Не сговариваясь, рано выключили свет и улеглись за ширмы. Каждый думал о своём, однако фантазии, эмоции и не до конца осознанные желания у них совпадали в главном: взаимный интерес неудержимо нарастал.

Витька не спал. Было отчётливо слышно, как парень ворочается, шурша одеялом, и вздыхает.

Его видения были менее реалистичны, поскольку всё, что находится у девочек под одеждой, для него являлось загадкой. У Витьки не было сестры, он никогда не влюблялся, почти ничего не читал про любовь.

Взрослая физиология юноши ещё не была разбужена. Он не испытывал серьёзного  физического страдания, непреодолимого желания совокупиться. Всё же эмоционально Витька был серьёзно возбуждён и потревожен неведомыми прежде переживаниями.

Близость Оленьки представлялась юноше манящей, окрыляющей, невыносимо приятной, размыто-туманной реальностью.

Его сердечко трепетало в груди, томилось от неведомых желаний, смысла которых он не способен был постичь и осмыслить. Ясно было одно – причина всех этих переживаний находится в паре метров за тоненькой матерчатой перегородкой.

Витька слышал её прерывистое дыхание, скрип кроватных пружин, неясные, но волнующие звуки, словно девочка стонет во сне.

– Наверно чего-то приснилось. Душно. Может, открыть форточку?

Около месяца ребята ходили полусонные, однако попыток выяснить отношения, признаться в том, что испытывают странно волнующие чувства, сблизиться, не предпринимали, принимая происходящее за искажённое восприятия новых условий жизни.

Витька старательно отводил взгляд и нервничал по пустякам, Оля огрызалась, но завтрак и обед готовила, прибиралась.

Как и договаривались вначале, оба устроились работать. Оля трудилась два-три часа в день, Виктор брал полноценные смены, в основном по ночам. Приходил измотанный, уставший, иногда засыпал с открытым учебником, на лекциях клевал носом.

На Олю юноша смотрел лишь украдкой, старался не тревожить, не раздражать, переживал, когда она начинала нервничать. Считал, что именно он виноват в её возбуждённом  состоянии.

Девушка неизменно готовила ужины и завтраки, с удовольствием наблюдала, как он торопливо закидывает в рот любую стряпню. Ей нравилась Витькина забота, его удивительная щедрость, желание выполнять маленькие женские прихоти.

– А парень-то Витька ничего, хороший. Можно такого полюбить, даже нужно.

К неудобствам совместного проживания потихоньку привыкли, хотя нет-нет, да снова случается некий казус, вызывающий волну непредсказуемого возбуждения. Вчера, например, Витя, внезапно, зашёл на Олину территорию что-то по учёбе спросить, а та нижнее бельё переодеть готовилась, сидела на стуле нагишом, лицом к нему, широко раздвинув ноги…

Его лицо в то мгновение нужно было видеть.

Витька отвернулся, принялся сбивчиво извиняться, говорил, что без предупреждения больше ни ногой, у Оли случилась истерика.

Она опять всю ночь не спала, увлечённо следуя за видениями, где Витьке было позволено всё. Откровенно-бесстыдные ласки не прекращались ни на минуту, дарили блаженство, но его было утомительно много. Хотелось остановиться, поспать.

Принять снотворное Оля не решилась, скоро вставать, идти на лекции. Успокоиться иначе не получалось. Девушка чувствовала нервное напряжение и лихорадочно соображала, что в такой ситуации можно предпринять.

Витька тоже неприкаянно маялся, понимая, что просто жить вместе, не выходит.

У него ещё доставало выдержки, не выходить за рамки дружеских отношений. Другой на его месте не задумываясь о приличиях, деликатности и морали настоял бы на близости или взял подругу силой, а Витька всё ещё пытался играть по правилам, в которых невинность имела неприкосновенный статус.

Оля мечтала, что в Витьке проснётся, наконец, мужчина, ждала его настойчивых действий, надеялась на наркотическое действие тестостерона, но стоило ему приблизиться, как у неё начиналась паника.

Девушка никак не могла определиться, чего хочет на самом деле. Её тяготило раздвоение личности, лихорадочная перемена настроений и избыток желаний, которые утомляли до дрожи в мышцах, тошноты и спазмов в животе.

Оля пыталась принять взвешенное решение. Бесплодный эксперимент, не имеющий видимой цели и логического продолжения, надоел, утомил. Испытывать силу воли, способность месяцами жить в непрекращающемся ни на минуту возбуждении было бессмысленно. Было бы для чего.

Девушка непрерывно беседовала сама с собой, иногда забывалась. Выражала мысли вслух. Нужно было решаться на конкретный исход: или-или.

 В тот день Витя пришёл с работы около одиннадцати часов. Горячий ужин на столе был заботливо накрыт двумя одеялами, чтобы не остыл. Запах чего-то вкусного завис в замкнутом пространстве комнаты.

Оля подождала, пока юноша  разденется. Она отчетливо слышала каждое его движение. Вот он снял ботинки, повесил куртку, надел тапочки…

– Витя, подойди, пожалуйста. Я заболела. Можешь поставить мне горчичники?

– Сейчас, Оленька, только руки вымою. Они у меня совсем холодные.

Через несколько минут он подошёл к ширме, – Можно? Я захожу.

– Угу.

Виктор вошёл. Оленька лежала на кровати полностью раздетая, лицом вниз.

– Ой, извини!

– Ты же горчичники собрался делать, не извиняйся. Больная для врача не женщина, а пациент.

– Можно я тебя накрою?

– Нельзя. Начинай.

– Честно говоря, я не умею.

– А целовать, целовать умеешь? Какой же ты телёнок! Нельзя же так. Обними хотя бы, если помочь не можешь. Видишь же, девушка страдает, мается. По тебе, между прочим, сохну. Скажешь, не знал, не видел? А чего ты вообще замечаешь? Думала, догадаешься, подойдёшь, прижмёшь к сердцу. Ага! Жди. Так и помру девственницей. Ну почему ты такой недогадливый, робкий!

– У тебя, похоже, температура высокая. Наверно воспаление лёгких. Сейчас скорую вызову. Потерпи, Оленька!

Виктор трогал её кожу губами, как обычно это делала мама, проверяя, есть ли жар. Тело действительно горело.

Оленька перевернулась, обхватила Витькину шею руками, принялась расстёгивать пуговицы на его рубашке.

Юноша моментально впал в прострацию, закрыл глаза, перестал дышать.

Подчиняясь гипнозу извне и врождённому инстинкту охотника, Витька неловко прикоснулся к обнажённой груди, которая тут же откликнулась набухшими сосками.

Кожа упругих округлостей обожгла пальцы неведомой энергией, настойчиво требующей исследовать каждый миллиметр обнажённого тела.

Внутри грудной клетки лопнула и разогнулась некая пружина, заставившая немедленно действовать. Юноша схватил Олю в охапку, прижал к себе, начал лихорадочно целовать Бесстыдная нагота требовала реализации задуманного природой процесса, последовательность которого не вызывала сомнений.

Казалось, что Витька всегда знал, как будет происходить близкое знакомство возбуждённых тел.

На какое-то мгновение к нему вернулось сознание. Витька испугался, пытался накрыть Олю одеялом. Её нагота и доступность не были очевидно дозволенным обстоятельством. Она девушка, значит всё, что находится под одеждой, под запретом.

Юноша осознал, что совершает нечто недозволенное, безнравственное по отношению к девственнице, греховное.