Эмигрантка в Стране Вечного Праздника

В тот день преподаватель по имени Мартин решил обучить нас простейшей технике скалолазания, и на помощь ему пришли устроители курсов: Марк с Эрнестом. Некоторое время они по очереди нас страховали, а затем доверили это нам самим. После того, как я несколько раз вскарабкалась по импровизированным горным выступам, благополучно добравшись до самого верха, на мою долю выпала участь страховать Маримар. Первые несколько минут она упорно не желала лезть на тренировочную стену, мотивируя это тем, что я не устраиваю её в качестве страховщицы. «С русской внизу я наверх не полезу! – тыча в меня пальцем, истошно вопила Маримар. – Не хочу, чтобы она меня страховала! Вдруг она отпустит верёвку и нарочно меня уронит!» Переглянувшись между собой, оба шефа принялись её уговаривать: «Чего ты испугалась? Разве можно так нервничать по пустякам?! Какая разница, кто тебя внизу подстрахует?» «Эта русская обязательно меня уронит! Вот увидите! И я переломаю себе все кости!» – не унималась Маримар. Наконец Эрнесту надоела её истеричность, и тогда с упрашивающего тона он перешёл на твёрдый, приказав ей лезть наверх, а я осталась стоять внизу, крепко удерживая страховочную верёвку, на которой она висела. Недовольно запыхтев, Маримар начала карабкаться по стене, неумело цепляясь за выступы и через каждый второй соскальзывая вниз, и всё это время сыпала в мою сторону угрозами: «Слышь, ты, русская, если выпустишь верёвку, я тебе морду расквашу! Ты меня поняла?! Я тебя урою! Я тебя с говном смешаю! Только попробуй меня уронить, эмигрантка сраная!» Я с трудом сдерживалась, чтобы не ответить ей так, как она того заслуживала. Хоть и раньше Маримар отпускала в мой адрес обидные комментарии, однако, до такого откровенного хамства дело ещё не доходило. Немного поразмыслив, я решила, что будет лучше, если ей сделает замечание кто-то из преподавателей. Ведь им, как говорится, сам бог велел принять в происходящем должное педагогическое участие. Не сходя с места, я попыталась установить визуальный контакт с шефами курсов, выразительной мимикой лица ища у них защиты от потока сквернословия, исходящего от Маримар. Но все они разом от меня отвернулись, сделав вид, что не слышат её слов.

Между тем висящая на страховочном канате коллега по курсам не прекращала хамить, а её высказывания и прямые угрозы с каждым разом становились всё более скверными и оскорбительными. Когда стало ясно, что за меня так никто и не вступится, я самостоятельно её оборвала: «Слушай, может, хватит?! Ты чего своим хамством вообще-то добиваешься? И вправду хочешь, чтобы я выпустила из рук верёвку? Смотри у меня: полетишь вниз – быстро себе язык прикусишь!» В ту же секунду на площадке установилась гробовая тишина. Все занятые до этого беседой друг с другом сокурсники разом замолчали и сфокусировали на мне не на шутку встревоженные взгляды. А дальше было вот что. По художественным фильмам всем хорошо известен сюжет, когда доблестная полиция обезоруживает серийного убийцу или грабителя. В ходе этих событий главный герой – опытный полицейский – маленькими шажками приближается к криминальному элементу и утрированно-умиротворённым тоном предлагает ему сдаться в руки правоохранительных органов. Все это время полицейский старается не потерять контакта с бандитом и несколько раз подряд повторяет стандартный набор фраз, заранее заготовленных для подобных случаев: «Поверь, я не хочу тебе сделать ничего плохого. У меня в руках ничего нет, видишь? Я только хочу с тобой поговорить, но для этого ты должен оставить пистолет вот здесь, на земле, прямо перед собой. Положи его, пожалуйста, вниз. Вот та-а-ак… Молодец».

Когда шефы и напарники по курсам услышали о моём намерении выпустить из рук верёвку, то все разом решили, что нужно, пока не поздно, броситься на спасение «несчастной Маримар». При этом роль героя-полицейского взял на себя огромных размеров Марк. Чтобы предупредить «трагический» исход событий, он медленно, почти на цыпочках, направился в мою сторону и заговорил натянуто-приветливым и в то же время заискивающим тоном: «Слушай, ты ведь этого не сделаешь, правда?!» Я откровенно удивилась: «Чего?» «Того, что ты только что сказала. Ты не отпустишь верёвку, правда?» – продолжал выяснение моих намерений Марк, приближаясь ко мне малюсенькими шажками. «Да нет, конечно! – опешила я, не переставляя удивляться тому, как легко и быстро все в это поверили, и для пущей ясности добавила: – Точно также как Маримар вряд ли уроет меня или, как она только что заявила, смешает меня с говном. Но не могла же я на её оскорбления вообще никак не отреагировать!» В это время приблизившийся ко мне вплотную Марк крепко ухватился обеими руками за страховочную верёвку, на которой висела Маримар, и сквозь зубы процедил мне в лицо: «Немедленно отойти в сторону!» В ту же секунду виновница происходящего, до этого молча наблюдавшая за разворачивающимися событиями из положения обезьяны, висящей на лиане, разразилась такими ругательствами в мой адрес, содержания которых описывать здесь я не буду, поскольку считаю, что моя книга предназначена для чтения, а не для вытирания ею заднего места в качестве туалетной бумаги. Впрочем, ещё более отвратительным было то, что стоящие рядом сокурсники решили морально поддержать свою «пострадавшую» коллегу и разом принялись меня оскорблять. Если кому-то интересно узнать, какова была реакция присутствовавших там педагогов на массовое сквернословие, полетевшее со всех сторон в мой адрес, отвечу на этот вопрос – никакой. Марк, Эрнест и Мартин оставили меня на растерзание ревущей толпе. Только минут через пятнадцать разъярённые коллеги по курсам понемногу стали успокаиваться, и занятие возобновилось, но уже без моего участия, поскольку страховать кого бы то ни было мне не доверили.

******

В вопросе нетерпимости по отношению к людям другой национальности достойную конкуренцию Маримар составила слушательница тех же курсов по имени Аделина. Если Маримар походила на пещерную жительницу, каким-то чудом научившуюся воспроизводить у себя на лице аляповатое разноцветье, которое в её представлении было макияжем, то Аделина на её фоне выглядела исключительно образованной и разносторонне развитой девушкой. К тому времени она успела закончить дизайнерское профтехучилище и получить пару дипломов каких-то курсов, организованных биржей труда. Помимо того, что Аделина была толстой и неуклюжей девушкой, ей было свойственно настолько черное чувство юмора и такой набор комплексов, что любого, кто пробовал с ней заговорить, тут же бросало в дрожь, поскольку создавалось ощущение, что она ненавидела весь белый свет, каждый житель которого перед ней в чём-нибудь провинился. Нетрудно было догадаться, что Аделина не пользовалась популярностью у сильного пола, отчего, безусловно, страдала, и, как следствие, открыто недолюбливала симпатичных девушек, к числу которых относились некоторые её коллеги по курсам. Впрочем, за неимением вышеперечисленного или же в качестве компенсации такового, Аделину отличала гипертрофированных размеров гордость за свою принадлежность к тем слоям общества, в которых царил достаток и экономическое процветание. Учитывая её внешние данные, разумеется, ни о каких голубых кровях и речи быть не могло. Зато семейство Аделины, благодаря собственному бизнесу, приносившему неплохие доходы, проживало в красивом каменном доме внушительных размеров, с большим садом и летним бассейном. Все они ездили на автомобилях дорогих марок, на выходных питались в изысканных ресторанах, в отпуск отправлялись на тихоокеанские острова и могли позволить себе многое другое из того, на что у обычного люда не хватило бы денег. Всё это, с точки зрения Аделины, давало ей право поглядывать свысока на рабочую молодёжь, посещавшую те же самые курсы. Никто из них не мог похвастаться таким, как у неё, «купеческим» происхождением. Однажды, проезжая на машине рядом с Аделининым домом, я издали увидела её в окружении близких родственников: отца, матери, бабушки и дедушки – и при этом в глаза мне бросилось, что самый стройный из них весил порядка ста двадцати килограммов. Полагаю, именно это объясняло, почему бассейн около их виллы был заполнен водой менее, чем наполовину.

Теперь сделаю небольшое лирическое отступление на тему того, почему в провинциальных районах Страны Вечного Праздника около половины населения своими телесными формами напоминало гиппопотамов, моржей, тюленей и других животных с подобными габаритами. Как ни странно, виновата в этом была культура, но не в артистическом или интеллектуальном варианте, а так, как обычно её представляет себе население сельской глубинки. Так уж повелось, что, помимо посещения местных ресторанов, никакого другого развлечения у большинства сельских жителей Страны Вечного Праздника не было. Некоторые из них регулярно наедались от пуза, а другие в таком же объёме ещё и напивались. Те, кто побогаче, шли в дорогие рестораны, а те, кто победнее, трапезничали в заведениях рангом пониже. Систематическое переедание не могло не отразиться на телесных пропорциях «культурно» отдыхающего населения, и зачастую можно было видеть прогуливающиеся по селам семейства, в которых все от мала до велика казались беременными на седьмом-восьмом месяце, включая девяностолетних старух и малолетних детей. Выпятив вперёд круглые животы и громко пыхтя, они вышагивали по сельским улицам, двигая мощными бёдрами так, что, глядя на них, невольно вспоминались старинные паровозы.

К слову сказать, таким пониманием культурного времяпрепровождения у сельчан небезуспешно пользовались в своих корыстных целях некоторые политики. Одному из них даже удалось построить на этом многолетнюю политическую карьеру. Раз в год он устраивал для жителей своего региона самые настоящие праздники обжорства. Помощники этого политика отправлялись за город на природу, выбирали большую поляну, устанавливали на ней оборудование для жарки шашлыков и объявляли начало праздника. В назначенный срок туда подъезжало несколько фур, груженных коровьими тушами и бочками с вином, а два десятка поваров там же приступали к разделке мяса, которое резали на куски, нанизывали на шампуры, хорошенько поджаривали над раскалёнными углями и потчевали этим блюдом со стаканами вина всех желающих. Ежегодно на этот праздник приходило такое количество людей, что иногда за бесплатной порцией вина и шашлыка выстраивались длинные очереди. Когда съестные запасы подходили к концу, вышеозначенный политик, принимавший участие в этой народной трапезе, отдавал приказ доставить ещё столько же еды и выпивки, и тогда один за другим к поляне подъезжали грузовые машины, заполненные бочками вина и освежёванными коровьими тушами. Это празднование длилось целые сутки, поэтому количество выпитого и съеденного достигало гигантских масштабов. Шутка ли сказать, но за счёт организации массовых праздников обжорства этот господин приобрёл авторитет самого достойного политика региона и сумел удержаться на своём посту завидное количество лет.

******

Теперь настало время разъяснить, почему я завела речь об Аделине. Для этого уделю пару слов истории её взаимоотношений с эмигрантами. Несколько десятков лет назад родители Аделины узнали о пострадавших от взрыва на Чернобыльской АЭС детях и изъявили желание принимать их у себя дома каждое лето. У них самих была дочь, поэтому выбор подруги для неё остановился тоже на девочке. Сказано – сделано, и, начиная с того времени, ежегодно в начале июля на побывку к родителям Аделины социальные службы стали направлять по девочке Аделининого возраста, поначалу с Украины, а затем из российских детдомов и малообеспеченных семей. Нетрудно предположить, что ни одна из них не обладала крупными телесными формами. Иначе говоря, худенькая российская или украинская девчушка на фоне толстенной европейской подруги выглядела настоящей королевой красоты. Аделину это не на шутку раздражало, и, как следствие, она отрывалась на своей гостье по полной программе. На практике это выглядело так. «Купеческая дочь» уводила иностранную гостью на прогулку и знакомила со своими соседями и друзьями приблизительно так, как показывают подаренного щенка или котёнка. Аделина то дёргала её за подол платья, то разражалась диким хохотом, то крутила пальцем у её виска, а ни слова не говорившая на местном языке и не понимавшая, чего же от неё хотят, девчушка от этого ещё больше смущалась и замыкалась в себе. Этого-то и добивалась её разжиревшая европейская подруга. «Вы только посмотрите на эту забитую! Она небось там, в Сибири, в берлоге живёт и еловые шишки жрёт, ха-ха-ха!», – тыча в неё толстым, как сарделька, пальцем, ухахатывалась Аделина. Вдоволь навеселившись, она отстранялась от девочки, будто знать о ней ничего не хотела, и бедняжке, боявшейся потеряться в незнакомой местности, ничего не оставалось, кроме как следовать за Аделиной по пятам, как какая-нибудь собачонка. В конце концов, надменной «купчихе» и это надоедало, тогда она отводила иностранную гостью домой, а сама возвращалась в компанию сверстников, чтобы ещё раз обсудить с ними поведение «чудноватой дикарки». Что касается Аделининых родителей, то они более чем серьёзно подходили к вопросу питания, не только своего собственного, но и тех, кто оказывался у них в гостях. Чем только они не потчевали свою зарубежную гостью, расставляя перед ней огромное количество всевозможных лакомств, а ту с непривычки после первого же блюда клонило в сон. Когда в рот девочке больше ничего не лезло, довольная этим обстоятельством Аделина радостно уминала за обе щёки всё остальное. «Откуда мне об этом известно?» – спросите вы. Да от самой Аделины. Всё это она рассказала мне вот так просто, даже не по секрету, с нескрываемым удовольствием фашистки, от души поиздевавшейся над десятком российских и украинских ребятишек. Аделину чрезвычайно раздражало поведение этих детей. Как выяснилось, погостившие месяц-другой у неё дома девочки почему-то не изъявляли желания туда возвращаться. Когда родители Аделины пытались локализовать их через социальные службы, то некоторые совсем не отзывались на их обращение, а другие отделывались короткой фразой: «Спасибо, но мне что-то не хочется снова туда ехать». «Ты представляешь, какие свиньи?! – рассказывая это, таращила на меня тёмно-карие глаза Аделина. – Мы их тут кормим, выгуливаем, а они ещё и рожи корчат! Смотрите, какие гордые… Ну и пусть там у вас пухнут с голоду! А я тебе честно скажу. Лично мне все эти русские и украинские молокососы давно уже поперёк горла! Ненавижу я их, не-на-ви-жу! Ведь это надо, какое неблагодарное и омерзительное хамьё!»

А теперь предлагаю взглянуть на эту ситуацию глазами тех самых детей, отправленных на побывку в далёкие европейские дали. Нетрудно себе представить, как себя чувствует человек, а в данном случае – ребёнок с по-детски уязвимой психикой, над которым на не понятном для него языке регулярно потешается такая вот Аделина. Скажите, понравилось бы вам, если бы вас выводили на прогулку, как какую-нибудь собачонку, которая вынуждена бежать по пятам за своей хозяйкой? И что бы вы сказали по поводу культурного содержания семейки, которая прибывшему из другой страны ребенку не сумела предложить ничего, кроме усиленного питания? Будто никаких детских развлечений в европейских странах и в помине нет… И всё же больше всего поражает то, как родители Аделины умудрились не заметить регулярных издевательств своей дочери над гостившими у них девочками из других стран. Или они просто делали вид, что ничего такого не происходит? А самое главное, куда смотрели европейские органы опеки, ежегодно направлявшие в эту семью девочек из далёкого зарубежья?! Неужели квалифицированных психологов, участвовавших в распределении детей на летний отдых, не насторожил тот факт, что ни один ребенок не хочет возвращаться в Аделинино семейство? Вряд ли при таком подходе описанный случай единичен, а это в свою очередь означает, что подобный «отдых» в Европе для многих детей может закончиться глубокой психологической травмой. Факт остаётся фактом: иногда приёмные семьи не испытывают к своим маленьким иностранным гостям ни любви, ни жалости, ни уважения, а желание взять их к себе на время продиктовано лишь откровенным любопытством, с которым посетители зоопарка рассматривают диковинных зверушек. Но ведь дети абсолютно в любом возрасте подобное отношение к себе чувствуют и осознают, что парочка крупнотелых европейцев взяла их на потеху себе и своим невоспитанным и зажравшимся отрокам. Купить тарелкой супа искреннее расположение ребёнка не-воз-мож-но! Понимают ли это работники европейских служб опеки?

******

Между тем, на курсах по подготовке воспитателей для групп продлённого дня после трёх месяцев регулярных занятий, наконец, наступил долгожданный момент получения дипломов. В качестве последнего условия для достижения этой цели необходимо было сдать короткий экзамен и поучаствовать в анонимном тестировании на предмет содержательности прослушанного курса. Вопросы экзамена оказались очень простыми, и все мы быстро написали свои ответы на бумаге. Сразу после этого Марк с Эрнестом положили перед каждым из нас по экземпляру анонимной анкеты и попросили как можно подробнее изложить свою точку зрения о том, что нам больше всего понравилось на курсах и что нет. Нисколько не сомневаясь в искренности их намерений, я приступила к её заполнению, стараясь выразить своё мнение с позиции человека с высшим педагогическим образованием. В своём рассуждении я отталкивалась от конкретных фактов, и в итоге критики получилось больше, чем похвал. Впрочем, все свои замечания я изложила в предельно мягкой форме и в виде пожеланий на будущее, чистосердечно полагая, что сумею убедить устроителей курсов в необходимости преобразования содержательной стороны обучения. Пока я заполняла анонимную анкету, оба шефа пристально за мной наблюдали и о чём-то между собой перешептывались. Как только я поставила точку и перевела взгляд в окно, ко мне быстрым шагом приблизился Эрнест и рывком вытащил из-под моего локтя заполненный анкетный лист. Затем он отошёл к преподавательскому столу и, нисколько не стесняясь того, что всё это происходило у меня на глазах, вперился взглядом в мой листок с записями. Чем дольше Эрнест вчитывался в характеристику своего курса, тем больше багровел лицом и нервно сучил ногами. Закончив чтение, он со всей силы вдарил моей анкетой по столу и бросил в мою сторону ненавидящий и одновременно многообещающий взгляд. Что именно он обещал, я поняла уже на следующий день. Репрессия за правдивое высказывание не заставила себя долго ждать и состояла в том, что на заключительном собрании слушателей курсов диплома мне не выдали, объяснив это некоторым количеством недоработанных мною часов на практических занятиях. Я попыталась возразить, но устроители курсов поспешили меня заверить: «Не волнуйся, мы скоро наберём новую группу учеников, и тогда у тебя появится возможность отработать эти часы вместе с ними. Как только у них в расписании появится практика, мы тебе сразу же позвоним». Но, как вы уже, наверное, догадались, так они мне и не позвонили.

******

Вынуждена признать, что, несмотря на горький жизненный опыт, полученный в Европе, как это ни странно звучит, именно он научил меня бесконфликтности в отношениях с окружающими. Если закрыть глаза на дискриминационные высказывания моих европейских знакомых, в остальном они выглядели вполне нормальными людьми. Хотя назвать наши отношения настоящей дружбой было бы в корне неправильно, однако, жить совершенно изолированной от общества мне всё же не хотелось, как не хотелось оказаться на месте той женщины, о которой расскажу дальше.

Дело было весной в Стране Вечного Праздника, когда на морском побережье стали появляться желающие снять жильё на несколько летних месяцев. Как-то раз служащая агентства по недвижимости повела клиентов на осмотр трёхкомнатной квартиры, которую сама до этого никогда не видела. Незадолго до этого их контора приобрела указанные апартаменты на местном аукционе, и, как только вывесила объявление с предложением об аренде, желающие въехать туда на лето не заставили себя долго ждать. Предупредив клиентов, что, возможно, в квартире будет беспорядок, служащая агентства первой прошла в салон, а минуту спустя всё пятиэтажное здание огласилось её душераздирающим криком. Вообще-то положа руку на сердце было от чего закричать! В центре салона этой квартиры на диване, скрестив на груди обе ручки и уставившись огромными глазницами на незваную гостью, сидела самая настоящая мумия, частично прикрытая истлевшими тряпками. Как выяснилось, до обретения такого внешнего вида она была особой женского пола по имени Марта. К счастью, установить её личность оказалось проще простого, по документам из дамской сумочки, лежавшей там же, на столовой мебели, а чуть позже вызванные на место происшествия полицейские сумели докопаться до остальных деталей её жизни.

После выхода на пенсию Марта решила навсегда покинуть шумную столицу. С этой целью она продала имеющееся там жильё и поселилась на морском побережье, однако, денег на то, чтобы выкупить целиком новую трёхкомнатную квартиру, у неё не хватило. В итоге пенсионерке пришлось обратиться в банк и оформить ипотечный кредит. Мужа и детей у Марты не было, а в столице оставались какие-то двоюродные братья и племянники, отношения с которыми у неё были довольно прохладными, поэтому она не поставила их в известность о своём новом месте жительства. Свежая пенсионерка решила начать новый этап своей жизни, поселившись у самого моря, но, как известно, далеко не всем заветным мечтам и радужным планам суждено сбыться. Именно это, к сожалению, произошло в ее случае. Спустя несколько месяцев после переезда у Марты внезапно остановилось сердце, или по-другому – случился инфаркт. Во время сердечного приступа она присела на диван и с него уже никогда не поднялась, а, поскольку оконная форточка оставалась открытой, её усопшее тело не подверглось гниению, то есть засохло и засолилось под воздействием солнца и морского ветра. Так она просидела целых десять лет. К сожалению, друзей в прибрежном городке Марта завести себе ещё не успела, столичные родственники о ней не вспоминали, а новые соседи решили, что она со своей квартиры куда-то внезапно съехала. Шутка ли сказать, но единственными, кто забил тревогу, оказались банковские работники. Впрочем, не потому, что кто-то из них обеспокоился внезапным исчезновением Марты, а по причине того, что стоимость ипотеки на квартиру стала расти, в то время как пенсионные доходы квартирной владелицы оставались прежними, и в какой-то момент их перестало хватать для оплаты ипотечных взносов. Служащие банка несколько раз оповестили Марту об этом по почте, но, разумеется, не получили от неё никакого ответа. Затем служители закона предприняли попытку выйти на контакт с хозяйкой неоплаченного жилья, и, после того, как на многочисленные вызовы в суд она не отреагировала, ими было принято решение выставить её квартиру на торги, чтобы вырученные от продажи деньги вернуть банку в счёт не выплаченной до конца ипотеки. При этом никто не догадался, что продавать квартиру придётся вместе с её хозяйкой. Польстившись на низкую цену, какое-то агентство по недвижимости выкупило указанное жильё и тут же выставило его для аренды на летний период. А всё остальное вы уже знаете. Встретившись нос к носу с мумифицировавшейся владелицей квартиры, служащая агентства не на шутку испугалась. Оно и понятно. Такую ситуацию ординарной никак не назовёшь!

Наверняка некоторые приготовились дать по этому поводу дельный совет: «Если бы пенсионерка завела себе собаку, то ничего подобного с ней бы не произошло, поскольку оголодавшее животное принялось бы громко лаять, а соседи или прохожие на улице, заподозрив неладное, забили бы тревогу и вовремя обнаружили умирающую от инфаркта женщину». Может быть, а может, и нет. Как говорят в таких случаях: бабушка надвое сказала. Во-первых, пожилые люди обычно заводят себе собак небольшого размера, с уходом за которыми они в состоянии справиться. Однако за пределами квартиры лая такого животного можно и не услышать. Во-вторых, далеко не все домашние любимцы в критических ситуациях ведут себя достойно. К примеру, такую историю рассказал мне знакомый мужчина, долгие годы работавший спасателем в Стране Вечного Праздника. Как-то раз их бригада приехала по вызову граждан, обеспокоенных тем, что соседка преклонного возраста несколько дней подряд не выходит из дома. Взломав дверь, спасатели проникли в её квартиру и там обнаружили пожилую хозяйку, лежащую на полу в полубессознательном состоянии, с глубокими рваными ранами на ногах, а в дальнем углу одной из комнат, сверкая маленькими глазёнками, съёжившись и оскалив зубы, угрожающе рычали две маленькие собачонки. Спасатели попросили соседей поухаживать за этими животными на время госпитализации старушки, а сами срочно доставили парализованную женщину в больницу. К счастью, врачам удалось её спасти. Через несколько дней она окончательно пришла в себя и первым делом попросила медперсонал связаться по телефону со спасателями, которых от души поблагодарила за оказанную ей помощь. Затем пожилая женщина с удивлением посмотрела на свои перевязанные бинтами ноги и попросила объяснить, что с ней произошло. В итоге врачам ничего не оставалось, кроме как рассказать ей правду, от которой у любого стороннего слушателя по коже забегали бы мурашки. Когда у старушки произошло кровоизлияние в мозг, или по-другому, случился инсульт, то ей пришлось несколько суток пролежать на полу своей квартиры в обездвиженном состоянии, а всё это время её собачки хотели кушать. Попытки обеих псин обратить на себя внимание хозяйки, чтобы получить по миске сытной еды, оказались тщетными, а потому вскоре от лая они перешли к конкретным действиям и стали отгрызать от её ног кусочки мяса. Сама старушка на тот момент мало что соображала, к тому же по причине обширной парализации кожная чувствительность у неё была утрачена. Словом, если бы не соседи, вовремя забившие тревогу, то прибывшим к её трупу спасателям пришлось бы стать очевидцами чудовищного зрелища, напоминающего пиршество отвратительных зомби.