Казанский треугольник

Я готов понести заслуженное наказание за то, что принимал участие в реализации овчины, так как догадывался об их происхождении. Но, больше я никаких преступлений не совершал. Маркова я не видел с десятого апреля. Что с ним, если честно, не знаю, но судя по тому, что я здесь услышал, он тоже задержан.

Задав несколько уточняющих вопросов, следователь передал Алмазу протокол допроса. Алмаз прочитал и подписал в местах, указанных следователем. Подобную процедуру совершил и его адвокат. Алмаз встал, и конвой вывел его из кабинета.

«Теперь очередь за Максимом, – подумал Алмаз. – Тогда им ничего не останется, как снять все подозрения в налете на контейнеровоз. Пусть покойный Андрей простит им это».

*****

Максим лежал на своем топчане, когда в камеру ввели его старого знакомого – Фомина. Они встретились, пожали друг другу руки и крепко обнялись. Фомин тут же стал расспрашивать Максима, что тот делал в СИЗО, в какой камере и с кем ночевал. Он не стал ничего скрывать, и рассказал все, что происходило в изоляторе.

– Все ясно, значит, ночевал в карантинной камере. Они не захотели тебя поднять в нормальную. По всей вероятности, боялись, что ты можешь запустить оттуда «маляву» на волю и поэтому решили тебя изолировать, – рассудил Фомин. – Значит, они тебе до сих пор не верят и на это у них, наверное, есть основания. Их не обманешь! Я и сам тебе не верю, вижу, что ты что-то крутишь, но что, пока не пойму.

Он внимательно посмотрел на Максима. Его взгляд был до того пристальный и колючий, что он почувствовал, что тот готов был просверлить его насквозь.

– То, что ты побил ментов машиной, это я допускаю, это возможно. Но за это, мне кажется, отсидел бы ты здесь трое суток самое большее и домой под подписку о невыезде. А, ты сколько сидишь? Чуть ли не месяц! Сначала ты мне рассказывал одну историю, потом другую. Темный ты, Максим, трудно будет тебе дальше жить. Верить надо людям, правда, не всем, – поучал Фомин. – Ты думаешь, мне нужна твоя тайна? Не нужна она мне, у меня своих много, на два полных срока потянут. Я человек с арестантским опытом и реально мог бы тебе помочь, но ты видно не хочешь этого, а я настаивать не буду. Живи парень, как хочешь, это твое личное дело.

Максим сидел на «шконке» и внимательно слушал монолог об арестантском братстве, думая о своем.

– Знаешь, чего я боюсь Фомин? – спросил он. – Я боюсь не тебя, а своего товарища Алмаза. Не знаю, что он говорит там наверху. Понимаешь, это он познакомил меня с парнем. Так, вот этот Андрей и занимался кражами с меховой фабрики. До этого момента, я никогда не видел этого парня. Ну, предложил я ему шить из этих шкур шубы и продавать их. Это лучший вариант, чем толкать эти шкуры. Я ведь этого не скрываю! Да, это моя идея! Я знал, что Андрей готовит налет на машину, может, мне и надо было сообщить в ментовку об этом, но я промолчал. Но, другого я ничего не делал, и больше ничего не знаю. Не знаю, куда Андрей девал эти меха, кто их купил. Там знаешь, какие большие деньги, очень большие и за мое любопытство могли бы просто пришить.

– А, откуда этот Андрей? – спросил Фомин. – Может, я его знаю?

– Все может быть. Фамилия его Баринов. Живет в Адмиралтейской слободе, по-моему, на улице Мало-Московской, рядом с заводом «Сантехприбор». Вообще, он фартовый парень, смелый, решительный. На такое дело пойдет не каждый. У него был трофейный немецкий нож. Он редко ходил без ножа и пистолета. Для него убить человека было все равно, что перейти улицу. Вот я и молчу, потому что жить хочу. Молчу наверху, когда мне предъявляют этот разбой, молчу и в камере. Андрей не простит мне, если я начну что-то говорить. Деньги пилят не только сталь, но и языки ментов. Так, что лучше быть немым, но живым, чем болтливым и мертвым.

Сергей достал из кармана пачку сигарет «Прима», закурил и на время замолчал.

– Фомин, откуда у тебя сигареты? Разве тебя эти дубари не шмонали? – хотел спросить его Максим, но вовремя сдержал себя.

Он внимательно посмотрел на Фомина. Тот был сосредоточен, как никогда ранее. Оснований не верить Максиму у него не было, и он вновь принялся за расспросы:

– Слушай, а ты сам видел друзей Андрея? Сколько их? Двое, трое? Ты думаешь, куда они могли толкнуть эти меха?

– Я несколько раз встречал Андрея с какими-то мужиками, но он мне их никогда не представлял. Друзья они или нет, я не знаю. Я знаю только одно, что у него был какой-то оптовый покупатель, а иначе бы он не пошел на это дело. Я думаю, что меха могли уйти куда-нибудь на Кавказ. Только там, у людей могут быть такие деньги, чтобы они сразу могли рассчитаться. Андрей насколько я его знаю, не из тех, кто в долг живет, и в долг дает. Просто так без денег, он товар не отдал бы. Меха нужно искать там, среди цеховиков, кто занимается шубами. В Казани, наверняка, таких нет, кто бы мог купить меха оптом. Я бы на месте ментов искал их на Кавказе. Зачем он нас звал на дело не понимаю? Думаю, что на тот момент, когда он нам предлагал это дело, людей у него явно не было.

Фомин в душе был безмерно доволен, что наконец-то ему удалось разговорить Маркова. Теперь ему было ясно все.

– Слушай Фомин, может Андрей меха спрятал где-нибудь на улице Кирова? Там ведь дополна сараев и пустых домов? Мы с Алмазом два раза ездили туда с ним и минут по сорок ждали его. Он постоянно обходил эти дворы, что-то искал, рассматривал дома – решил с импровизировать Марков.

«Если Фомин – ментовский стукач, то его рано или поздно спросят об этом оперативники, и тогда все встанет на свои места. Теперь надо только ждать», – подумал Максим.

О том, что тот работает на милицию, он уже не сомневался, но, тем не менее, ему вдруг очень захотелось проверить свою наблюдательность и логику.

***

Утром Максима привели в кабинет следователя. Минут через десять после начала допроса, в кабинет следователя подошел и Абрамов. Ему, было интересно, сумеет ли этот новый следователь развалить Маркова. С утра Виктору доложили весь разговор Маркова с Фоминым, в котором последний рассказал ему об интересующих их преступлениях. Абрамов, по-прежнему, не верил, что Марков и Фазлеев не причастны к разбою и поэтому с нетерпением ждал развязки. Глядя на то, как ведет себя Максим, на его спокойное и надменное лицо, он не мог поверить, что тот готов к диалогу со следователем. Виктор был на сто процентов уверен, что сейчас начнется очередной спектакль. Он по-прежнему не верил в его искренность, и считал его самым опасным преступником из этой группы, так как он был человеком с холодным и расчетливым умом, великолепной логикой и другими достоинствами умных и изворотливых людей.

«Очевидно, ему сейчас проще признаться в менее тяжком преступлении, чем вообще отказываться от всего, что мы здесь ему предъявляли», – подумал Абрамов и вновь стал следить за лицом допрашиваемого.

Виктор не исключал того, что пока Марков и Фазлеев находились в ИВС МВД, их адвокаты скооперировались и выработали единый подход в даче показаний. Он не хотел мешать допросу и не задавал никаких вопросов. Адвокат Маркова – Гуревич Игорь Семенович внимательно следил за процедурой допроса. Иногда он просил подзащитного не отвечать на поставленный следователем вопрос, мотивируя свои требования статьями уголовно-процессуального кодекса.

– Я хотел бы вас ознакомить с показаниями вашего товарища, вы можете их прокомментировать? – спросил следователь и зачитал несколько предложений из допроса Алмаза.

Марков, словно ждал этого момента, он моментально понял, что Алмаз вошел в игру, предложенную адвокатами. Сейчас, наступил и его его черед. Он должен поддержать Алмаза, а иначе, им никто не поверит. Максим сделал удивленное лицо и попросил еще раз зачитать строки из протокола. Следователь вновь зачитал. На лице Максима ничего не читалось, оно было совершенно безучастно.

– Покажите мне его подписи, – попросил он.

Следователь протянул ему последний лист протокола и Максим внимательно изучил подписи лиц, в одной из которых узнал руку своего друга. Наконец, на лице Максима появилось гримаса, которую можно было принять за удивление. Он попросил воды. Следователь выполнил его просьбу. Сделав два глотка, он отодвинул недопитый стакан, и как артист, выдержав паузу, произнес:

– Вы знаете, я ранее не хотел оговаривать своего товарища, так как не хотел говорить за него до тех пор, пока он сам об этом не скажет. Теперь я вижу собственными глазами, что он первый дал эти показания, и я сейчас решил, что он полностью развязал мне руки. Пишите! Алмаза я знаю давно, со школы. Мы учились с ним в параллельных классах. После окончания школы мы неожиданно сдружились. Где-то в конце прошлого года, ко мне домой приехал Алмаз и рассказал историю со шкурами и попросил съездить с ним на встречу с этими ребятами, так как боялся ехать один. На этой встрече он познакомил меня с Бариновым Андреем. Из их разговоров я понял, что Андрей с друзьями занимается кражами с меховой фабрики, у них скопилось большое количество овчинных шкур, и они ищут устойчивый канал сбыта. Я предложил Андрею не продавать шкуры, а продавать уже готовые шубы, так как это намного выгоднее и безопаснее во всех отношениях.

Когда мы лучше узнали друг друга, Баринов стал предлагать нам с Алмазом принять участие в кражах, но мы отказывались. Я в это время познакомился с одной девушкой, закройщицей в ателье мод на улице Горького, и она согласилась шить шубы у себя на дому. О том, что шкуры краденые, она не знала. Мы с Алмазом говорили ей, что покупаем их в Башкирии. Где сейчас Баринов, я не знаю. Последний раз его видел в начале апреля. Почему я пытался скрыться от работников милиции, тоже могу пояснить. О том, что это работники милиции, я не знал, так как думал, что за мной наблюдают друзья Андрея. Баринов в начале апреля предложил нам с Алмазом принять участие в одной акции, при этом обещал очень большие деньги, но мы опять отказались и поэтому я посчитал, что Андрей мог попросить своих друзей или знакомых проследить за нами. Когда мы отказались от участия в этой акции, Андрей предупредил, что подобные вещи он не прощает. И пригрозил, что разберется с нами.

Максим закончил говорить. На какой-то момент в кабинете повисла тишина, стучала лишь одна пишущая машинка следователя.

Переведя взгляд с Максима на следователя, Абрамов, увидел, с каким настроением последний печатает текст – он, просто, светился от гордости, что ему удалось расколоть преступников. Виктор хотел задать несколько вопросов Маркову, но следователь, словно испугавшись этого, запретил ему контактировать с подследственным. Его отказ вызвал у Абрамова настоящую ярость! И чтобы не сорваться, он вышел из его кабинета и направился к себе.

***

Немного успокоившись, Виктор направился к начальнику Управления уголовного розыска, где доложил ему о результатах допросов Маркова и Фазлеева. Одновременно, положил ему на стол письменный доклад агента.

– Видишь, как все хорошо получается! Люди дают показания! Пусть не те, которые бы ты хотел, но дают. Что у нас с тобой получается? Сбыт заведомо краденого! Значит, меха это дело Баринова, а эти оба – сбытчики. Видишь, вот и раскрыли мы кражи с фабрики! Единственное, что нам неизвестно, это лица, с которыми Баринов совершал хищения. Я не исключаю, что это были Максим с Алмазом. Если мы сейчас начнем их долбить, то они могут вообще отказаться от показаний и тогда преступления останутся нераскрытыми. Этого нам с тобой не простят! Ты Виктор, не переживай. Можешь, с ними работать и в местах лишения свободы. Тебе ведь этого никто не запрещал! Они расслабятся, а ты тут, как тут! – закончил начальник.

Показания, полученные в последние дни, давали им повод думать, что организовать подобную группу с надежными каналами сбыта мехов Баринов один не мог. Но кто стоял за ним, они узнать уже не могли. Этот секрет он забрал с собой в могилу.

«Кем был этот Андрей? – думал Виктор. – Простым исполнителем, вором, не больше. Кто был организатором преступной группы, кто мог спрятать эти меха, а самое главное, где?»

Марков, которого Абрамов считал организатором разбойного нападения, и его товарищ Фазлеев, по их показаниям, оказались самыми простыми сбытчиками краденого имущества, решившими погреть руки на легкой добыче. Виктор, по-прежнему, считал Маркова самым опасным членом этой группы и с каждым днем только убеждался в этом. Ему в тот момент казалось, что он стал зрителем хорошо разыгранного спектакля с хорошими артистами, которым удалось внушить им, что задержанные – только второстепенные персонажи. Тогда Абрамов не догадывался, что главным режиссером спектакля была его первая школьная любовь – Светлана. Как ей удалось сплотить вокруг себя этих людей, договориться с ними, сколько денег стоило организовать этот спектакль – Абрамов мог только догадываться. Начальник Управления, да и многие сотрудники были довольны, что им, по крайней мере, удалось получить показания о кражах с предприятия и связать эти преступления.

Они сидели вдвоем в кабинете и рассуждали о проблемах розыска. Виктор высказал свои соображения по этим преступлениям. Начальник слушал его очень внимательно и когда он закончил, согласился с ним.

– Пойми меня правильно. Я не могу бросить все силы на эти преступления. Поверь, убийства более опасны, там жизнь людей, а здесь имущество. Сколько бы оно ни стоило, все равно не стоит жизни и здоровья человека. Ты, наверное, читал последнюю сводку, что в Набережных Челнах почти каждый день воруют «КамАЗы»? Там тоже действует группа, однако они до сих пор не могут выйти на нее. Почему? То ли плохо работают, то ли имеют какой-то свой интерес. Я бы хотел, чтобы ты занялся этим. Я думаю, до конца месяца вы закрепите все показания Маркова и Фазлеева, ну а там – в Челны.

Виктор вышел из кабинета и направился к себе. До конца месяца было еще две недели и, если больше не расширять это дело, то времени вполне достаточно, чтобы закрепить его выходами на места преступлений. Вечером Абрамов связался с начальником уголовного розыска УВД Челнов и попросил его направить материалы, связанные с кражами «КамАЗов». Он обещал прислать ему в течение трех дней.

Часы показывали начало седьмого вечера. Виктор стал собираться на заслушивание по нераскрытым преступлениям, которое проводила прокуратура в Московском РОВД Казани.

***

Сергей Иванович Ермишкин был очень доволен докладом заместителя министра внутренних дел и не скрывал этого. Преступления, которые находились на контроле Обкома партии, были раскрыты. Организатором был некто Баринов Андрей, ранее неоднократно судимый. Он сколотил преступную группу и стал регулярно совершать кражи с меховой фабрики. Работникам МВД удалось найти и вернуть предприятию основную массу похищенной продукции

Ермишкин сидел за столом и в знак согласия кивал. Перед ним лежали три фотографии, на одной из которых был изображен его знакомый Максим, Баринов Андрей и Фазлеев Алмаз.

Он взял со стола фотографию Баринова и стал внимательно изучать лицо. Повернув снимок, он прочел надпись на тыльной стороне – Баринов Андрей. Сознание Ермишкина неожиданно прострелила мысль, что разбойное нападение на его квартиру не было случайным, это мог организовать его знакомый Марков Максим, которого он не раз приглашал к себе в гости. Эта мысль словно гвоздь застряла у него в голове и не давала ему дальше слушать доклад.

«Рассказать ему о разбойном нападении на мою квартиру или нет? – судорожно решал он. – Для чего? Чем он мне поможет? Нет, исключено! Будет множество вопросов, в том числе и что у него пропало».

– Послушайте, а вот Марков Максим случайно не признается в каких-то других преступлениях, в том числе разбойных нападениях на квартиры граждан, кражах из квартир? – с нескрываемой надеждой спросил он заместителя министра.

– Похоже, что за ним больше ничего нет, иначе бы мы знали об этом, – ответил заместитель министра.

Получив отрицательный ответ, Ермишкин на время потерял интерес к фотографиям. Он отпустил заместителя министра и вновь вернулся к своим мыслям. Он никогда не верил в случайности и поэтому все больше склонялся к мысли о том, что налет на квартиру не мог обойтись без участия Маркова.

«Марков и только он один мог навести на его квартиру этого Баринова, а не Татьяна, на которую он раньше грешил. Тогда возникает другой вопрос, откуда он мог знать о ценностях и деньгах в тайнике? Ведь о них не знала даже Светлана. Единственным человеком, которому он рассказал о сбережениях, была Татьяна. Интересно! Знала ли кого из них Татьяна? Это другой вопрос? – снова подумал он, бросив взгляд на фотографии, лежавшие на столе.

Состояние Ермишкина было сродни охотнику, который шел по следу зверя. Он чувствовал, что истина где-то рядом, что он на пороге открытия, которое может перевернуть его жизнь. Ему очень хотелось приоткрыть завесу тайны, но с другой стороны, что это ему давало?

«Нужно тебе все это? – спрашивал он себя. – Ну, узнаешь ты, кто навел на квартиру, а что дальше? Побежишь в милицию? Нет, не побежишь. Тогда для чего тебе эта, правда, которую никому не скажешь?»

Ермишкин снял трубку и пригласил к себе секретаря.

– Принесите мне чашечку кофе, – попросил он ее.

Через минуту перед ним стоял поднос с чашечкой кофе и вазочкой сухого печенья, которое он очень любил. Ермишкин захрустел печеньем, прихлебывая горячим кофе.

«Жизнь удалась! Что тебя заставляет копаться в этом барахле? Что тебе нужно? У тебя все есть! Ну, узнаешь ты это, расстроишься, только и всего. Назад жизнь не отмотаешь, это не кино! Живи и наслаждайся!», – подытожил свои мысли он и, успокоившись, приступил к работе.

– Подготовьте мне к докладу эти документы, – попросил он секретаря и передал папку, в которую вложил справку представленную заместителем министра.

До обеденного перерыва осталось чуть более двадцати минут.

«Есть время немного прогуляться по набережной, – подумал он.

Ермишкин вышел из здания и направился в сторону реки Казанки.

***

Максим был один в камере, он лежал на «шконке», заложив руки за голову, и размышлял.

«Судя по тому, что меня стали меньше дергать угрозыск и следствие, их, по всей вероятности, устроили наши показания. Я бы на их месте поступил так же, лучше синица в руках, чем журавль в небе».

Все прошедшие после его показаний дни, его регулярно вызывали только для того, чтобы процессуально закрепить факты, которые он сообщил ранее. Фомин лежал рядом. Он потерял к Максиму всякий интерес и ждал, когда его отправят обратно в следственный изолятор.

«Да, если бы не Светлана, трудно было бы представить, как могло все закончиться. Обыграла она их вчистую! Что только они не делали, а доказать мою причастность к разбою не удалось! Больше всех психовал Абрамов! Ему особенно хотелось меня засадить и вдруг такой облом» – радовался собственным мыслям Максим.

Неожиданно, как это бывает лишь в тюрьме, открылась дверь, и конвоир выкрикнул фамилию Максима. Его завели в один кабинетов. Там сидели молодой оперативник и следователь.

– Максим, то, о чем мы сейчас с тобой будем говорить, не является допросом. Поэтому мы не будем вести никаких записей, и присутствие твоего адвоката необязательно, – произнес следователь и предложил парню горячего чая.

Он достал из стола и поставил перед Максимом тарелку с пряниками. Марков пил чай и с нескрываемой охотой отвечал на вопросы оперативника.

– Максим, ты говорил, что вы с Алмазом неоднократно ездили на улицу Кирова, где Баринов выходил из машины и изучал дворы, – как бы, между прочим, спросил следователь.

– Прошу меня извинить гражданин следователь, но вы меня с кем-то путаете. Я лично об этом факте нигде и никогда не упоминал. Может, об этом говорил Фазлеев Алмаз, я не знаю, но я не говорил.

Максим сразу вспомнил свой разговор в камере с Фоминым.

«Сука, «барабанщик», – мысленно воскликнул он. – Нельзя доверять никому! И этот сука! А пел-то, авторитет, авторитет! Сука!»

Следователь с оперативником продолжать тему не стали, и беседа потекла в том же благоприятном духе, что и до этого. Но вдруг оперативник опять начал:

– Марков, а ты сможешь показать нам дворы и дома, которые осматривал Баринов?

Максим удивленно посмотрел на него.

«А что, если это им сказал Алмаз? Тогда, почему спрашивают у него, а не у Алмаза? Или они перепроверяют его слова? Нет, Алмаз не мог им сказать! Хочешь, не хочешь, а это показания об их причастности к разбою! Алмаз этого сделать не мог!»

– Я не понимаю, о каких дворах вы спрашиваете? Не понимаю и прошу объяснить, с чем связаны эти вопросы? – спросил Марков оперативника. – Вы меня провоцируете? Я уже неоднократно давал показания, что к налету не имею никакого отношения!

Оперативник сделал удивленное лицо и ничуть не смущаясь, парировал:

– Как, ты не помнишь? Ты сам рассказывал следователю об этом. Следователь тогда не придал особого значения, а нас это очень интересует. И что тебе не ясно в моем вопросе? Если хочешь, могу повторить. Где и у каких домов вы останавливались, и что делал в этих дворах Баринов Андрей? Неужели так сложно понять мой вопрос?

То, о чем спрашивал оперативник, знали лишь два человека, он и Сергей Фомин.

– Знаете, я не буду отвечать на провокационные вопросы. Я житель Казани и хорошо знаю эту улицу с ее дворами и трущобами, но я, к великому вашему огорчению уже давно не был там и не могу сказать ничего конкретного. Прошу вас предоставить мне моего адвоката или я не буду больше говорить! – заявил Максим.

Сильный удар в голову опрокинул его на пол. Оперативник, взглянув на лежащего на полу Максима, погладил свою руку. Максим лежал на полу и, закрыв лицо руками, пытался защищаться. Сначала это ему еще удавалось, но получив сильный удар по печени, он затих. От следующего удара он потерял сознание. Трудно представить, чем закончилось бы избиение, если бы Абрамов не зашел в кабинет.

При виде Виктора сотрудники подняли Маркова с пола и с помощью нашатырного спирта привели в чувство. Марков обвел присутствующих в комнате рассеянным взглядом и остановился на Абрамове.

– Палачи! – тихо сказал Максим. – Не можете работать мозгами, решили поработать кулаками? Пользуетесь тем, что я арестован и не могу вам ответить. Пройдет время и вы, потеряете прикрытие государства. Кем вы будете без своих погон? Вот тогда с вас и спросят за все ваши дела, спросят те, кого вы здесь топтали.

Оперативник вновь шагнул к нему с намерением ударить его, но его остановил голос Абрамова.

– Все вышли! – приказал Виктор. – Что, не понятно? Все вышли из кабинета!

Следователь и оперативники пулей вылетели из кабинета. Он помог Маркову присесть за стол и протянул ему кружку, в которую уже успел налить чай. Максим отставил кружку и дерзко глянул на него.

– Сначала чай, а затем кулаком в морду? Это сегодня уже было! Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката!

Максим посмотрел Абрамову в глаза, но он выдержал его взгляд.

– Ты, знаешь, я просто хотел поговорить с тобой о твоей женщине, то есть о Светлане. Мне интересно кто из вас кого нашел, ты ее или она тебя? Не удивляйся, я ее хорошо знаю, мы вместе учились в одной школе, и я даже дрался за нее в юности. Прошло столько лет, но ее судьба для меня по-прежнему небезразлична.

Марков сидел на стуле. Его глаза смотрели в пол. Он никак не рассчитывал, что здесь будут интересоваться его личной жизнью.

– Я знаю, что у тебя больная мать. Насколько я владею информацией, ближайшие родственники открестились от тебя? Твой родственник Игорь Жданов, что работает у нас в министерстве, написал рапорт, в котором пишет, что никогда не был с тобой в близких отношениях. Удивлен? А, я нет! Каждый выживает, как может! Но, он и по натуре своей, прости меня – крыса. Ладно, с тобой все ясно, а вот в чем виновата твоя мать? Она не учила тебя врать и воровать! То, что ты рассказывал на следствии, чепуха, я это знаю! Не верю тебе, ни на грош! И будь моя воля, я бы добился от тебя всей правды! Но, у меня законом связаны руки, это раз. Руки мне связала и Светлана, это два. Это она организовала шоу адвокатов, когда вы вдруг с Алмазом стали в один голос давать эти лживые показания! Это она через своего бывшего мужа организовала свидания с тобой! Она умная женщина, и если ты выскочишь из этого дела, то ты по гроб обязан ей. Ей и больше никому, слышишь? Завидую тебе, Марков, большой и белой завистью! Ты – вор и вдруг стал ее путеводной звездой! Об одном тебя прошу, береги ее. Без нее ты ничего в этой жизни не стоишь! Ты просто ноль без палочки!

Марков сидел и молчал. Молчал только оттого, что не знал, что ответить. Все, что говорил этот мент, было правдой. Кто он в этой жизни? Никто! Кроме того, что воровать он больше ничего делать не умеет. Рано или поздно он все равно бы попался. Правильно говорит начальник, если бы не Светлана, сидеть бы ему пятнадцать лет, это точно.

Ревность вдруг жаром охватила Максима. Похоже, что он до сих пор любит ее, хотя и пытается это скрыть. Наверное, начальник прав, если бы не она, то он бы стер его в порошок, и доказал все его преступления.