В объятиях XX-го века. Воспоминания

Крупные реорганизации в институте начались уже давно, но в 2012 году стали закрываться многие лаборатории, в том числе и генетические. В общем, пришли совсем другие, новые времена. Надо сказать, что я начала свою работу по генетике актиномицетов и актинофагов почти у истоков развития этой области знаний и теперь оказалась свидетелем почти полного окончания золотой эры этих исследований.

Слишком дорого обходятся поиски биологически активных веществ, образуемых природными изолятами. Практически все крупные американские фармацевтические компании закрыли отделы по поиску и изучению биологически активных природных соединений и необдуманно освободились от больших коллекций микроорганизмов, которые собирались в течение долгих десятилетий. Упомяну только, хотя я внимательно уже и не слежу за этой ветвью научной литературы, о попытках заставить заговорить молчащие кластеры генов, которые в значительном количестве содержатся в хромосомах актиномицетов. Вот и выбрасывай после этого институтские коллекции природных изолятов! Правда, используемые продуценты какого-то антибиотика тоже содержат молчащие кластеры биосинтеза других антибиотиков. В этом мы убедились на собственном опыте, работая с продуцентом рапамицина уже в Америке.

Попробую сейчас, если получится, вернуться к более последовательному, по годам, описанию нашей жизни. Отмечу только, что в отпуск летом 1985 года никуда не ездили, лишь провели неделю на даче у Дьяковых под Москвой. В магазине при соседней фабрике уже ничего не было, в деревне, где стоял их дом, у жителей не могли купить не только молока, но даже и картошки. Все шло на пропитание семей и никаких излишков на продажу не оставалось.

Глава 22

Бурное развитие микробной генетики за рубежом

80-ые годы, несмотря ни на что, были годами активных международных научных контактов и очень напряженной, и, как мне представляется, результативной работы сотрудников нашей лаборатории в области генетики актиномицетов и актинофагов уже с элементами селекции, а также, по мере возможностей, с использованием в применении к этим объектам методов генной инженерии.

В июне 1982 года в г. Киото (Япония) состоялся Международный симпозиум по генетике промышленных микроорганизмов (GIM82). С. И. Алиханян с начала организации этих симпозиумов в 1970 году был постоянным членом Международного комитета по генетике промышленных микроорганизмов (GIMIC), который направлял работу этих симпозиумов. В разные годы в его состав входили известные ученые в этой области исследований. Ученые, которые по каким-либо причинам уже не могли участвовать в работе комитета, имели право предложить вместо себя другую кандидатуру, которая должна была быть утверждена действующими членами комитета. Я была приглашенным докладчиком на этом симпозиуме. В состав нашей делегации входили Владимир Георгиевич Дебабов, директор нашего института, Сергей Михайлович Навашин, директор института антибиотиков, и его заместитель Э. В. Барташевич, Александр Михайлович Боронин, уже тогда, по-моему, директор Пущиновского института биохимии и физиологии микроорганизмов. Сос Исаакович Алиханян по состоянию здоровья уже не мог поехать на этот симпозиум. В письме, адресованном GIMIC комитету, он предложил рассмотреть в качестве члена этого комитета мою кандидатуру. На заседании комитета (GIMIC) в начале работы симпозиума в комитет были кооптированы восемь новых членов. От нашей страны в него были включены А. М. Боронин и я. Я, практически, хорошо знала всех членов комитета как ученых, внесших значительные вклады в генетику промышленных микрорганизмов. Для большинства из них это было признание их научных заслуг. О своей роли я не задумывалась, а просто всегда работала, и это не рисовка, а чистая правда. Я была членом комитета (GIMIC) с 1982 года до начала 1990-х. Потом для меня наступили новые времена, и больше в работе этих симпозиумов я участия не принимала. Таким образом, за мою научную карьеру я участвовала в работе GIM74 (Англия), GIM82 (Япония) и GIM86 (Югославия) в качестве приглашенного докладчика. Мои доклады как приглашенного докладчика были также опубликованы в трудах GIM70 (Чехословакия) и GIM78 (США), на которых я по разным причинам не присутствовала. Вот уже 43 года проходят симпозиумы по генетике промышленных микроорганизмов (GIM), но я теперь не слежу за их работой.

Из Москвы на симпозиум GIM82 прилетели в Токио беспосадочным рейсом за 12 часов. Как же изменился Токио с 1968 года! Ни ветхих построек в центре города, ни женщин в кимоно на улицах, ни маленьких палаток с сувенирами, ни торжественных религиозных шествий. Нас встретил представитель одной из японских фармацевтических фирм, с которой имел тесные контакта С. М. Навашин. Вот уж мы напробовались очень вкусных гигантских креветок с жареной картошкой, которые очень любил Сергей Михайлович. Разговорились. Наш гид упомянул, что он никогда не уходит в отпуск, т. к. боится перепоручить свою работу кому-то другому во время своего отсутствия.

Мы с Лёней дружили со многими японскими коллегами, когда работали в Америке. И сейчас с некоторыми продолжаем переписываться. Конечно, у нас с ними были только дружественные и научные контакты и мы не спрашивали у них, как изменилась Япония за последние десятилетия. Но впечатления у меня остались, что теперешнее поколение японцев другое, более раскованное, да и удивляться тут совершенно нечему. В общем, как-то так получалось, что и мы много пользовались советами наших молодых японских коллег при работе в Америке и мы им тоже помогали осваивать актиномицеты и актинофаги и генетические методы работы с ними. Интересным для меня было то, что я видела, конечно, мельком – ту Японию, когда мои японские коллеги еще не родились или были совсем маленькими детьми.

В. Киото из Токио ехали на поезде, который шел с такой скоростью, что рассмотреть окружающий ландшафт не удавалось, кружилась голова. В первый же день встретились с Д. Хопвудом и Джимом Шапиро, который тоже в 1982 году стал членом GIMIC. Зашли перекусить. Я все время расстраивалась, что не могла активно участвовать в быстром разговоре. Потом с Джимом поговорили о транспозонах, в изучении которых он в то время лидировал, а наши данные указывали на присутствие у варианта фага phiC31 чужеродной вставочной последовательности. И я, конечно, сразу почувствовала, насколько он более эрудирован в этой проблеме, чем я. К тому же он подарил мне пластинку с произведениями Малера. Он им очень увлекался и удивился, что я не слышала его произведений. На следующий день я сделала свой доклад, было много вопросов, оттиск этого доклада, опубликованного в трудах симпозиума, у меня сохранился.

Мой доклад «Genetic approaches to the development of phage cloning vectors in Streptomyces» (Генетические подходы к конструированию фаговых векторов для клонирования у актиномицетов), опубликованный в трудах GIM82 (Proceedings of the IV-th International Symposium on genetics of industrial Microorganisms, 1982) в соавторстве с И. А. Сладковой, О. А. Клочковой, А. В. Ореховым, Т. А. Чиненовой и Н. М. Мкртумян подводил (повторюсь) итоги наших предыдущих исследований актинофага phiC31, содержал подробные данные по корреляции генетической, физической и рестрикционной карт ДНК этого актинофага. С помощью многочисленных делеционных мутантов фага была идентифицирована большая, размером 7,5 кв, несущественная для литического развития область ДНК актинофага. Это позволяло включать в эту область фрагменты чужеродной ДНК, например, ДНК актиномицетов, то есть использовать фаг в качестве переносчика генов актиномицетов или других микроорганизмов. В этой же области, как уже упоминалось, нами был идентифицирован ген, ответственный за синтез фермента интегразы, обеспечивающего встраивание генома актинофага phiC31 в хромосому актиномицета. Как и в случае с самим фагом phiC31, генно-инженерные опыты с геном интегразы начались только спустя десять лет после его идентификации в наших работах. Создание плазмидных векторов, несущих изолированный фаговый ген интегразы, – очень важный этап в генной инженерии актиномицетов. Я думаю, что мы и сами могли бы раньше подсуетиться с переносом гена интегразы на актиномицетную плазмиду.

Наверное, это подсознательно тормозилось низким уровнем освоения нами методов генной инженерии. А может быть, мы просто в то время не сообразили это сделать. Единственное, что успокаивало, это то, что мы были такие несообразительные в хорошей компании с Китом Четером, а ученым из компании Илай-Лили потребовалось значительное время (те же заколдованные 10 лет), чтобы начать и осуществить эту работу. Сейчас уже в течение многих лет стало совершенно очевидным, что ген интегразы фага phiC31 играет уникальную роль не только в генной инженерии актиномицетов, но и генной инженерии других микробных, растительных и животных объектов. Начало изучению уникальных свойств интегразы фага phiC31 положили многолетние пионерские работы Маргарет Смит и сотрудников её лаборатории.

Вернусь к содержанию нашего доклада, опубликованного в трудах GIM82. В докладе также подводились первые итоги работ по обнаружению и функционированию в геноме фага phiC43, родственного фагу phiC31, мобильной чужеродной последовательности, которая внедрилась в геном фага из хромосомы актиномицета.

Впоследствии было показано, что эта последовательность содержится в хромосоме актиномицета, из которого был изолирован фаг phiC43 в количестве 5-ти копий. По одной копии ее содержали и модельные штаммы S.coelicolor A3(2) и S.lividans 66.

Симпозиум очень интенсивно работал четыре дня. В последний день был устроен банкет для членов комитета GIMIC. Вот тут уже все было в традиционном японском стиле. Сидели за низкими столиками, подавали бесчисленную очень вкусную еду японки в кимоно. Киото почти не видели, а из Токио сразу улетели в Москву.

В 1983 году я в последний раз участвовала в работе Международного Генетического конгресса, который состоялся в Дели. А всего на протяжении 15 лет подряд я была участницей Генетических конгрессов в Японии (1968 г.), США (1973 г.), в Москве (1978 г.) и в столице Индии Дели (1983 г.). От нашего института на Генетический Конгресс в Индию послали нас вдвоем с Нелли Исааковной Ждановой. Мы с ней и ее мужем Виктором Григорьевичем Ждановым работали в одном институте и часто общались. Оба они заведовали лабораториями в нашем институте, были выдающимися селекционерами и снабжали микробиологическую промышленность страны высокопродуктивными штаммами микроорганизмов – продуцентов биологически активных веществ. Как я уже упоминала, даже за несколько дней, проведенных в тесном общении, узнаешь человека лучше, чем за годы знакомства. В данном случае надо было немного подстроиться друг к другу. В первый же день состоялся торжественный ужин. Когда проглотили первый кусочек еды, рот как будто стал объят пламенем от большого количества перца и никакая вода не снимала этого состояния. Решили попробовать очень аппетитные на вид вегетарианские блюда, которых было очень много, но они оказались еще более острыми. Так что мы ушли с этого ужина голодными. Пришлось несколько дней довольствоваться московскими плавленными сырками с крекерами. Воду пили и чистили зубы только из запечатанных бутылок. Водопроводную воду в рот брать не полагалось. Жили мы в современном большом отеле. Там же проходили и заседания конгресса.

Мой доклад в соавторстве с Т. Воейковой, А. Ореховым, и О. Клочковой, в основном, был посвящен анализу и получению гибридов между штаммами S.coelicolor A(3)2 и S. lividans 66 с целью получить оптимальный реципиентный штамм для молекулярного клонирования, совмещающий способность к эффективной трансформации и трансфекции плазмидной и фаговой ДНК штамма S. lividans 66 и имеющий удобные генетические маркеры от штамма S.coelicolor A(3)2. Но впоследствии мы этот штамм не использовали. Просто как-то не пришлось.

Комнаты обслуживающего персонала отеля выглядели неопрятно. Из наших окон виден был длинный высокий забор, с утра вдоль него выстраивались мужчины, чтобы прямо на улице справить малую нужду. Продолжительные периоды года в воздухе города носились инфекции, и никто не был от них застрахован. Рикши, по-моему, передвигались на мотоциклах, а может быть, на велосипедах с прикрепленными к ним экипажами для двух пассажиров. Мы как-то избегали этого вида транспорта и ходили пешком.

Торговцы раскладывали свой товар прямо на тротуарах, публика ела и отдыхала там же. В ювелирных магазинах было очень много красивых, сделанных с большим вкусом ювелирных украшений. Правда, мне было совершенно непонятно, настоящие ли они или поддельные. После долгих размышлений (с проблемой выбора у меня всегда проблемы) я все-таки купила себе небольшое кольцо с изумрудом. Хотела оценить его в Москве, но как-то так и не решилась. Так и ношу его иногда с удовольствием. Еще в последний момент купила себе платье шелковое, зеленое, оригинального фасона. Оно служит мне вот уже ровно 30 лет. Лёня его очень любил, хотя мне оно поднадоело. В середине конгресса нас опять пригласили на ужин. Вся еда была очень соблазнительной, особенно высокие красивые торты. Ужин мне обошелся дорого. На следующий день нас повезли на экскурсию, чтобы посмотреть одно из семи чудес света Тадж Махал. Что со мной творилось! По дороге ни одного туалета. Наконец, на одной из остановок ворвалась в туалет со строгой надписью: Только по малой нужде! Но тут уж было не до надписей.

Поехали дальше. Вдоль всей дороги до конца нашего пути стояли какие-то подобия жилищ с нарами, открытые со всех сторон и только с ветхими крышами над головами, и в них ютились семьи с детьми. Это было тяжелое и незабываемое впечатление. Я удивилась, что не почувствовала такой драматической реакции со стороны своих коллег, англичан. Это все-таки была их бывшая колония.

Наконец, подъехали к пункту назначения. Мавзолей-мечеть Тадж Махал был построен потомком Тамерлана императором Джаханом в память умершей от последних родов любимой жены. Сейчас в интернете есть подробнейшие описания этого Мавзолея, прекрасные фотографии и видеосъемки даже с самолета. Вид Тадж Махала превзошел все наши ожидания. К нему вела широкая аллея парка, которая почти от главных ворот при входе в парк переходила в широкий канал с фонтанами. С аллеи сразу открывался божественный вид на Мавзолей на фоне ослепительно синего неба. Дворец как-будто парил в небе. В общем, это зрелище запоминается на всю жизнь. Когда мы подошли ближе, фонтаны не работали, и можно было любоваться точной копией дворца – его отражением в прозрачных водах канала. Мавзолей весь как-будто светился, так как был построен из совершенно особого сорта мрамора, меняющего цвет в разное время суток и при разной погоде. Когда мы вошли внутрь, то увидели, что все стены дворца инкрустированы разнообразными полудрагоценными камнями. С тыльной стороны дворца внизу текла полноводная река Джамна, по которой плыл плот с покойником. Вернулись в Дели потрясенные увиденным. Конечно, остальные бесчисленные красоты Индии нам были не доступны. Но мы вполне довольствовались увиденным. На конгрессе часто общались с Дэвидом и Джойс Хопвудами. Они жили в другом отеле, и мы как-то раз поужинали вместе почти по-европейски.

Проходя мимо доски с объявлениями в фойе конгресса, я заметила записку с моим именем с просьбой встретиться. При встрече я увидела перед собой китайца – участника конгресса. К сожалению, теперь я не помню ни его имени, ни фамилии. Мы с ним быстро выяснили на моем родном русском языке, что я – дочь Эммы Григорьевны Ломовской, у которой он учился в 50-х годах несколько лет в Московском университете и даже делал у нее дипломную работу. Он прекрасно говорил по-русски, хотя покинул Россию, наверное, больше тридцати лет тому назад. Тяжелые годы репрессий в Китае ему удалось пережить, так как он уехал в очень отдаленный от центра район. Работал там над выведением новых сортов риса, которые уже в то время широко использовались и давали высокие урожаи.

Он стал видным ученым, профессором. Мою маму он вспоминал с уважением и любовью, передал ей письмо и сувениры. Когда я вернулась в Москву, мама сказала, что это был ее лучший ученик за все годы ее педагогической деятельности, и она была несказанно рада, что он жив, что помнит ее и что она получила от него такую теплую весточку.

Оставалось два дня до окончания конгресса. И вдруг ко мне подошел незнакомый участник конгресса и сказал, что Дэвид и Джойс по пути в какой-то крупный научный центр на легковой машине попали в ужасную автомобильную катастрофу. Больше всех пострадала Джойс, которая после этого инцидента долгое время находилась в Дели в Британском госпитале. Дэвид отделался переломами. Я послала им свои соболезнования с надеждой на их скорое выздоровление. В последний день конгресса перед его участниками с большим, почти профессиональным докладом-приветствием выступила премьер министр Индии Индира Ганди. Кто мог предположить, что через короткое время она станет жертвой убийцы. Улетали мы в Москву на следующий день вечером. С борта самолета, когда он взлетел, видны были бесконечные костры на улицах Дели, у которых ночевали и грелись бездомные в уже холодные сентябрьские ночи.

Наша дочка Оля в 1983 году завершила учебу в МГУ на кафедре молекулярной биологии. Молодые специалисты, окончившие эту кафедру, получали прекрасное образование и высоко ценились, как потом выяснилось, за рубежом. После окончания Университета Оля поступила в аспирантуру в лабораторию Романа Бениаминовича Хейсина в Институт молекулярной генетики АН СССР и была его последней аспиранткой, проводила на работе массу времени. Женщины, сотрудники лаборатории Романа Бениаминовича, по-моему, сокрушались, что по характеру Оля не похожа на свою маму.

Роман Бениаминович безвременно, в 63 года, скончался летом все того же 1985 года, унесшего жизни стольких близких или тесно связанных с нашей жизнью людей.

Наша внучка Анечка все первые классы ездила в школу на метро, пристраиваясь к какой-нибудь тёте. Я не помню, знали ли мы о том, что родители не провожали её в школу.

В 1984 году совершенно неожиданно, я получила приглашение от Виктора Николаевича Крылова, заведующего лабораторией бактериофагов в нашем институте, сделать доклад на секции бактериофагов на Вирусологическом конгрессе в г. Синдае, Япония.

В. Н. Крылову был предложен пост председателя этой секции с привилегией составить ее программу, и он включил в программу мой доклад по генетике и молекулярной биологии актинофагов. Я всегда относилась с большим уважением к научным достижениям Виктора Николаевича и особенно к тому, сколько новых феноменов ему и его сотрудникам удавалось открыть в области, в которой трудилось так много выдающихся бактериофагистов. С ним лично у меня не было тесного научного общения, но работали мы значительную часть нашей жизни в одних и тех же научных учреждениях. Я была польщена его выбором, т. к. давно известно, как трудно быть пророком в своем отечестве.

Как представляется, г. Синдай был выбран для проведения в нем Вирусологического конгресса в честь названия именем этого города вируса, изолированного в 1952 г. японским вирусологом Н. Курога. В. Японию мы летели втроем: академик Виктор Михайлович Жданов, директор Института вирусологии АМН СССР, Виктор Николаевич Крылов и я. Первый раз за рубежом у меня оказалось много свободного времени. Работа секции закончилась в первые дни, и я посещала только общие обзорные доклады по животным и растительным вирусам. Город на берегу океана был очень живописным, правда, расположенном в дождливом и влажном районе Японии.

Такого оригинального, но такого трудоёмкого спопоба ходить сухим целый день под дождем я еще не встречала. Весь центр, а может быть и значительную часть города покрывала стеклянная крыша.

На нашей секции было много докладов по вирусам сбраживающих микроорганизмов, вообще направленность секции была прикладная. Докладчики приехали из многих стран. У меня даже сохранилась фотография всех докладчиков нашей секции, но фамилий я вспомнить не могу. В честь окончания секции нас пригласили в ресторан, где стол был уставлен разнообразными блюдами, приготовленными из сырой рыбы. В этот день почти ничего попробовать не удалось, хотя есть очень хотелось, но потом нам привил вкус к сырой рыбе сотрудник советского посольства, который по долгу службы сопровождал нашего академика Виктора Михайловича Жданова. Он же и упомянул, что сырая рыба составляет значительную часть рациона сотрудников советского посольства.

Послушать мой доклад пришла Джейн Вестфелинг – американский генетик актиномицетов, с которой мы познакомились во время моего визита в лабораторию Д. Хопвуда в 1980 году. Ей мой доклад понравился. Она тогда еще не работала с актинофагами, и ей было интересно узнать сразу всю сумму данных, полученных за последние годы в нашей лаборатории по изучению актинофага phiC31. Джейн была красивая, очень коммуникабельная, она недавно вышла замуж и приехала на конгресс с мужем. Пара очень хорошо смотрелась. В тот же вечер они пригласили меня в ресторан вместе с Ральфом Кёрби, тоже нашим коллегой-актиномицетчиком. В то время он работал в Кейптауне в Южно-африканской республике. В. Синдае он глотнул настоящей японской экзотики, поселившись в отеле, который снимали японцы. К тому же это было и дешевле. В ресторане мы сидели на подушках за очень низким столом, а в соседнем зале японцы сидели за обычными столами. Это, конечно, удобнее. Ели здоровую пищу, обмакивая на очень короткое время тонкие куски сырого мяса и овощей в чан с кипящей водой. На следующий день улетали в Токио. Оба Виктора с удовольствием переложили на меня все переговоры о нашем дальнейшем пребывании в Токио. По прибытии нашего такси к отелю его очень долго осматривали на предмет наличия в нем бомбы.

Организаторы конгресса не поскупились на деньги для докладчиков, и я купила двухкассетный магнитофон очень хорошего качества. Тогда в Москве все пользовались кассетами, о дисках еще и не помышляли, хотя вскоре они появились неожиданно быстро. Магнитофон честно служил нам и нашим знакомым, любителям качественных записей. Не исключено, что там было и место для прослушивания дисков.

В конце лета 1985 года я участвовала в симпозиуме по биологии актиномицетов (ISBA) состоявшемся в Венгрии. О своей юбилейной дате (50-летии) по секрету сказала только Киту Четеру. Конечно, я свой доклад подготовила, но когда мы обсудили наши и его данные, то решили сделать один доклад на двоих и его, конечно, сделал Кит Четер. После доклада ко мне подошла одна участница симпозиума и поинтересовалась, как это мы, работая в разных странах, можем так координировать наши исследования.

В последний день симпозиума всех актиномицетных генетиков пригласил к себе Ш. Биро, который какое-то время был на стажировке в отделе Д. Хопвуда, а недавно продолжительное время работал в лаборатории Ричарда Хатчинсона в Виснонсинском университете. Я ему завидовала белой завистью, потому что он, работая в Америке, освоил метод определения нуклеотидных последовательностей актиномицетных генов и очень этим гордился.

Международный симпозиум по генетике промышленных микроорганизмов, Киото, Япония, июнь 1982 г. Слева направо сидят Н. Д. Ломовская, В. Г. Дебабов и С. М. Навашин. Все довольны.

Торжественный приём по случаю избрания новых членов в орг. Комитет Международного Симпозиума по генетике промышленных микроорганизмов, 1982 год. Слева Хильда Шремп, ФРГ, справа Наташа Ломовская, СССР. Фамилию мужчины в центре вспомнить не могу.

Международный вирусологический конгресс, секция бактериофагов, докладчики на секции. Во главе секции В. Н. Крылов, пятый справа. Крайняя справа Н. Д. Ломовская.

Академик Медицинской Академии Наук СССР. Жданов, профессора Н. Д. Ломовская и В. Н. Крылов. Справа сотрудник Советского посольства, который научил нас есть сырую рыбу. Всё Советское посольство увлекалось этой полезной едой. Академиков полагалось сопровождать сотрудниками посольства.

Глава 23

Ох, уж эта вторая половина 80-х! Дома и на работе

По возвращении из Венгрии отметили дома мое 50-летие сначала с друзьями, а потом пригласили к нам домой сотрудников моей лаборатории. Они подарили красивый батик, который до сих пор на протяжении стольких лет и перемещений еще висит у нас дома, но уже в Америке. В это время в СССР уже началась вовсю антиалкогольная компания. Гости что-то пили, но совсем немного. Позже пришел муж Норы Мкртумян Мурад с бутылкой коньяка и устыдил нас всех. Как мне говорили мои сотрудники, в каждой лаборатории института обязательно имелся осведомитель, но я до сих пор так и не знаю, кто же это был. Не помню также, кто мне рассказал, что и кабинет директора нашего института тоже всегда прослушивался. Сидя вместе в моём кабинете на работе мы с Норой Мкртумян уже давно привыкли обсуждать мировые проблемы вне его стен. В общем, уже в середине 80-х, когда казалось, что наступает время перемен, большинство жителей нашей страны продолжали, как и прежде, как овцы, послушно выполнять решения властей. Так в это время была выкорчевана по указке сверху виноградная лоза ценнейших сортов крымских вин, вино вообще исчезло с прилавков магазинов, за водкой выстраивались гигантские очереди, пока на нее не ввели талоны. О жизни по талонам чуть попозже. Вообще постепенно из магазинов все стало исчезать, начался период товарообмена. Т. к. у нас в руках никакого товара не было, то мы раньше других стали ощущать наступающий дефицит, несмотря на высокие зарплаты, которые мы еще продолжали получать. Мы с Лёней нарисовали кривую, которая должна была указать, когда же исчезнут все продукты из магазинов. Вышло все точно по этой кривой. А власть провозглашала необходимость построения социализма с человеческим лицом.