
Полная версия
Kорпорация «АйДи»
– Эпично, – хмыкнув, сказал ждавший меня у двери Гаврик, когда я вышел из кавказской примерочной.
Также взяв под руку, он повел меня к противоположной двери. В этот раз Гаврик зашел в помещение вместе со мной. Вход вел в довольно просторный зал, в центре которого размещался весьма странный стол. Он походил то ли на ацтекскую пирамиду, то ли на зиккурат с наклонными стенами, к вершине которого вела широкая каменная лестница. По обе стороны подъема размещались небольшие ложементы. Всего их было 13 – шесть с левой и семь с правой стороны. На каждой площадке был установлен черный массивный стул с высокой спинкой. Все они, за исключением одного, были заняты крупными фигурами в четных доспехах. На вершине конструкции, в месте, где заканчивались ступеньки, был установлен огромный трон, сделанный из человеческих костей и черепов, за которым кто-то сидел. Непосредственно перед началом ступеней странной лестницы был установлен низкий пуфик из бардового бархата. На потолке на цепях висели мощные кованые люстры, напоминающие примитивные первобытные колеса со спицами. На каждой люстре было сделано по 13 подсвечников, из которых торчали горящие желтым светом свечки. Дополнительным источником света выступали готические витражи из цветного стекла, расположенные по обе стороны от стола. На витражах были изображены персонажи из популярных американских мультфильмов – губка Боб, морская звезда Патрик, Рик в образе огурчика из сериала Рик и Морти, Симпсоны, Гриффины и прочие продукты детского, инфантильного и латентного потребления. Приблизившись к началу ступеней, я смог рассмотреть рыцаря, сидевшего на троне в вершине зиккурата. Он был облачен в черные доспехи, которые были полностью покрыты золотыми символами, напоминающими то ли арабскую вязь, то ли эльфийскую квенью из толкиеновского фантазиариума. Шлем рыцаря был золотым и напоминал бургиньот, козырек и наподбородник которого были выполнены в виде козлиной морды. Из макушки головного убора торчали мощные развернутые по разные стороны козлиные рога. Сидевший на троне рыцарь встал и стал величественно спускаться вниз по центральному ходу. Каждый его шаг сопровождался тяжелым и звонким ударом металлических башмаков о каменные ступени стола. При его приближении со своих стульев поднимались архары в черных латах и приклоняли бараньи головы. Когда ему оставалось до меня все несколько ступеней, я встал на колено, вытянул руку в римском приветствии, но с сжатой в кулак ладонью, и выкрикнул: – Все сгорит в огне потребления.
– Сергей Александрович, не переигрывайте, – приблизившись ко мне в плотную, сказал рыцарь голосом Ивана Ухгада.
Я опустил руку и хотел подняться, но Степан Гаврик придержал меня. Рыцарь в козлином шлеме вынул романский меч из ножен и занес его для удара по моей макушке. Я почему-то подумал о жертвоприношении и немного отодвинул голову назад. Иван сдвинул оружие в сторону и рассмеялся: – дать бы саечку за испуг. Вслед за ним заблеяли и остальные архары. Затем он поднял козырек своего шлема, опустил наподбородник и посмотрел на меня очень внимательно и, как мне показалось, злобно. Глаза его отдавали красным отливом. Он медленно дотронулся клинком своего меча до моей головы, правой руки и сердца, произнося при этом слова: – Не верь, не жалей, не прощай.
После этого он поднял меч над своей головой и сказал так громко, что его голос гулом разнесло по залу: – Встань, архар, рыцарь ночи и лунного света.
После это все рыцари, вздернув над головами свои мечи, топоры и прочее средневековое оружие, выкрикнули: – Приветствуем вновь обреченного архара.
Момент действительно был крайне торжественный и величественный, и я испытал примерно такие же чувства, даже более сильные, как в момент, когда мне в университете в торжественной обстановке вручили диплом специалиста по запудриванию мозгов. Но его испортил Гаврик, который подбежал к Ивану и сунул ему в руку смартфон. Ухгад обнял меня, сделал снимок и вновь передал телефон канцлеру.
– Ждем лайки и репосты, – сказал Степан, – публикую фотографию в паблике.
Архары стали спускаться вниз и брать нас с Иваном в тески. В результате мы оказались в кольце – условном ринге диаметром около десяти метров. Степан Гаврик был вместе с нами в круге, вероятно, в качестве арбитра поединка.
– Каждый вновь посвященный архар обязан вызвать магистра на бой, дабы проверить его на прочность и убедиться в праве на трон. С момента существования ордена еще никому не удавалось пошатнуть власть магистра, сможешь ли ты сделать это? – обратился ко мне канцлер.
– С чем черт не шутит, – сыронизировал я, оторвав свой пилум от пола.
– Один рыцарь, который когда-то неудачно пошутил, потом шутил очень много и очень долго, – сказал Иван, – у нас тут много шутников, только вот смешно далеко не всем.
Виндзор опер меч о плече и сделал мне призывающий жест рукой, дважды прижав пальцы к ладони. Я приблизился к нему и сделал выпад вперед, крепко зажав пилум руками. Иван довольно легко ушел от броска, сделав просто шаг назад. Я повторно попытался сделать укол, шагнув вперед, но магистр отбил удар мечом. Двигался он очень легко и проворно, как будто его латы были невесомыми. Мне же движения давались с трудом – доспехи вроде бы были не очень тяжелыми, при этом они сильно ограничивали движения, что сильно усложняло ведение боя. Еще несколько моих попыток нанести удар не увенчались успехом, и тогда я решил использовать пилум по предназначению, со всей силы метнув копью в противника.
Мне показалось, что пилум ударит магистра в голову, но в самый последний момент он сместился в сторону и разрубил копье на две части. Я даже вскрикнул от досады и удивления. Резким движением он подскочил ко мне и ударил по голове плоской частью меча, из-за чего у меня зазвенело в ушах, а после толкнул ногой в грудь, и я с характерным лязгом повалился на пол. По улюлюканьям и возгласам других архаров я понял, что битва закончилась моим поражением. Более того, из-за поломанного пилума рухнула и моя вера в электуса.
– По-прежнему – не побежден, – возгласил Гаврик.
Последнее слово рыцари хором прокричали 13 раз. Я попытался встать на ноги, но сделать это было не так просто. Как перевернувшийся на спину жук, я пытался зацепиться конечностями за пол, чтобы подняться. Получалось у меня примерно так же как у бронированного насекомого. Ни Степан, ни Иван, ни рыцари даже не пытались мне помощь, но словно энтомологи с интересом наблюдали за моими движениями. В какой-то момент я все же сумел посильнее оттолкнуться правой рукой от пола и перевернулся на левый бок, а затем и на живот. Когда я, наконец, поднялся, канцлер сунул мне в руки две части сломанного пилума и указал на кресло за ступенчатым столом – четвертый стул по правую сторону от центрального хода.
Виндзор и рыцари уже сидели на своих местах, когда я поднимался к своему креслу. Мои движения они сопровождали хлопками в ладоши. Поскольку у всех, за исключением канцлера, на руках были стальные перчатки, зал наполняло металлическое звяканье и постукивание. Вначале я думал, что таким образом архары приветствуют нового члена ордена, но когда я занял свое место за ступенчатым столом, то понял, что чествовали они не меня, а канцлера. Гаврик метался по лестнице и раздавал рыцарям золотые бокалы, выполненные в виде классических граненых стаканов, и заполнял их дор краев какой-то зеленой жидкостью из большой стеклянной бутылки с цветной этикеткой. Когда он угощал меня, то я успел рассмотреть на наклейке изображение девушки в коротком зеленом платье с прозрачными зелеными крыльями, похожими на стрекозьи. В каждый бокал канцлер вставлял коктейльную трубочку, чтобы рыцари могли выпить жидкость сквозь прорези в стальных головных уборах. Когда все стаканы были наполнены, Степан спустился вниз и по-турецки сел на упомянутый бардовый пуфик. Себе он угощение не налил. У магистра бокал отличался от стаканов рыцарей. Это была высокая чаша в форме человеческого черепа на резной ножке, инкрустированная различными драгоценными камнями. Иван раскрыл свой шлем, поднял кубок и произнес: – Каждый город – Вавилон. Каждый порок – Вавилонская башня. Огонь – очищение. После чего он одним махом опорожнил весь немаленький бокал.
– Очищение, – хором повторили рыцари, после чего засунули трубочки в отверстия своих шлемов и стали всасывать зеленую жидкость. Получалось это не очень быстро, к тому же смотрелось весьма забавно – взрослые мужики в устрашающих доспехах втягивают жидкость через тонкие трубочки. Впрочем, я делал аналогично. По вкусу напиток напоминал «зеленую ведьму», но был менее сладким. Когда последний архар допил свой стакан и поставил его на стол, раздался симфонические оркестр. При чем это явно не была запись – музыка была живой. Невидимые музыканты исполняли произведение норвежского композитора Эдварда Грига «В пещере горного короля». Под эту музыку в метрах пяти от начала ступеней с потолка стала спускаться круглая площадка, удерживаемая четырьмя довольно мощными цепями. Цепи уходили в специальные ниши в потолке, где, вероятно, располагался механизм, приводивший конструкцию в движение. Весь процесс сопровождался характерным хрустом и переливом металлических звеньев, который завершился громким ударом площадки об пол. Сверху на конструкции размещалась копия Вавилонской башни, точнее вариант этого здания в версии нидерландского художника Питера Брейгеля, высотой примерно три метра. Присмотревшись внимательно, я заметил, что башня была сделана из различных купюр мировых валют – от американских долларов до турецких лир. В следующий миг вся конструкция вспыхнула желто-красным огнем, одновременно с чем Ухгад стал резко увеличиваться в размерах, при чем его шея стала сильно вытягиваться вперед. Буквально за секунды он стал в несколько раз больше, чем был, а за его спиной возникли огромные кожаные крылья, которые совершали пульсирующие движения. Золотые символы на доспехах стали расползаться по его телу, превращаясь в ромбовидную чешую. Вскоре существо стало тусклого желтого цвета, словно выцветшая позолота на советских погребальных плитах. Шлем в виде козлиной морды выдвинулся вперед и превратился в живую голову, напоминающую китайского дракона с красными козлиными рогами и густой красной гривой на шее. Чудовище придвинуло голову к башне и стало жадно вдыхать производимый в результате горения белый дым. Как огромный мощный пылесос дракон всасывал смог, и вскоре догорающая башня потухла, а оставшийся черный каркас сгоревшей дотла конструкции рассыпался в труху. В этот же момент музыка прекратилась. Чудовище издало мощный рев, после чего стало резко уменьшаться в размерах, пока на его месте вновь не оказался магистр ордена рыцарей ступенчатого стола. Иван внимательно осмотрел своих вассалов и произнес:
– Не кровь и пот труда,
И даже не усилия ума в процессе осознания себя,
А лживые желания и чаяния,
Зачахшие над золотом глаза,
Питают рыцарей холодные сердца
Конструкция вновь пришла в движение, потащив площадку обратно вверх.
– Господа, архары, бал не ждет, – сказал Гаврик, вставая со своего пуфика.
Рыцари стали вставать со своих кресел и спускаться по ступеням вниз. Уильяма Виндзора среди них не было. Трон его также пустовал. В какой момент он исчез, было непонятно. Все 13 архаров, включая меня, вышли в фойе. Степан проследовал к двустворчатой двери, возле которой в этой раз уже дежурили двое лакеев в красных парадных ливреях, украшенных аксельбантами, галунами и тесьмой. Голову прислужников покрывали белые парики с завязанными черными бантами хвостами. Каждый из рыцарей считал своим долгом подойти к одному из лакеев, похлопать его по щеке, и всунуть ему в карман какую-то банкноту. При этом слуги вели себя достойно и даже высокомерно, не обращая внимания на фамильярное поведение рыцарей, смотря на происходящее высоко задрав нос. У меня купюр с собой не было, никто об этом не предупреждал, но я не смог отказать себе в удовольствии похлопать одного из лакеев по щечке металлической перчаткой. Дверь вела в бальный зал, который размещался в знакомом помещении с готическими сводами и колоннами со скульптурами рыцарей, которые были свидетелями моей первой встречи с Иваном Ухгадом. Правда, в этот раз в помещении было немного светлее, видимо, яркость тянущихся по всему залу светодиодных нитей регулировалась по желанию администрации. Сегодня здесь было много людей, преимущественно, клерки – вероятно, узкие и значимые специалисты, а также преторианцы – без шлемов и оружия, но в фиолетовых тогах и лацернах, а также в сверкающих лориках хаматах. Также было много обслуги – голых девиц и лакеев в зеленых ливреях, которые перемещались по залу с большими золотыми подносами, на которых были расставлены в форме пятиконечной звезды хрустальные бокалы с горячительными напитками. В конце зала сразу под скульптурой крылатого рыцаря расположился симфонический оркестр, состоящий исключительно из мужчин в черных смокингах и белых рубахах. Вероятно, их я и слышал в зале рыцарей ступенчатого стола. Мужская часть корпорации «АйДи» была в традиционных синих спортивных костюмах и кроссовках от именитого немецкого производителя. У всех лица закрывали золотые маски с улыбающимися выражениями лиц. Прекрасная половина компании была также в офисной одежде – с белыми парадными бантами и советской школьной форме, которая была настолько выстирана и отглажена, что выглядела не хуже бальных платьев. Лица девушек и женщин также закрывали улыбающиеся маски. Преторианцы, по выражению лиц и сканирующему взгляду было понятно, что это офицерский состав, подсознательно сбивались в группы по три-четыре человека и символично формировали посты возле колонн – у ног скульптур рыцарей. По всему залу стоял шум от разговоров под аккомпанемент музыкантов, которые играли лучшие произведения Шуберта. В один момент музыка прекратилась, и вслед за ней все замолчали. Послышались тяжелые скрипучие шаги, которые принадлежали дефилирующему по залу Ивану Ухгаду. В этот раз магистр не был в латах. Наряд его был лаконичен и строг: черные галифе с тонкими белыми лампасами, начищенные до блеска черные сапоги, черный китель с газырями, верхнюю часть которого скрывала накинутая на плечи козлиная шкура, и черно-красная фуражка с белым черепом и костями. Иван остановился в центре зала. Окинув взглядом толпу, он сказал: – Первый танец рыцарей. Дамы и господа, прошу.
Все сотрудницы корпорации «АйДи» выстроились в одну шеренгу с левой стороны зала. К каждому из архаров подошли по два лакея. Один прислужник помогал рыцарю снять шлем, другой держал в руке пустой поднос, куда затем помещался тяжелый головной убор и другие элементы амуниции. В итоге все архары остались в своих традиционных одеждах. Кто в военном кителе, кто льняных штанах и свитере, кто смирительной рубашке. Все рыцари, как и я, были в золотых масках с лицами конкретных людей. Некоторых я узнавал, например, украинского анархиста Нестора Махно, актера Богдана Ступку в образе Богдана Хмельницкого из кинофильма Ежи Гофмана «Огнем и мечом», борца Ивана Поддубного, художника Казимира Малевича, предводителя украинских националистов Степана Бандеру, писателя Михаила Булгакова, генерала армии, освобождавшего Киев, Николая Ватутина. Другие лица я вспомнить не мог. Когда процесс переодевания, точнее раздевания был завершен, архары стали прохаживаться вдоль строя и выпирать себе партнерш. Я последовал их примеру. Во время этого процесса одна из девиц дотронулась до моей руки. Я поймал ее взгляд через маску и почувствовал импульс в сердце. Это была Ольга. Я вывел ее из строя, и она в знак признательности выполнила книксен. Чтобы было удобнее выполнять танцевальные па, она прицепила золотой лик к специальному ремешку на талии. Также сделали и другие выбранные рыцарями дамы. Заиграл вальс композитора Петра Чайковского из балета «Спящая красавица», и пары закружились в танце. Не знаю, как так получилось – я раньше никогда не танцевал вальс, но мне казалось, что получается у меня весьма недурно.
– Ты сегодня очень красиво и стильно выглядел в латах, – сказала Ольга.
– Ты всегда красиво и стильно выглядишь, – ответил комплиментом я.
– Осталось еще совсем чуть-чуть и наша цель будет достигнута, – сказала она шепотом, прислонив лицом к моей маске.
– Все может быть, – ответил я.
– Я верю в это, – сказала Ольга.
– Здесь надо не верить, а делать, – сказал я.
Музыка закончилась, и все танцующие пары остановились. Барышни поклонились своим партнерам, а рыцари ответили резкими кивками.
– Танцуют все, – выкрикнул Иван Ухгад.
Заиграл вальс Иоганна Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» и теперь по залу вместе с рыцарскими парами закружились и обычные клерки. Преторианцы, как и прежде, оставались у ног рыцарских статуй. Я смотрел в глаза Ольги и утопал в их глубине и цвете, когда боковым зрением заметил приближающуюся к нам фигуру Ивана Ухгада. Подойдя вплотную, он нарочито громко кашлянул, и мы остановились.
– Глеб, не уступите даму на танец? – спросил он, улыбаясь.
На моих щеках заиграли желваки, но реакцию лица на беспредельную наглость скрыла маска Сергея Есенина. Беззвучно я прочел четверостишье:
– Не тужи, дорогой, и не ахай,
Жизнь держи, как коня, за узду,
Посылай всех и каждого на хуй,
Чтоб тебя не послали в пизду!
В слух же произнес: – если дама не будет против.
Ольга отпустила мою руку, поклонилась Ивану, и он незамедлительно схватил ее за талию. Вновь сформированная пара закружились в танце. Злоба переполняла мое сердце, и чтобы не разжигать огонь ненависти, я решил не смотреть на них, а утопить свое возмущение в стакане со спиртом. Проходя возле одной из голых девиц с подносом, я схватил с него два бокала и отошел к стенке. Но выпить желанный напиток я не смог. Забыв о маске Есенина, я не взял одну из отдельно лежавших на подносе трубочек – заливать спирт в щель для рта было сложно, к тому же неэффективно – жидкость в рот практически не попадала. Я хотел было вернуться к девушке с подносом, но потом как бы опомнившись, что руки заняты бокалами, решил положить на подоконнике ближайшего витража, где стояла какая-то одинокая девушка. Разглядеть ее мешала тень от колонны.
– Я ненадолго оставлю здесь стаканы, – обратился я к неизвестной барышне, – вам не сложно будет посмотреть, чтобы их не увели.
– Можно сделать проще, – сказала девушка голосом Аннушки, – просто снять маску.
– Точно, – сказал я, услышав знакомый голос и улыбнувшись, – так действительно будет правильней. Поможешь снять?
Аннушка приблизилась ко мне и начала расстегивать защелки лика Сергея Есенина. Несколько манипуляций и мое настоящее лицо было высвобождено из оков.
– Тебе хорошо в латах, – сказала Аннушка.
– Спасибо, – отметил я, протянув коллеге один из бокалов со спиртом, – мне уже говорили об этом.
– А ты знаешь, как скарабеи называют орден рыцарей-архаров? – спросила она.
Я сжал губы и покачал головой.
– Козлиный архарат. По принципу устройства государства со времен шумеров. Во главе системы стоит козел или группа козлов, которые опираются на баранов – касту госуправленцев и религиозных лидеров, отдельно силовой блок. Ниже клерки и остальной более мелкий планктон. Тебе кто ближе халдеи или патриции, в смысле посвященные рыцари или клерки? – спросила Аннушка.
– А тебе? – ответил я, уловив иронию в вопросе коллеги.
– Мне ближе Джордано Бруно, – ответил она, улыбнувшись, после чего ее лицо вновь приняло серьезный вид, – скарабеи верят, что спасти мир может только одно.
– Электус? – спросил я.
Аннушка вновь улыбнусь, и покачала головой: – любовь.
– За это предлагаю выпить, – сказал я, вытянув в направлении коллеги свой бокал.
– А давай на брудершафт? – предложила Аннушка.
– Давай, – согласился я.
Наши руки сплелись в связке, как звенья одной цепи, и мы синхронно выпили дерущую горло жидкость. После этого Аннушка разбила свой стакан об пол и поцеловала меня в губы.
– Глеб, мне кажется…, – началась говорить Аннушка, но неожиданно осеклась.
К нам подходила Ольга с раскрасневшимся из-за танцев лицом и учащенным дыханием.
– Добрый день, Ольга Владимировна, – приветствовала ее Аннушка.
– Привет, Аня, – ответила она.
– Глеб, зачем ты снял маску? – сказала Ольга, посмотрев на меня удивленным и беспокойным взглядом.
– А в чем проблема, – поинтересовался я.
Ольга взяла меня под руку и отвела немного в сторону, чтобы Аннушка не слышала наш разговор.
– Так ты можешь разрушить связь с твоим духовным идолом, – объяснила она.
– А у меня есть связь? – спросил я.
– У тебя в голове рождаются стихи Есенина? – прошептала она.
– Несколько раз было, – ответил я.
– Твоя связь с этим писателем не случайна. Все архары выбирают определенную историческую личность, которую они подсознательно ассоциируют с собой. В этот период жизни ты духовно привязываешь себя к Есенину. Вероятно, это связано и с хулиганской романтикой, любовью к родине, жизни, природе, женщине, и поиску выхода из порочного круга метаний русской души – от разгульного веселья до поиска Бога на дне стакана. В каком-то смысле ты выступаешь тотемом или ваханом поэта, ваша связь происходит через маску, которая является подобием антенны, принимающей его сигнал. Снимая лик писателя, ты разрываешь эту связь.
– Но зачем нужна эта связь? – поинтересовался я.
– Каждый рыцарь нуждается в духовном покровителе, который помогает ему преодолевать душевные переживания, связанные с делом служения. Справиться с этим самостоятельно невозможно. Чтобы заглушить душевную боль практически все рыцари крепко подсаживаются на алкоголь или наркотики. Без покровителя через некоторое время они просто превращаются в овощи. Для избегания этого нужна симбиотическая связь архара с какой-то яркой личностью в истории, которая помогает преодолеть разрыв души в результате рабочего процесса. Ты же прекрасно знаешь, чем мы тут занимаемся. Это, конечно, полностью не избавляет от алкоголя и наркотиков, но помогает сохранять человеческий вид.
Я молча надел маску Есенина на голову, а Ольга помогла закрепить защелки.
– Маску можно снимать перед сном, а надевать утром, – продолжила Ольга.
– Только во сне можно быть самим собой? – посетовал я.
– Боюсь, что в наше время быть собой привилегия, которая, пожалуй, недоступна никому даже во сне, – парировала Ольга, – надоел мне этот бал, поехали лучше развеемся, здесь становится слишком томно.
Я обернулся в сторону Аннушки, чтобы попрощаться, но ее уже там не было. Мы уже подходили к выходу, когда зал прорезал громкий гул, напоминающий то ли гудок парохода, то ли голос огромного горна. Двустворчатые двери распахнулись, и в зал стала входить коробка преторианцев с выставленными вперед и по бокам фиолетовыми скутумами и той же символикой, которую я видел на скульптуре в здании ресторана «Панорама». В центре коробки двое крупных гвардейцев вели под руки какое-то окровавленное тело в забрызганной кровью золотой маске. Я приблизился к коробке, чтобы рассмотреть происходящее. Впрочем, я уже догадывался, что преторианцы завели в зал моего бывшего руководителя Владимира Семеновича. Иван Ухгад, который стоял ближе к концу зала, дважды хлопнул в ладоши, и бойцы остановились примерно в центе танцевальной площадки. Он хлопнул еще раз, и воины из передней части коробки разошлись в стороны.
– Владимир Семенович, дорогой, ну как же вы так. Двум богам не служат. Так сказать, надо либо крестик снять, либо трусы надеть, – сказав это, Иван захихикал, после чего заливной смех всех участников рыцарского бала раскатился по залу.
Затем магистр щелкнул пальцами и преторианцы, которые заводили Владимира Семеновича в зал, сорвали с него маску. Ожидаемо под ней не был культовый советский артист, поэт и бард. Лицо человека оказалось мне незнакомым. Это был взрослый мужчина с рыжими волосами и бородой, частично прорезанными сединой.
– Эх, Владимир Семенович, оставалось совсем ничего, чтобы стать великим. Чтобы лицо на маске стало живым. Жил бы сейчас как Позер – в уважении и алкогольном, пардон, наркотическом трансе, беды бы не знал. Но выбор сделан. По Сеньке и шапка, – сказал Иван, и по залу громовым эхом вновь разлетелся смех.
Ухгад стал хлопать в ладоши, а вслед за ним рукоплескать стали все остальные участники бала, кроме меня и Ольги, возможно, еще кого-то, кто не попадал в поле моего зрения. Под аплодисменты два преторианца занесли в зал заточенное с одного края длинное бревно и установили его напротив бывшего руководителя департамента антиконтента. Двое конвоиров положили Владимира Семеновича на пол, и стали приматывать к его ногам широкие длинные кожаные ремни. Затем четверо гвардейцев положили перед бревном большой мощный камень, куда уперли кол. Один солдат встал над бревном, приподнял его двумя руками и нацелил острие между ног моего бывшего руководителя. Концы ремня взяли в руки по пять преторианцев и под команду офицера пошли к скульптуре крылатого рыцаря, медленно потянув бедолагу в направлении кола. Я не видел самого момента контакта, но услышал разрыв плоти, когда кол начал входить в тело бедняги, и отвернулся. А потом я услышал спокойный и уверенный голос Владимира Семеновича: