
Полная версия
Завет Адмирала
В городе, переночевав в своем студенческом общежитии с видом на величественную Ангару и плотину ГЭС, Женька отправился в областной архив, что располагался в тенистых улочках города.
Центр города, в котором властвовали прошлый и позапрошлый века, демонстрировал вековые деревянные резные ворота и ставни, покосившиеся от времени бревенчатые стены домов, забавные вычурные карнизы и мудреные водосливы, осыпающиеся высокие фундаменты из желтого песчаника. Много раз крашенные глухие заборы, резные ворота и ставни облупились, являя миру ветхость старости и извещая о бренности всего сущего.
Эти улочки города Женька любил. Ему нравилось бродить по тенистым улицам мимо церквей и старых деревянных домов, заросших черемухой и сиренью, теснимых кряжистыми тополями, любуясь стариной и размышляя о своих делах. Но нельзя было не заметить, что некоторые дома от времени практически провалились по самые окна, и было понятно, что суровый к старине новый век их добьет, если не будет обществом оказана срочная помощь.
Нужно сказать, что многое в городе восстановили. Но новодел чаще всего являл картинку лощеную, и дух старины испарялся безвозвратно. А здесь, среди старых обветшалых домов прошлого и позапрошлого веков, витал в воздухе, наполненном тополиным пухом, дух неподдельной старины.
Предъявив свой студенческий билет при входе в областной архив, и насочиняв несколько сонной, но делано ответственной и доброжелательной даме о задании научного руководителя собрать материал по истории сибирской деревни, Женька получил подшивку районной газеты середины прошлого века и стал аккуратно листать желтые ломкие страницы с наметившейся бахромой ветхости по краям.
Поиски всегда дело напряженное и часто утомительное, но стремление к находке интересного и нужного предмета множит силы. Отсидев в тишине зала несколько часов кряду, уже к закрытию архива, нужный номер газеты был обнаружен. И как не обнаружить – статья занимала целую страницу, и было в ней несколько старых фотографий родной деревни у знакомой величественной скалы и людей, когда-то живших в Шаманке. Была в статье и вычерченная старательно вручную схема-карта, на которой обозначалась река, деревня и пунктиром маршруты казаков и отрядов красногвардейцев, что преследовали в те неспокойные времена раздробленные, но еще боеспособные части армии Колчака.
Пересняв на планшет обнаруженную страницу и отдельно схему с подробным изложением маршрута белого отряда с загадочным грузом, Женька обратил внимание на едва заметные следы карандаша под строчками статьи, линии и штрихи на карте. Стало понятно, что кто-то уже интересовался и внимательно изучал этот исторический материал.
В статье, строгим языком с явно активной, тенденциозной и неказистой редакторской правкой, рассказывалось о нагрянувшем в деревню при отступлении отряде белоказаков и о том, как сельчане, вооружившись, сумели отстоять свою деревню и дать отпор озверевшим врагам советской власти.
О кладе в статье явно сказано не было, но приводились слова живших еще тогда очевидцев и участников событий о том, что тащили белоказаки таинственный груз. Упоминалось и то, что были замечены люди, явно не солдатского круга, а высокие чины, отличавшиеся подтянутостью фигур, надменностью лиц, утонченностью манер, в добротном обмундировании и с дорогим оружием. Было сказано, что груз, замеченный у казаков, выглядел как укутанный в брезент то ли ящик, то ли сундук и был он так тяжел, что два рослых коня, увязанные упряжью, натужно тащили его.
И уже в конце статьи историк-исследователь старины делал вывод о том, что, спешно отступая вдоль реки, с ее прижимами и скалами, не могли утащить далеко этот груз казаки. Тем более, что уходили они с боем под ударами преследовавших их отрядов красных героев и многие из врагов Советской власти в этом преследовании были ранены или убиты.
КРУШЕНИЕ ВЛАСТИ СИБИРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА КОЛЧАКА
Верховный Правитель России адмирал Колчак долго колебался при принятии решения и отбыл из Омска в последний момент перед решающим наступлением Красной армии. Все имущество, канцелярию и конвой загрузили в семь поездов, из которых один был заполнен российским золотом – значительной частью золотого запаса Российской Империи.
Золото это теперь выскальзывало из рук. Тяжелый металл искал нового, более основательного владельца из-за жесточайшей с переменным успехом борьбы за власть в России и претензий западных держав – недавних союзников царского правительства.
Союзники проявляли настойчивость, надеялись на возврат выделенных России кредитов, накопившихся за годы войны, и просто наживались в этой неуправляемой, бьющейся в конвульсиях, истекающей кровью стране, которая более всего напоминала смертельно больного в состоянии горячки человека. Подобрались интервенты основательно: с севера вгрызались в плоть страны американцы и англичане, на юге французы, на западе насуплено сдвигали границу германцы, на Дальнем Востоке и в Сибири хозяйничали японцы, а на транссибирской магистрали, − транспортном «позвоночнике» огромной страны, обосновались чешские и словацкие легионеры, парализуя и по ходу дела обирая ее.
Сибирское правительство отбыло из Омска ранее, так, что на месте уже никто не руководил учреждениями и деятельностью правительственных структур. Колчак же тянул, не спешил в Иркутск, необъяснимо для многих ждал, отвергая советы поторопиться, и выехал, когда в пригороде стала разноситься канонада. Это арьергарды второй армии генерала Каппеля встречали передовые дерзкие разъезды армии красных под командованием бывшего подпоручика, а ныне командарма Тухачевского.
Из Омска Верховный Правитель России адмирал Колчак прибыл в Новониколаевск, сделав на пару недель будущий Новосибирск столичным городом. Две недели прошли в судорожной, мало организованной, но активной работе. Адмирал собирал аппарат правительства, отстранял от должности одних, делал назначения других, издавал, порой противоречивые распоряжения, энергично выступал с речами, так, что сорвал голос: все было направлено на исправление ситуации в борьбе с большевиками.
В Новониколаевске появилось эмоциональное «Воззвание Верховного правителя» к населению, в котором Колчак признавал неудачи на фронте и взывал вступать добровольцами в армию, организовывать отряды самообороны, помогать средствами. Впервые, давая себе отчет, что следует опираться все же на людей, обладающих состоянием, Колчак обратился к ним, назвав «имущим населением».
Но ощущалось во всем: активность Верховного не способна раскручивать практически остановившийся маховик власти.
В Новониколаевске оперативно был назначен на пост главы правительства Виктор Пепеляев, взамен отстраненного Петра Вологодского, с требованием от Колчака работать не в пример более активно и жестко.
Ситуация на фронте была крайне плачевной, что отзывалось смутой и в тылу. Казалось, при прибывании Верховного в городе, крепкий и преданный Барабинский полк, вдруг восстал после его отъезда: предательство шло за Верховным правителем России по пятам, ступая шаг в шаг с большевистскими агитаторами.
Развал фронта случился еще летом. Командующий Гайда проигнорировал приказ Колчака о приостановке наступления восточного крыла Сибирской армии под угрозой разгрома войск западного фронта. По решению Верховного требовалась оперативная перегруппировка войск и поддержка западного крыла обороны фронта. Этого сделано не было. Более того восточное крыло фронта продолжало двигаться вперед, не встречая должного сопротивления и этим практически затянуло удавку вокруг западной армии. В результате красные обошли, прошлись по тылам плохо управляемой армии и опрокинули фронт. К поздней осени провал обороны превратился в беспорядочное бегство и дезертирство боевых подразделений.
Генерал Анатолий Пепеляев, − молодой командующий, избалованный воинским успехом 1918 года, в результате отступления практически потерял армию. Сплоченные воинские соединения разложились за два месяца под натиском неудач и большевистских агитаторов. Пепеляев, оставшись только со своим штабом и ротой охраны, обвинил в развале фронта главнокомандующего Сахарова и самого Колчака.
В декабре, когда Верховный Правитель России прибыл на станцию Тайга, его поезд был задержан и окружен войсками генерала. Пепеляев тут же прибыл к поезду и в нелицеприятной беседе с Колчаком, выкрикивая обвинения, потребовал расследования предательства и причин сдачи Омска. Ситуацию спас только что назначенный на пост премьер-министра правительства Виктор Пепеляев, − он примирил Колчака и брата. Сахаров был смещен с должности, а распадающаяся, лишенная общего управления армия покатилась мелеющей рекой с запада на восток.
Целью передислокации Верховного Правителя России был теперь Иркутск, где еще была надежда удержать ускользающую власть над Сибирью.
Власть в Иркутске поддерживал гарнизон в несколько тысяч штыков, среди которых наиболее боеспособными были роты юнкеров, унтер-офицеров и несколько эскадронов казаков, преимущественно уральских и сибирских, на которых и рассчитывал адмирал.
Колчак надеялся закрепиться в Иркутске и, соединившись с армией атамана Забайкальского Казачьего войска Семенова, создать крепкий узел обороны, способный противостоять частям красных. В будущем была надежда сохранить в Прибайкалье власть, выстроить крепкий заслон от Красной армии вдоль Байкала и крепить силу, получая поддержку из Приморья и Забайкалья.
Тем не менее, события в Иркутске развивались в следующем порядке.
В декабре, последнюю неделю уходящего 1919 года произошло восстание в казармах Иркутского гарнизона в Глазковском предместье, раскинувшегося на левом берегу Ангары. Две роты повстанцев, перебравшись через реку, вошли в центр города и сумели захватить телеграф. Получив первый успех, восставшие развернули наступление на гостиницу «Модерн», в которой размещались члены колчаковского правительства. Всю ночь шел бой, но к утру повстанцы казаками и юнкерами были отброшены в сторону рабочего предместья за речку Ушаковку и на этом восстание практически провалилось.
Обыватели могли наблюдать, как бежали по улицам предместья в наступающей темноте в панике затеявшие переворот под натиском казаков. Бегущие толпой люди пытались отстреливаться из винтовок, но выходило нестройно и крайне неэффективно: казаки, проявляя настойчивость, неслись вперед, высекая из брусчатки искры подковами коней, настигали бегущих и яростно выкашивали шашками. Наиболее расторопные из убегающих успевали скрыться под мостом и разбегались по льду речки Ушаковка, прятались во дворах предместья. Вскоре бой утих, а на улицах еще двое суток лежали убитые.
Ангара в эту пору еще не встала под лед и парила, словно свежее стираное белье на морозе, коробились забереги отдельными льдинами. Понтонный мост через Ангару, соединявший Глазковское предместье с центром города, оставшись без присмотра, был разрушен осенним ледоходом с обильной шугой, что усложняло ведение боевых действий по усмирению бунтовщиков.
Начальник Иркутского гарнизона, генерал Сычев, решил привести взбунтовавшийся полк к порядку и решительно открыл с утра артиллерийский обстрел казарм на левом берегу. В ответ на активные действия по усмирению восставших генерал Жанен, − представитель Антанты при правительстве Колчака, неожиданно для начальника гарнизона сообщил, что не допустит обстрела и в свою очередь откроет огонь из пушек по центру Иркутска с бронепоезда.
– Это что за выверты! − ревел на заседании с командирами подразделений начальник городского гарнизона, потомственный забайкальский казак генерал Ефим Сычев. − Предатели, шкурники! Что прикажете делать в такой ситуации?
− Выхода нет, придется подчиниться, Ефим Георгиевич! У них сила многократно поболее будет. Если выступят, сомнут нас как кулек бумажный.
− А подавить мятеж почему они не хотят нам помочь? Это их союзнический долг. Удержим власть в городе, они смогут беспрепятственно отбыть на восток, − продолжал бушевать генерал Сычев.
− Своя рубаха ближе к телу. Берегут то, что имеют.
− Сукины дети! Делают из России как из шлюхи, − все что хотят! – Сычев устало выдохнул и прикрыл лицо руками, задумался и с горечью в голосе продолжил, оглядев подчиненных, собравшихся в ожидании распоряжений:
− Да, уж! Загуляла старушка на старости лет! Встряхнется небось, − омолодится!
Выходило, что генерал Жанен и весь корпус чешских и словацких легионеров заняли сторону восставшего полка против правительства Колчака. Формально это было так, но фактически продиктовано личными интересами, которые сводились к тому, чтобы сохранить в целости железнодорожные пути, вагоны и паровозы, − все то, что было необходимо для эвакуации подразделений легиона и представителей Антанты из пылающей Сибири во Владивосток.
Перед самым новым годом в порт Байкал пришли, вызванные Сычевым по телеграфу, три бронепоезда атамана Семенова из Верхнеудинска для подавления восстания взбунтовавшихся солдат гарнизона.
Показалось, что гибельную ситуацию в городе удастся исправить, ведь бронепоезда – это сила. Но укрытые сталью поезда были остановлены близ города брошенным на путях паровозом. Едва бронепоезда подошли к возникшей на путях преграде, обороняющие дорогу солдаты чехословацкого легиона открыли предупредительный огонь с крутого ангарского берега. Пришлось возвращать бронепоезда назад и ждать исхода событий на берегу Байкала, намереваясь все же как-то поддержать гарнизон. Но вскоре к станции Байкал нежданно подошел из Иркутска и атаковал семеновцев мощный бронепоезд «Орлик» чехословацкого легиона, и белоказаки были вынуждены уйти со станции в сторону Слюдянки.
Творилось непонятное. Недавние союзники теперь противостояли друг другу, решая свои, как оказалось, несовпадающие по цели задачи. Если Сибирская армия белых билась в основном с большевиками за власть над территорией, то легионеры ревностно заботились о контроле над железной дорогой, − старательно оберегали путь на восток, как единственный для своего спасения.
Были памятны еще успешные для белых события лета 1918 года, когда удалось предотвратить взрыв тоннелей отступающими на восток красными войсками на станции Байкал.
Станция и одновременно порт Байкал размещается на скалистом берегу озера у самого истока Ангары, а напротив через реку лепился к скалам на узкой береговой линии вдоль Байкала поселок рыбаков Лиственничный. Поселок с Иркутском связывал Байкальский тракт протяженностью в шестьдесят верст, а станцию Байкал − железная дорога вдоль левого берега Ангары. Добраться до станции скрытно можно было только таежными тропами, что удалось отряду урядника Воронкова, отчаянного и расчетливого опытного разведчика, донского пластуна. Удачная скрытая вылазка конного отряда разведчиков со стороны Иркутска позволила разобрать рельсы и отрезать путь красным по железной дороге на восток, а затем уничтожить четыре тонны динамита, хранимые в вагоне. Страшный взрыв разнес станцию в пух и прах, опрокинул часть жилых построек, и в результате красным не удалось доставить и разместить взрывчатку в тоннелях Кругобайкальской дороги. Тем не менее один тоннель близ Култука красные, отходя на восток, успели все же взорвать. Для восстановления подорванного тоннеля потребовалось тогда три недели напряженной работы, а движение поездов без задержек смогли организовать только к осени.
В январе бои в Иркутске шли вяло: постреливали в городском предместье, в ответ закипала как будто жаркая перестрелка в центре, ей вторила беспорядочная стрельба у реки, и все вновь стихало.
По утру не спешно убирали единичные окоченевшие трупы с улиц: как в основном оказалось не бойцов, а ограбленных, под шумок стрельбы, горожан.
Чехословацкие легионеры удерживали под охраной вокзал и вагонное депо с паровозами, выставив посты на улицах, ведущих к полуразрушенному понтонному мосту и вокзалу, требуя всякий раз не стрелять в сторону железной дороги.
Японцы, закрывшись в глухом дворе частного обширного купеческого подворья у Лагерной деревянной церкви святых Петра и Павла в Глазковском предместье, сидели тихо, усердно занимаясь строевой подготовкой и потягивая местный самогон, за неимением сакэ.
Победы не добились ни восставшие, стремившиеся скинуть власть Колчаковского правительства, ни войска гарнизона. В городе оказалось сразу два центра власти: совет министров правительства адмирала Колчака и Политический Центр, создавшийся из земцев, меньшевиков и социалистов-революционеров. В сущности говоря, обе стороны были одинаково бессильны и не имели никакого основания считать себя правительствами, ибо каких-либо подчиненных им органов управления не имели. Многое в городе держалось на рабочих дружинах большевиков, которые до поры отсиживались в подполье, но с активностью пятой армии Тухачевского, напиравшей с запада, все более проявляли себя.
Население держалось пассивно, выживало, выжидая и чутко прислушиваясь, чья возьмет.
Все изменилось пятого января, когда по всему городу были расклеены объявления об отречении от власти Колчака. Блокированный в Нижнеудинске адмирал подписал указ о передаче власти в России генералу Деникину, а на востоке страны атаману Семенову.
Так автоматически прекратилась власть Верховного правителя России адмирала Колчака в Иркутске, а власть формально оказалась в Руках Политцентра. А казалось, для сохранения власти были вполне благоприятные условия, которые определялись поддержкой союзников по войне с Германией, наличием японских войск на Дальнем Востоке и в самом Иркутске. Добавляло оснований удержать власть значительный, в несколько сот миллионов рублей, золотой запас Российской Империи. Столь солидный капитал как приз нежданно упал к ногам Колчака именно в тот момент, когда он пришел к власти и был признан силами Белого движения Верховным правителем России.
Золотой запас был захвачен в августе 1918 года, когда умелыми боевыми действиями и лихим кавалерийским наскоком ранним утром при блеске шашек полковник Каппель со своими войсками и при поддержке чехословацких легионеров овладел Казанью, выбив на несколько дней из города войска красных.
Весил этот запас более шестисот тонн, оценивался в шестьсот пятьдесят миллионов золотых рублей и требовал значительных усилий для перемещения и охранения: ящики и мешки с золотом занимали сорок поездных вагонов.
Из Казани золотой запас отправили под надежной охраной в Самару, а затем в Омск. Именно в этом городе золотой запас оказался в распоряжении Верховного Правителя России адмирала Колчака, взявшего на себя всю полноту власти накануне.
Через год, когда стало явным то, что власть Колчака пошатнулась, глава иностранной миссии генерал Жанен в Омске перед отступлением предложил адмиралу взять золото под свою охрану, гарантируя его сохранность при доставке на восток. Но что такое гарантии союзников, Колчак хорошо представлял. Адмирал на это предложение отвечал в свойственной ему манере − резко: «Я лучше передам его большевикам, чем вам. Союзникам я не верю».
Этот грубый ответ был, по существу, правильным, так как персональная и единоличная гарантия Жанена не могла почитаться даже минимально достаточной. Хорошо понимал Колчак и то, что, провозглашая лозунг «За единую и неделимую Россию» он выступает против интересов бывших союзников в войне с Германией, для которых сильная и богатая Россия была не нужна, а золотой запас рассматривался как приз за участие в разделе страны. При этом Колчак полагал, что российское золото принадлежит прежде всего российскому народу и должно остаться в России при любых обстоятельствах, даже не смотря на не желаемую им смену власти.
Предлагая Колчаку взять золото под охрану, и давая гарантии сохранности золотого запаса, генерал Жанен предполагал опираться на военную силу чехословацкого легиона.
Легионеры занимали особое и крайне неоднозначное место в тех, столь запутанных исторических событиях. Сформированные в России для борьбы с австро-венгерской и германской коалицией на фронтах мировой войны, после октябрьских событий, армия добровольцев, перебежчиков и плененных чехов и словаков, ранее служивших в воинских частях Австро-Венгрии, числом несколько десятков тысяч штыков, оказалась не у дел. Позорный вынужденный Брестский мир Совета народных комиссаров с германским канцлером вывел Россию из войны с огромными потерями и встал вопрос о возвращении легионеров на родину. Для решения задачи возвращения, понимая, что в сложившемся в стране хаосе только они сами способны решить свою судьбу, легионеры взялись контролировать единственный возможный путь – транссибирскую магистраль, чтобы морем из Владивостока покинуть Россию. При этом и большевики, и контрреволюционные силы стремились вовлечь чехов и словаков в противостояние, надеясь извлечь свою выгоду. В результате исход легионеров затянулся на долгие два года и сопровождался жестким противостоянием со всеми, кто мог помешать им, вернуться домой. Продвижение на восток многотысячной группировки войск сопровождалось грабежами, захватом вагонов, паровозов, ценностей, а также убийствами всех, кто вступал в противостояние с легионерами.
Во время активной борьбы за власть в Иркутске адмирал Колчак находился на железнодорожном вокзале в своем поезде в Нижнеудинске, в пятистах верстах от Иркутска: поезда были блокированы по распоряжению генерала Жанена. Вскоре последовали требования об отречении Колчака от власти и распоряжения об разоружении конвоя.
Понимая, что ситуация складывается крайне неблагоприятно, Колчак в тягостных раздумьях, раздираемый противоречивыми идеями, не решился оставить золотой запас под контролем чехословацких легионеров и уйти с конвоем в сторону Забайкалья и Монголии.
Пытаясь хоть как-то сопротивляться давлению союзников, Колчак решает остаться в Нижнеудинске, силами конвоя держать оборону и не уступать командованию легионерами и генералу Жанену золотой запас. Требовалось дождаться подхода армии генерала Каппеля, которая была вынуждена двигаться в пешем строю вдоль недоступной для них железной дороге по зимнику, тайге и руслам рек. Отставала армия всего-то на пару недель.
Но в ответ на предложение Колчака к конвою поддержать его предложение, практически все из окружения и охраны покинули адмирала. Потеряв уверенность и оставшись только с горсткой преданных офицеров и казаков, Колчак был вынужден довериться командованию легионерами и генералу Жанен. Союзники заверяли адмирала, что берут под охрану и обеспечат безопасность при передвижении через охваченное боевыми столкновениями Приангарье.
Под охрану чехословацких легионеров передавалось теперь и золото.
Понимая, что утрачивается контроль над российским золотом и зная, как обогатились легионеры, Колчак в последние дни перед отречением направил в таможню Владивостока указание о ревизии багажа выезжающих через порт чехов и словаков на предмет изъятия ценностей, захваченных в России. Приказ Колчака для таможни еще более озлобил союзников, что практически предопределило судьбу адмирала.
Этот неподъемный золотой запас Империи, канувшей в небытие, похоже тянул адмирала на дно, как тяжкий камень тянет утопленника, поскольку, даже потеряв власть, Колчак не складывал с себя ответственности за сохранность золотого запаса − достояния России.
Как только Колчак оказался в поезде практически под арестом, со стороны большевистского Революционного комитета, претендующего на полную власть в Иркутске, поступило требование о выдаче адмирала и золотого запаса. В противном случае представители большевистской власти в городе грозились взорвать байкальские береговые тоннели и мосты.
Теперь в штабном вагоне генерал Морис Жанен и командир чехословацкого легиона генерал Ян Сыровы обсуждали варианты дальнейших действий, учитывая сложнейшую ситуацию с дорогой вдоль Байкала.
Жанен информировал Сыровы:
− До нас дошла информация, что генерал Семенов приказал приготовить вагон со взрывчаткой, который стоит на станции Половинка. При вагоне постоянно находится группа саперов и как только поступит приказ, − вагон загонят в тоннель и взорвут. В этом случае дорога будет перекрыта на очень длительный срок. Вот такие наши перспективы.
С другой стороны, − продолжал Жанен, большевики прочно держат власть в Слюдянке и Култуке. В этих пунктах у них крепкое подполье в железнодорожных депо. Власти надлежащей там нет, и никто не способен помешать большевикам сделать то же самое на южной оконечности Байкала в районе станции Ангасолка. Есть информация, что мост через речку и распадок у станции могут заминировать. По мнению наших специалистов, восстановить мост в этом месте быстро не удастся – распадок достаточно глубок.
− Смотрите, генерал, − Жанен развернул перед Сыровы карту Прибайкалья с черной линией Транссибирской магистрали, − дорога на расстоянии около ста километров очень уязвима: десятки тоннелей, мостов, скалы и практически полное отсутствие другой альтернативной дороги.
− Ситуация скверная. Что предлагаете генерал? – отозвался генерал Сыровы, оглядев карту с железной дорогой вдоль Байкала и подробными сведениями о тоннелях.