Сады Драконов

– Знаю, – хмуро сказал Тарас. – Исчез бесследно. Босиком ушел – сандалики у кроватки остались… Я видел. Думали даже, что тебя Близнецы забрали обратно. Или Вук, или даже сам Юмис куда-то дел. Вук нашел след от портала… Тогда и заподозрили, что ты гонец. Но искать тебя… На Вука было страшно смотреть. Долго считалось, что ты погиб. Вероятность самостоятельного выживания – ноль.

– Инстинкты, – пожал плечами Мур. – И… Там в ЛЕСУ было всегда тепло. Не страшно. Очень… Очень красиво. Ел сначала только ягоды и орехи, которые на картинках раньше видел. Еще там яблоки… Ночью звезды громадные. Немного, но зато такие!!… Тишина, никого нет, даже белок каких-нибудь. Я привык к деревьям, к небу… Там-то было безопасно. Трудности начались, когда я сдуру в другой портал вышел. Там тоже был лес, но настоящий, обычный. По ночам холодно, насекомые, ежики, змеи… Дожди. Осень. Страшно и есть почти нечего. Так что впервые-то я недолго бродяжничал, я заболел и вышел в портал к людям. В первый же город. Там была зима… Но у меня уже не было сил искать другой проем. В общем, я спер в магазине куртку, меня поймали и как беспризорника пристроили в приют. Так я научился жить среди людей тоже. А потом вы меня из приюта забрали, и я снова сбежал.

– Тогда никто не знал, что это ты, – словно бы через силу сказал Игнатий. – Это ж было за полвека до твоего рождения. Никто даже не понял, что ты за существо… Как ты ориентируешься во времени?

– Надо знать, где звезда по имени «Всегда», – пожал плечами Мур. – Это не сложно. Но это я теперь умею, не так давно. А сначала я про эту звезду почти ничего не знал, хоть и сам ее придумал, и просто старался убежать как можно дальше от своего времени. И от Дома. Поэтому ушел далеко. Очень. Еле выбрался потом в свое время.

– Тебе удалось невозможное.

– Это простые расчеты.

– Простые для навигатора. Не искали мы тебя. Очень долго не искали, – мрачно сказал Тарас. – Никто не верил, что ты жив. Пока ты сам не объявился в приюте на Айре, и уже такой – ростиком побольше, крепкий, дикий, недоверчивый. Но опять не в своем времени, и мы уж только потом вычислили, что это был ты. В тот раз с тобой опять не сумели поладить. Забрали из приюта, напугали, и ты опять исчез. Говорят, стащил одеяло и детский учебник… Юмис был в ярости. Вот тогда и начался поиск. Да только как найдешь… И никому в голову не пришло искать тебя в Доменах. Не говоря уже о Бездне. Таких гонцов – нет. То есть не бывало.

– Мур, ты видел порталы, когда еще воспитывался на Гекконе? – спросил Игнатий.

– Нет, не видел. Не умел. Порталы в космосе открываются трудно. Позже-то я мог и на ходу, с более-менее большого корабля открыть, но они очень нестабильные, мгновенные, прыгать в них, когда не видишь, куда летишь, да еще с риском раскромсаться на два куска… Или в атомарную пыль… Тогда я еще думал, что мне нужны корабли. Не верил порталам, вернее, не очень умел ориентироваться, особенно в пространственных слоях.

– Какая-то у тебя нездешняя физика.

– Я мало знаю, чтоб толком в ней разобраться, – пожал плечами Мур. – А с норами и лазейками все началось в том доме в лесу. С перепугу, я думаю. Хотя и раньше, из таймфага, я видел… сам не пойму что. Такие искры, которыми эти проемы оборачиваются в яви. Эти искры будто прожигают мозг, когда так велика скорость. В стабильной системе, на большой планете, искры превращаются во что-то вроде сосудов. Но перемещение по ним мгновенно. Это такая… Невидимая сеть капилляров, которая пронизывает все пространство. И все время. А вы знаете еще таких людей, кому эти проемы открываются?

– Мур, обычно гонцы перемещаются в пределах ста-ста двадцати километров. Кто посильнее – в пределах материка. Юмис может перемещаться по всем своим планетам. Но – навылет через космос… На страшные расстояния… Запредельно. Да еще через время? Таких не бывает.

– То есть это мы так думали! – хмыкнул Тарас. – Потому Служба столько раз и упускала тебя прямо из рук. Мурашка, да как же ты уцелел вообще… Котенок бестолковый? Как же ты один со всем этим? Без помощи, без подстраховки, один… Не пропал, не заблудился…

– Заблудиться можно в два счета, – Мур поправил капюшон. И на всякий случай покрепче застегнул его под подбородком. – Но, во-первых, все порталы обычно открываются в такие места, что мне… Ну, как бы подходят. Где легче. Или о которых я мечтаю. Всегда с подходящим составом атмосферы. Во-вторых, я никогда больше не ухожу на той стороне далеко. Не заигрываюсь с пластами и лентами времен. Слежу, где звезда Всегда.

– Ах да, звезда Всегда, – хмыкнул Тарас. – Такая разве есть?

– Есть. Я придумал ее, а потом оказалась, что она на самом деле есть. Я ее нашел. Она равна самой себе во всех временах. Вроде оси сквозь Бездну. Если чувствуешь ее – никогда не собьешься с курса.

– Как можно чувствовать звезду?

– Они же излучают полно во всех диапазонах, – удивился Мур. – Воют или скрежещут. Иногда поют. Я в таймфаге это все различаю и использую. Но звезда Всегда – она живая. Я с ней даже говорил.

– Живая говорящая звезда? – усмехнулся Тарас.

– Мурашка не сумасшедший, – посмотрел на него Игнатий. – Это Юмис воткнул посреди Бездны такой маяк в виде звезды. И с разумом такого маяка вполне можно общаться. Но если только ты – наш тайм-навигатор последних поколений.

– …Я это себе по-другому объяснял, – беспомощно усмехнулся Мур. – В общем, я чувствую, где Всегда. И никогда не прохожу во вторые проемы, если не увижу звездного неба и не пойму, где я и когда. А то однажды заблудился… Мало не показалось. Тогда-то я и решил вернуться.

– И это, похоже, было непросто. Дикие флоты, да?

Мур кивнул:

– Дикие флоты – тоже. Расстояние – не так сложно. В конце концов, я всегда почти мог попасть на Айр, в леса за Лигоем. Там кедры, орехи. Ягод много. Змей, волков, ехидн каких-нибудь – нет. Безопасно. Всегда можно отдышаться, прийти в себя… Сложно – попасть в правильное время. Сначала я от страха так все запутал, чтоб Близнецы не нашли, что сам перестал понимать, в «когда» я. А в не своем времени все как будто понарошку, тоскливо, муторно, одно только хорошо: Сеть меня не видит. И Служба тоже. Как будто я невидимка. Так что домой, но не в свое время возвращаться – это не домой. Не вжиться никак… А когда наконец нашел истинное время, свое, то это оказалось очень далеко от Дракона. Можно, я не буду рассказывать? Дальше – тупые, бессмысленные приключения. Пустая трата времени и сил.

– Резкая оценка. Значит, ты решил вернуться домой для того, чтобы жить по правде?

– Я перестал расти. Во всем нормальном мире существ моего роста никто не принимает всерьез.

– Даже в Бездне нави из Дракона – существа, о которых все слышали, – сказал Тарас.

– Но никто сразу не верит, если говоришь, что вот он ты, навигатор, – усмехнулся Мур. – К ротопульту еще надо попасть. В Доменах, конечно, проще, а Дикие флоты сами навигаторов и бустеров перекупают, крадут… И вообще разбираются в скоростях. Там-то, на Навете, сразу поняли, что я пилот. Но… В общем, мне быстро стало ясно, что мое существование и какой-нибудь труд будет иметь смысл только там, где меня такого создали. И захотелось Домой. Как колдовство какое-то. Решил: вернусь честно. Сразу скажу, кто я. И если меня Близнецы сразу заберут и попробуют прикончить, я убегу ведь все равно, через первую же нору, и тогда уж – безвозвратно.

– Ах, Мурашка, Мурашка… А сейчас у тебя есть какой-нибудь проем?

– …Пять, – повертев головой, ответил Мур.

– …Сколько?!

– Пять, – повторил Мур. – Один – на Айр, три – не знаю.

– А про Айр почему знаешь?

– Там воздух особенный. Я там часто бываю. И там сейчас осень. Пахнет… Кедрами и мокрыми осинами. Да это ваш проем, он за вами тянется, как я вас увидел в холле. Понимаете, люди, недавно переместившиеся на большое расстояние, тянут за собой что-то вроде следа. Если мне интересно, откуда они, проем стабилизируется.

– Невероятно.

– Но вы не удивлены.

– Нет. Я – поражен. Мне неизвестно, чтоб были… Прецеденты. Такие расстояния…

– А чем вообще гонцы занимаются? Они тоже видят проемы и перемещаются по ним? Что-то вроде секретной фельдъегерской службы?

– Мурашка, да нет таких гонцов, как ты, – с усмешкой кивнул Игнатий. – Самые гениальные могли перемещаться в пределах одной планеты. Трудно поверить…

Мур поднялся и пошел в сторону проема на Айр. Игнатий и Тарас не подумали его останавливать. Либо не верят еще, либо – наоборот… Не оглядываясь, Мур вошел в душистый и светлый, пахнущий кедрами и ночным дождем мир Айра: раннее утро. Осень. И никого вокруг. Рассвет. Знакомый лес над широкой рекой. Мур подошел к обрыву, обнял добрый громадный кедр и прислонился лбом. Жаль, что долго тут быть нельзя. Не надо, чтоб Игнатий волновался. Он еще посмотрел, как в лесных далях, синеющих за рекой, розовеют под встающим солнцем белые строения Венка, как медленно-медленно, качаясь будто золотая лодочка, падает с березы лист. Тут осень. Что же им принести в доказательство, что он тут был? Осенние листья? Он посмотрел вокруг – а под ногами-то сколько шишек… Кедры и кедровые шишки были одним из символов этой покрытой густыми лесами планеты. Он и сам их любил. Подобрал шишку, свежую, смолистую, понюхал, ежась от удовольствия, спрятал в карман для себя, поднял еще три штуки покрупнее.

Шагнуть в полутемный проем, из которого тянуло искусственно согретым воздухом, было неприятно. А раз неприятно, пришлось прикладывать усилие. Когда он вошел, то едва не столкнулся с Тарасом. Тот молча отступил, цепко разглядывая его, потом очень осторожно снял с плеча Мура крошечный желтый в коричневом узорчике березовый листок и убрал в маленькую коробочку. Мур усмехнулся и протянул ему одну из шишек. У Тараса расширились зрачки. Он взвесил шишку на ладони и прошептал:

– Грамм сто семьдесят… И одежды на тебе на полтора килограмма…

– Это важно? – удивился Мур. – Да вот еще, – он положил шишки на край стола Игнатия – очень напряженного – и даже достал из кармана свою. – Это вам лично.

– Спасибо. Обычно каждый грамм перемещенного вещества достается очень тяжело, – сухо сказал Игнатий. – А ты раньше перемещал объекты?

– Не очень заметные. Яблоки или, вот, шишки.

– Ты часто бывал на Айре?

– Чаще, чем где либо. Ну… Я ведь пытался вернуться, – Мур старался говорить как можно более четко и не ныть. – Бродяжничал по Айру вдоль рек или по морским берегам. Однажды, с разрывом в десять лет от своего времени, целую зиму прожил в заброшенном детском лагере, потому что там оказался громадный склад с консервами и старенькие компьютеры с учебными программами, и я сидел, учился… Только это очень тоскливо было… И холодно. Был помладше – даже в приют приходил, хотел как-нибудь затеряться и пристроиться. Но на Айре люди, раз Геккон в небе, опытные. Быстро поняли, что я – нави. Быстро среагировала Служба. Еще быстрее – Сеть, хотя вроде и не поняла, кто я. Пришлось смыться, и, да, это тогда я спер одеяло.

– И учебник, – тоскливо сказал Тарас.

– Да, по математике.

– Зачем это было надо – смываться? – сказал Игнатий с досадой. – Какая разница, в каком времени жить?

– Потому что смотрят… Так, как смотрят. Вы хоть понимаете, кто я и что я такое. А там – никто не понимал. Трудно считаться монстром. Легче, конечно, в тех краях, где про нави и не слыхали, нет Сети и даже мысли никто не допускает, что бывают искусственные люди. Но там зато и выживать трудно, очень трудно. И выживать ради лишь самой жизни – нет смысла.

Игнатий чуть приподнял тяжелую руку:

– Погоди. Мурчик, а чего бы ты хотел прямо сейчас?

– Сбежать, – честно сказал Мур. – Я этого все время хочу. Привык один. Сам по себе, сам за себя отвечаешь, сам выживаешь. А тут выживать не надо… И все время надзор, – он покосился на Тараса. – Никто не доверяет. Но сбегать бессмысленно. Я могу пригодиться только здесь. А можно, я лучше вот еще туда и туда, – он показал рукой, – схожу? В четвертый не пойду, там ночь.

– Темноты боишься?

– Нет, – Мур подошел к ночному проему и принюхался. Пахло углем, тяжелыми машинами, топливом. Вдали и внизу на черных уступах пологих склонов перекрещивались лучи прожекторов, урчало и грохотало что-то железное. – Это, вроде, открытый угольный карьер… Что там делать.

Тарас и Игнатий переглянулись. Тарас пожал плечами:

– Михаил вчера прилетел с Тейваса.

Мур перешел к другому проему. Игнатий остановил его:

– Не надо, пожалуйста, не выходи. Расскажи так, что видишь.

– Лес. Обыкновеннейший лес. Сосны, брусничник. Тоже осень, как на Айре, только это не Айр. Другой воздух. Небо серое, дождь собирается… А тут… Ну, это Архипелаг, это я узнаю.

– Проемы, которые ты видишь, вероятно, связаны с людьми, которые недавно прибыли оттуда.

– Наверно. Так часто бывает. Но я много вижу проемов, которые опознать не могу. Вот когда подлетали сюда, я из люггера видел в огромной скале проем в какой-то южный город: пыль, жара и красный дирижабль в небе. Дайте мне какие-нибудь маячки, которые легко засечь и подобрать, а я их буду оставлять, где бываю. Тогда можно будет точно засечь координаты.

– Мурчик, – вздохнув, жутко нежно сказал Тарас. – Ты сказал, что видишь пять нор. Но о пятой не сказал ничего.

– Ну, я знаю это место, я там часто бываю. Бывал. Это золотая страна, где нет людей. По звездам понятно, что она где-то в Доменах. Но я не знаю, как она правильно называется. Она очень странная. И такая… Вроде сказки. Все в узорах, даже дороги. Там нет людей, и всегда понятно, что без повода туда лучше не ходить. И…

– Что?

– Ну, раз она открылась, мне что-то или кто-то угрожает. Или мне просто так кажется. Или я просто слишком сильно хочу сбежать.

Золотая страна в самом деле была местом волшебным. Портал в нее, широкий, как ворота, теперь сопровождал Мура постоянно, в какое бы помещение его не вели – потому что было страшно и сбежать хотелось невыносимо. Из кабинета Игнатия, из столовой, из своей комнаты он смотрел в золотой, сказочный свет портала, дышал теплым ветерком оттуда и не понимал, почему остается в сером обычном мире, где ему никто не верит и Тарас все время рядом и не отводит глаз. И временами его медвежья лапа тянется прихватить за шиворот – но Тарас спохватывается и руку отводит.

Прямая охрана стала кошмаром на расстоянии вытянутой руки. Едва Тарас вывел Мура из кабинета Игнатия, команда Тараса, волки, перестала держаться незаметно. Больше он ни на миг не оставался один: сменяющиеся вахты молодых внимательных мужчин, готовых схватить при любом подозрительном движении, контролировали каждый шаг. Дивизион «Кабир». Эмблема с бегущим волком. Они молчали, старались быть неслышными – не мешали ни врачам, ни инструкторам: занятия и тренировки продолжались весь день по расписанию. На тренировке волки даже подсказывали, как что сделать лучше, подстраховывали, когда Мур отваживался на акробатику. Неприятно стало разве что за едой, неловко: человек сидит рядом и старается не смотреть к тебе в тарелку. В душ пошел в трусах – все равно противно. Первый вечер Тарас сам просидел с ним, пока Мур не уснул – потом его сменили двое парней. Мур проснулся ночью – и его затрясло, когда он увидел каких-то полузнакомых людей в форме. Портал развернулся прямо в стене у кроватки, и ветка дерева с яркими, солнечными зелеными листьями протянулась в метре над подушкой. Можно скатиться с кроватки в траву, и парни ничего, ну вот ничего не успеют… Мур лежал неподвижно, почти не дыша, и смотрел на ветку. Солнечный отсвет на ней постепенно темнел, становился золотым, закатным. Когда он впервые попал туда, тоже был вечер.

А он был маленьким. Куда меньше себя теперешнего, еще рос и потому всегда был дико голодным. Когда из поздней осени, сквозь дождь и голые ветки орешника, в котором, кашляя, пытался найти на ветках или на земле хотя б пару не сгнивших орехов, в подвернувшейся щели он увидел зеленое лето и какой-то вроде бы сад с полными плодов деревьями, он прыгнул туда не задумываясь. Тепло, еда и нет людей – больше ничего не важно. Он долго, как от хищника, убегал от дыры в темную осень, потом, быстро выбившись из сил, упрямо брел, путаясь в теплой густой траве и срывая на ходу низко висящие, тяжелые яблоки со щедрых, переполненных веток. Яблоки были сладкими, аж темнело в глазах. Это в самом деле оказался сад с очень старыми, корявыми деревьями, заросший высокой, ему по грудь, шелковой травищей. Солнце пекло макушку. Он обсох, согрелся, наелся желтых сочных и красных очень сладких яблок, в конце концов запнулся, упал и не стал вставать. Примял себе гнездо в высокой траве и уснул сразу и глубоко. В саду было безопасно почти как в ЛЕСУ. Людей не было. Никаких. Бояться некого. Несколько дней он ел, спал, грелся на солнышке. Ночью тоже было тепло, а в небе – так густо и светло от звезд, что сразу ясно – он где-то в Доменах. Дни катились, как спелые яблоки. Кашель прошел, силенок добавилось, и стало интересно, что там дальше за садом. И он пошел жить дальше. Яблоневый сад сменился сливовым, и там он пожил дня три. Потом – персиковый, потом – ореховый. Он стал весь толстенький и ленивый. И шарахался от любых порталов и нор.

А за ореховым садом текла река. Широкая, ласковая и величавая. Золотая от солнца посередине и в узоре отражений деревьев вдоль берегов. Спокойная, не то что страшноватый стремительный поток в ЛЕСУ. Этой реки он не боялся. Пожил на берегу: купался, валялся на нежном мелком песке, наблюдал за мелкими речными чайками и за бликами солнца на воде; проголодавшись, поднимался в сад за орехами. С кожи сошли все болячки, волосы сами собой распутались и стали мягкими. Нервы тоже сделались спокойными и мягкими. Стало интересно, в какое море течет эта река, и он потихоньку побрел вниз по течению. Иногда мимо, обгоняя его, проплывали листья или яркие цветы.

Но вдруг как-то вечером сады вдоль берега кончились и он вышел на ровную и круглую, как тарелка, огромную равнину с золотым сиянием посредине. Низкое солнце, подталкивая вперед, светило в спину, и вся равнина выглядела будто специально для него нарисованной картинкой – кроме слепящего, толком не разглядеть, золотого скопления в центре. Город, что ли? Сначала он испугался: в городе люди, они обидят – но любопытство победило. Эта золотая страна такая добрая, может, тут и люди такие же спокойные и добрые? И не прогонят? Река текла прямо к городу. Потихоньку он пошел вперед. К сумеркам, когда солнце спустилось за верхушки садов, он разглядел, что город не очень большой и в нем много маленьких красивых домиков, мостиков, башенок. Когда совсем стемнело и он размышлял, где б устроиться переночевать, набрел на маленький деревянный причал, возле которого было вытащено на берег несколько старых, рассохшихся, полных щелей лодок. Для плавания они не годятся, а вот для ночлега – вполне. Он забрался в лодку – в ней было сухо и уютно. Доедая последние орехи из кармана, он долго сидел на кормовой скамейке и сквозь ночь смотрел на тускло мерцающий под густыми звездами золотой город. Там не загорелось ни единого огонечка. Ни свечечки. Значит, там нет людей. Он даже немножко расстроился, хотя и не успел толком вообразить этих добрых людей. Ну, что поделаешь, и он, оставив на утро два последних ореха и маленькое красное яблоко, свернулся калачиком на дне лодки и уснул так же сладко, как и в душистых садах: если нет людей и зверей, то нет и опасностей.

Город в самом деле оказался пуст. Он дошел до первых узорчатых домиков к полудню: никого. Все окна и двери крепко закрыты. По узкой, мощеной белыми камнями улочке, оглядываясь на пустые окна, вышел на площадь с крошечным, едва слышно журчащим золотым фонтанчиком в центре. Попил и умылся. Пошел дальше, уже более широкой улочкой, и нашел маленький садик, где росли два огромных-преогромных розовых куста и старая яблоня. Поел яблок, сунул парочку за пазуху и пошел дальше. Синее небо дружелюбно смотрело сверху, а улица вывела его к заросшему высокой травой парку за высокой золотой решеткой забора. Он подошел к закрытым воротам и уже хотел протиснуться между прутьев решетки – но, едва он тронул толстый, нагретый солнцем прут, ворота дрогнули и медленно стали отворяться навстречу. Волшебство! Он скорей побежал в зеленую тень деревьев по белой песчаной дорожке, по бокам покрытой мхом, – как же давно по ней никто не ходил! Деревья парка, громадные, темно-зеленые, с черными толстыми как башни стволами уходили вершинами к небу и шелестели там в высоте тяжелыми листьями. На одной из полян он нашел солнечные часы – полдень? Все еще полдень? Как это? На этой полянке что-то не так со временем. А ну и что. Ведь тут хорошо. На другой поляне нашлись качели, маленькие, совсем для малышей – но ему пришлись как раз, только ноги немножко цеплялись за травку, и он, немножко покачавшись, пошел дальше. Из заброшенных клумб лезло цветочное, одуряюще пахнущее разноцветное буйство. Еще одна поляна – и золотая, вся узорчатая, невысокая горка. Съехал – нормально, скользкая. И увидел впереди за расступающимися деревьями бело-золотой дворец. Невысокий, с большими зеркальными окнами на первом этаже и маленькими на втором, с флюгерами-петушками на угловых башенках, с каменными львятами у пологих лестниц. Он поднялся по широким ступенькам и заглянул в стеклянные двери: в синей прохладе игрушки на золотистом паркете. Много-много. Лошадки, карусельки, паровозики, куклы… Да что ж это за место такое? Разве такие места бывают по правде? Он нечаянно коснулся локтем причудливой ручки двери, и створки тут же начали расходиться, впуская. Хрипловато прозвенел маленький колокольчик.

В детском дворце он, перебирая волшебные игрушки, провел остаток дня и переночевал в маленькой кроватке в узорчатой спальне. Но, хоть он и нашел кухню и всякие кладовки, никакой еды там не было. Поэтому утром он вышел искать еду – и за дворцом попал в лабиринт обмелевших прудов и разросшихся зеленых изгородей. Ничего, выбрался к полудню и через еще одни послушно открывшиеся при прикосновении ворота вышел в город и по нарядной улице дальше на золотую, невыносимо узорчатую – даже белые булыжники под ногами в узорчиках – небольшую площадь. Здесь все сияло и переливалось. Фонтан посреди площади шумел, исправно посылая в небо дробящуюся в брызги невысокую струю. Он скорей подошел попить – попил, умылся, еще попил, выпрямился. И увидел, как с той стороны фонтана стоит и громадными глазами изумленно смотрит большой мальчик в черном. Мур дернулся убежать, но мальчик вскинул к нему руки:

– Ой, не убегай! Ой, только не уходи! Не бойся!!

Понятный, родной язык ошеломил. Мур замер. Мальчишка бегом обогнул фонтан и схватил за плечи:

– Ты кто? Ты откуда тут такой?

– А ты? – вывернулся и отскочил Мур.

Мальчик – его синие глаза пылали, как сверхгорячие звезды – выставил ладони:

– Прости-прости-прости не буду больше хватать! Я просто очень сильно удивился! Тут никогда никого не бывает!

– Я тут первый раз, – сознался Мур. – Не понимаю, что это все за волшебство… Целая золотая страна. Только еды нету. То есть там, далеко, – он махнул за спину, – сады с орехами и яблоками.

– Сейчас, – мальчик порылся в карманах многослойного, неописуемо роскошного тяжелого черного наряда и вытащил горсть крупных орехов. – Да, еды нету… Потому что людей нет, это запретное место. Корабли сюда не летают.

– Почему запретное?

– Слишком много опасных чудес.

– Я не видел ничего страшного. А люди вымерли?

– Да их тут и было немного. А я всех потом переселил, потому что… Не место для людей. Тайн многовато. Расколоть тебе орех?

И они сидели на бортике фонтана, иногда орошающего их водяной пылью, кололи орехи, ели и разговаривали:

– Ты похож на бродячего котенка, – сказал мальчик. – Кто ты, такой маленький? Ты один?

– Один, – кивнул Мур и впервые в жизни почувствовал, что «один» – это как-то нехорошо. – Но я ничего, живу. Так, гуляю везде, смотрю. Я… Ну, правда какой-то бродячий. Я заблудился насовсем, и теперь просто хожу из мира в мир, с планеты на планету. Но такую золотую сказку первый раз нашел. – Какой этот мальчик красивый и сильный. И добрый. – …А ты почему-то похож на волшебника.

– Немножко есть, – кивнул он. – Ты тоже волшебник. Неволшебники сюда попасть не могут. А ты чего с планеты на планету бродишь, пешком что ли?

– Пешком. Через норки.

– А-а, пространственные порты. А зачем? Что ты ищешь?

– Я не знаю, – растерялся Мур. – Но, наверное, когда найду – узнаю? Вот, например, тебя нашел.

– Значит, ты заблудился?

– Ну, пространственно-то я понимаю, где я. Это Домены, по звездам понятно. На любой планете сразу все понятно, стоит посмотреть ночью на небо. Звезды все скажут. Но… Я во времени заблудился. Не понимаю, в «когда» я. А ты понимаешь?

– Да, – он смотрел со все большим изумлением. – Да откуда же ты такой?

Мур махнул рукой:

– Да ну их. Я убежал… Но заблудился. Все хорошо, но, когда живешь не в своем времени, то все будто не по правде. Вот была бы такая звезда… По имени Всегда, чтоб помогала ориентироваться. Поговорить с ней, и сразу ясно, в «когда» ты.